Kitobni o'qish: «Балтийский флот в революции. 1917–1918 гг.»

Рекомендовано к печати научной комиссией в области истории и археологии Санкт-Петербургского государственного университета.

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, проект «Русский морской офицерский корпус Первой мировой и Гражданской войн: сплошное просопографическое исследование» № 15–31–01267.

Рецензенты: д.и.н., проф. Н. К. Гуркина (Северо-Западный институт управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы); к.и.н. П. Ю. Мажара (Российский государственный архив Военно-морского флота).

Серия «1917. К 100-летию Великой революции»

© Назаренко К. Б., 2017

© ООО «Издательство «Яуза», 2017

© ООО «Издательство «Якорь», 2017

© ООО «Издательство «Эксмо», 2017

* * *

Введение

Основной функцией вооруженных сил считается защита страны от внешнего врага. В то же время сам факт наличия стройно организованной вооруженной массы не может не оказывать разнообразного влияния на политическую жизнь. Время от времени возникает ситуация, когда конфликт внутри общества может вызвать вооруженные силы на политическую арену. В большинстве случаев вмешательства военных в политику от имени вооруженных сил действует их верхушка – генералитет и офицерство, а солдаты и матросы остаются статистами политического спектакля. Однако бывают ситуации, когда и рядовые обретают свой голос. Именно так произошло в России в 1917 г. Матросы Балтийского флота сыграли существенную роль в установлении Советской власти и в ее поддержании в течение полугода после Октябрьской революции.

Когда речь идет об истории России, то, как правило, политической роли вооруженных сил уделяется внимание лишь в связи с эпохой дворцовых переворотов. Применительно к периоду XIX–XX вв. в массовом сознании и в исторической литературе создан образ отечественных вооруженных сил, априорно лояльных существующим в данный момент властям. Именно на тезисе о безусловной верности политическому руководству страны вооруженных сил в целом и различных групп их командного состава в частности основывается ряд распространенных воззрений на исторические события первой половины XX в. В частности, на этом зиждется уверенность в том, что офицеры дореволюционной формации в массе своей сохранили верность «старому режиму» и выступили бескомпромиссными борцами против большевиков в годы Гражданской войны. С другой стороны, убежденность в том, что офицерство ни при каких обстоятельствах не могло иметь собственных политических целей и желания выступить против гражданских властей, позволила сконструировать концепцию о беспочвенности и абсурдности репрессий против руководства армии и флота в 20–30-е гг.¹. Распространению таких поверхностных взглядов способствует апелляция к понятиям «офицерской чести», «верности присяге», которые, будучи рассматриваемы абстрактно, лишь запутывают дело и затемняют представление об истинном лице офицерского корпуса русских армии и флота в конкретный исторический период. Некоторые авторы и вовсе утверждают, что «репрессии против командно-начальствующего состава Красной Армии проводились всегда, во все годы ее существования, практически без длительных перерывов»², рисуя все происходившее как театр абсурда. Фактически в таких работах возрождаются старые взгляды эмигрантов 20–30-х годов – историков и мемуаристов, которые заявляли, что «сразу же после Октябрьской революции для буржуазно-дворянских специалистов начался «путь на Голгофу»: массовые репрессии в качестве «главного метода» воздействия на них «со стороны государственной власти»³.

В центре настоящего исследования – период наибольшего политического влияния флота – осень 1917 – весна 1918 г. События от февраля до осени 1917 г. рассматриваются постольку, поскольку в них намечаются тенденции политического влияния матросов и офицеров. После июня 1918 г. оно значительно падает и практически не ощущается вплоть до Кронштадтского мятежа, который должен быть предметом отдельного изучения.

Чтобы судить о тех условиях, в которых матросы и офицеры флота в 1917 г. должны были делать свой исторический выбор, следует отчетливо представлять себе эти социально-профессиональные группы, их материальное положение, традиции, ментальность. Данные структуры должны рассматриваться в сравнении с аналогами в крупных иностранных флотах. Поэтому в этой книге уделено такое большое внимание этим вопросам.

Павел Ефимович Дыбенко и Алексей Михайлович Щастный – две символические фигуры для истории Балтийского флота периода Февральской и Октябрьской революций в России. Матрос и «адмирал» (в действительности капитан 1 ранга) прокладывали свой курс в бурном море политики, исходя из собственных представлений о благе Родины и долге моряка. Опираясь на флот, оба попытались стать политическими деятелями, и обоих ждал крах на этом пути. Эти две судьбы, как красные нити, вплетены в пеньковый канат истории флота, который едва не лопнул под тяжестью исторических испытаний.

Морское ведомство в 1917–1918 гг. как бы раздвоилось – с одной стороны оказались учреждения, которые вели свою рутинную и, надо признать, не всегда осмысленную, зато хорошо оформленную в бумажном смысле работу. С другой стороны – политические лидеры матросов, такие, как Дыбенко, занимались лихорадочной деятельностью по спасению революции, деятельностью, которая оставила не так много источников, потому что была предельно антибюрократической. Также очень мало свидетельств сохранилось об офицерах флота, которые вступали в более или менее оформленные заговоры с целью повлиять на ситуацию на флоте и в стране, удержать Россию от пропасти, в которую она, по их мнению, неуклонно катилась.

Мы попытаемся подробно рассмотреть обозначенные проблемы.

Все даты до 1/14 февраля 1918 г. даны по старому стилю, после – по-новому.

Глава 1
Матросские кадры Первой мировой войны

§ 1. В иностранных флотах

Во время Первой мировой войны семь государств мира признавались ведущими морскими державами – Великобритания и Германия, занимавшие лидирующие позиции, и шедшие за ними США, Япония, Франция, Италия и Россия. Хотя традиционно Австро-Венгрия не относилась к ведущим морским державам, но накануне Первой мировой войны быстрое строительство ее флота вывело Дунайскую монархию на неплохие позиции, а ее флот приблизился по корабельному составу к итальянскому или русскому. Поэтому важно сравнить положение во флотах ведущих морских держав, прежде чем перейти к подробному анализу ситуации в России.

Комплектование флотов рядовым составом является важнейшим элементом поддержания боеспособности морских сил наряду с комплектованием офицерского корпуса и корабельного состава.

Для того чтобы облегчить ориентирование в довольно сложной системе воинских званий флотов эпохи Первой мировой войны (см. Приложение 1).

В Великобритании до Первой мировой войны не существовало всеобщей воинской обязанности, флот комплектовался исключительно по вольному найму. Большинство матросов вербовалось на 5 лет. Обычно это были люди, уже имевшие морскую специальность. Например, кочегаров и машинистов на военном флоте вообще не готовили, поскольку хватало получивших необходимые умения на торговых судах. Некоторых специалистов, как, например, машинистов и коков, вербовали на срок не менее 12 лет (это называлось «продолжительная служба»). Распространен был прием 12–14-летних подростков в юнги. Из числа юнг старались готовить в первую очередь комендоров – командиров расчетов и одновременно наводчиков морской артиллерии. Предполагалось, что это технически сложная специальность, от которой значительно зависела боеспособность корабля, а стать комендором на торговом флоте было невозможно. Численность юнг на кораблях британского флота была самой большой в мире, доходя до 10 % численности экипажа. Основой обучения всех специалистов была практика на кораблях, количество различных школ специалистов было очень невелико, а срок обучения в них весьма коротким. Великобритания, владевшая крупнейшим в мире торговым флотом, могла черпать кадры для военного флота с торговых судов. Нижним чинам, прослужившим 22–23 года, полагалась пенсия.

Запас флота был представлен Королевским морским резервом, членство в котором было добровольным. За пребывание в резерве выплачивалось небольшое жалованье, а по достижении 60-летнего возраста полагалась пенсия. Вступить в него могли профессиональные матросы и кочегары торгового флота, преимущество имели ранее служившие в военном флоте. Этот резерв был невелик и накануне Первой мировой войны насчитывал около 30 тыс. матросов и юнг, тогда как в регулярном флоте служило около 130 тыс. нижних чинов. В 1903 г. был создан Королевский морской добровольческий резерв, в который можно было вступить добровольно, даже не имея морской специальности, но членство в котором не оплачивалось. Постепенно эта организация значительно увеличилась и после Второй мировой войны поглотила Королевский морской резерв.

В США матросов вербовали всего на 3 года, преимущественно из моряков торгового флота. Значительной проблемой военно-морского флота США была большая текучка рядового состава, которую современники-специалисты считали главной ахиллесовой пятой североамериканского флота. Текучка порождалась большими возможностями трудоустройства на судах торгового флота и на берегу. Организованного запаса рядовых матросов в США фактически не имелось.

Во Франции продолжала существовать морская запись, введенная еще в XVII в. К началу XX в. все состоящие в ней были обязаны, по достижении 20-летнего возраста, отслужить 7 лет, а затем могли быть призваны в любое время до 55-летнего возраста. Фактически срочная служба продолжалась 3–3 1/2 года. В морскую запись включались добровольно лица, жившие на морском побережье или «кормившиеся морем», – т. е. рыбаки и матросы. Стремление попасть в морскую запись было сильным, поскольку записавшиеся освобождались от службы в сухопутной армии, они имели монополию на рыбную ловлю и службу на торговых судах, им полагалась пенсия за службу на военных или торговых судах, их сироты воспитывались за государственный счет. Кроме того, не все молодые люди, состоявшие в морской записи, действительно призывались на службу, тогда как в сухопутную армию призывались поголовно все достигшие призывного возраста – Франция славилась практически полным отсутствием льгот и отсрочек при отбывании воинской повинности. Общая численность морской записи достигала накануне Первой мировой войны 150 тыс. человек, что с избытком покрывало все возможные потребности французского флота⁴. В случае недостатка призывников из морской записи, флот мог пополняться молодыми людьми, призванными на действительную службу в армию, но к этой мере в начале XX в. прибегать не приходилось.

В кочегары и механики брали по морской записи лиц, уже имевших соответствующую специальность, а артиллеристы, специалисты по торпедному вооружению, рулевые и сигнальщики готовились в школах специалистов. В эти школы могли поступить мальчики 13–15 лет, сыновья лиц, состоявших в морской записи. Преимущество имели дети унтер-офицеров военного флота. Обучение длилось 4–5 лет. Оно было бесплатным, но родители были обязаны возместить расходы на обучение сына, если он отказывался от службы на флоте по окончании школы. Окончившие школу становились унтер-офицерами и через несколько лет могли получить звание мэтра – промежуточное между офицерским и матросским. Особенностью организации корабельной жизни французского флота являлось большое число кают-компаний – не только офицеров и мэтров, но также существовала отдельная кают-компания унтер-офицеров. Такое положение было связано с желанием сделать морскую службу более привлекательной, а корабельную организацию – более демократичной, ведь политическая атмосфера во Франции в начале XX в. заметно левела.

В Японии на флот призывали только тех, кто уже служил на торговых судах или занимался морским рыболовством. Срок службы был установлен 7-летний, но фактически уже накануне русско-японской войны матросы служили 4 года, а затем на 3 года увольнялись в отпуск, из которого могли быть в любой момент вызваны. По окончании 7-летнего срока японские матросы переводились в резерв на 5 лет, после чего считались свободными от воинской повинности⁵.

В Германии конца XIX в. флот развивался под сильным влиянием армейских порядков, поэтому здесь значительная часть рядовых матросов состояла из призывников, служивших 3 года. На флот стремились призывать молодых людей, уже служивших на торговых судах, но их не хватало, и значительную часть молодых матросов кайзеровского флота составляли люди, никогда не ступавшие на палубу корабля. Призывники могли становиться специалистами, но не могли получить звание унтер-офицера. Это звание было зарезервировано за сверхсрочнослужащими или выпускниками школы юнг. Сверхсрочнослужащим унтер-офицерам в германском флоте, как и в армии, гарантировалось после увольнения в отставку трудоустройство на государственной службе с солидным окладом – не менее 1,5 тыс. марок (ок. 690 руб.) в год. Эта сумма соответствовала доходу квалифицированного рабочего. По отзывам современников, это многих привлекало на сверхсрочную службу, несмотря на ее тяготы и не слишком высокое жалованье. Выпускники школы юнг были обязаны прослужить не менее 7 лет после выпуска, таким образом, немецкий флот получал на 7 лет не новобранца, как в России, а готового специалиста.

Все флоты мира начала XX в. имели в своем составе особую категорию старших специалистов, занимавших промежуточное положение между офицерами и матросами. Эти специалисты получали солидное жалованье и право на достойную пенсию, носили форму офицерского образца, размещались в каютах, а не в кубриках, имели собственную кают-компанию. Система льгот для этих лиц в каждой стране отличалась национальным своеобразием. Обычно их соблазняли значительным жалованьем, возможностью производства в офицеры, либо хорошим местом на берегу, либо комбинацией этих стимулов.

В Великобритании они именовались старшими унтер-офицерами (chief petty officer) и уоррэнт-офицерами (warrant officer). Их производили из наиболее отличившихся по службе унтер-офицеров. Особых курсов или школ для подготовки данной категории военнослужащих флота в начале XX в. не было. Общий высокий уровень образования и технической подготовки в Великобритании позволял отпустить «на самотек» дело подготовки уоррэнт-офицеров. В 1912 г. было установлено, что уоррэнт-офицеры имеют право на сдачу офицерских экзаменов и производство в полноправные офицеры флота.

В США существовал практически такой же порядок. Однако проблемой американского флота было нежелание матросов оставаться на длительную службу. Поэтому в США практиковалось производство в маты (mate) и уоррэнт-офицеры всего через 6 лет службы. При этом уоррэнт-офицеры могли быть произведены в мичманы (ensign) или лейтенанты указом президента через 5–10 лет службы, но делалось это только в случае нехватки офицеров, получивших специальное образование.

Во Франции лица, занимавшие промежуточное положение между офицерами и матросами, назывались мэтрами. Они выходили либо из старослужащих матросов, либо из учеников школ специалистов, о которых говорилось выше. Закон гарантировал мэтрам через 10 лет службы либо производство в офицеры флота, либо вакансию на морском заводе с хорошим окладом. Важным стимулом для французских мэтров служила реальная возможность быть произведенным в офицеры, поскольку именно производство из мэтров было основным путем пополнения инженер-механиков французского флота. В начале XX в. мэтры были допущены и к производству в строевые офицеры.

В германском флоте промежуточная категория именовалась «палубными офицерами» (Deckoffizier). Они производились из числа сверхсрочнослужащих унтер-офицеров после окончания специальной школы. Производство палубных офицеров в строевые офицеры не предусматривалось. Они могли производиться лишь в офицеры-механики, положение которых в немецком флоте было неполноправным.

§ 2. В русском флоте до февраля

В русском флоте существовал самый длительный в мире срок службы по призыву – 7 лет (для грамотных – 6 лет) до 1907 г., а затем – 5 лет. В запасе русский матрос состоял 3 или 4 года до 1907 г., а затем – 5 лет. По окончании этого срока нижних чинов переводили в морское ополчение еще на 5 лет.

Напомним, что призыв в вооруженные силы происходил фактически по достижении возраста 22 лет – годом призыва считался год, следующий за тем, в котором призываемому исполнялся 21 год. Призыв происходил в октябре – ноябре, с тем чтобы новобранец попал в свою воинскую часть не позднее 1 декабря, а срок службы отсчитывался с 1 января следующего года. Поэтому выражение «матрос срока службы 1910 г.» надо понимать как указание на то, что этот человек был призван в октябре – ноябре 1909 г., а его срок службы начал отсчитываться с 1 января 1910 г. При этом подавляющее большинство матросов этого срока службы родились в 1887 г. Это были самые старшие нижние чины из находившихся на действительной службе к началу Первой мировой войны.

По мобилизации в 1914 г. призывались матросы сроков службы 1905–1909 гг., т. е. 1882–1886 гг. рождения. Во время Первой мировой войны происходили и досрочные призывы. В течение лета – осени 1916 г. были призваны новобранцы 1916, 1917 и 1918 гг. Таким образом, самые младшие из них родились в 1896 г.⁶. В 1917 г. намечалось провести призыв новобранцев 1919 г., родившихся в 1897 г.

В запас флота зачислялись также шкипера коммерческих судов, штурманы, лоцманы и вообще лица, служившие на заграничных торговых судах, судах Добровольного флота, РОПИТе и в других крупных пароходных компаниях. Численность моряков торгового флота была ничтожной, а средств в казне недостаточно, поэтому нечего было и думать о пополнении флота вербовкой.

Относительно социального состава русских матросов эпохи Первой мировой войны существует большая литература. Нет нужды говорить о том, что сословная принадлежность, указываемая в документах того времени, не может быть надежным основанием для социальной идентификации, поскольку крестьянин по паспорту мог быть рабочим по профессии. Следует отметить, что большинство матросов дореволюционного русского флота все же было выходцами из деревни.

Например, в 1913 г. во флот было зачислено 13 186 человек. Из них 1627 человек были моряками торгового флота («судоходцы», как они названы в источнике) (12,3 %). 1518 человек имели технические специальности – машинисты, кочегары, масленщики, электротехники, телеграфисты (11,5 %). Рабочими специальностями металлического производства (слесаря, котельщики, медники, кузнецы, токари, литейщики) обладали 2343 человека (17,8 %). Рабочими других специальностей (столяры, плотники, конопатчики, маляры) были 920 человек (7 %), рыбаками 516 человек (3,9 %), торговцами 278 человек (2,1 %), писарями – 295 человек (2,2 %). Самую большую профессиональную группу составляли хлебопашцы – 3693 человека (28 %). Остальные 2404 человека (18,2 %) были охарактеризованы как носители «прочих занятий». Таким образом, с точки зрения британского, американского или французского флота менее 30 % русских новобранцев соответствовали требованиям службы во флоте (моряки, рыбаки и рабочие технических специальностей)⁷. Отметим, что из числа моряков и рыбаков значительная часть работала на парусных судах и была совершенно незнакома даже с простейшими механизмами, поэтому их ценность на кораблях была ненамного больше тех, кто никогда не видел моря. Таким образом, перед русским флотом стояла сложнейшая задача подготовки квалифицированных специалистов из неподготовленного контингента призывников.

Правда, уровень грамотности среди призывников был очень высоким для России того времени, составив для новобранцев, призванных осенью 1913 г., 76 %, еще 15 % считались малограмотными и только 9 % были вовсе неграмотными⁸. Образование грамотных матросов ограничивалось начальной школой. Об этом позволяют судить следующие цифры: в 1913 г. из 13 186 новобранцев, зачисленных во флот, права на 2-летнюю службу имели 38 человек, а на 3-летнюю – 322 человека⁹, т. е. в совокупности менее 3 % призванных. Право на 2-летнюю службу имели лица, окончившие учебные заведения 1-го разряда, а на 3-летнюю – 2-го. К 1-му разряду относились не только полные курсы высших и средних учебных заведений, но и 5–6-е классы гимназий, реальных училищ и соответствующих им учебных заведений. К этому же разряду относились мореходные училища. Ко 2-му разряду относились 2- и 3-классные городские училища, высшие начальные училища и тому подобные учебные заведения.

Однако и длительный срок службы едва-едва позволял подготовить матроса-специалиста из человека, незнакомого до службы с морем. На подготовку матроса-специалиста уходило обычно не менее 2 лет, а для сложных специальностей и для унтер-офицеров – и больше – до 4 лет. Необходимость готовить специалистов абсолютно по всем отраслям морского дела с нуля привела к тому, что в русском флоте существовало огромное количество школ для матросов. Один из преподавателей Учебно-минного отряда писал: «Для того чтобы толково и ясно изложить человеку, пришедшему от сохи, столь сложную вещь, как хотя бы электричество, мало самому знать все это, но надо приспособиться к образу мышления слушателей и создать довольно своеобразные способы изложения, не уклоняясь в то же время от истины. Вот эта-то работа не столь проста и легка, а главное, требует времени»¹⁰. С другой стороны, «среди новобранцев были и такие, которые уже получили до службы начальное образование. Из них выбирались кандидаты на унтер-офицеров, которых особо учили по их специальности в течение двух лет. Эти матросы получали довольно серьезное образование, которое в некоторых отношениях даже было немногим ниже общесреднего. Таким образом, из них получались уже полуинтеллигенты»¹¹.

С 1874 г., с момента введения в России всесословной воинской повинности и сокращения сроков действительной службы, остро стоял вопрос о привлечении моряков на сверхсрочную службу. Несколько раз пришлось расширять льготы для сверхсрочнослужащих и повышать их жалованье. Эти меры имели сравнительно скромный успех, прежде всего потому, что сверхсрочникам не могли предложить достаточного обеспечения после отставки. Идея предоставлять им привлекательные должности на гражданской службе, по примеру Германии, провалилась, поскольку ни одно министерство не согласилось принимать отставных сверхсрочников автоматически, требуя от них прохождения конкурса. В то же время за 19 лет сверхсрочной службы полагалась пенсия всего в 96 руб. в год или единовременная выплата в 1000 руб. Такая пенсия (8 руб. в месяц) едва-едва позволила бы пропитаться одному человеку, не говоря уже о семье отставника, об их одежде или жилище. Резкая граница между нижними чинами и офицерами, характерная для русского флота, ряд унизительных для достоинства нижнего чина дисциплинарных требований еще больше снижали привлекательность сверхсрочной службы.

Накануне, а особенно после русско-японской войны, льготы (прежде всего жалованье) сверхсрочнослужащим были еще увеличены, что позволило в определенной степени снизить остроту проблемы. Поэтому были основаны школы юнг в Кронштадте и Николаеве для пополнения флота уже подготовленными специалистами. В течение 1910–1914 гг. из Кронштадтской школы было выпущено 1084 юнги, из которых 856 были зачислены в учебные отряды для подготовки на унтер-офицеров, а остальные продолжали службу рядовыми специалистами. Учитывая, что численность рядового состава флота накануне Первой мировой войны превышала 40 тыс. человек, юнг в нем было менее 3 %. В 1910–1915 гг. среди поступивших в Кронштадтскую школу 11,7 % составляли дети из привилегированных сословий, 17,7 % – дети мещан, а 70,6 % – дети крестьян¹².

В 1895 г. в русском флоте была введена категория кондукторов – промежуточная между офицерами и матросами. Они получили право на форму, сходную с офицерской, особую кают-компанию, право на размещение в каютах. В русском флоте (как и в армии) к нижним чинам было положено обращаться на «ты». Кондукторы получили право на обращение на «вы», что отделяло их от нижних чинов. Тем не менее ряд ограничений для них оставался в силе – например, в столичных театрах они не могли сидеть ближе 7-го ряда партера или ниже 2-го яруса лож. Им также запрещалось посещать театральный буфет или сидеть в зале во время антрактов. Кондукторы не могли курить в присутствии офицеров¹³. Жалованье и пенсия кондукторов были выше, чем у сверхсрочнослужащих. За 10 лет службы кондукторов награждали медалью и статусом личного почетного гражданина. Кондукторы, прослужившие в этом звании 10 лет, при отставке производились в подпоручики по адмиралтейству, а прослужившие 20 лет – в поручики по адмиралтейству. За выслугу лет кондукторы получали медали. Несмотря на столь обширные льготы, корпус кондукторов пополнялся не очень быстро. Еще спустя 10 лет после введения этого звания не удалось заполнить все вакансии по ряду дефицитных специальностей, например машинных и минных кондукторов. После русско-японской войны был сделан еще один шаг к улучшению положения кондукторов – они получили право на производство в офицеры по Адмиралтейству после сдачи экзамена. Ранее матросы могли производиться лишь в гражданские чины, поэтому во время русско-японской войны на боевых кораблях в должности, скажем, артиллерийского содержателя можно было встретить коллежского регистратора. То был не канцелярист, а бывший кондуктор, удостоенный повышения в чине.

Нижние чины получали денежные выплаты, обмундирование и продовольствие. Денежные выплаты делились на жалованье (выплачивалось как на берегу, так и в плавании), морское довольствие (только в плавании) и добавочное содержание (выплачивалось только при действительном исполнении тех или иных обязанностей). Жалованье на Каспийском море и на Тихом океане было увеличено в 1,5 раза. Морское довольствие в заграничном плавании, а также при внутреннем плавании на Дальнем Востоке было увеличено в 1,5 раза. На подводных лодках выплачивалось усиленное жалованье (например, рядовой специалист получал как унтер-офицер 2-й статьи своей специальности). В общем, основное жалованье колебалось от 9 руб. в год (матрос 2-й статьи) до 72 руб. в год (боцман).

Морское довольствие зависело от звания и специальности и составляло от 60 коп. в месяц (матрос 2-й статьи во внутреннем плавании) до 21 руб. (боцман в заграничном плавании) (см. приложение 2).

Добавочное жалованье могло выплачиваться за специальные знания (например, минера или электрика) или за действительное исполнение обязанностей (например, первого комендора у орудия). Сумма выплат могла различаться в зависимости от того, на берегу или на корабле служил в данное время нижний чин. Добавочное жалованье было сравнительно небольшим и колебалось от 1 руб. 80 коп. в год (строевой инструктор, водолаз) до 27 руб. (баталер, подшкипер, минно-артиллерийский содержатель). Лишь некоторые специальности расценивались значительно дороже – баталер 1-й статьи или старший писарь получали на корабле по 63 руб. в год добавочного жалованья, машинные или кочегарные унтер-офицеры 1-й статьи – по 60 руб., а машинные унтер-офицеры самостоятельного управления даже по 180 руб. в год. Это объяснялось тем, что машинисты самостоятельного управления заведовали механизмами мелких судов, на которых не полагалось офицера-инженер-механика. Машинисты самостоятельного управления имели право занимать должности механиков на судах торгового флота после окончания срока военной службы (см. приложение 3).

Кроме того, матросы могли получать дополнительные выплаты, например, водолазы – по 1 руб. за каждый час подводных работ, за преподавание в школах матросов-специалистов (по 8–10 руб. в месяц), по 25–50 коп. в сутки при назначении конвоирами грузов при их перевозке, по 15–30 коп. в сутки в случае вызова «для восстановления порядка» – т. е. для усмирения волнений. Кроме того, тем, кто отказывался от ежедневной чарки водки (полагавшейся во время плавания), выплачивались «деньги за непитое вино» – 2 руб. 40 коп. в месяц – немалая для матроса сумма. С началом Первой мировой войны и с введением в России сухого закона выдача чарки была отменена и всем матросам стали выплачивать деньги.

Из выплат рядовым матросам производился вычет в 1 % на медикаменты, а унтер-офицеров – 2 % на медикаменты и госпиталь. Выдавалось жалованье раз в два месяца за прошедший срок.

В общем, береговое жалованье моряков соответствовало жалованью нижних чинов сухопутной армии. Однако добавочное жалованье и морское довольствие делали доходы моряков (особенно в плавании, тем более заграничном) значительно выше доходов солдат и унтер-офицеров армии. Моряк срочной службы достаточно высокой квалификации (скажем, рулевой унтер-офицер, исполняющий обязанности рулевого старшины) получал на берегу 28 руб. 80 коп. – 40 руб. 80 коп. в год (в зависимости от моря службы), во внутреннем плавании – дополнительно по 5 руб. 10 коп., а в заграничном – по 6 руб. 75 коп. в месяц (с учетом льготного курса выплат в иностранной валюте – свыше 10 руб.). Учитывая, что на Балтике корабли находились в плавании около 5 месяцев в году, годовой доход рулевого унтер-офицера срочной службы составлял не менее 54 руб., а при участии в заграничном плавании мог доходить до 80 руб. То были неплохие карманные деньги, учитывая, что обмундирование и питание моряки получали бесплатно.

Для матросов и унтер-офицеров болезненным наказанием было смещение на оклад матроса 2-й статьи. Это наказание можно было налагать на нижних чинов в дисциплинарном порядке на неограниченный срок. Весь срок наказания моряк должен был получать 75 коп. в месяц, как матрос 2-й статьи, не имеющий специальности. Серьезность данного взыскания понимали и авторы Дисциплинарного устава – право налагать его имели только командиры кораблей 1 и 2 ранга и вышестоящие начальники¹⁴. Заметим, что вице-адмирал Непенин, став командующим Балтийским флотом в ноябре 1916 г., особо широко пользовался этим правом, чем вызвал значительное озлобление среди нижних чинов.

Матросы получали питание и обмундирование натурой. Количество и качество предметов обмундирования моряков было выше, чем в сухопутной армии (см. приложение 4).

Питание матросов на берегу соответствовало армейскому, а в плавании было более разнообразным и обильным, чем в армии. О стоимости вещей и продуктов, которые выдавались натурой, в сравнении с армейской пехотой, дает представление следующая таблица¹⁵: