Kitobni o'qish: «Любовь всегда права»

Shrift:

Return of the Untamed Billionaire

«Любовь всегда права»

Глава 1

Она всегда танцевала только для него.

В этот вечер в Лондоне в последний раз давали балет Стравинского «Жар-птица».

В прошлый свой приезд в Лондон она танцевала одну из царевен и значилась дублершей исполнительницы главной партии.

Теперь, когда по просьбам публики этот потрясающий балет возобновили, Аня уже стала примой балета Татьяной, и те, кто собрались в зале, пришли сюда, чтобы посмотреть именно ее.

Театр был полон, ей сказали, что сегодня вечером среди зрителей будет герцогиня, но Аня все равно танцевала только для него. Для Романа Зверева. Первой и единственной любви в ее жизни.

Не считая балета.

Многочасовые занятия, абсолютное владение своим телом, жесточайший репетиционный режим и бесконечное стремление к совершенству – все это она делала для себя.

Но, выходя на сцену, она танцевала для него.

Теперь она пользовалась отдельной гримерной. Подобно большинству артистов Аня была суеверна, и стол в ее гримерке напоминал алтарь. Он был заставлен безделушками-талисманами, собранными за долгие годы. Специальный грим и кисточки были тщательным образом разложены в особом порядке.

Она уже разогрелась. Забинтовала израненные пальцы ног и отбросила в сторону разбитые пуанты – новая пара уже приготовлена. Свои каштановые волосы Аня убрала в высокий тугой пучок и выбелила лицо. Осторожно наложила золотые тени и подвела черной тушью светло-зеленые глаза.

Все делалось строго по порядку. До начала оставалось полчаса, и Аня, выпив кокосовой воды, медленно сжевала половинку банана. Вторую половинку прима аккуратно завернула и отложила в сторону, ее она съест в антракте вместе с маленькой шоколадкой.

Аня любила шоколад. Он напоминал ей о Романе.

Покончив с едой, она вытерла рот салфеткой и водрузила на голову убор из красных и золотых перьев. Потом тщательно закрепила его на волосах множеством заколок и шпилек. Наконец, довольная тем, что он держится крепко, Аня накрасила губы алой помадой и позвонила своей костюмерше.

Выскользнув из шелкового халата, она надела костюм – плотно облегающий темно-красный лиф с оранжево-золотым узором и пачку из десяти слоев ткани, расшитую шелковыми перьями. Аня подняла руки и проверила молнию. Костюм сидел идеально, открывая стройные линии ее длинных рук и ног.

За порогом театра в реальном мире ее миниатюрная фигура притягивала взгляды и вызывала удивленный шепот своей худобой. Однако все ее маленькое тело состояло сплошь из стальных мышц и отличалось удивительной силой.

О да, она работала над этим каждый божий день. Многочасовые занятия у станка, бесконечные репетиции и строгое самоограничение позволяли ее телу исполнять па, о которых другие могли только мечтать. Но, несмотря на годы, проведенные на сцене, сейчас, когда раздался второй звонок и костюмерша в последний раз осмотрела ее с головы до ног, Аня ощутила нервную дрожь.

Теперь она больше не Аня, она Татьяна.

– Merde! – бросила костюмерша балетный аналог напутствию «ни пуха ни пера» – и Татьяна кивнула, но ничего не ответила, потому что у нее слишком сильно стучали зубы.

Она набросила на голые руки и плечи тяжелую шелковую шаль, купленную в подарок для матери. Катя, мать Ани, вырастила дочь одна. Она работала в России поваром в детском доме. Недавно мать умерла, но успела увидеть свою дочь на вершине славы, за что Аня не переставала благодарить судьбу.

Аня помнила, как делала свои первые танцевальные шаги на кухне детского дома, где работала мама. Вместо того чтобы идти домой, в их маленькую холодную пустую квартирку, она шла в детский дом и отрабатывала шаги, чувствуя в желудке голодную боль из-за запаха тушеного мяса, которое готовила мать.

Иногда ей удавалось тайком попробовать его, но, если мать замечала, Аня получала увесистый подзатыльник.

– Ты что, хочешь стать такой же толстой, как я? – приговаривала Катя.

Конечно, иногда они ссорились, но только в те годы, когда Аня была подростком.

– Никаких мальчиков, – предупредила Катя, заметив, как Аня пялится на Романа. – Особенно таких, как Роман Зверев. От таких одни неприятности.

– Нет, – возражала Аня. – Он просто скучает без своего брата-близнеца.

– Близнеца, которого он колотил и запугивал.

– Нет, – снова заступалась Аня, – это потому, что Даниил отказывался идти в приемную семью без своего брата, и Роман только так смог его заставить.

– Не пререкайся. – Катя опустила рулонную штору и отправила Аню в дальнюю часть кухни. В этот вечер дома мать провела с дочерью строгую воспитательную беседу. – У тебя не должно быть никаких мальчиков. Чтобы добиться успеха в балете, ты должна думать только о танце.

Аня подчинилась – никаких мальчиков. Но через несколько лет она снова встретила Романа.

И к тому времени он стал мужчиной.

Сейчас, готовая выйти на сцену, Аня смотрела на свои талисманы, поочередно дотрагиваясь до каждого. Она открыла маленькую шкатулку, но не стала доставать скомканный кусочек фольги. Это подождет до антракта. Вместо этого она провела пальцами по выцветшей бирке. Эту бирку она оторвала от простыни, на которой они с Романом впервые занимались любовью. Рядом с ней лежала маленькая золотая сережка в форме кольца.

Поднеся к губам бирку, Аня поцеловала ее и, снова положив в шкатулку, захлопнула крышку.

Раздавшийся стук в дверь сказал ей, что пора идти, и Аня двинулась по лабиринту коридоров старого лондонского театра. «Merde», – снова и снова неслось ей вслед, но она не отвечала.

Аня нелегко заводила друзей. Ее единственной целью было подняться на вершину, и все считали ее холодной. Такой она и была. Снежной королевой. Пока не начинала танцевать.

Мика уже стоял в кулисе. В своем красном костюме и маленькой шапочке, на которую ему предстояло приколоть перо, подаренное Жар-птицей. Они лишь кивнули друг другу. Перед выходом на сцену каждый был поглощен собственным внутренним ритуалом.

Пресса упорно старалась представить их парой. Мика пользовался репутацией покорителя женских сердец, и ту химию, которая возникала между ними на сцене, невольно переносили за пределы зрительного зала.

На самом деле между ними ничего не было. Аня не сближалась ни с кем. Такое случилось только однажды. Роман ее бросил, и жизнь, наполненная радостью и страстью, осталась в прошлом.

Публика начала аплодировать, и Аня, сбросив с плеч шаль, сделала финальную разминку. Зал затих, раздались звуки оркестра.

– Merde, – бросила она Мике, когда тот подхватил свой лук и стрелы – реквизит для первой картины – и в образе Ивана-царевича вышел на сцену, представлявшую собой сказочный сад.

Аня сделала несколько глубоких вдохов, стараясь справиться с подступившей дурнотой и перестать стучать зубами. Даже после стольких лет она страдала от жуткого страха сцены, становившегося тем сильней, чем успешнее становилась ее карьера.

Сегодняшняя партия считалась очень сложной, и внутреннее напряжение достигло невероятной силы. Аня сделала несколько шагов назад, остановилась, закрыла глаза и сделала еще несколько медленных, глубоких вдохов, ожидая выхода.

Когда момент настал, она уже не была ни Аней, ни даже Татьяной. На сцену она вылетела Жар-птицей. Всполох золота в ореоле света промчался по сцене, и она услышала, как зал затаил дыхание. Жар-птицу заметил Иван-царевич.

Он спрятался за деревом, а Жар-птица с другой стороны сцены делала очередные глубокие вдохи, готовясь снова потрясти зрителей. И ей это удалось.

Теперь царевич прятался в саду и караулил Жар-птицу, чтобы поймать ее, а она, снова выпорхнув на сцену, сорвала с дерева золотое яблоко.

Жар-птица так прекрасна, танцуя, думала Аня. Она стройна, изящна и грациозна. Немногие знали, каких отчаянных усилий стоит воплотить эту красоту на сцене. Сегодня, в этом финальном спектакле она танцевала для него.

Для Романа. Для человека, которого она по-прежнему горячо любит.

Долгое время Аня боялась, что он умер. Но, к счастью, это было не так. Он ни разу не сказал, что любит ее. Да и любил ли? И увидит ли она его когда-нибудь? Жар-птица снова и снова задавала себе этот вопрос, когда царевич поймал ее, и началось pas de deux.

Где-то в душе теплилась надежда, что это случится – скоро труппа будет в Париже, где, как знала Аня, теперь живет Роман. «Станет ли он искать встречи со мной на этот раз?» – задавалась она вопросом, когда царевич поднял ее высоковысоко к самому небу.

Все шло хорошо. Наступил антракт, и она, не обращая внимания на болтовню коллег, заперлась в своей гримерке. Первые десять минут ушли на то, чтобы просто восстановить дыхание. Эта партия была одной из самых сложных. Потом Аня съела вторую половинку своего банана и, положив в рот маленькую шоколадку, закрыла глаза.

Чувствуя на языке сладкий вкус шоколада, она вспомнила свое первое выступление. Аня всегда репетировала у матери на кухне. Но однажды, когда она уже стала подростком, мама сказала, что не надо танцевать, когда обедают мальчики. Это их отвлекает.

Вместо этого она должна надеть фартук и подавать им еду. А ей так нравилось отвлекать одного из них. Романа. У них с братом-близнецом обнаружились способности к боксу, и завхоз Сергей пытался их тренировать, утверждая, что однажды братья Зверевы прославятся в мире бокса.

Маленькой девочкой Аня смеялась над их тренировками, утверждая, что она куда сильнее и ловчее их. Так оно и было.

Аню приняли в знаменитую балетную школу, но на каникулы она снова возвращалась в детский дом.

Они всегда ходили вместе – четверо неразлучных друзей: Роман, Даниил, Николай и Сева. Воспитатели называли их ходячей проблемой. Аня так не считала. Но накануне того дня, когда Даниила собиралась забрать богатая семья из Англии, Роман затеял поединок с братом, из которого вышел победителем.

Она помнила, как Даниил сидел на кухне, а ее мать делала все, что могла, чтобы привести в порядок его щеку.

– Богачам не понравится это безобразие, – говорила ему Катя, пока Аня бегала за аптечкой.

Она смотрела на Даниила и видела в его глазах недоумение. Как брат мог сотворить с ним такое? «Это потому, что Роман хочет тебе добра», – хотелось ей сказать. Она понимала, что Роман просто хотел ему внушить, что без него сможет легче пробиться в боксе.

Но Аня слишком волновалась и побоялась сказать это в присутствии матери.

После того как Даниил уехал в Англию, маленькая группа друзей быстро распалась. Сева начал ходить на занятия в престижную школу, а потом и вовсе перешел туда. Николай исчез и, как выяснилось недавно, просто сбежал.

В детдоме остался только Роман. Теперь он приходил в столовую во вторую смену со старшими, самыми проблемными ребятами. Он стал красавцем. Темные волосы, светлая кожа и черные глаза, взгляд которых иногда ловила на себе Аня. Она всегда ждала его появления и остро ощущала его присутствие. Даже в самые холодные дни, когда он приходил на завтрак, у нее начинали пылать щеки только оттого, что он был рядом.

Вечерами, когда она подавала ему ужин, их пальцы иногда соприкасались, когда он забирал тарелку. Аня жила ради таких моментов и мечтала поговорить с ним. Но он жил в закрытом крыле, и мечта оставалась недостижимой. Иногда она пыталась убедить себя в том, что ей только кажется, будто Роман чувствует то же, что и она. Но однажды вечером их пальцы снова встретились и он сунул ей что-то в руку. Аня невольно нахмурилась, ощутив маленький плоский предмет.

Волнуясь, как бы мать не заметила, она сунула его в карман фартука. Но потом, когда ее отослали на кухню есть суп, она его достала.

Шоколадка. Бельгийская. Целая плитка! Откуда он ее взял? И почему вместо того, чтобы самому съесть такую редкостную вкуснятину, Роман сохранил ее для Ани?

Мать все узнала. Она открыла дверь и увидела, как Аня засовывает шоколадку в рот. Катя страшно ругалась и дала ей затрещину. И не только из-за сладкого вкуса. Если Роман отдал ей эту шоколадку, значит, он думал о ней. Все эти годы она хранила обертку из фольги и сейчас, дотронувшись до нее, улыбнулась своим воспоминаниям.

Подошло время возвращаться на сцену. Завернувшись в материнскую шаль, Аня подкрасила губы алой помадой и снова пошла по лабиринту коридоров.

Жар-птица взлетала еще выше. Танцуя с чудищами, притаившимися во мраке, она думала о любимом, который ее бросил. О том, как он разбил ее сердце, когда ушел, даже не попрощавшись.

Но она поднялась. Свое горе, свою злость, свою тоску она изливала в балете – ее второй любви. И похоже, он вознаградил ее, раз теперь она порхала здесь в свете прожекторов. Теперь она – прима-балерина и знала, что сегодня весь зал будет у ее ног.

Жар-птица смеялась над чудищами, заставляя их танцевать до изнеможения, а сама продолжала летать, словно не знала усталости.

И как всегда, Аня представляла себе, что Роман видит, как Иван-царевич ловит ее, кружит ее, а она – воплощение совершенства – падает в его объятия. Она представляла себе, как Роман страдает, жалея, что оставил ее.

Когда на сцене разбилось волшебное яйцо, Жар-птица с болью вспоминала его улыбку.

Как-то в детском доме началась эпидемия гриппа, и воспитанникам запретили выходить из своих комнат. Однажды, незадолго до того, как Роман, окончив школу, вышел из детского дома, Аня относила ужин в его спальню, и они впервые на мгновение остались одни. Как ей хотелось поцеловать эти шелковые губы.

– Где ты взял шоколадку? – спросила она.

Роман не ответил, но от его улыбки она вся наполнилась теплом.

И вот сегодня она горела огнем, вспоминая об этом. Но потом все кончилось.

В финальной сцене Жар-птица не появлялась, она сидела на полу за кулисами и жадно хватала ртом воздух. У нее совсем не осталось сил. Когда спектакль окончился, услышав крики «браво» и аплодисменты, она заставила себя встать. Жар-птица вылетела на поклон. Все такая же прекрасная, такая же ослепительная, она принимала аплодисменты.

При ее появлении весь зал встал. Зрители понимали, что сегодня вечером они видели потрясающий спектакль. Татьяна сделала несколько глубоких реверансов, наклонилась и подхватила брошенные на сцену розы. Она знала, что заслужила признание публики, и улыбалась в ответ на непрекращающиеся крики зрителей.

Овация продолжалась десять минут, ее вызывали снова и снова, но, только когда шум постепенно начал стихать, она услышала это.

– Браво, красавица!

На миг Татьяна застыла на месте, потом повернулась направо и уставилась в темноту, но так и не смогла его разглядеть. И все же она узнала голос.

Это был Роман.

Глава 2

Среди зрителей было много русских, и ей часто приходилось слышать эту фразу. Но именно его голос заставил ее поднять голову и вглядываться в темноту. На какую-то долю секунды, стоя посреди сцены, она снова стала Аней Илюшиной.

Поварихиной дочкой.

Сироты из детского дома считали ее счастливицей и богачкой просто потому, что у нее есть мать, а позже она поступила в знаменитую балетную школу, где научилась не только танцевать, но и правильно говорить, есть и вести себя как настоящая леди. Они не понимали, что она чувствовала себя такой же бедной замарашкой, как они. До поступления в балетную школу и потом во время каникул Аня вставала в пять утра в своей холодной комнате и вместе с матерью отправлялась в детский дом. Там на кухне она, по крайней мере, не мерзла, как дома. Катя работала весь день до позднего вечера и не только готовила, но мыла, чистила и убирала всю утварь. После того как мать замачивала овсяную крупу для завтрака, они возвращались в свой темный холодный дом, чтобы на следующее утро начать все сначала.

Но Аня всегда с нетерпением ждала следующего дня и, как только снова оказывалась в детдоме, сразу же начинала высматривать Романа.

Вот и сейчас она искала его взглядом. Аня беспомощно вглядывалась в темный зал. Возможно, она ослышалась. Или сошла с ума. С этими мыслями прима вернулась к себе в гримерную.

Теперь она чувствовала, что совершенно вымоталась. Все тело болело. Усевшись за гримерный стол, она постаралась сосредоточиться. Ее известили, что скоро ее посетит герцогиня.

– Кто еще?

В списке оказалось много людей, желавших поздравить ее с успехом, и Аня вдруг обнаружила, что, затаив дыхание, слушает их имена. В прошлом году, когда она впервые танцевала Жар-птицу, среди зрителей оказался брат Романа Даниил, который пришел за кулисы убедиться, что это действительно она.

Она бросилась к нему, на секунду подумав, что это Роман. Но еще до того, как заметила шрам на щеке, у нее упало сердце, потому что она поняла: это не он.

Теперь она боялась даже надеяться.

И конечно, в списке оказался один из спонсоров со своей юной дочерью, которая тоже хочет стать балериной. Аня нетерпеливо постукивала по столу пальцами, слушая, как ей зачитывают список.

– Кто еще? – отрывисто бросила она.

– Еще один джентльмен. Он говорит, что вы вспомните его, потому что он брат Даниила Зверева.

Густо накрашенные ресницы взлетели вверх. Теперь она знала, что Роман здесь, хотя и не захотел назвать свое имя.

– Он просил передать вам свои поздравления по случаю вашего прекрасного выступления и сказал, что всегда знал: вы добьетесь успеха. Еще он просил меня передать вам это.

Аня опустила глаза и увидела на ладони ассистентки тоненькое золотое колечко – сережку, которую потеряла, когда они впервые занимались любовью.

О, она помнила, как вернулась в тот вечер домой. Очень поздно. Мать спросила, где она была.

– Ты потеряла сережку, – сказала Катя. А потом, увидев блестящие глаза дочери, ее покрасневшие щеки и губы, ее кожу, воспаленную от жарких нетерпеливых поцелуев Романа, ударила Аню по щеке.

Больно.

Потом ударила по второй.

Щеки Ани зарделись от воспоминаний о том первом блаженстве, которое испытали они оба. И вот теперь Роман принес ей сережку.

– Скажите брату Даниила, что он может передать мне ее лично. Приведите его ко мне в гримерную после того, как я попрощаюсь с остальными.

О, ей очень хотелось получить назад пропажу. Мать подарила ей эти серьги, когда ее приняли в балетную школу. Но это означало бы обмануть свое сердце, и ей казалось, что она обожжет пальцы, если возьмет ее из рук любого другого человека, кроме Романа.

Теперь ей надо было уделить внимание гостям из списка. И все же, выслушивая поздравления герцогини, Аня чувствовала, как по спине пробегают мурашки от мысли, что Роман где-то рядом. Татьяна сделала глубокий реверанс, улыбнулась и поговорила с герцогиней, но у нее перехватывало дыхание не от благоговейного трепета, а от того, что ждало ее дальше.

Она приветствовала остальных почитателей и любезно отвечала на их поздравления. Потом поговорила с юной дочерью спонсора и подарила ей пару балетных туфель.

Да, Аня сделала все, что положено, пока в конце концов не села у стола в гримерной и не сказала ассистентке, что готова принять последнего гостя.

Взглянув на себя в зеркало, Аня увидела, как дрожат перья ее головного убора, увидела свои расширенные, словно от ужаса, глаза. Неужели после стольких лет они встретятся лицом к лицу и наконец объяснятся?

О, однажды, пару лет назад, она его видела, но с большого расстояния. И с тех пор изо всех сил старалась стереть из памяти воспоминание об этом.

Раздался стук в дверь, но она не могла ни встать, ни повернуться. Единственное, что ей удалось, – это сказать по-русски «войдите».

Но даже когда дверь открылась и снова закрылась за ним, Аня не повернулась. Только оттого, что он рядом, ее начал бить озноб.

Она увидела его в зеркале. Сначала в нем отразился темный костюм и белоснежная рубашка, но и этого хватило, чтобы она поняла: Роман по-прежнему в прекрасной форме. Даже лучше, потому что теперь, подойдя ближе и встав у нее за спиной, он показался ей выше и крепче. Аня заставила себя посмотреть в зеркало и встретиться с ним взглядом.

Роман стал еще красивее, чем был прежде. Его волосы были подстрижены короче, чем тогда в юности, но по-прежнему были темными и блестящими. Черные глаза, встретившись с ее глазами, предупреждали ее сердце, что он по-прежнему опасен, потому что даже после стольких лет сохранил свою власть над ней.

Она не смогла бы пережить, если бы потеряла его во второй раз. На самом деле даже в третий, но Аня старалась не думать об этом.

Судя по виду, годы, которые она провела в отчаянии и страдании, пошли ему на пользу. Мужчина, отражавшийся в зеркале, выглядел уверенным в себе и спокойным, а запах дорогого одеколона говорил о достатке.

Роман завладел всеми ее чувствами – он всегда владел ими. В дешевых джинсах или в дизайнерском костюме, эффект его близости оставался неизменным. Ее чувства не видели разницы.

Ей было все равно, что руки, которые легли ей на плечи, теперь несли на себе следы заботы маникюрши. Уже одно их прикосновение заставило Аню бороться с собой, чтобы не наклонить голову и не прижаться щекой к его руке.

Он вернулся. Это все, что она знала. Его рука была на ее плече. Она закрыла глаза от наслаждения.

– Браво, – сказал Роман.

– Роман. – Все, что смогла произнести она.

Но для Романа этого было более чем достаточно. Его имя, слетевшее с ее губ, знакомая хрипотца в ее голосе – и воспоминания, вытесненные в дальние уголки сознания, хлынули потоком.

Он был потрясен, когда узнал, что его брат женился и у них с женой родилась дочка. Он с трудом мог осознать, что у него есть племянница, что Даниил теперь отец. Но, даже узнав об этом, Роман не напомнил брату о себе.

Ему вспомнился разговор с воспитателем в тот день, когда состоялся поединок с братом. Романа вызвали в кабинет директора.

– Даниил сказал, что откажется от усыновления, если они не возьмут и тебя тоже, но они не хотят тебя брать.

Роман ничего не ответил.

– Ты помнишь, когда вы с братом ходили на прогулку с той парой?

– Нет.

– Эти муж с женой думали усыновить вас обоих, но потом пришли к выводу, что ты совершенно неуправляем. Мы сказали, что предпочитаем не разделять близнецов. Но, Роман, один раз Даниил уже потерял свой шанс из-за твоего плохого поведения. Не дай этому повториться снова.

– Скажите ему, путь уезжает, а когда я вырасту…

– Нет. – Воспитатель тут же перебил его. – Я вижу, ты не понимаешь, о чем идет речь. Даниил будет учиться в частной школе, у него будет прекрасный шанс начать новую жизнь. Ты хочешь, чтобы твой брат стал искать тебя? Помогать тебе?

Ни за что.

– Ты должен принять правильное решение, дать своему брату уйти для его же блага.

Он так и сделал.

Теперь Даниил работал в Лондоне. Роман говорил себе, что приехал сюда, чтобы купить недвижимость, что возвращение «Жар-птицы» на сцену – это всего лишь совпадение.

Но он все же купил билет на сегодняшний спектакль. Надев черный костюм и собираясь выйти из своего роскошного отеля, он чуть было не порвал билет.

Ведь он давал себе клятву, что никогда не пойдет на ее спектакли. И все же он пришел. Когда Аня в первый раз появилась на сцене, у него перехватило дыхание.

Глядя, как она танцует, он чувствовал боль, потому что был уверен: с ним она не смогла бы добиться такого успеха. И в то же время гордился ею, она осталась верна своей мечте и смогла подняться на вершину мастерства.

Аплодируя ей стоя, Роман решил уйти из зала, не обнаружив себя. Он просто унесет с собой прекрасное воспоминание о том, что видел Аню на пике ее карьеры, но не удержался и крикнул ей «браво!». Аня вскинула голову и стала искать его взглядом, и Роман понял: он врал себе, что хочет уйти, потому что взял с собой золотую сережку, которую много лет назад нашел на полу, когда убирал свою комнату в общежитии.

Но захочет ли она его видеть?

И вот теперь Аня задала вопрос, на который он не знал правильного ответа.

– Зачем ты пришел? – спросила она. Они говорили по-русски. Роман уже долгое время не говорил на родном языке, но перейти на него оказалось на удивление легко.

– Чтобы тебя поздравить, зачем же еще? – ответил он. – Ты это сделала. Я всегда знал, что ты сможешь.

Роман наклонился, и Аня снова вдохнула его пьянящий запах. Его рука скользнула по ее голому плечу, когда он клал пропавшую сережку на гримерный стол. Аня взяла сережку, вспоминая их восемнадцатилетних, желавших только одного – быть вместе.

– Ты же говорил, что не нашел ее.

– Не нашел, – ответил Роман. – Но когда я стал собирать вещи…

Тогда он сложил все, что у него было, в маленький рюкзак и ушел, даже не попрощавшись.

– Ты мог бы прийти и отдать ее мне.

– Нет, – возразил Роман. – Тогда мы бы снова оказались в постели. Я должен был сделать то, что сделал.

Она не могла отрицать, что все снова кончилось бы любовью, и не могла простить ему, что он решил уйти. Но то, что все эти годы он хранил ее сережку, много значило.

Аня встала и повернулась к нему лицом. Рядом с его внушительной фигурой она казалась совсем крошкой. Ей захотелось посмотреть на него и увидеть все, что она потеряла.

Роман выглядел безупречно.

Блестящие черные волосы были модно подстрижены, пахнувшее дорогим одеколоном лицо выбрито идеально чисто, эксклюзивный костюм так хорош, что она не удержалась и дотронулась до лацкана. Ее пальцы ощутили каменную твердость его груди, и Аня почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Перед ней стоял другой Роман, совсем не тот бедный юноша, которого она знала.

Его ладонь накрыла руку Ани. Она подняла голову, их глаза встретились, и годы разлуки умчались прочь.

Ни один человек не действовал на нее так, как Роман. И он мог сказать о ней то же самое.

– Где ты был? – спросила она.

Он не ответил. Аня почувствовала, что он не хочет ничего рассказывать.

– Это не важно.

– Мне важно.

– У меня мало времени. – Роман покачал головой, но так и не выпустил ее руку.

– Ты можешь хотя бы пригласить меня в ресторан. Мы бы обо всем поговорили. Мне столько всего надо понять.

– Разве ты не идешь на банкет после спектакля? – удивился Роман. Стоя за кулисами, он видел, как Аня принимала поздравления герцогини, и слышал их разговор.

Он по-прежнему не выпускал ее руку, но теперь их пальцы сплелись, а ладони ощущали участившийся пульс, потому что пламя, которое так никогда и не угасало, разгоралось с новой силой.

– Я могу не ходить.

– Нет. – Он покачал головой. – Наш последний поход в ресторан закончился не слишком хорошо. Ты помнишь?

Аня чуть не поперхнулась от смеха, когда вспомнила тот единственный раз, когда они вдвоем пошли в ресторан. Роман, пытавшийся тогда пробиться в мире бокса, получил деньги за выигранные бои и пригласил ее в ресторан в День святого Валентина.

В то время в России День всех влюбленных был новым праздником, и Ане очень хотелось его отметить. Ей хотелось цветов и, конечно, шоколада. Но Роман потащил ее в ресторан.

В первый ресторан их не пустили, потому что Роман был без пиджака и галстука, в другом, куда им удалось попасть, он пережил целое испытание.

Для начала ему дали меню, о существовании и назначении которого Роман даже не подозревал. За ним последовала еще и карта вин.

Ему хотелось дать ей все. Но у него ничего не было. Ничего.

И все же Роман делал то, что мог, чтобы помочь ей справиться с болью после тяжелых репетиций и со страхом, охватившим Аню в преддверии важного просмотра.

Они лежали в его комнате и говорили о будущем. Хотя Катя утверждала, что никакого будущего у них нет. А потом он вдруг ушел, даже не предупредив ее.

– Ты меня бросил… – с болью в голосе произнесла Аня. Она ударила его рукой в грудь и тут же почувствовала, как теплая ладонь Романа накрыла ее руку.

– Аня, я должен был. Если бы я остался, ты никогда бы не стала такой, как сейчас.

– Ты не знаешь.

– Но это правда. Ты хотела уехать в Питер и уехала.

– Ты мог бы поехать со мной. Мы бы сняли квартиру…

– Аня, из этого бы ничего не вышло. Я не смог бы снимать нам квартиру, точно так же, как не мог сидеть и, молча, смотреть…

Роман не закончил, но они оба знали, что он имеет в виду.

О, тот вечер после ресторана обернулся сущим кошмаром.

Они ушли и вернулись в его маленькую комнатку, понимая, что это самый ужасный Валентинов день, какой только можно себе представить. Лежа на кровати, Роман думал о том, что разочаровал Аню полным неумением вести себя.

Но дело было не в этом.

Аня лежала рядом и, глядя в потолок, думала о том, что она объелась. Как она могла допустить такое! Три блюда! Ей так понравилось жареное мясо с хреном. И вино. Переедание – что могло быть хуже накануне такого важного просмотра? Она знала, что Роман потратил на нее все свои деньги. Он думал, что хорошая еда пойдет ей на пользу. Но она тяжелым камнем лежала в желудке, и Аня понимала, что теперь не сможет танцевать.

Как только она убедилась, что Роман уснул, она пробралась в крошечную ванную, опустилась на колени и сделала то, что надо, чтобы на следующий день быть на высоте.

Даже сейчас ее охватил стыд, когда она вспомнила, как зажегся свет.

– Какого черта ты тут делаешь? – кричал Роман.

– Ты не понимаешь, какой это трудный конкурс.

– Но он того не стоит! Аня, твоя мать ошибается, когда говорит, что…

Она не дала ему закончить.

Потрясенная тем, что ее застукали, Аня попыталась спасти положение, бросившись на защиту Кати.

– Она хочет мне добра. Роман, ты не понимаешь, что такое мать…

Она тут же пожалела о своих словах, потому что глаза Романа сделались непроницаемыми.

Это был их последний разговор.

Да, подумала Аня, возможно, он и не смог бы спокойно смотреть на то, что ей приходилось делать, чтобы стать тем, кем она стала. Но с того времени она ни разу не пыталась специально вызвать рвоту. Она просто никогда больше не позволяла себе съесть больше, чем положено, и постоянно работала над своим телом. Но лишь немногие понимали, какой самодисциплины это требует.

– Где ты был? – спросила она.

– Во Франции, – ответил он. – На Корсике…

– Значит, ты действительно вступил в Иностранный легион? – Глядя на его огромную ладонь, накрывавшую ее руку, Аня пыталась сдержать слезы.

– Да.

Она знала о французском Иностранном легионе, потому что в один из тех немногих дней, которые они провели вместе, Роман говорил о такой возможности. А когда он исчез, Аня об этом вспомнила. Легионерам выдавали паспорта с новым именем и новые свидетельства о рождении.

Их прошлое стиралось начисто. И это означало, что, если солдат, которого ты так любила, погиб, ты никогда об этом не узнаешь.

– Ты решил, что это лучше, чем остаться со мной?

– Так было надо, Аня. Мне надо было начать все заново.

– И как теперь тебя зовут?

Он снова не ответил, и Аня поняла, что ему нельзя разглашать свое новое имя. Как нельзя было приходить сюда. Для легионеров свидания с прошлым строго запрещены.