Наследник

В России вообще не терпят царских жен, которые занимаются политикой.

Свобода никогда не приходит сразу, в окончательном, порой страшном в

своей окончательности виде. Ее первые шаги сегодня пугают своей смелостью,

но кажутся микроскопическими уже через неделю.

Существует определенный стереотип развития свободы.

Сначала (этот шаг может быть неожиданным для обывателя) происходит

формальный момент революции. Голодные и недовольные выходят на улицу,

потому что рассчитывают стать счастливыми.

И они штурмуют Бастилию. Или свергают русского императора.

Бастилия взята. Революция победила. Всем кажется, что свобода

безгранична - ничего подобного ранее не случалось.

Император превращается в простого гражданина, а в стране формируется

первое правительство.

Правительство тут же начинает подвергаться давлению слева, потому что

ожидание сочных плодов революции сменяется растущим разочарованием.

Что войны, что чума? Конец им виден скорый; Их приговор почти произнесен. Но как нам быть с тем ужасом, который Был бегом времени когда-то наречен? Анна Ахматова

Революция озверевала, упившись кровью. Диктатура пролетариата

далеко превзошла террор французских якобинцев, но суть движения была

одинаковой. И даже казнь монархов, включая членов семей - знак

революционной трусости диктатур: ибо все диктатуры и диктаторы мира едины

страхом лишиться власти и погибнуть, и страх этот исходит от того, что они

мерят подлость противников собственной подлостью.

Но главное сходство революций в том, что через полгода после их

начала любой человек, попавший в их тенета, в силу того только, что жил в

городе или стране с такой неладной судьбой, с умилением и ностальгией

вспомнит первые недели революции, когда она, как веселая распутная дева,

шла по улицам и полям, а гробы с первыми жертвами несли по центральным

улицам на вытянутых руках и пели скорбные марши. И революция не только

брала, брала, брала, но и обещала дать или даже что-то давала.

В первые дни любой революции раскрываются двери тюрем, выходят на

волю заключенные. Даже карманники в такие дни полагают себя жертвами

политического террора и надевают алые банты. В первые дни революции самые

главные враги народа - полицейские и тюремные стражники. Некоторых из них

убивают. Остальные переодеваются в штатское и ждут момента, когда их

услуги понадобятся снова. Так и случается, потому что раскручивающейся

машине революционного террора необходимы специалисты заплечных дел.

Но упаси Боже попасть полицейскому на глаза революционной толпе в

В жизни надо кому-то верить. Есть люди, которым надо верить. Если не верить, то жизнь теряет всяческий смысл.