Kitobni o'qish: «Среднеградск»

Часть I. Крестов

Глава 1. Понедельник

1

В первый понедельник октября Ивану Васильевичу Крестову крупно повезло с самого утра: он проснулся без будильника. Крестов открыл глаза, понял, что еще не звенело, опустил левую руку, нащупал будильник на полу, сразу щелкнул пипочку вниз и уже потом поднял к глазам – 65–5. Звенеть должно было в 70–0. Везение заключалось в том, что Иван Васильевич не разбудил свою жену, которая не разговаривала с ним уже почти месяц.

«Ё! Это же теперь мне каждый день придётся так вставать. 5 лет каторги и в этом смысле», – подумал он с ощущением тоски прямо в своих серых клеточках, которые Иван Васильевич уважал не меньше, чем Эркюль Пуаро свои.

Крестов, не производя ни малейшего звука, сунул ноги в тапочки, взял в одну руку будильник, в другую коврик для гимнастики и вышел из спальни, притворив за собой дверь. Закрывать полностью было нельзя – кошка Мурлыка терпеть не могла закрытых дверей в квартире и сразу шла царапаться в них с проверкой. А поскольку спала она прямо на своей хозяйке-кормилице-любимице, то если бы Иван Васильевич дверь закрыл, его жену разбудила бы уже их кошка, тотчас соскочив с кровати, громко потребовав открыть дверь, а потом пустившись сопровождать по квартире хозяина, который был её кормильцем-любимцем, только когда хозяйка уезжала в командировки.

Крестов поставил будильник на свой стол в кабинете, бросил коврик на диван в гостиной и после туалета зашел в ванную. Из зеркала на него смотрело не выспавшееся, слегка небритое, довольно унылое лицо 53-летнего прямоносого кучерявого мужика без единой сединки. «И бриться теперь мне каждый день придётся», – продолжал пилить его внутренний зануда.

«Если ты назвался «груздь»,

Полезай теперь в свой кузов.

Посылай подальше грусть,

Отвечай на вызов», —

попробовал подбодрить себя сочинением стишка Иван Васильевич. «Кузов с вызовом рифмуется слабовато», – тут же заметил зануда.

Но Крестов «груздем» назвался не сам: во второе воскресенье сентября его выбрали главой муниципального образования – мэром города Среднеградска. Вот на следующий день Надежда Григорьевна и перестала разговаривать со своим мужем. Она до последнего момента еще надеялась, что не выберут. Но после официального объявления итогов по городскому радио Надина надежда была убита и она замолчала. Потому что «груздем» Крестов назвался сам, согласившись с выдвижением его кандидатуры. Потому что не помогли две недели в мае ежедневных тематических скандалов между ними. Потому что лето для семьи было потеряно и променяно им на избирательную кампанию. Но самое главное – потому что впереди были 5 лет «отапливания космоса». Такое клеймо Надежда Григорьевна уже давно поставила на миссионерские закидоны своего мужа «во благо страны и местного сообщества» за счет интересов семьи. 20 лет назад они уже это всё проходили.

Иван Васильевич побрился, «прокрутил свои чакры» (так домашние называли его утреннюю гимнастику тибетских лам), принял душ, выпил чашку чистой воды, съел порцию овсяной каши, оделся по-осеннему, взял свой портфель доцента и в 82–5 вышел из стандартной советской трехкомнатной квартиры обычного советского панельного шестиподъездного девятиэтажного дома на улицу. Ходьбы до здания городской администрации было ровно полчаса, а за 20 лет скорость своего пешего передвижения Крестов не снизил.

2

Дождя не было. От в целом гнилой погоды в Среднеградске Иван Васильевич уже почти ничего больше и не требовал. Его, родившегося и выросшего в Сибири, где «зима, так зима, лето так лето», эта стабильная серость-сырость Средней полосы России достала до такой степени, что он уже пару лет как начал исподволь приучать жену к мысли, что после выхода на пенсию надо бы перебраться куда-нибудь в более солнечное место, например, Одессу, или даже в Софию.

Крестов поднял голову к небу и не вслух сказал: «Спасибо». Нет, он был неверующим. Но неверующим только в том смысле, что не ходил в церковь, не постовал, не … ну и т. д. Однако существование неподвластной человеку некоей высшей силы Иван Васильевич признавал и её-то и называл для себя Богом. И с первого сентября, когда он пошел в первый раз в первый класс, в ответственные моменты произносил про себя простейшую молитву, которой его в тот день утром научили набожные тетки, сестры отца. Сейчас он тоже её произнёс.

Путь от дома до городской администрации можно было проложить, в зависимости от погоды, настроения и наличия времени, по-разному: Крестов очень хорошо знал всю территорию Среднеградска – со времён приезда сюда молодым специалистом он исходил её вдоль и поперёк многократно. Но получасовой маршрут пролегал почти по прямой: сначала 4/5 расстояния по улице Энгельса, а остаток – по проспекту Ленина. А поскольку дом Крестова стоял первым на улице Маркса, то такой переход он называл прогулкой по классикам марксизма-ленинизма. Оставалось только выбрать, по какой стороне Энгельса идти. Раз дождя не было, значит, обе были сухими, в смысле «не промочить бы ноги». «Для психологического настроя пойду против течения», – решил Иван Васильевич и перешел на сторону, вдоль которой машины ехали навстречу ему.

Метров через 300 он посмотрел направо вдоль перпендикулярной улицы Циолковского – отсюда была видна площадь, на которой в субботу проходила его инаугурация.

По уставу Среднеградска эта процедура должна проводиться в первую субботу месяца, следующего за месяцем, в котором состоялись выборы, а первый понедельник становился первым рабочим днем избранного. Тогда Крестову тоже крупно повезло – во время инаугурации не было дождя. Это ведь он лично настоял на переносе мероприятия на площадь – раньше всегда использовали самый большой зал в городе. Его отговаривали и пугали именно дождём. Но уже прошло почти три года, как Иван Васильевич, будучи доцентом кафедры государственного и муниципального управления в одном из столичных вузов, показал первый раз студентам документальный фильм, в котором был такой фрагмент: на площади швейцарского городка проходит общее собрание его жителей и решаются важные местные вопросы. Вот с того момента он прямо грезил: и в Среднеградске может быть что-то подобное.

В субботу всё прошло почти так, как хотел Крестов: пришли и выступили все 5 проигравших ему кандидатов (Иван Васильевич лично встречался с каждым и уговаривал-уговорил), пришел и выступил теперь уже бывший мэр, выступили несколько местных партийных лидеров. Все говорили в стиле: несмотря ни на что, мы вместе должны делать наш город лучше. Народу было, конечно, не столько, сколько хотелось – площадь была заполнена примерно на 2/3, но это всё равно явно больше, чем помещается в зале. Никого специально на площадь не затаскивали – для Крестова это было принципиально. Просто дали объявление в газетах, по радио и на телевидении. 1/3 площади Иван Васильевич считал заполненной муниципальными бюджетниками (кто по привычке, кто «на всякий случай – вдруг отмечать будут», кто из любопытства, а кто-то и как граждане города), 1/3 – любопытствующими жителями, а пустую 1/3 списывал на испуг – «вдруг дождь пойдёт».

В общем, прецедент был создан, и дальше появлялся шанс эту площадь сделать постоянным местом собраний и конференций горожан.

Крестов довольно улыбнулся, отвернулся от Циолковского и вернулся к Энгельсу, но почти сразу погрустнел: Надя-то даже на инаугурацию не пришла. И это уже Ивана Васильевича почти пугало.

Около автобусной остановки Крестов чуть не упал, споткнувшись о вдруг выкатившуюся под ноги бутылку из-под пива, свалившуюся с верхушки переполненного мусорного ящика. «Ё!», высказался он. И это уже было не сокращение от «ё-моё», как он всем объяснял часто употребляемую им букву, а тоже сокращение, но явно от другого словосочетания. «Меняются годы и века – не меняются только люди и их проблемы», – мрачно оформил он букву своей мыслью, по привычке стараясь сделать её похожей на афоризм.

«Ну, ладно, повторим урок – что я должен сделать сегодня обязательно?» У Ивана Васильевича ответ на этот вопрос самому себе назывался выкладыванием важного на карту дня. За оставшуюся часть пути на этой карте он зафиксировал:

сначала короткое, минут на 101–5 не больше, собрание руководителей структурных подразделений администрации;

потом до обеда встречи с заместителями бывшего главы;

после обеда подробный разговор с председателем городской думы;

и в конце дня совещание у прокурора города с участием председателя городского суда и начальников городских отделов МВД и ФСБ.

«Так, забей себе в подкорку, Ваня, на 5 лет – это всего лишь твоя большая, интеллектуальная, интересная игра, правила которой отчасти задаешь ты сам. Никаких лишних переживаний, никаких вредных для здоровья перегрузок. Просто, у тебя белые фигуры, и белые начинают, продолжают, получают удовольствие и выигрывают!»

Крестов открыл парадную дверь и вошел в здание городской администрации.

3

Сержант-полицейский подскочил со стула, отдал честь и нажал кнопку, открывая турникет. «Доброе утро», – буркнул Иван Васильевич и прокрутил ногами заградительное устройство. «Какого черта он здесь делает!? И чего это он честь отдаёт мне, капитану ПВО в запасе? Отгородились! Тоже мне, неуловимые Джо! Убрать это всё надо к ядрёне фене в ближайшее время», – продолжал мысленно бурчать Крестов, поднимаясь на второй этаж и заходя в приёмную кабинета мэра.

Там со своего стула подскочила Оксана, секретарь бывшего главы, а теперь, получается, что его. «Здравствуйте, Иван Васильевич», – бодро произнесла она в стиле «какие будут указания». Это была красивая брюнетка в возрасте «ягодки опять». Крестов помнил её еще совсем молоденькой, когда она только появилась в этом здании в качестве неопытной секретарши замглавы по социальным вопросам. Теперь она стала здесь одним из самых старожилов. И в своей секретарской карьере Оксана ниже замглавы никогда не опускалась, а при последних двух мэрах и вовсе достигла пика в этой иерархии. И что бы про неё ни рассказывали, это явно свидетельствовало о том, что человек был полезным и правильным на своем важном месте. Правильность Оксаны базировалась на трех простых принципах:

опекаемый (так она про себя называла своего текущего начальника) всегда прав;

опекаемый тоже человек и может ошибаться;

опекаемый ошибся только тогда, когда сам увидел свою ошибку (не заметив при этом соответствующей секретарской наводки).

Важность места, похоже, была достаточной мотивацией для Оксаны, а деньги и остальные атрибуты внешнего благополучия обеспечивались её мужем, на успешности бизнеса которого эта важность тоже, конечно, сказывалась. Но справедливости ради надо отметить, что сказывалась неявно – просто партнёры, поставщики, заказчики мужа всегда помнили, где и кем у него работает жена.

– Ну, что, Оксана Валентиновна, всё, как и договаривались в субботу? – как бы спрашивая, сказал Крестов. Оксана сама подошла после инаугурации на площади к нему, представилась и спросила о его планах на понедельник.

– Да, Иван Васильевич, замы и начальники управлений и отделов уже собрались в зале на четвертом этаже и ждут. А потом все замы к Вам по алфавиту с разрывом в 45 минут. Правда, замы не все, а только четверо из шести. Базырев на больничном, а Ларичев – в очередном отпуске, – ответила Оксана.

– Ну и так даже лучше – не все сразу, – сказал Крестов и прошел в кабинет мэра, т.е. теперь уже в свой кабинет.

Он разделся в комнате отдыха, сделал три небольших глотка воды, причесался после кепки, и, цокнув языком и подмигнув себе в зеркало, пошел на собрание местного начальства.

«Да что же тут все так подскакивают, как-будто на мне маршальский мундир, а на них солдатские гимнастерки», – с легким раздражением подумал Крестов, взойдя на подиум к столу президиума и глядя на собравшихся, дружно поднявшихся со своих мест при его появлении в зале.

Крестов пару раз кашлянул: и для профилактики горла, и для обозначения некоторого волнения, которого у него практически не было.

«Доброе утро, коллеги! Присаживайтесь, пожалуйста.

В соответствии с уставом Среднеградска я приступил к исполнению обязанностей мэра города, который у нас является главой местной администрации. В течение своего срока полномочий я вместе с вами буду реализовывать свою предвыборную программу. Моя победа на выборах означает, что эту программу поддержали жители города. Отсюда простой вывод – это уже не моя программа, а программа активного большинства горожан. Думаю, что все вы с программой уже давно и хорошо знакомы. Но на всякий случай информирую, что до конца года она по-прежнему будет доступна на сайте Союза налогоплательщиков Среднеградска. Сегодня я дам указание разместить программу и на официальном сайте нашей администрации».

Крестов выделил слово «нашей» звуком, а теперь еще и взял паузу – пусть дойдёт.

«Но эту общую программу надо еще превратить в подробный план деятельности системы всех органов местного самоуправления совместно с горожанами, юридическими лицами, территориальными органами госвласти.

Поэтому ближайшие организационные мероприятия у нас такие.

До конца года будет проведена комплексная инвентаризация нашего муниципального образования и по ёё итогам, не позднее января месяца, мы опубликуем подробный аналитический отчет «О состоянии дел в местном самоуправлении Среднеградска». У меня нет никаких иллюзий по поводу этого состояния дел. Поэтому практически весь следующий год уйдет на стыковку объявленных в предвыборной программе целей с выявленными в результате инвентаризации реальными возможностями.

До конца октября я подготовлю и внесу на утверждение городской думы проект новой структуры нашей администрации. В процессе подготовки этой новой структуры я встречусь с каждым из вас лично-индивидуально. Прошу быть готовыми отвечать на мои любые вопросы относительно содержания деятельности: и вашей персонально, и руководимого вами структурного подразделения, и каждого его штатного сотрудника.

Советую сильно не нервничать: все кто хочет и может работать – останутся работать. У меня пока всё. Вопросы есть?»

В течение минуты Крестов обводил глазами присутствующих. Но большинство из них смотрело куда-то неопределенно вперёд, мимо него. А выражение глаз, с которыми он встретился взглядом, было, пожалуй, ещё более неопределённым.

Только несколько человек смотрели на него, откровенно разглядывая и ничуть не смущаясь – это были журналисты городских СМИ. Камера городского частного телеканала тоже глядела на Ивана Васильевича, не мигая.

Тишина в зале была не то чтобы мёртвой, а нехорошей, так скажем.

«Раз вопросов нет, значит всё понятно. Это замечательно. Пойдёмте работать».

Иван Васильевич соскочил с подиума и первым вышел из зала.

4

– Оксана Валентиновна, кто у нас первый? – спросил Крестов, войдя в свою приёмную.

– Андрюшина Нелли Прохоровна. По алфавиту же.

– И через сколько минут?

– На 93–0 же, значит через 18.

– А сколько времени уйдет у Вас на чашку кофе мне?

– Так в комнате отдыха кофе-машина есть. Вот через 3 минуты и будет.

– Отлично. Жду. Только со сливками и без сахара.

Иван Васильевич прошел в кабинет и в первый раз сел в кресло. Пока Оксана готовила кофе, изучал состояние и содержимое кабинета. «В ближайшие года 3 никаких изменений: ни ремонта, ни замены мебели. Ничего», – пришел он к выводу. «Ну, может быть, пару картин принесу из дома».

– Оксана Валентиновна, присядьте на минуточку, – сказал Крестов вошедшей с кофе Оксане. – У меня к Вам такое предложение: до конца года Вы работаете, как работали. А после Нового года мы вместе обсудим, получается ли у нас. Годится?

– Иван Васильевич, конечно годится. Вполне рациональное предложение, – невозмутимо ответила опытная Оксана. Она была уверена, что у неё и с этим всё получится.

– На 140–0 пригласите ко мне начальника управления по делам ГО и ЧС, а в 143–0 ко мне придёт председатель нашей думы. Вы в комнате отдыха устройте чаепитие на двоих. Если знаете его вкусовые предпочтения, то сделайте всё, как он любит, а я буду пить свой любимый зеленый чай с альпийскими травами. Не переживайте – я принёс с собой пачку этого чая.

– А потом?

– Потом я уеду к прокурору города на совещание к 163–0. Предупредите водителя и говорите всем, что я сегодня недоступен.

Крестов сел за приставной столик спиной к окну, достал из портфеля скопированные с официального сайта муниципального образования и распечатанные им дома в воскресенье схему подчинённости структурных подразделений городской администрации, утверждённую Думой Среднеградска почти год назад, и сведения о заместителях мэра, которые он по советской привычке продолжал называть «объективками». Они уже были сложены по алфавиту: Андрюшина Нелли Прохоровна, Базырев Владислав Владимирович, Ивин Антон Леонтьевич, Ларичев Олег Митрофанович, Привалов Алексей Романович, Сафин Александр Мартынович. Он вынул из комплекта и вернул в портфель Базырева и Ларичева.

Затем Крестов вытащил из портфеля свой командировочный ноутбук, подсоединил его к электросети, включил загружаться и взял верхний листок из стопки объективок.

«Так, Андрюшина: … 40 лет … родилась и выросла в Ставропольском крае … юридический институт … кандидат юридических наук … начинала здесь юристом 19 лет назад … в должности заместителя уже почти 8 лет … осуществляет общее руководство правовым управлением, управлением общего обеспечения, кадровым управлением, ЗАГСом, архивом, службой помощников … председатель комиссий – раз, два, три, ого … руководитель рабочих групп – раз, два, три, ё … награды – куча разных грамот …»

С фотографии на Ивана Васильевича уверенно, с некоторым прищуром, смотрела симпатичная брюнетка, сидящая за рабочим столом в своём кабинете. Руки на столе были сложены так, что сразу выдавали круглую отличницу в школе – это оставалось на всю жизнь. «Упрямая … горячая … знающая себе цену … никогда не признающая, что она может быть у неё завышена … Ох, намучаюсь!»

Крестов поднял голову от объективки и хмыкнул – в ней не хватало самого главного: Нелли Прохоровна была супругой генерального директора известного и важного федерального госпредприятия, самого крупного предприятия Среднеградска, что придавало ей особый вес среди всех шести заместителей, ни один из которых официально не назывался первым.

5

Андрюшина зашла в приёмную мэра за пару минут до назначенного ей времени и обрадовалась, что не раньше. Там на неё налетели журналисты, сосредоточившиеся здесь после общего собрания на четвертом этаже.

– Каких перемен Вы ожидаете в городском управлении в связи с переменой главы администрации Среднеградска?

– Вы надеетесь остаться в своей должности и при Крестове?

– О чём Вы сейчас в первую очередь будете рассказывать новому мэру?

– Удастся ли Крестову реализовать хотя бы частично его предвыборную программу?

Нелли Прохоровна любила и умела разговаривать с прессой, но в данный момент эти делатели новостей её раздражали и ещё больше нервировали.

– Господа, писатели! Присядьте, пожалуйста, и успокойтесь. Неужели Вы думаете, что кто-нибудь в моём положении стал бы сейчас прямо отвечать на такие вопросы? Кто из вас может попробовать мне подсказать ответ хоть на один из них? Может быть, вы мне дадите всё-таки сначала поговорить с избранным мэром.

Подействовало: двое вернулись на стулья у стенки, а остальные пошли, видимо, на перекур.

Андрюшина глянула на часы над дверью в кабинет, потом на секретаршу:

– Оксана Валентиновна, захожу?

– Да, да, конечно, Нелли Прохоровна.

Крестов смотрел на неё и, когда они встретились взглядами, улыбнулся и ладонью правой руки показал ей на стул напротив. Андрюшина села, свет от окна помог Ивану Васильевичу прийти к выводу, что фото на объективке было примерно пятилетней давности. Но внешнее впечатление живьём было, тем не менее, почему-то лучше.

Крестов решил дать ей немного освоиться и разглядеть себя для начала:

– Нелли Прохоровна, а что там за суета какая-то в приёмной?

– Журналисты, разумеется. Они теперь будут караулить всех входящих-выходящих и пытать. Пока отбилась, но представляю, что будет, когда выйду отсюда.

Иван Васильевич взял со своего стола телефонный справочник, перевернул несколько страниц и нажал клавишу связи с приемной: «Оксана Валентиновна, соедините меня с Шапошниковой, руководителем пресс-службы».

Секунд через 10 он взял трубку телефона: «Доброе утро, Татьяна Александровна. Крестов беспокоит. У меня в приёмной почему-то толпятся журналисты. Зайдите туда и сообщите им, пожалуйста, следующее.

Во-первых, приемная мэра не место для их работы.

Во-вторых, моя пресс-конференция состоится в пятницу в 180–0 здесь в зале заседаний.

В третьих, с понедельника следующей недели ежедневно в 180–0 с журналистами будут встречаться мои заместители, по очереди, а по пятницам я сам.

И, в четвертых, спросите у Оксаны Валентиновны мой сегодняшний график рабочего дня и составьте короткий пресс-релиз на сей счет не позднее 110–0. Загляните ко мне, я его посмотрю, а Вы потом его разошлете во все городские СМИ.

Ну а с завтрашнего утра это надо будет делать ежедневно. Договорились?»

Крестов положил трубку телефона и повернулся к Андрюшиной. На него смотрели явно удивленные и слегка встревоженные глаза заместителя.

– Иван Васильевич, лихо Вы. Но журналистов бы надо…

– Нелли Прохоровна, журналистов надо уважать, но не бояться их, а работать с ними. Как с четвертой властью. Ну, давайте знакомиться, очно теперь.

Крестов повернул на 180 градусов листочек со структурной схемой и пододвинул его Андрюшиной:

– Я бы сначала хотел кое-что точнее для себя понять в пока ещё действующей структуре нашей администрации. Во-первых, ни один из заместителей главы администрации не назван первым. Это была принципиальная позиция моего предшественника, или его не существовало только формально, а на самом деле кто-то один постоянно замещал должность главы в период его отсутствия (отпуск, больничный, командировка)?

Андрюшина ответила не сразу: то ли действительно вспоминала, от кого и почему это здесь пошло, то ли удивилась вопросу и соображала, как точнее для своего возможного будущего на него ответить.

– Иван Васильевич, это еще при позапрошлом мэре сложилось, ну, то есть при предшественнике Вашего предшественника. Тогда ситуация по персональному раскладу была такая, что он решил временно не дразнить остальных, дав кому-то одному титул «первого». И потом это так и осталось, а теперь уже, можно сказать, потихоньку в традицию превращается. По факту, конечно, первым был тот, кого мэр чаще всего оставлял за себя. У прошлого мэра это Базырев был.

– Да-да, нет ничего более постоянного, чем временное. Да еще и становящееся традицией. Второй структурный вопрос у меня к Вам, Нелли Прохоровна, такой: ни один из заместителей почему-то никак не поименован? Все просто заместители – без указания по каким вопросам. Не думаю, что это означает их полную взаимозаменяемость. Может быть, причина в том, что трудно коротко охарактеризовать сферу ответственности каждого. Вот название своей должности Вы бы как продолжили: заместитель по …?

– По правовым вопросам.

– Но управление общего обеспечения, например, в такое определение вряд ли вписывается.

Нелли Прохоровна впервые взглянула на подсунутый ей Крестовым листочек со структурой администрации: по распечатанной там известной ей схеме цветными фломастерами, очевидно рукой её собеседника, были нанесены разные стрелки и знаки… «Готовился. Тщательно», – подумала Андрюшина. «Похоже придётся разговаривать на сей счет всерьёз. Ну ладно – заодно и знания его прощупаем, да и характер проявится неизбежно». Она кашлянула, почувствовала, что он смотрит уже на неё, а не на структурную схему, и подняла свои глаза на начальника. Секунд 15 они смотрели друг на друга. Но говорить-то была её очередь…

– Видите ли, Иван Васильевич, когда сочиняется структура администрации, бывает очень трудно соблюсти теоретическую чистоту из-за наличия в реальной жизни разных никуда не пристраиваемых фактов.

– Нелли Прохоровна, один известный философ, Гегель его фамилия, говаривал: «Если факты противоречат моей теории, тем хуже для фактов». Видите ли, структуру администрации надо не сочинять, а разрабатывать, соблюдая определённые принципы. Ну да ладно пока, мы к этому еще чуть позже вернёмся.

Последнее предложение Крестов сказал уже из миролюбивых соображений, которые возникли у него в связи с появлением нескольких красных пятнышек на шее Андрюшиной, а это ведь верный признак свирипения любой женщины. Но спохватился он поздновато уже.

– Знаете ли, Иван Васильевич, дед мой по отцовской линии сельским лекарем был. Так вот, он частенько вслух по разным поводам любил один врачебный принцип произносить: «Не навреди!»

– А помните, Нелли Прохоровна, как в «Иронии судьбы» Андрей Мягков Барбаре Брыльске говорил, что хирургам часто приходится делать своим пациентам больно, чтобы потом им было хорошо.

– Так Вы, Иван Васильевич, хирургом пришли к нам работать?

Крестов искренне расхохотался – остроумие в людях он ценил очень высоко. Он видел, что пятнышки на шее становятся пятнами, но это его не остановило – со своим полемическим азартом Иван Васильевич научился справляться вообще-то уже давно, но получалось ещё не всегда, даже когда было очень целесообразно.

– Э нет, Нелли Прохоровна, запомните на ближайшие 5 лет: я не к вам, местным старослужащим, пришёл работать. Я сюда пришел на горожан работать, и всех вас на такую же работу организовывать.

– Ну, горожане-то нас, чиновников, можно сказать, и за людей-то не считают. Вы тоже?

– А я себя от жителей города не отделял, не отделяю и не собираюсь отделять. И так же как они, людьми считаю только тех чиновников, которые, став чиновниками, не перестали быть людьми.

Шея Андрюшиной стала красной вся – Крестов понимал, что надо срочно снять совсем незапланированное им такое напряжение в самом начале разговора с самым первым (по алфавиту, конечно) замом.

– Хорошо, Нелли Прохоровна, будем считать, что мы размялись и немного познакомились. Вообще-то у меня сегодня ко всем заместителям главы одни и те же вопросы. Их три. Сначала расскажите коротко, но понятно, каким Вы видите наш Среднеградск через 5 лет, т.е. к окончанию моего срока полномочий. Потом изложите свое представление о том, что должна сделать городская администрация в течение этих 5 лет, чтобы город стал таким, каким Вы его видите. И в заключение, сформулируйте, что и как Вы лично собираетесь делать, если я Вас оставлю в должности, в течение этих 5 лет, чтобы городская администрация смогла сделать все, что Вы сейчас расскажете, и город стал таким, каким Вы его видите. У нас с Вами сейчас на весь разговор 45 минут времени. Пожалуйста, я Вас слушаю.

Андрюшина тоже понимала, что надо бы успокоиться и войти хотя бы формально в разговорный жанр «начальник – подчинённый». Ещё в институте в какой-то книжке по психологии она прочитала, что в подобных ситуациях помогает такой простенький приём: произнеси про себя (максимально нейтрально!) пять подходящих твоему сложному собеседнику определений, а уже потом реагируй вслух. «Теоретик – раз. Философ – два. Идеалист – три. Зазнайка – четыре.» …

– Может, я задал слишком сложные для Вас вопросы? – прервал её психологическое упражнение слегка насмешливый, голос нового мэра. – Тогда попробуем начать издалека. Какой город Вы бы назвали идеальным?

– Угрюм-Бурчеева, – выпалила Андрюшина вслух. А про себя добавила: «Пять». Короче, не помогло упражнение.

Крестов расхохотался опять, но, прямо скажем, без предыдущей степени искренности: этот продукт её остроумия показался ему острым, но не умным, а просто злым.

– Но это, Нелли Прохоровна, означает ведь ещё и то, что Вы наш Среднеградск считаете Глуповым. Обидно ведь для горожан-то наших. М-да-а, а вот эту фразу я запомнил наизусть с девятого класса: «Еще задолго до прибытия в Глупов, он уже составил в своей голове целый систематический бред, в котором, до последней мелочи, были регулированы все подробности будущего устройства этой злосчастной муниципии». Любите очень Михаила Евграфовича?

– Какого ещё Михаила Евграфовича?

– То есть как это какого? Салтыкова-Щедрина, конечно, того самого, который отец Угрюм-Бурчеева.

Андрюшина посмотрела на Крестова, но, встретившись с его откровенно смеющимися над ней глазами, сразу перевела свой взгляд на окно и свежевскопанную клумбу перед зданием администрации, слегка побледнела в лице, затем почти сразу густо покраснела, а потом, совершенно неожиданно для себя, не говоря уже об Иване Васильевиче, заплакала. Нет, не навзрыд, разумеется, но явно не по-женски (то есть, управляемо-самонаблюдаемо) – слезы текли по-настоящему. Она снова взглянула на него, попыталась улыбнуться, но от явной неудачности этой попытки слезы потекли сильнее, она всхлипнула и по-детски шмыгнула носом.

Крестов улыбнулся (слегка озадаченно, но весьма довольно), достал отутюженный носовой платок из кармана пиджака, положил его перед Андрюшиной и подобревшим голосом сказал: «Ну, Нелли Прохоровна, это совсем даже не профессиональный подход».

Потом он вышел в комнату отдыха и почти сразу вернулся, но уже с бутылкой массандровского хереса и рюмкой. Любимым фильмом Крестова была михалковская «Неоконченная пьеса для механического пианино» и со времени его первого просмотра он взял из него себе на вооружение этот рецепт доктора Трелецкого для лечения легких расстройств тонких женских организмов. Иван Васильевич жил на свете уже шестой десяток лет и понимал, что в предстоящих беседах с почти сплошь женским составом городской администрации подобные легкие расстройства неизбежны хотя бы по статистике. Поэтому микстуру Трелецкого он предусмотрительно утром взял из домашнего бара и сунул в портфель, а придя в кабинет, переставил в сейф. И, ё, она пригодилась сразу. По теории вероятности и такое возможно.

Крестов поставил рюмку перед Андрюшиной, налил до половины и процитировал чеховского доктора: «Это надо лечить хересом.»

Удивление Нелли Прохоровны действиями мэра, за которыми она всё-таки наблюдала сквозь слёзы, было столь велико, что они почти сразу и литься перестали.

– Я одна не пью. Даже в лечебных целях.

Крестов вздохнул, принёс вторую рюмку, налил столько же себе.

– Ну, давайте тогда уж за знакомство что ли и выпьем. Но рекомендую: лечебный эффект лучше достигается, если пить не торопясь маленькими глотками.

Они даже чокнулись почти беззвучно. И стали пить.

Андрюшина решила повторить психосамонастройку, но модернизировала её процесс: после каждого прилагательного надо делать глоточек. Крестов всегда потреблял свой любимый херес малюсенькими глоточками с паузами. И как-то само собой получилось, что их глотки следовали одновременно. Соответственно и мысли синхронизировались.