Kitobni o'qish: «Под иными небесами»
Пролог
Некоторые умудряются жить на два дома. Не завидую им. А кто позавидует мне? Я ведь тоже живу на два – не дома, а мира.
Я не хотела этого, но когда на небе появляется полная луна, я не могу противиться её зову. Этот зов становится всё сильнее и сильнее, и я знаю, что скоро не захочу возвращаться…
Тот, другой мир, жесток. Впрочем, не более жесток, чем любой другой.
В этом прекрасном и страшном мире обитают такие существа, о которых обычный человек не имеет понятия. Например, я. Или единороги. Но это не те хрупкие и ласковые создания, которых так легко обманывают девственницы: по легенде, единорог доверчиво ложится рядом с невинной девицей, кладет голову ей на колени, и не помышляя о человеческом коварстве… А в зарослях неподалеку уже натягивают тетивы меткие стрелки: ведь добыть единорога – редкостная удача!
Всё не так. Единороги – невероятно умные, хитрые и злобные твари. Размерами и силой они не обижены, и когда табун несется галопом, лучше не вставать у него на пути. Да и выйти один на один с единорогом рискнет не каждый охотник, если ему дорога жизнь! Конечно, правители сулят невиданные богатства тому, кто сумеет изловить такое чудо, да только удавалось это единицам, а прочие хорошо, если унесли ноги! В неволе же единороги все равно долго не живут: или умирают, или ухитряются сбежать, какими цепями их ни приковывай. И никакие попытки скрестить их с обычными лошадьми успехом не увенчались: лошадь с ослом дает потомство, пусть и бесплодное, а с единорогом – нет. Может, оно и к лучшему…
Признаюсь, я рада тому, что провидение, сделав меня оборотнем, заставило меня принимать именно такой облик, а не какой-то другой. Пусть я ещё молода, моё тело тонко и гибко, а крылья почти прозрачны – меня боятся. Боятся потому, что знают – сила на моей стороне, и если единорога еще можно убить стрелой или клинком, поймать арканом, даже попытаться поставить под седло (находились и такие отчаянные), то со мной так просто не совладать. Хотя кое-кто пытался, но об этом я расскажу в свое время.
1
Поначалу я думала, будто вижу сны. Мне с самого детства в полнолуние по ночам грезились необычайно яркие и связные истории, я будто читала книгу или смотрела фильм. Так бывает, если увлечься настолько, что кажется – протяни руку, и взаправду окажешься там… Я мечтала об этом, и однажды протянутая во сне рука не ударилась о стену, а прошла сквозь нее.
Сперва, конечно, было страшно. Думаю, угоди я в те края ребенком, перепугалась бы насмерть, но я была уже достаточно взрослой, чтобы не потерять головы и попытаться мыслить разумно… Кто другой, может, поутру отправился бы прямиком к врачу, но я решила: даже если я сошла с ума, два-три ночи абсолютной свободы хотя бы раз в месяц стоят рассудка. В остальном я не изменилась: по-прежнему работала, общалась с приятелями, ездила в отпуск, но… Только по полнолуниям я становилась собой, это я поняла очень скоро.
Ну а потом я осознала, что однажды уйду туда и больше не вернусь. Мне стало слишком скучно в этом мире: для меня-человека здесь слишком мало возможностей, для меня-оборотня – нет места. Там же, за гранью, я могу быть кем угодно. Эскапизм? Наверное. Я не задумывалась об этом нарочно, но как только пришло осознание, я поняла – мне уже не нужна луна, чтобы пересечь невидимые границы. Там я живу. Здесь – просто существую, и чем дальше, тем сложнее удержаться от соблазна перейти грань. Это так просто, даже слишком…
Мгновение – и мир плывет перед глазами… И вот я уже парю в изумрудном утреннем небе над туманными горными пиками, и утреннее солнце золотит мои тёмные крылья и перистые облака, и ветер, напоенный запахом осеннего леса, щекочет ноздри.
С высоты хорошо виден табун единорогов, идущих на водопой – они злобно храпят, молодые жеребцы то и дело норовят пырнуть друг друга рогами – у них пора охоты, и скоро начнутся схватки не на жизнь, а на смерть за самок и за право занять место вожака. Среди молодняка, ясное дело, победит сильнейший, но если дойдет дело до сражения за главенство, молодой жеребец почти наверняка проиграет более опытному, и хорошо, если выживет. Дело может обойтись и без драки: если вожак позволит, молодой единорог уведет за собой пару кобыл и кого-то из сверстников, а там как повезет. Вполне вероятно, маленький табун погибнет зимой, но если к нему прибьются какие-то одиночки – вместе зимовать не так опасно, – может и выжить.
Из горной пещеры высунул голову грифон – и тут же скрылся, завидев мою тень: эти звери летают невысоко. Они были бы легкой добычей, если б имелся хоть какой-то смысл на них охотиться: в грифоне одни кости да перья, да жесткая шкура! Только мараться зазря… Вдобавок, они мне не конкуренты, крупная дичь не по их части, а те, что живут на побережье, и вовсе предпочитают рыбалку – с такими крыльями в лесу поди поохоться! В скалах же мелкой добычи немного, а крупная им не по когтям…
А вот небо поднимается столб дыма – горит какое-то поселение, мечутся тёмные фигурки. Впрочем, до людей мне не было дела, и я повернула на запад.
Там, за горами, почти на самой границе моих владений, простирался лес, исчерченный неровными просеками – вроде бы тут намеревались строить дорогу за горы, да только ни один из правителей так и не довел затею до конца. Советники и ученые говорили разное: кто-то предлагал идти напрямик и пробивать тоннель в горах, кто-то рекомендовал двигаться в обход, кто-то считал, что нужно найти перевал, даже изыскивались средства на эти проекты… Да только следующий правитель решал поступить по-своему, старая просека зарастала, а тем временем вырубали новую…
Вот на одной из таких полузаросших несбывшихся дорог что-то темнело, и я спустилась чуть ниже, чтобы рассмотреть получше.
Да, зрение меня не подвело – их было семеро. Все вооружены – и мертвы. Что еще за побоище? Я спикировала вниз – нужно было разобраться, я не люблю, когда на моих землях (пусть даже человеческий правитель считает их своими) творилось нечто подобное!
Уже на земле я обернулась человеком – я, как и здешние уроженцы, мои сородичи, способна произвольно менять обличье. Не скажу, правда, чтобы здешняя я была очень похожа на меня земную.
Осторожно приблизившись к лежащим людям, я сразу поняла, что немного ошиблась: только шестеро из семи были людьми. И только пятеро из семи – мертвы.
Как это обычно водится, виноваты были люди – именно у них в обычае нападать на кого-то скопом. Ну что ж, за свою вину они расплатились сполна: у одного торчала в груди стрела с серебристым оперением, остальные были убиты клинком.
Я приблизилась к не-человеку: спутать его с людьми было возможно, если сильно не присматриваться, но по запаху сразу становилось ясно – это аль. В одной руке он ещё сжимал длинный кинжал, кому другому сошедший бы за меч, а второй зажимал глубокую рану чуть пониже ребер. Рядом с ним валялся бесполезный в ближнем бою лук и колчан со стрелами.
Я наклонилась к алью и отвела в сторону его выпачканные в крови пальцы. Вот ещё один плюс моего здешнего воплощения: даже единорог может исцелить свои рогом далеко не любую рану, а я могу, если захочу, конечно.
Оставался еще человек, но он точно не был при смерти, судя по брани, и с ним я могла повременить.
Аль приоткрыл глаза – такой бездонной синевы не встретишь в этом северном небе, – и выговорил несколько слов. Для меня это прозвучало как бессмысленный набор певучих звуков, и он, видя, что я не понимаю, повторил на местном наречии:
– Уходи, женщина! Они не пощадят никого…
– Что ты им сделал? – спросила я. – И, к слову, ты мог бы быть и повежливее – не я ли излечила твои раны?
– Я не просил помощи у человека, и никогда не попрошу, так что не жди благодарности! – неожиданно зло ответил он, приподнявшись. – Лучше уходи поздорову!
– Ты смеешь говорить так… со мной? – негромко спросила я. Деревья встревоженно зашелестели от моего шепота, а с высоты моего роста аль казался совсем крохотным. Какой смысл сердиться на такую козявку?
– Я не узнал тебя, Поднебесная, в человеческом облике, – сказал аль спокойно. Если он и испытывал страх, то ничем не выдал его, и я невольно почувствовала уважение: человек давно бы молил о пощаде, уткнувшись носом в землю. – Люди все для меня на одно лицо.
– Что здесь произошло? – спросила я, вернувшись к человеческому обличью, и протянула ему руку.
– Ровным счётом ничего, – усмехнулся аль, поднимаясь на ноги. Хватка у него оказалась крепкая, и не скажешь, будто он только что лежал при смерти. – Ночью люди сожгли наш город и перебили тех, кто пытался его покинуть.
Это меня насторожило. Стычки случались и раньше, но чтобы люди осмелились напасть на алийский город… Такого ещё не бывало! Это было странно. И это таило угрозу.
– Так иди же, – сказала я алью, – предупреди других, пока не поздно!
Взлетая, я успела услышать короткий захлебнувшийся вскрик – аль добил врага (признаюсь, я о нем позабыла). Если так пойдёт и дальше, они попросту перебьют друг друга. Впрочем, не они первые, не они последние: задолго до альев и людей тут жили иные расы, от которых не осталось даже воспоминаний. Когда-нибудь забудут обо всех…
Я облетела свои владения: на глаза мне попался ещё один сгоревший город, сгоревший дотла, так что и не поймешь, чей он. Увы, разбираться с этим мне было некогда – следовало поскорее вернуться домой, чтобы моё отсутствие не стало слишком явным.
Я вновь появилась здесь через несколько дней, и первым, что я увидела с высоты своего полёта, был мертвый единорог – зрелище само по себе нередкое, но только по осени. Я не удивилась бы, увидев израненного юнца, посягнувшего на кобыл, или заколотого рогом матерого жеребца, павшего в бою. Да пускай даже загнанного волками одиночку!..
Но нет, этого единорога убили не звери. Сейчас он походил на обыкновенную лошадь – рог его был грубо обрублен у самого основания. Это не просто заслуживало внимания, это было… Не сумев сходу подобрать определения, я развернулась и помчалась к своей пещере.
Опустившись на расчищенную площадку перед входом, я в гневе смела ударом крыла верхушку небольшой скалы и, обернувшись человеком, быстрым шагом направилась внутрь.
Меня ждали.
Миг – и я оказалась в кольце вооружённых людей. Я попыталась изменить облик, но не смогла – кто-то запер меня в человеческом теле, а на такое способен только могущественный маг!
Так и есть – я угадала его в высоком худом бородаче, но что толку? Я уже не могла добраться до него…
Удар в спину бросил меня на колени, и маг подошел ближе. Ухватив меня одной рукой за волосы, другой он сильно ударил меня по лицу. Раз, еще раз – разбивая мне губы в кровь… Спасибо, зубы остались целы!
Он наконец остановился, поняв, что я не произнесу ни слова. А что толку изрыгать брань? Будто это проймет противника! Скорее уж, только раззадорит сильнее… Жаль, я не умею испепелять взглядом – сейчас бы мне это очень пригодилось!
– Нравится? – издевательски спросил маг, приблизив свое лицо к моему. – Тебе нравится стоять на коленях? А мы стояли так несколько веков! Теперь мы поднимемся с колен…
У меня не было ни малейшего желания выслушивать его бред, тем более, он не потрудился объяснить, о чем именно бредит и за кого меня принял. Впрочем, выбора у меня тоже не было.
– У нас мало времени, – процедил маг. – Иначе твое наказание не было бы таким лёгким…
Он вскинул руку над головой. На его бледном лице показались капли пота, вокруг сжатых в кулак пальцев возникло ярко-красное сияние… Кажется, он вызывал «огонь с небес», а если так, жить мне осталось не больше минуты. Хотелось бы ещё знать, за какую-такую провинность меня наказывают, но на расспросы маг явно бы не ответил? Да и какая разница? Умереть в огне – не худшая доля для таких, как я…
В воздухе что-то коротко свистнуло – маг схватился за горло и рухнул прямо на меня, удачно прикрыв своим телом: едва оформившийся огненный шар взорвался, зацепив искрами собравшихся вокруг места моей предполагаемой казни. А волшебный огонь – это не шутки, и кое-кого серьезно покалечило… Прочие пытались понять, откуда летят стрелы, но безуспешно: их было немного, а невидимый стрелок не промахивался. Одна стрела – один убитый.
Через минуту меня окружали только трупы. Я спихнула с себя мага и села, оглядываясь, и тут из-за камня над входом в пещеру показался аль. Тот самый, синеглазый.
Легко спрыгнув вниз, он принялся собирать стрелы, стараясь не касаться наконечников: стрелы явно были отравлены. Ну, я его понимала: убить даже завалящего колдуна не так-то просто, а этот был куда как силен.
– Теперь мы квиты, Поднебесная, – сказал он, остановившись передо мной.
– Не стану тебя благодарить, – ответила я, поднимаясь на ноги. – Ты оказал мне медвежью услугу. Будь у меня выбор, я предпочла бы умереть.
На холодном красивом лице алья ничего не отразилось, но по его глазам я увидела, что он правильно понял мои слова.
– Маг? – коротко спросил он.
Я кивнула. Теперь мне только и оставалось, что кивать!
Маг погиб, и некому было снять чары, удерживающие меня в человеческом теле. Пожалуй, он мог бы торжествовать, но увы, к несчастью, делать это, будучи трупом, довольно затруднительно. Ну, надеюсь, в загробном мире он повеселится как следует…
Я провела рукой по лицу – ладонь окрасилась кровью. Я вытерла руку об одежду, поймав неприязненный взгляд алья.
– Я провожу тебя к кому-нибудь из твоих сородичей, – сказал он, глядя в сторону. – Это ведь моя вина, а я, как ни крути, твой должник.
– Они вряд ли смогут мне помочь, – ответила я.
– Но могут хотя бы попытаться.
– Если захотят, в чем я сомневаюсь. Мы друг друга недолюбливаем, – я показала зубы в ухмылке. – Охотничьих угодий не хватает на всех, поэтому одним конкурентом меньше… Ты понимаешь?
Он кивнул, помолчал немного, потом спросил:
– Ты не замечала ничего странного в последнее время?
– Замечала, и более чем достаточно, – ответила я. – Всё идет не так, как должно. Сперва – нападение на ваш город, а этого не бывало уже много лет, потом я наткнулась на мертвого единорога… Ну а теперь они добрались и до меня.
– Ты права, – аль отвернулся. – Я искал других, чтобы предупредить. И знаешь, Поднебесная… я предпочел бы не видеть тех, кого нашел.
Я ничего не поняла. Заметив это, аль добавил спокойно:
– Моего народа больше нет, Поднебесная. Люди уничтожили нас.
– Но…
– Может быть, кто-то еще скитается по лесам и долам, как я, – перебил он, – но это жалкая горстка тех, кто сумел отбиться или сбежать. Мой народ истреблен. Те, кто поверил людям – мертвы… Те, у кого достало здравого смысла откупиться – уходят обратно, на нашу прародину, за океан. И меня здесь больше ничто не держит. Разве что месть, но… – он недобро улыбнулся, – это блюдо следует подавать холодным. Знаешь такую присказку, Поднебесная?
– Слыхала, – ответила я, пытаясь понять, что же происходит.
– Тогда ты поймешь.
Признаюсь, я мало что понимала. Вот так разом истребить альев – кто это придумал и зачем? Конечно, их не так уж много, меньше, чем людей, но особой вражды никогда не бывало, хотя без стычек не обходилось. Только, припомнила я, альев и в самом деле становилось все меньше и меньше, и я слыхала, что они покидают наш берег. Оставались только самые упрямые, решившие, что сумеют жить с людьми бок о бок, но… Упрямство до добра не доводит.
– Ты тоже хочешь уйти отсюда? – спросила я.
– Да, – ответил он. – До порта не так уж далеко, может, удастся миновать заставы. А там… Надеюсь, еще не все наши корабли покинули гавань. Пойдешь со мной?
– Куда же мне деваться? Пойду, – ответила я. Возможно, мне удастся что-то выяснить о происходящем, и это в любом случае лучше, чем сидеть и лить слёзы! – Кстати, как твое имя?
– Торваль, – сказал он. – Это ты сможешь выговорить.
Я усмехнулась. Человеческое горло тоже было бы не в состоянии воспроизвести моё настоящее имя.
– Называй меня Даргой, – ответила я и добавила без тени улыбки: – Это ты сможешь выговорить…
Спустя несколько часов мы были у подножия горы. Все эти осыпи, кусты, расщелины, незаметные с высоты полёта, делали спуск отнюдь не легким, и если Торваль скакал по камням с лёгкостью горного козла, то я, увы, была близка к тому, чтобы закончить спуск на четвереньках. И что бы мне стоило увлечься альпинизмом там, в родном мире? Хотя чем бы мне это помогло, если снаряжения я не припасла…
Мы углубились в лес. Торваль молчал, а я была занята тем, что старалась не свалиться в какую-нибудь яму – походы я тоже не любила и ходить по чащобе не умела, да и одежда моя не была предназначена для таких путешествий.
«Отними у тебя силу, и что останется? – припомнила я слова бабки-ведуньи, одной из первых, с кем я познакомилась в этом мире. – Ты сильна, пока ты в небесах, а на земле – такая же девка, как любая другая». Она была права, эта старуха. Легко полагаться на силу зверя, которым ты можешь обернуться в любую секунду, а вот быть обычным человеком в этом недружелюбном и опасном мире – врагу не пожелаешь!
За весь остаток дня мы не обменялись ни единым словом. Альи вообще неразговорчивы, ну а Торваль мог бы поставить рекорд молчаливости даже среди соплеменников.
Остановились мы только когда начало темнеть. Торваль умудрился найти ручеек, возле которого мы и устроились на ночь. Костёр он разводить не стал. Да и незачем, было еще достаточно тепло.
Я кое-как отмыла с лица пыль и засохшую кровь, а рубашку уж стирать не стала – до утра не высохнет. Торваль в мою сторону даже не глядел и, пожалуй, я начала понимать одну из причин человеческой нелюбви к альям: трудно чувствовать себя пресловутым царём природы, когда тебя откровенно игнорируют, а зачастую и не скрывают холодного презрения. Альи всегда смотрели на людей свысока.
Впрочем, они имели на это право: альи перебрались на этот материк в те времена, когда люди были просто большими обезьянами. Надо признать, однако, на редкость смышлёными, так что в итоге обезьяна превратилась-таки в человека, который возненавидел своих соседей. Просто за то, что они красивы, живут дольше, не желают иметь с людьми дела, а если и торгуют, то разве что безделушками, и ни за какие сокровища человеку не купить алийских секретов…
Однажды, согласно общеизвестному закону, количество перешло в качество. Жить бок о бок с тем, кто ненавидит тебя, пусть даже никогда не осмелится сказать этого в глаза, непросто. Альи начали покидать эти земли, признав право на них за людьми. Они уходили обратно за океан, на родину: воевать за хмурые дремучие леса охотников было мало. Их становилось все меньше и меньше, и даже на ярмарке в городе, где прежде, как говорили, встретить алья было проще простого, они уже не появлялись. Если же показывались, то на них таращились, как на заморское чудо… собственно, именно заморским чудом альи и были.
Ну а те, кто остался и пытался мирно сосуществовать с людьми, жестоко за это поплатились. Если Торваль не преувеличил, и алийские города на этом побережье уничтожены, то попытка наладить хоть какой-то контакт (торговлю я не считаю) провалилась.
Мы снова тронулись в путь ранним утром. Не пройдя и сотни шагов, Торваль вдруг свернул куда-то в заросли, а я вынужденно последовала за ним: в лесу я ориентируюсь очень плохо, не хватало еще потеряться! Вскоре я поняла, что привлекло его внимание – из чащи доносились странные звуки, похожие на стоны.
Я догнала Торваля на небольшой опушке: он стоял и смотрел на лежащего в траве единорога редкой вороной масти, не часто такого встретишь… Я уже видела подобное – его рог был обрублен у основания, а передние ноги перебиты. Кем бы ни были охотники, они даже не удосужились прикончить добычу!
– Если бы я знал, кто это сотворил, – негромко произнес аль, – недолго бы он топтал эту землю…
– Добей его, чтобы не мучился, – сказала я. – Его уже не поставишь на ноги. Я могла бы… прежде, но теперь, увы…
– Я попытаюсь, – ответил Торваль.
Он опустился на колени рядом с животным, взял в руки его голову… Ничего не изменилось, единорог все так же тяжело, со всхлипами дышал, даже не пытаясь подняться на ноги. Но миновало несколько минут, и он дернулся, всхрапнул и, едва не стоптав Торваля, поднялся на ноги.
– А как же рог? – спросила я, вовремя отскочив подальше. Повторяю, единорог – это очень большое и опасное животное, и лучше не вставать у него на пути.
– Ничего не могу с этим поделать… – Торваль тоже поднялся на ноги. Лицо у него было – краше в гроб кладут.
– Думаешь, он выживет в одиночку? – спросила я. – В табун ему теперь возвращаться нельзя.
Торваль вопросительно взглянул на меня.
– Другие жеребцы забьют его насмерть, – пояснила я. – Осень на дворе, начнутся схватки за самок, а рога у него нет, и неизвестно, отрастёт ли он заново.
Торваль только пожал плечами:
– Всё что мог, я сделал. Теперь его жизнь в руках судьбы.
– И в его собственных копытах, – мрачно добавила я. У меня неважное чувство юмора.