Kitobni o'qish: «Маркус и девочки»

Клаус Хагерюп

Shrift:

Klaus Hagerup

Markus og jentene

* * *

Глава первая

– Ну вот, опять, – заметил Сигмунд с беспокойством в голосе. – Это же ненормально, Макакус!

– Что поделаешь, Сигмунд? Просто… так получается.

– Ничего просто так не получается! Есть у тебя свобода воли или нет?

– Не думаю.

– Конечно, есть! Иначе бы тебя просто несло куда попало.

– А разве меня не несет?

– Вероятно, у тебя проблемы с гипофизом.

– Наверное, – вздохнул Маркус. – Я так и думал.

– Сначала была Эллен Кристина, потом Беате, Карианна, Муна, затем Ханна, потом Хильда, Турид, Эллен, Лисе, а потом – Анне Берит…

– Нет, потом была Хайли.

– Нет, Хайди была после Анне Берит.

– Правда?

– Да.

Сигмунд строго посмотрел на Маркуса:

– А потом еще Трюде, Элисабет, Тереза… Да все девчонки в классе! И кто теперь?!

– Теперь Эллен Кристина.

– Эллен Кристина?! Опять?!

– Да, – тихо ответил Маркус, – у нее такие красивые уши. В прошлый раз я не обратил на них внимания.

Маркус Симонсен снова влюбился. Уже в пятнадцатый раз с тех пор, как перешел в новую школу. А случилось это два месяца назад.

– Сигмунд, ты думаешь, я… нимфоман?

Сигмунд рассеянно кивнул:

– Очень боюсь, что да.

– Но мне всего тринадцать! – сипло прошептал Маркус. – Что же я стану делать, если и дальше так будет продолжаться?

– Конечно, всегда остается возможность кастрации, – медленно произнес Сигмунд.

– Сигмунд!

– А что? Самая обычная хирургическая операция. Мы, например, на прошлой неделе кастрировали кота… Он успокоился и перестал орать.

– Я не ору!

– Пока что. Но со временем…

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю то, что я знаю, – сказал Сигмунд и покраснел.

– Я не хочу, чтобы меня кастрировали!

– Расслабься, я пошутил, – улыбнулся Сигмунд.

– А мне не до шуток. Это просто кошмар какой-то!

Маркус жалобно посмотрел на Сигмунда. Они шли домой из школы по узкой дорожке, посыпанной гравием. Сигмунд – высокий элегантный брюнет, и Маркус – низенький неуклюжий блондин. Дул сильный ветер, одна из тех осенних бурь, когда Маркус чувствовал, что вот-вот взлетит.

– Ну помоги же мне, Сигмунд! Скажи, что я могу… О, только не это! Вон она!

– Кто?

– Эллен Кристина!

Она бежала вниз по дороге рядом с Муной. На девочках были короткие кожаные куртки, узкие брюки и ботинки «Катерпиллар». Волосы Эллен Кристины развевались на ветру, и Сигмунд с Маркусом увидели ее уши. Они были маленькими, чуть оттопыренными и слегка покрасневшими от холода.

– Привет! – крикнул Сигмунд.

– Ой!

Маркус натянул куртку на голову и застегнулся на все пуговицы. Девочки остановились и помахали им:

– Привет, Сигмунд! Здорово, что сегодня пятница, правда?!

– Да, здорово! – крикнул Сигмунд. – И на погоду грех жаловаться.

– А мы и не жалуемся, – крикнула в ответ Эллен Кристина, – мы идем на гандбольный матч! А почему Маркус без головы?

– У него мерзнут уши! – прокричал Сигмунд.

Девочки помахали и побежали дальше. Маркус все еще стоял с курткой на голове.

– Можешь вылезать, Макакус, они ушли.

Из дутой куртки медленно всплыло бледное лицо.

– Боже мой, Сигмунд! Ты видел эти уши?!

– А что в них такого особенного?

– Разве ты не заметил, что они… не как у всех? – возбужденно прошептал Маркус.

– Уши у всех разные, – с превосходством в голосе проговорил Сигмунд, – если только эти все не клоны.

– А ты не заметил, что они похожи на мидий?

– На мидий?

– Да, на мидий с жемчужинами.

– С жемчужинами?

– Да-да! У нее сережки прямо как жемчужины в мидиях.

– Ты что, умудрился разглядеть отсюда ее сережки?

– Нет, я изучал их на последнем уроке. Я все время на них смотрел. Пока мы писали сочинение.

– И как же ты смог его написать?

– Она меня вдохновляла. Я написал про молодого человека, который ныряет за жемчугом на Мальдивах. И в море он встречает русалку, у которой вместо ушей ракушки с жемчужинами.

– У русалок не бывает вместо ушей ракушек, – хмыкнул Сигмунд.

Маркус весело удивился:

– Не знал, что русалки вообще существуют!

– Этого нельзя знать наверняка, – коротко ответил Сигмунд.

– Тогда нельзя наверняка знать, что у них не бывает ракушек вместо ушей.

– Можно предположить, что не бывает, – сказал Сигмунд с некоторым превосходством.

– Но рыбьи-то хвосты точно есть?

– В теории.

– Да мне плевать на теорию! – обиженно произнес Маркус.

– Знаю. Поэтому у тебя так плохо с математикой.

– Вовсе нет. За последнюю контрольную я получил четверку.

– А я пятерку, – ответил Сигмунд, довольный собой.

Маркус секунду раздумывал, стоит ли продолжать дискуссию, но он знал, как бы долго они ее ни вели, последнее слово все равно останется за Сигмундом. Кроме того, мысли его самого все еще занимали уши Эллен Кристины, поэтому он решил прекратить спор:

– В любом случае это лучшее сочинение в моей жизни.

Сигмунд улыбнулся. Такая улыбка появлялась на его лице всякий раз, когда он выигрывал спор. Маркус сделал вид, что ничего не заметил.

– Молодой человек и русалка остаются на морском дне. Они женятся, и у них рождаются дети.

– Сколько?

– Косяк, – ответил Маркус.

– Косяк рыб?

– Ну да, русалка же наполовину рыба!

– Невозможно рожать рыб, это совершенно нереально.

– Это был всего лишь один маленький косячок, – пробормотал Маркус и тут же подумал, что, в сущности, в сочинении было довольно много нереального.

Нереальным, например, являлось то, что молодой человек выжил на морском дне, нереальным было и то, что там же отпраздновали свадьбу, и уж совсем нереально, что у человека и русалки появились дети. Если русалка – наполовину рыба, то Маркус вообще не понимал, как можно этих детей сделать?! Ну а то, что в результате получился косяк рыб, раз уж все-таки им это удалось, то, возможно, эта фантазия оказалась самой реальной во всей истории.

– Ну, рыбки – значит, рыбки, – кивнул Сигмунд.

– Это не имеет значения! – горячо ответил Маркус. – Главное, что сочинение написано с большой любовью.

– К русалке?

– Нет! К Эллен Кристине. Я люблю ее, Сигмунд. Ответь, что мне делать?!

– Так и скажи ей, что ты ее любишь.

– Ты что, рехнулся?

– Тогда покажи ей свое сочинение.

– Что?

– Скажи, что она тебя на него вдохновила.

– Да она просто надо мной посмеется!

– Нет, если сочинение и вправду хорошее. К тому же косяк рыбок не очень большой, – добавил он задумчиво.

– Я не смею! Ты должен помочь мне, Сигмунд!

Сигмунд наморщил лоб. Он знал, что так выглядит еще умнее, чем обычно.

– Окей, Макакус, – проговорил он медленно. – Я так и сделаю.

– Сделаешь как?

– Покажу ей сочинение и скажу, что это я его написал. Если она будет смеяться, я как-нибудь перенесу. Ну а если нет…

– Если нет?!

– Тогда я признаюсь, что это ты написал сочинение и еще что ты…

Маркус посмотрел на него, полный нетерпеливого ожидания:

– Что я?

– Что ты наконец-то нашел свою жемчужину, – ответил Сигмунд…

Шел понедельник. Раздался звонок с последнего урока. Сигмунд схватил Эллен Кристину за руку и сказал, что написал сочинение и очень хочет его ей прочитать. Девочка уселась на мусорный ящик в дальнем углу школьного двора и раскрыв рот смотрела теперь на Сигмунда, который стоял перед ней и читал.

Маркус находился в нескольких метрах и делал вид, что ищет что-то в рюкзаке, но на самом деле он ловил каждое слово, хотя это было не нужно. Он и так знал все наизусть. Если бы он так не нервничал, его бы очень впечатлило, как здорово читал Сигмунд. Почти как артист. Впрочем, это неудивительно, потому что Сигмунд уже не хотел становиться астрофизиком. Теперь он решил стать актером и даже выступал перед Маркусом, читая сцену катания на олене из «Пер Гюнта». И это не было дурачеством. Сигмунд невероятно вжился в образ, и когда он зарычал, что хочет вонзить нож оленю в горло, то посмотрел на Маркуса таким взглядом, что тот подумал, будто Сигмунд собирается вонзить нож для масла в него. И теперь друг читал не хуже. Тихо и увлеченно, буравя Эллен Кристину пристальным взглядом. Маркус был уверен, что видит, как по ее щекам сейчас стекают две слезинки. Он едва сам не заплакал, так прекрасно звучало то, что он слышал.

«Молодой человек осторожно провел рукой по правому ушку русалки. “Знаешь, – сказал он нежно, – я влюбился в твои уши”. Они были вдвоем. Их дети отправились в путешествие на коралловый риф. Дети были замечательными, вечно полными задора. Внешность они унаследовали от матери, а жажду приключений – от отца. Она улыбнулась ему, но ничего не ответила.

“Я говорил тебе, что они похожи на мидий?” – прошептал он.

Она кивнула. Мокрые волосы струились вниз, как хвост медузы, только они не были ядовитыми. Она была не просто русалкой. Она была совершенством, морской принцессой, и она принадлежала ему.

“У меня для тебя есть подарок”, – сказал он ласково.

“О, Сигурд!”

Он достал две белоснежных жемчужины из кармана плавок.

Прекрасная русалка вскрикнула от восторга и захлопала в ладоши. Ее движения были медленными и скользящими, и он никак не мог на них насмотреться.

“Жемчужины? Мне?!”

“Да, – прошептал он. – Жемчужины тебе, моя возлюбленная маленькая мидия”.

Он аккуратно закрепил их на ее ушах и взял русалку за руку.

“Мы куда?” – тихо спросила она.

“Далеко и еще дальше, – спокойно ответил он. – До самого горизонта, туда, где восход сливается с морем”».

Сигмунд быстро, немного неуклюже потер глаза, но Маркус знал, что это движение продумано заранее. Холодный расчет. Сигмунд улыбнулся Эллен Кристине задумчиво и несколько смущенно.

– Да, – весело проговорил он, – такое вот сочинение. Как тебе?

– Оно… просто… потрясающее, – прошептала Эллен Кристина.

– Оно написано для тебя, – тихо заметил Сигмунд.

– Что?

– Оно воспевает твои уши.

Маркус почувствовал, что покрывается испариной. Не зашел ли Сигмунд слишком далеко?

– Мои уши?

– Да, у тебя самые красивые уши на свете.

– Правда?

Голос Эллен Кристины стал таким тихим, что Маркус едва расслышал, что она говорит.

– Да, Эллен Кристина, – кивнул Сигмунд, – они похожи на мидий.

Он все еще улыбался. Пару секунд Эллен Кристина сидела абсолютно неподвижно. Потом она подалась чуть вперед, быстро поцеловала Сигмунда в щеку, спрыгнула с мусорного ящика и побежала через школьный двор к Муне, которая стояла у велосипедной стойки.

– Ой, – сказал Маркус.

Сигмунд обернулся. На щеках у него разгорались красные пятна, взгляд блуждал.

– По-моему, ей понравилось, – задумчиво произнес он.

– Да, я заметил. Но почему?..

– Мне кажется, я смог передать текст вполне достоверно.

– Да, но…

– Не сентиментально, но и не сухо. Ты заметил, как я был проникновенен?

– Да, Сигмунд. Но разве мы не договаривались?..

– И в то же время я совершенно расслабился. В этом весь секрет, Маркус. Надо, чтобы искусство захватывало зрителя, а не актера. Я использую ту же технику, что Леонардо Ди Каприо.

– Ну да, понимаю. Но почему ты не сказал, что это написал я?!

Сигмунд удивленно посмотрел на друга:

– Ты что, с ума сошел? Я бы все испортил!

– Да, но…

– Как актер я понял одну вещь, – сказал Сигмунд и мечтательно огляделся, – никогда не раскрывай публике своих секретов.

– Но весь смысл был именно в этом!

– В чем?

– Что, если ей понравится, ты скажешь, что написал сочинение я!

– Разве?

– Да!

Сигмунд снова обрел привычный вид.

– Скажу завтра, Макакус. Предоставь мне возможность хотя бы еще несколько часов вкушать радость успеха.

– Ладно, – пробормотал Маркус, – но завтра ты скажешь!

Сигмунд кивнул.

– Точно?

Сигмунд снова кивнул.

– Далеко и еще дальше, – сказал он спокойно. – До самого горизонта, туда, где восход сливается с морем.

Глава вторая

– Пап, ты когда-нибудь влюблялся?

Маркус с отцом стояли под деревьями и переводили дух. Они начали по утрам вместе бегать по лесу, расположенному прямо за домом. Собственно говоря, Маркусу не нравилась эта идея, но он хотел угодить отцу. Он знал, что папе очень важно чувствовать себя не просто родителем, а товарищем и что у него есть тайная мечта: он, Маркус, когда-нибудь будет бегать так хорошо, что станет олимпийским чемпионом. Монс сам когда-то мечтал стать великим спортсменом, но лучшим его результатом было пятое место на окружных соревнованиях по бегу на дистанции шестьдесят метров. Теперь отец, не в силах отдышаться, стоял под деревом потный и невероятно счастливый.

– Влюблялся? Естественно! – ответил он и громко рассмеялся. – Я чуть с ума не сошел, так был влюблен! И ты должен быть очень счастлив, потому что иначе ты не появился бы на свет.

Отец по-товарищески подмигнул Маркусу. Очевидно, вопрос, заданный сыном, ему очень понравился. Утренняя пробежка с лучшим другом! Капельки пота на лбу. Еловые иголки в волосах. Испачканные кроссовки. Лес и мужской разговор. Yes, sir¹.

– Я имею в виду не маму. До нее ты влюблялся?

– До мамы? – Монс стер пот со лба. – Нет… Д-да… Когда я ходил в гимназию, была там одна девочка, которая… Но из этого ничего не вышло. Она гуляла с Гуттормом.

Маркус знал, что Гутторм в детстве был лучшим другом отца. Он определенно пользовался у девушек популярностью. «В точности как Сигмунд», – подумал Маркус и почувствовал легкое покалывание в боку. Пока они бегали, прихватило, и теперь опять началось, хотя он стоял спокойно. С такими вещами никогда не знаешь, когда они начнутся.

– Только одна?

Монс снова вытер со лба пот.

– Да, только одна, – весело ответил он. – Я, как говорится, никогда не был дамским угодником. А ты к чему об этом спрашиваешь?

– Просто так.

– Маркус?

– Да, папа.

– Ты влюбился?

Маркус молчал изо всех сил. В ногах гудело.

– Нет, – пробормотал он, – вовсе нет.

– Значит, ты был влюблен?

«Одна ложь – еще ничего, но две – становится привычкой», – подумал Маркус.

– Было дело, – сказал он как можно более невозмутимо.

– И нечего стесняться! Это совершенно естественно.

– Ага, – пробормотал Маркус, – пожалуй.

– Она красивая?

Маркус кивнул и подумал, что лучше бы он ни о чем папу не спрашивал. Монс, наверное, самый любопытный отец на свете, и наверняка так просто от него не отделаешься. Сейчас пойдут вопросы о возрасте, цвете волос, цвете глаз, росте и весе…

– А как ее зовут?

– Да я и не помню, – ответил Маркус.

– Не помнишь? – удивленно переспросил Монс.

Маркус покачал головой.

А что ему сказать? Что ее зовут Эллен Кристина, Беате, Карианна, Муна, Хильда, Ханна, Турид, Эллен, Лисе, Анне Берит, Хайди, Трюде, Элисабет, Тереза и опять Эллен Кристина? Папа подумает, что его сын болен, и это, впрочем, не так далеко от истины. Болен от любви. По-идиотски! Ненасытно! Отчаянно! Всеядно! Похотливый Маркус! Маленький мартовский кот Маркуша – вот кто он такой!

Маркус подумал, что, может, заболевание у него наследственное, но оказалось, что Монс был влюблен только в одну девочку до мамы, а та, в свою очередь, была девушкой Гутторма. Также очевидно, что от мамы он не мог унаследовать свою болезнь. Мама была такой уютной, спокойной и в то же время надежной… Нет, ни мама, ни папа не страдали от этой ужасной любовной болезни. Только он.

– А после?

Этот вопрос был последней каплей, но Маркус не сдавался.

– После чего?

– После мамы. Ты влюблялся в кого-нибудь после мамы?

Монс вынул сосновую иголку из волос и теперь ковырял ею в зубах.

– Нет, ни в кого, – сказал он и посмотрел сквозь деревья, – после мамы я ни в кого не влюблялся.

Они все еще переводили дух. Теперь молча. Маркус подумал, что в некоторые дни осень ощущается особенно остро. Он глядел на отца, который все наклонялся и наклонялся к ноге, упертой в дерево. Из-под красной спортивной куртки виделась полоска белой кожи. «Отец потолстел», – подумал Маркус. Когда мама была жива, он был стройнее. Монс встал обеими ногами на землю и посмотрел на Маркуса. Тот находился сейчас где-то далеко, путешествуя в своих мыслях. Но теперь вернулся.

– Ты знаешь, почему я влюбился в маму? – весело спросил Монс.

– Нет.

– Из-за ее указательного пальца.

Маркус замер в ожидании.

– Ты помнишь, что у нее на правом указательном пальце не хватало фаланги?

Маркус кивнул.

– Она в детстве прищемила его в дверях.

– Да, я знаю, – кивнул Маркус и почувствовал, что по спине побежали мурашки.

– Мама мне об этом рассказала, когда пришла устраиваться на работу. «Я не могу его сгибать, – сказала тогда она, – но тем не менее неплохо печатаю на машинке», – и показала мне палец.

– Что?

Монс звонко рассмеялся.

– Нет, не в этом смысле! Она показала мне указательный палец, а я потрогал его и сразу все понял.

– Что ты понял, папа? – спросил Маркус, внутренне торжествуя.

– Я понял, что именно эта женщина станет твоей мамой.

Монс вытянул руку в сторону Маркуса и осторожно вытащил несколько иголок из его волос.

– Наперегонки! – крикнул Маркус. – Кто первым добежит до камня! На старт, внимание, марш!

Он сорвался с места и услышал за спиной голос отца:

– Давай! Но на этот раз я тебя, чемпион, обгоню!

«А в некоторые дни осень ощущается не так уж и сильно», – подумал Маркус.

Маркус так нервничал, что начал переминаться с ноги на ногу. Сегодня Сигмунд должен сказать Эллен Кристине, кто на самом деле написал сочинение. Он рассчитывал, что раз она уже знает, кто был русалкой, то она догадается, кто – молодой человек. И если Сигмунд прав, это растопит сердце Эллен Кристины и Маркусу достанутся ее прекрасные ушки. Может, даже и навечно. Но тут он засомневался. Он почувствовал, что хочет в туалет. Такое с ним часто случалось от волнения. А может быть, ей разонравилось сочинение и теперь она думает совсем о другом, а вовсе не о прекрасных русалочьих ушах? О хвосте, например. Наверно, не так уж это здорово, когда тебя сравнивают с существом, похожим на рыбу. А как насчет косяка чешуйчатых деток? Безусловно, Сигмунд прав. Никто не может родить косяк рыб, а если и родит, то это совсем не смешно, по крайней мере для матери. Может, она посчитала, что все это затеяно как тонкая насмешка. И что он будет делать, если она действительно в него влюбится? Поведет за собой? Поцелует ее? Искупает? Где и как? И о чем ему с ней говорить? Собственно говоря, он никогда не отличался великолепным умением говорить с девушками, в которых влюблялся. Как правило, ему вообще не удавалось ничего сказать, а если вдруг и удавалось, то голос становился каким-то странным и писклявым. Не очень-то похоже на Леонардо Ди Каприо… Скорее на Дональда Дака. А этот голос обычно не производил на девушек нужного впечатления. Он взглянул на Сигмунда.

– Сегодня все решится, – сказал Маркус и заметил, что говорит уже почти как Дональд.

Сигмунд смотрел в сторону школы. У него был какой-то отсутствующий взгляд.

– Знаешь, – мягко проговорил он, – что я влюбился в твои уши?

– Чего?!

Сигмунд задумчиво посмотрел на друга.

– Ты прав, Макакус, у нее определенно недурные ушки.

Когда они пришли в школу, Эллен Кристины не было. Муна сказала, что у нее температура и она должна сидеть дома минимум три дня. Сперва Маркус испытал облегчение, но оно продолжалось недолго. Почему она заболела именно сейчас? Неужели сочинение было таким потрясающим, что все ее тело запылало и теперь жар страсти приковал ее к постели? Какое же будет разочарование, когда она узнает, что его написал маленький бабник с утино-мультяшным голосом Дональда. Маркус почувствовал усиливающуюся тяжесть в животе и бегом припустил в туалет. Там он пробыл какое-то время. Когда же вышел, Сигмунд все еще разговаривал с Муной.

– Ну да, – соглашался он, – конечно.

– Конечно – что? – спросил Маркус.

– Дам ей копию сочинения, – ответил Сигмунд, – сегодня днем я зайду к ней домой.

– А-а, – равнодушно заметил Маркус, – ей что, понравилось?

Муна улыбнулась. Кстати, у Муны очень красивые зубы.

– Она в жизни ничего прекраснее не слышала. И попросила Сигмунда зайти и прочитать сочинение еще раз.

– С превеликим удовольствием, – произнес Сигмунд голосом Леонардо Ди Каприо.

– А ты не боишься заразиться? – сипло спросил Маркус.

– Боюсь, – спокойно ответил Сигмунд, – но шанс надо использовать.

– Очень мило с твоей стороны, Сигмунд, – опять улыбнулась Муна.

Маркус заметил, что один из ее передних зубов чуть кривоват.

– Привет ей от меня, пусть поправляется, – крикнул он.

Муна посмотрела на него:

– Ты что, тоже простудился, Макакус?

– Кхе, кхе, – прокашлялся Маркус и подумал, что, наверно, стоит помолчать.

Тут, по счастью, раздался звонок на урок.

– Привет.

Сигмунд стоял перед входной дверью и как-то странно, по-дурацки, улыбался.

– Ну что, ты был у нее?

– Да.

– Как все прошло?

– Хорошо.

Монс выглянул из гостиной.

– Привет, Сигмунд, это ты?

– Да, я, господин Симонсен, – вежливо ответил Сигмунд. – Я – это я, а вы – это вы. Таким образом мы отличаем людей друг от друга.

Монс пробормотал что-то невнятное и вновь исчез за дверью гостиной.

– И что она сказала? – спросил Маркус.

– Сказала спасибо.

– Когда?

– Когда я отдал ей сочинение.

– Нет, я имею в виду, когда ты сказал, что это я его написал.

Сигмунд уставился на коврик у двери.

– Ну-у… – затянул он.

– Ну?

– Так получилось… – сказал Сигмунд и почесал щеку. Похоже, он смутился.

– Ну, скажи, – требовал Маркус, – она меня не любит?

– Не-е-е-е-а… – опять затянул Сигмунд. На его лице снова появилась эта дурацкая улыбочка. – В общем, дело в том, что она… любит меня.

Маркус почувствовал дрожь в коленях.

– Тебя?!

– Да, Маркус. Извини.

Что-то не похоже, что он искренне сожалеет.

– Как, за что это она любит тебя?

– Думаю… – задумчиво начал Сигмунд, – все дело в личности.

– А как же сочинение?

– Полагаю, оно лишь способствовало раскрепощению ее чувств, – дружелюбно заметил Сигмунд. – Большое тебе спасибо.

– Спасибо за что?

– За то, что подарил нас друг другу.

– Подарил вас друг другу?! – вскрикнул Маркус. – Ведь это я… Ты же сказал, что она влюбится в меня, когда ты расскажешь, что это я написал сочинение!

– Ну, так получилось, – повторил Сигмунд. – Я, в общем, не сказал ей, кто написал сочинение.

– Что?

– Я испугался, что такая новость разобьет ей сердце.

– Ты что несешь?

– Она ведь уже была в меня влюблена, так? Если бы я сказал, что сочинение написал ты, она бы почувствовала себя виноватой из-за того, что не может ответить на твои чувства.

Маркус молча смотрел на Сигмунда.

– Она очень чувствительна, Маркус. У нее душа разорвалась бы от противоречий – между любовью ко мне и чувством вины перед тобой. Ведь она не может тебя полюбить. А я знаю, что ты не станешь подвергать ее такому испытанию. Кто-кто, а ты точно не станешь. Да и еще…

Маркус промолчал. Он знал заранее все, что скажет Сигмунд.

– Я тоже ее люблю, и ты в этом виноват, – сказал он с упреком.

– Я еще и виноват?!

– Да, – ответил Сигмунд, – а кто обратил мое внимание на ее уши?

Он положил Маркусу на плечо руку. Она весила пару тонн.

– Большое тебе спасибо, Маркус.

Маркус хотел так много всего сказать. Он стоял лицом к лицу с самым мерзким подонком на свете. Подлый предатель, на которого он надеялся и которому так доверял. Гад, позарившийся на чужое добро. Больше всего ему хотелось заплакать, но глаза оставались сухими. Сердце сковал железный обруч, а вместо мыслей завыла черная пустота.

– Огромное тебе спасибо, мерзавец, – прошипел он и захлопнул перед носом бывшего друга дверь, чтобы не видеть его предательских глаз.

1.Да, сэр (англ.).