Kitobni o'qish: «Кредит на смерть»

Глава 1

Свист винтов заглушал музыку, звучавшую в плеере сержанта Антона Перевязкина. Красноватая пыль покрывала все его лицо и одежду так, что чистыми оставались лишь круги вокруг глаз, которые закрывал недавно прибор ночного видения.

Иван Григорьев понимал, что тоже выглядит не самым лучшим образом: «горка» вся изорвана, будто его собаки драли, на шее глубокая ссадина. Он дико устал и мечтал лишь о том, чтобы поскорее отмыться и рухнуть в кровать.

Соревнования были настоящим адом. Многокилометровый марш-бросок, скрытое перемещение по горной местности, преодоление водной преграды, ведение разведки дозорами, маскировка, имитация спасения раненого бойца с оказанием первой доврачебной помощи, захват штабной машины, языка и секретных документов. В финале уничтожение командного пункта условного противника. Они выполнили свою задачу, опередив по очкам соперников из спецназа бывшей братской республики. Когда все закончилось, навалилась усталость.

Вертолет медленно опустился на посадочную площадку.

Лейтенант Илья Конюхов подхватил свой «АК-74», хлопнул Ивана по плечу и заявил:

– Подъем! Чего ворон ловишь?

Пилот заглушил двигатели вертушки, но винты еще некоторое время продолжали вращаться по инерции, постепенно замедляясь. Иван поднялся, взял свой «Винторез», накинул на плечи рюкзак, заметно полегчавший за время соревнований, и двинул к выходу. В первую секунду солнце снаружи ослепило его так, словно перед лицом взорвалась световая граната. Парню пришлось прищуриться и заслониться рукой от жгучих лучей, резавших глаза.

Оказавшись на земле, он обернулся, увидел, как из вертушки выбирался Перевязкин со своим гранатометом, и уперся взглядом в его саперные ботинки фирмы «Мартер Хорнер». Антон гордился ими и уже всем надоел своими рассказами о том, как приобрел эту обновку за три сотни зеленых. Мол, благодаря специальным свинцовым вставкам они амортизируют удар и предотвращают отрыв конечностей, если наступишь на мину. Будто бы наши «крокодилы», подбитые гвоздями, с ними и рядом не стояли.

Иван подумал, что и ему такие не помешали бы, да еще рюкзак с анатомической спинкой и нормальными плечевыми обхватами. Он ведь за эти дни всю спину в кровь стер. После очередного марш-броска Григорьев обязательно давал себе обещание приобрести все это, но каждый раз откладывал, а потом вновь проклинал свои «крокодилы», рюкзак и экипировку.

– Ну что, по бабам, товарищи, – осведомился Антон, глянув на Ивана с хитрым прищуром.

Этой фразой сержант кратко изложил все свои планы на отпуск и ждал поддержки старшего товарища, но Иван его очень разочаровал, сказав, что поедет в деревню навестить родителей.

– Как знаешь. – Перевязкин вздохнул и хлопнул его по боку. – Если тебе нравится коровам хвосты крутить, то пожалуйста, вали в свою деревню…

Иван скривился от боли, а сержант хохотнул и заявил:

– Да ты прямо совсем раскис.

– Смотри, дождешься у меня, – припугнул приятеля Иван, напустив на себя грозный вид.

Конюхов, шедший впереди, обернулся к ним и, чтобы поддержать Ивана, бросил:

– Я тоже к своим поеду, а то жена уже, наверное, забыла, как я выгляжу.

– Только ты без предупреждения не заявляйся, лучше позвони ей заранее. Всякое может случиться, – ласково посоветовал Антон.

– Ты на что это намекаешь? – сразу ощерился Конюхов.

– Да ни на что, – с невинным видом ответил Антон. – Просто не хочу, чтобы случилась очередная семейная трагедия. Приезжает муж из командировки…

Он не успел договорить, как Илья с ревом бросился на сержанта, но Иван ловко ухватил обоих за куртки, распихал в разные стороны и крикнул:

– Что вы как дети, ей-богу! Сейчас обоим коленки прострелю – будет время подумать в лазарете…

– Да он дождется, мать его!.. – задыхаясь, воскликнул Конюхов.

– Шутка это была. Не бузи, – оскалился в ответ Антон.

– Все, успокоились, – рявкнул на них Иван. – Я хочу тишины и спокойствия.

Однако тишины и спокойствия ему пришлось ждать долго. В плацкартном вагоне поезда прямо под ним расположилась веселая компания со стратегическими запасами спиртного. Иван старался отнестись к этому с пониманием, но в одиннадцать вечера, когда беспокойные соседи затянули пьяными голосами песню, его терпение лопнуло. Устное воздействие не возымело никакого результата, поэтому Григорьеву пришлось применить физическое, после чего в вагоне наступила долгожданная тишина. Проводница, проходившая мимо, озадаченно поинтересовалась, чего это люди валяются где ни попадя. Иван вежливо ответил ей, мол, притомились очень, до полок не смогли доползти.

– Хоть бы с прохода их убрали, что ли, – невозмутимо посоветовала она, осторожно перешагнула через тела и отправилась в свое купе, что-то бурча себе под нос.

Ворочать пьяных попутчиков никому не хотелось, поэтому они так и остались лежать до утра там, где их настиг кулак Ивана. Чувствуя легкие угрызения совести от содеянного, он стал укладываться. В другое время Григорьев и сам, может быть, присоединился бы к какой-нибудь веселой компании, чтобы скоротать время в пути, но только не сейчас. От усталости он всегда делался злым, раздражительным и абсолютно не компанейским, и в таком состоянии его лучше было не трогать. Да и компания, надо признаться, была не самая подходящая.

В общем, засыпая, Иван подумал, что все-таки сделал доброе дело. В вагоне ехали семьи с детьми, которым незачем было всю ночь слушать пьяный бред вперемешку с великой и могучей, но все же неформальной русской лексикой.

В стареньком здании сельского почтового отделения кипела работа. Начальница Надежда Осиповна отсчитывала деньги, предназначенные для выплат пенсии. Почтальон Елизавета Старостина сортировала корреспонденцию. Обеим женщинам уже перевалило за шестьдесят, но работу свою они бросать не собирались. С одной стороны, это какая-никакая, а прибавка к их мизерным пенсиям. С другой, что тоже немаловажно, налицо уважение односельчан, укоренившееся за долгие годы работы. В каждом доме их ждали так, как никого другого. Они были чем-то вроде связующего звена между селянами и остальной цивилизацией.

Им часто приходилось отступать от должностных инструкций и буквально бросаться на помощь людям: нынче вызвать «Скорую», завтра сходить за лекарствами или за продуктами. Основной контингент на селе – это старики. Многим из них было уже не под силу даже заплатить за свет. Женщинам приходилось делать и это, и многое-многое другое.

Тихо скрипнула входная дверь, и в отделение вошла Валентина Игнатова, самая молодая сотрудница сельской почты. Ей было немногим за тридцать. Вежливая и доброжелательная, она всегда знала, как найти подход к человеку. Начальница возлагала на нее большие надежды, готовила себе в преемницы, ведь не вечно же работать ей самой.

Валентина отвечала за самый большой и сложный участок – пять сел, одно из которых находилось в шести километрах от почтового отделения. В одном селе жили всего две старухи, в другом – три да еще инвалид, но бросать их было все равно нельзя. Благодаря велосипеду, купленному на бюджетные средства, Валентина с работой справлялась. За день на своем железном коне она могла накрутить километров двадцать. Если учесть нагрузку в виде восьмикилограммовой сумки с корреспонденцией да авоськи с заказанными продуктами, получалось не меньше, чем у олимпийцев-тяжеловесов. Но она не жаловалась, и жизнь в почтовом отделении продолжала течь в своем тихом, размеренном темпе.

– Сегодня пенсия, – напомнила Надежда Осиповна Валентине.

Та лишь застонала в ответ и сбросила сумку с плеча.

– Чего стонешь?.. Молодая еще, – бросила Елизавета Старостина.

– Чувствую, я тут до восьмидесяти в молодухах прохожу, – огрызнулась Валентина.

– Так и радуйся, – примирительно заметила Надежда Осиповна.

– А вы слышали, что было в соседнем районе на почте? – спросила Старостина, меняя тему разговора. – Смотрела я сегодня утром новости. Почтальонша, которая пропала полгода назад со всей пенсией, – жива. Она, оказывается, взяла деньги, аж пятьсот тысяч, и мотанула с любовником на юга. Там голубки все это время и жили. Их выследили и вчера поймали. Стали спрашивать, где деньги, а они уже все растратили. Теперь ее в тюрьму посадят.

– Ничего себе!.. – изумилась Надежда Осиповна.

Она прекрасно помнила, как они все переживали, когда молодая почтальонша в соседнем районе пропала вместе с деньгами. Люди думали, что маньяк какой завелся или бандит.

– Вот я и побаиваюсь! – продолжала Старостина. – Валентина у нас еще молодая. А ну как тоже прихватят с любовником деньги и укатят в теплые края. Дурной-то пример заразителен.

– Ой, распереживалась она, – фыркнула Валентина, складывая в сумку газеты. – Если не доверяешь, можешь сама по моему участку пенсию развезти!

– Да ладно, я пошутила, – пошла на попятную Старостина.

Она украдкой покосилась на начальницу, опасаясь, что та воспримет ее слова всерьез и заставит развозить пенсию за Валентину, но та молча пересчитывала деньги и никак не отреагировала на их разговоры.

– У меня, кстати, и любовника нет, чтобы уезжать с ним, – добавила Валентина.

– Не надо!.. Видели мы, как к тебе какой-то мужик несколько раз приезжал, – пошла в наступление Старостина. – Думаешь, люди слепые? Женатый небось, раз так скрывается.

– Не твое дело. – Валентина разозлилась еще больше, сделалась пунцовой.

– Девочки, хватит вам! Я не могу пенсию посчитать, – воскликнула раздраженная Надежда Осиповна.

На некоторое время в почтовом отделении воцарилась тишина. Уложив газеты, Валентина стала разбирать письма. Почти все они были заказными, из одного и того же банка. Еще из фирм, продающих биологически активные добавки. Три небольшие бандероли – скорее всего, какие-нибудь чудодейственные аппараты, излечивающие от всех болезней. Так, во всяком случае, обещают рекламные ролики и проспекты, в которые наивные старики верят куда больше, чем в официальную медицину. Да и где она, та медицина? В деревне ее точно нет…

Первой нарушила тишину Осипова:

– А вы заметили, что писем стало больше? Одно время не было совсем, а сейчас снова пачками приходят, в основном из одного и того же банка. У тебя там что, тайные олигархи завелись? – снова стала цепляться она к Валентине.

– Я чужие письма не читаю, – глухо отозвалась та, не поднимая глаз.

– Ладно, давайте получайте деньги и вперед с песнями, – скомандовала Надежда Осиповна.

Валентина в ответ лишь тяжело вздохнула.

Родное село Голоштанное встретило Ивана неприглядными картинами разрухи и запустения. Дорогу по центру покрывали глубокие выбоины, напоминающие воронки от ковровой бомбардировки. Асфальт сохранился небольшими фрагментами то там, то сям. Человек несведущий никогда бы не понял, что перед ним дорога с твердым покрытием, обозначенная на карте района. Более того, по документам ее регулярно ремонтировали, а пару лет назад якобы заменили полностью дорожное полотно.

Иван помнил дорогу еще целой. Он с ватагой пацанов из деревни гонял по ней сначала на велосипедах, потом на мопедах. После дошел черед до мотоциклов. Теперь без проблем передвигаться тут можно было разве что на вездеходе. Такси, на котором ехал Иван, немилосердно трясло. Днище чиркало по камням. Водитель матерился всякий раз, попадая в яму, старался как-то вырулить, но потом чуть не оставил выхлопную трубу на дороге и сдался.

– Все, дальше не поеду, – рявкнул он и резко затормозил.

Иван не стал спорить, заплатил, собрал нехитрые пожитки и пошел пешком. Звук мотора «Волги» быстро удалялся. Вскоре наступила тишина, нарушаемая лишь пением птиц да далеким лаем собак в деревне. По правую руку от Григорьева раскинулись колхозные коровники. Животных там не было уже давно. Полуразвалившиеся строения с немым укором смотрели на него пустыми глазницами оконных проемов. За коровниками раньше располагались свинарники, но теперь от них остались одни только фундаменты, да еще запах.

Двое таджиков грузили в «КамАЗ» кирпичи, добытые в разобранных строениях. Перед грузовиком был припаркован серебристый внедорожник, покрытый пылью. Рядом с машиной стояли трое мужчин, среди которых Иван узнал бывшего председателя колхоза «Звезда» Петра Семеновича Крынникова. Второй, судя по одежде и поведению, был водителем «КамАЗа»: широкое помятое лицо, всклокоченные волосы, засаленный спортивный костюм. На запястье у мужика болталась видавшая виды борсетка. Он курил мятую сигарету и сплевывал на траву. Третьего, высокого молодого человека в светлом кремовом костюме, Иван никогда раньше не видел. Какой-то городской мажор. И как его только занесло в это богом забытое место?

Иван решил подойти и поздороваться. При его приближении водитель «КамАЗа» напрягся, а с лица мажора слетела улыбка.

Крынников несколько секунд с подозрением разглядывал Григорьева, затем узнал, расплылся в улыбке и шагнул навстречу.

– Иван, ты, что ли?

Тот пожал протянутую руку, хотел поздороваться с остальными, но председатель оттеснил его в сторону и поинтересовался:

– Какими судьбами в наших краях? Родителей приехал навестить?

– Да, – буркнул Григорьев, поглядывая в сторону «КамАЗа». – А у вас тут что?..

– Да у нас тут все. – Разом погрустневший Крынников махнул рукой. – Распродаем последнее, чтобы долги отдать. Реорганизовались. Колхоз стал теперь ЗАО, да что толку!.. Работать некому. В селе одни старики остались. Техника – хлам сплошной. Долгов выше крыши. Умирает село, Ваня. Рядом Мирное уже год пустое стоит. Теперь наш черед пришел. Бегут люди из этих мест!

– А кому этот кирпич понадобился? – искренне удивился Иван.

Кирпич по санитарным нормам нельзя было использовать не только для строительства, но и вообще нигде, поскольку от него на километр несло навозом.

– Да вон нашелся какой-то дурак, хочет купить. А мне что ж не продать? За свет платить надо! Уголь покупать! Опять же горючку – куда без нее. – Бывший председатель принялся загибать пальцы.

– А землю в аренду не пробовали сдавать? – Иван окинул взглядом окрестные поля, поросшие бурьяном.

– Это кому же? – Крынников покачал головой. – Земли-то много, а фермеров по пальцам можно сосчитать. Вдобавок положение у нас тут невыгодное – далеко от дороги, да и с поливом проблемы. Все, что было из алюминия, давно поворовали. Железо сгнило. Приезжали тут двое с полгода назад, смотрели, обещали подумать, но так больше и не появились. Вон в соседнем селе и поливалки есть, и мужиков можно нанять для работы. А к нам сюда никто не сунется…

– Ладно, пойду я, – бросил Иван.

– Ну, шагай. – Крынников улыбнулся. – Передай привет старикам. – Он крепко пожал Ивану руку и вернулся к своим делам.

Григорьев пошел дальше, миновал обветшалую водокачку и оказался в селе. Половина домов здесь была заброшена. Огороды зарастали сорняками, сады превратились в настоящие непролазные чащи из переплетенных веток, увитых вьюном и диким виноградом. Людей на улице тоже не было видно. Казалось, он попал в какой-то футуристический мир, который по причине необъяснимой катастрофы вдруг лишился людей. У Ивана неприятно засосало под ложечкой.

Он помнил, как раньше по улице вечером гуляли люди, бегали ребятишки, приветливо светили фонари на столбах, из окон клуба звучала музыка. Григорьев посмотрел на частично разобранное здание школы, и ощущение нереальности происходящего усилилось. На звук его шагов из развалин выбежали одичавшие собаки. Они с лаем бросились к Ивану, однако тут же шарахнулись назад, стоило ему только наклониться за камнем.

– Пошли вон! – рявкнул Григорьев и удивился, почувствовав какую-то растерянность в собственном голосе.

Он пошел дальше по улице. Собаки тявкали ему вслед, но приближаться больше не смели. Справа с резким противным скрипом отворилась калитка, из которой вышла древняя старуха в замшелом платье и черном, побитом молью платке.

– Мария Петровна! – окликнул ее Иван, с трудом узнав свою школьную учительницу.

Однако старуха никак на это не прореагировала. Она так и стояла, глядя сквозь него куда-то вдаль.

Иван поспешил к воротам родительского дома, постучал в калитку и услышал веселое тявканье Барбоса. Отец или мать открывать не спешили. Возможно, их вообще не было дома. Иван легко перемахнул через ограду и увидел отца, выходившего из сеней с ружьем в руках.

– Эй, батя! Да это же я, – воскликнул он, поднимая на всякий случай руки.

Из телефонных разговоров с матерью Иван знал, что зрение у отца в последнее время заметно ухудшилось. Мог ведь и не признать.

– Вижу, что ты, – проворчал Григорьев-старший, нахмурившись. – Заходи, коли приехал. А то я уж думал, не дождемся мы тебя. Только на похороны приедешь.

– Да брось ты, – усмехнулся Иван, привыкший к отцовскому характеру. – Работа у меня такая. А ты чего с ружьем?

– Да ходят тут всякие, – коротко пояснил тот, шаркая ступнями по тряпке в просторных полутемных сенях, и рявкнул на Ивана: – Ноги вытри, мать только что полы вымыла! Завтра поможешь мне крышу починить в сарае да свинарник заодно почистишь.

– Это все на ближайшее время, или у тебя что-то еще есть? – с иронией спросил Иван.

У отца это получалось просто отлично! Он умел находить для других массу тяжелой и неприятной работы. Озадачит, бывало, всех, а сам в кусты. Скажет, что идет в сельсовет на собрание или подсобить механизатору с ремонтом техники, а вечером возвращается веселый, в подпитии, довольный жизнью. Время его нисколько не изменило. Иван тяжело вздохнул. Он уже видел себя чумазого, с вилами в руках. Да, после такого отпуска отдыхать придется на работе.

– Еще картошку у соседей выкопаешь, – вспомнил внезапно отец, быстро пополняя перечень заданий.

– А они не будут против? – поинтересовался Иван, слегка опешивший от подобного поручения.

– В город переехали. Участок пустует. Вот мы картошку там и посадили. Еще свеклу, но ее позже убирать, – пояснил отец деловито. – Свиней-то надо чем-то кормить. Это тебе не колхоз, времена другие.

Мать на кухне закатывала банки с помидорами. Ее волосы были убраны под белую косынку. Поверх халата она нацепила клеенчатый передник. Вся сосредоточенная и внимательная, с кастрюлей горячего маринада в руках, женщина стояла перед целой батареей разнокалиберных банок, заполненных томатами, зеленью и приправами. В кухне пахло уксусом, смородиновым листом и пареным хреном.

– Смотри, кого я нашел во дворе! – похвалился отец.

Мать мельком взглянула на него и бросила радостным голосом, продолжая заливать банки:

– Ваня приехал. Давай, проходи, раздевайся, я сейчас закончу.

Отец с довольным видом полез в сервант за самогонкой, перехватил сердитый взгляд матери и проворчал:

– Так ведь сын приехал! Надо же как-то отметить.

– А тебе только это и надо, – буркнула мать и отвернулась к банкам.

Отцом это было расценено как благословение. Он достал бутылку с янтарной жидкостью, стаканы и потащил Ивана в комнату.

– Эй, а закусить? – напомнил ему сын.

– Такую штуку грех закусывать, – загадочно улыбнулся отец, демонстрируя стальные коронки на резцах.

– Что, опять какая-то экспериментальная настойка вырвиглаз. – Иван с подозрением посмотрел на жидкость в бутылке.

Его отец славился по всему селу бесчеловечными экспериментами в области самогоноварения. Свою продукцию двойной перегонки и пятикратной очистки он настаивал на всем, что под руку попадало, вплоть до куриного помета. Потом, когда у очередного дегустатора глаза лезли на лоб и подкатывала тошнота, еще утверждал, что все это очень полезно для здоровья.

– Я виноград рассадил, теперь вот домашний коньяк делаю по всем правилам, – разливая по стаканам напиток, пояснял Григорьев-старший. – Семеныч мне бочки дубовые смастерил. Я ему за это теперь по гроб жизни должен. Душевная вещь получается. В магазине такого не купишь.

– Точно не отрава? – Иван осторожно понюхал содержимое стакана.

– Да ты прямо как не мужик, – с досадой воскликнул отец, залпом махнул свой стакан, крякнул и добавил: – Я даже специально его слабеньким сделал, всего сорок градусов. Потому как знал, что вы там, в городе, все изнеженные.

– Ладно, за встречу, – буркнул Иван и осушил свой стакан.

Напиток по вкусу действительно напоминал хороший коньяк.

– Как тебе это удалось? – удивился он.

– Секретная технология! Сам придумал, и эта тайна умрет вместе со мной, – заверил его счастливый отец, однако уже после второго стакана подробно расписал весь процесс, от сбора винограда до финальной фильтрации. – Кстати, в серванте бутылка стоит семисотграммовая из-под вина, смотри не выпей, – вспомнил он. – В ней настойка болиголова, страшный яд!

– А какого лешего ты его в серванте держишь? – изумился Иван. – Не боишься с пьяных глаз перепутать?

– Ну, во-первых, я себя всегда контролирую, – заметил отец, приосанившись. – Во-вторых, я его по вкусу всегда определю, в-третьих, это лекарство для твоей матери. Она где-то вычитала рецепт и теперь лечится, так что слишком далеко засовывать его нет резона.

– Ой, смотрите, долечитесь вы, – покачал головой Иван.

Потом появилась мать с закусками: картошка, жареное мясо, салат, ветчина. Все пахло так аппетитно, что у Ивана заурчало в животе.

– Что, оголодал там, в своей армии, да еще и без жены? – язвительно спросил отец, наблюдая за тем, как сын ест. – Когда же ты женишься-то?

– Скоро, – пообещал Иван с набитым ртом.

– Да, дождешься, – махнул рукой отец. – Вон другие мужики уже все внуков обмыли. У Петровича в прошлом году такая гулянка была.

– Тебе бы только гулянки, – сердито заметила мать и ласково попросила сына: – Завтра спустишь в погреб банки, а то этого лентяя не допросишься. – Она рассерженно толкнула в бок отца, который со счастливым видом снова разливал коньяк по стаканам.

– Постараюсь впихнуть это дело в свой жесткий график, – пошутил Иван. – Благодаря бате мне не придется без дела сидеть.

– Молод ты еще для этого, – с умным видом заметил Григорьев-старший, нахмурился и спросил: – Вот ответь, чем ты там в городе занимаешься, что нам потом письма приходят, будто мы денег задолжали?!

– Какие письма? – не понял Иван.

– Тебе лучше знать. – Отец насупился и вновь потянулся за бутылкой.

– Уймись уже, – заступилась за сына женщина и пояснила: – Письмо из банка пришло, да уже не первое. Мол, мы должны огромные деньги. Отец решил, что ты кредит взял, а расплатиться вовремя не смог.

– Ничего я не брал, – пробормотал Иван в растерянности. – Покажите мне эти письма.

Мать сходила в спальню, принесла три распечатанных конверта, передала их сыну и села обратно за стол. Иван посмотрел на конверт. Получателем значился его отец, ниже стоял адрес дома в селе и почтовый индекс. Отправителем был банк «Народный».

В первом письме, пришедшем два месяца назад, говорилось, что Александр Федорович Григорьев взял в банке кредит под залог дома и имущества на развитие бизнеса в размере трех миллионов сроком на двадцать лет. Далее прилагался график погашения кредита, из которого следовало, что отец должен выплачивать ежемесячно порядка тридцати тысяч.

– Что за бред! – вслух изумился Иван, отложил прочитанное письмо и взялся за второе.

На этот раз банк «Народный» уведомлял о просрочке платежа по кредиту и приводил расчет пени по ставке рефинансирования. Она была внушительной. В последнем письме, пришедшем два дня назад, банк грозился подать в суд на злостного неплательщика.

– Может, объяснишь, что все это значит?! – поинтересовался отец. – Письма-то просто так слать не станут!

– Верно, не станут, – согласился Иван, погруженный в свои мысли. – А вы случайно свои документы никаким проходимцам не давали? Ну, может, кто приходил, сказал, что вы выиграли что-то?

– Да нет, ты что!.. – покачала головой мать. – Мы телевизор смотрим, про всяких мошенников наслышаны. Я сама никому документы не дала бы, а отец вообще не знает, где они лежат.

– Ладно, я завтра съезжу в банк и разберусь с этим, – пообещал Иван, но отец запротестовал:

– Куда это ты собрался?! Эта хрень подождет. Завтра мы крышу чиним, а то дожди пойдут, тогда пиши пропало.

– Не забудь про помидоры, – напомнила мать.

– Понял, – обреченно протянул Иван и действительно догадался, что отдых, о котором он так мечтал, откладывается на неопределенный срок.

– Ну, давай еще по одной, – предложил повеселевший отец.

– Саша!.. – Мать сердито сдвинула брови.

– Так сын же приехал, – оправдываясь, воскликнул тот. – И потом, ты же знаешь, что это сосудорасширяющее…

Упавшее дерево перегородило дорогу, и объехать ствол не было никакой возможности. Валентина остановилась, слезла с велосипеда и попыталась перетащить его через преграду. Однако сделать это оказалось не так просто. Тонкие ветки запутались в спицах, и велосипед застрял. Она тянула его и не услышала шагов за спиной. Женщина краем глаза увидела какое-то движение и резко обернулась.

Мужчина в маске уже стоял прямо перед ней. Бежать было поздно. Валентина с дрогнувшим сердцем подумала про пенсию, которую должна была разнести. Деньги лежали у нее в сумке – около ста шестидесяти тысяч рублей. Это из-за них ее подстерегли. Вот оно и случилось. Страх ледяной волной расползался по телу.

Места вокруг настолько глухие, что кричать можно сколько угодно – все равно никто тебя не услышит. Километров на пять в одну и в другую сторону раскинулся густой лес, перемежавшийся заболоченными низинами.

Онемевшими от ужаса губами Валентина пролепетала:

– Я отдам деньги.

По глазам незнакомца было видно, что он собирался что-то сказать, но в это время за ее спиной хрустнул валежник. Валентина хотела оглянуться, но не успела. В следующую секунду сильные руки обхватили ее за плечи. Могучая пятерня в пахнущей бензином перчатке зажала рот.

Женщина в панике стала отчаянно отбиваться и мычать, старалась разомкнуть стальные объятия. В ее сознании не осталось больше ничего, кроме всепожирающего, дикого животного страха смерти. Вырваться любой ценой. Выжить. Она дернулась изо всех сил, и тогда громила, державший Валентину, резким рывком свернул ей шею. Хруст позвонков напоминал треск сухой ветки в огне. Тело жертвы моментально обмякло. В расширенных глазах застыло изумление.

Убийца, явно довольный собой, пихнул труп в сторону, хохотнул и заявил:

– Видал, как я ее усмирил?! Мастерство не пропьешь!

Его подельник в жесте отчаяния сорвал с головы маску и бросил на землю. Стало видно, что это пожилой худощавый мужчина, обросший щетиной, сквозь которую начала пробиваться седина. Его ярко-синие глаза пылали злобой.

– Профессор, я же сказал, тормознем ее! Я не приказывал мочить! На хрена мы, по-твоему, маски напяливали?!

– Так она закричать хотела, – обиженно буркнул второй и тоже стащил маску.

Открылись бритый череп и лицо типичного отморозка с одной извилиной в мозгу.

– Чего ты, Февраль, шумишь-то? Сейчас уберем…

– Я тебя самого уберу, – заорал в ответ пожилой мужчина, брызгая слюной. – Сказали тебе не мочить сразу!

– Так я и не мочил. Оно само как-то получилось, – попытался возразить Профессор, с беспокойством поглядывая на руку подельника, переместившуюся в правый карман.

Он знал, что Февраль временами совершенно слетал с катушек, поэтому внимательно следил за каждым его движением. Такой сперва завалит человека и только потом подумает, на кой ляд он это сделал. Его вспышки ярости были страшными, а две трети жизни, проведенные в местах не столь отдаленных, являлись их следствием. Все статьи мокрые!

Последние несколько лет Февраль вообще провел в тюремной психбольнице. Говорил, что специально, чтобы отмазаться, но Профессор сильно в этом сомневался. Дернул же его черт связаться с психом, который по всякому поводу хватался за пушку либо за нож!

– Чего ты стоишь и зенками лупаешь! Бери ее и тащи в лес, пока менты не нагрянули! – продолжал разоряться Февраль.

– Давай вместе, – осторожно возразил Профессор. – Я один не допру. Не дюймовочка!..

Однако его подельник не был склонен к сантиментам.

– Да мне до одного места твои проблемы, – оскалился Февраль. – Я велел тащить! – В его глазах было столько ненависти, что Профессор невольно отшатнулся, склонился, аккуратно приподнял убитую женщину и медленно поволок ее в лес.

Февраль подобрал сумку почтальона, поднял велосипед и покатил его в том же направлении. Он был доволен тем, что в очередной раз обломал молодого. Пусть беспредельщик знает, кто тут пахан.

Метров триста они продирались через кусты. Профессор очень быстро окончательно выдохся. По его лицу градом катился пот.

– Долго еще? – наконец прохрипел он.

– Тащи, поганец! Я тебе скажу, когда хватит, – прорычал Февраль, наслаждаясь ситуацией. – Запомнишь на будущее, как людей валить без разрешения.

– Давай остановимся, покурим, или я сейчас сдохну, – попросил Профессор.

– Тащи. Закончим работу, потом курить будем, – ледяным тоном возразил Февраль. – Давай в темпе!

Матерясь, Профессор потащил тело дальше. Через десять минут они уперлись в заболоченное озерцо.

– Все, теперь мухой надыбай мне пару камней да волоки их сюда, – приказал Февраль деловито. – Надо ее нагрузить, чтобы не всплыла.

Профессор растерянно огляделся и спросил:

– Где я тебе камней найду?

– В магазин сходи, – рявкнул на него Февраль. – Ты что, мальчик, что ли?

Камни Профессор нашел чисто случайно. На берегу озерка ничего не было. Он обошел водоем два раза, потом углубился в лес, чтобы справить малую нужду, и случайно наткнулся на груду камней, торчавших из земли и заросших кустарником. Профессор прикинул и решил, что каждый весит килограммов по пять.

Февраль долго изучал его находку. Было видно, что он опять недоволен.

– Слишком маленькие или форма не та? – с вызовом спросил Профессор.

Он решил, что если подельник опять пургу станет гнать, то придется положить его рядом с бабой и спихнуть в болото.

– Бери за ноги, – зло проворчал Февраль. – Давай на счет «три».

Они раскачали тело и бросили подальше от берега. Обоих с ног до головы окатило брызгами. Тело ушло в мутную воду, на поверхность побежали пузыри.

– Ну вот, – оскалился Февраль, утираясь. – Расслабься и не бзди. Сейчас звякну шефу, скажу, что работу сделали.

– Спроси, когда он нам бабки отдаст, – напомнил Профессор, мигом оживившись.

За хорошую сумму он готов был выполнить любой заказ. Этот тип мечтал, что в один прекрасный день заработает достаточное количество денежных знаков и начнет новую жизнь. Как конкретно она будет выглядеть, Профессор не представлял. В его мечте отсутствовали детали, но имелось главное. Он будет иметь все, что только захочет, и никто не сможет ему помешать.

Набрав номер из серой потертой записной книжки, Февраль некоторое время ждал.

Затем ему ответил спокойный, ровный мужской голос:

– Да, слушаю.

– Это Борис. Мы… решили проблему с почтальоншей, – произнес Февраль многозначительно.