Kitobni o'qish: «Коварство любви»
Глава 1
Бал по случаю дня рождения леди Оделии Пенкалли был большим событием еще неначавшегося сезона. Не оказаться в списке гостей значило едва ли не стать изгоем общества. И уж конечно никто из приглашенных и помыслить не мог проигнорировать столь значительное мероприятие.
Леди Пенкалли была связана родственными узами с половиной самых могущественных и богатых семей Англии. Дочь герцога, после замужества ставшая графиней, она была одним из столпов общества. Редкий человек осмеливался вызвать ее гнев. Пребывая в зените славы, она правила светским обществом – как, впрочем, и своим собственным домом – с помощью острого языка и железной воли. И хотя леди Пенкалли с годами все реже появлялась в Лондоне, даже в сезон предпочитая проводить время в своем загородном имении, она по-прежнему оставалась силой, с которой нельзя было не считаться. Ведя обширную переписку, она всегда была осведомлена обо всех новостях и светских скандалах и охотно давала советы тем, кто в них нуждался.
В нынешнем году леди Пенкалли объявила о том, что собирается ознаменовать свое восьмидесятипятилетие большим балом, и весь высший свет независимо от социального статуса и притязаний счел за благо не рисковать и почтить графиню своим присутствием, невзирая на то что январь в Лондоне всегда считался самым непопулярным месяцем года. Ни снежные заносы, ни холод, ни неудобства, сопряженные с открытием столичных домов для краткого визита хозяев, не могли удержать великосветских дам от того, чтобы приехать. Они утешали себя еще и тем, что в этом сезоне несправедливо будет заметить, будто в январе в столице никого не было, ведь все мало-мальски значимые персоны непременно соберутся на торжество леди Оделии.
Среди тех, кто возвратился в Лондон из имения в провинции, был и герцог Рошфор со своей сестрой, леди Каландрой, и их бабушкой, вдовствующей герцогиней Рошфор. Герцог принадлежал к числу тех немногих людей, кто мог позволить себе отклонить приглашение леди Оделии, но решил не делать этого. В конце концов, он приходился ей внучатым племянником и свято чтил семейные узы и связанные с этим обязательства. К тому же в Лондоне у него были дела.
Вдовствующая герцогиня, пусть и не питала любви к старшей сестре своего покойного мужа, все же приехала, потому что леди Пенкалли была одной из немногих дам их уходящего поколения, и герцогиня неустанно подчеркивала, что хотя Оделия гораздо старше ее, но равная ей по социальному статусу. Иными словами, леди Оделия была дамой ее круга, несмотря на то что иногда и шокировала окружающих своими вопиющими манерами.
Из трех пассажиров экипажа, стоящего в длинной очереди на Кэвендиш-Кресент в ожидании подъезда к дому леди Пенкалли, лишь самая младшая, Каландра, с нетерпением ожидала вечера.
Двадцатитрехлетняя Калли, как ее называли в кругу семьи, выходила в свет уже пять сезонов, поэтому лондонский бал, особенно тот, что давался престарелой родственницей, не мог быть причиной столь сильного волнения. Однако до этого она провела в уединенном имении семьи Лилльс, Маркасле, несколько месяцев, показавшихся ей особенно долгими из-за необычайно большого числа тусклых дождливых дней и постоянного присутствия бабушки.
По давно заведенному порядку пожилая дама имела обыкновение проводить большую часть года в Бате, безраздельно властвуя в местном аристократическом обществе и лишь несколько раз за сезон приезжая в Лондон, чтобы убедиться, что внучка ведет себя благопристойно.
Однако в конце прошлого сезона вдовствующая герцогиня решила, что пришло время выдавать леди Каландру замуж, и сочла своей прямой обязанностью проследить, чтобы девочка обручилась – с достойным джентльменом, разумеется. Ради этой благой цели она пожертвовала зимним курсом лечения на водах в Бате и водворилась в их историческом семейном поместье в Норфолке, подверженном сквознякам.
Таким образом, последние месяцы Калли провела в компании своей бабушки, выслушивая строгую критику пожилой леди по поводу своего поведения, наставления о том, что выйти замуж – это ее долг, а также мнения обо всех подходящих на роль мужа пэрах Англии.
В результате от перспективы побывать на балу, где можно будет потанцевать, увидеть друзей, послушать музыку и вдоволь посплетничать, у нее внутри все сжималось в предвкушении. Еще большую привлекательность в глазах Калли бал леди Оделии приобрел потому, что был балом-маскарадом. Это позволило девушке не только придумать костюм, но и ожидать от вечера интригующего аромата тайны.
После долгих размышлений и консультаций со своими швеями Калли решила предстать в образе дамы времени правления Генриха VIII. Плотно прилегающая шляпка была ей очень к лицу, а платье насыщенного малинового оттенка прекрасно оттеняло черные кудри и светлую кожу – и было отличной альтернативой привычным для нее белым нарядам, цветом, в который обязаны были облачаться незамужние девушки.
Калли взглянула на сидящего напротив брата. Рошфор, естественно, не стал рядиться в маскарадный наряд, вместо этого надев обычный элегантный вечерний костюм с белой сорочкой и идеально накрахмаленным белым галстуком. Его единственной уступкой предстоящему торжеству стала черная полумаска, закрывающая верхнюю часть лица. С такой внешностью, как у него, он имел довольно романтичный и даже слегка зловещий вид, привлекающий внимание большей части присутствующих на балу дам и заставляющий их вздыхать, глядя ему вслед.
Перехватив взгляд сестры, он тепло ей улыбнулся.
– Радуешься возможности снова потанцевать, Калли?
Она улыбнулась в ответ. Другие могли счесть ее старшего брата холодным и отстраненным, даже неприступным, но ей было отлично известно, что в действительности все обстоит иначе. Ее брат был очень сдержанным человеком и не спешил оказывать людям теплый прием. Калли понимала его манеру поведения; будучи сестрой герцога, она давно усвоила, что огромное количество людей стремятся втереться к ним в доверие не ради дружбы, а ради социальных и материальных благ, которые надеялись извлечь из этого знакомства. Она подозревала, что у Сенклера был еще более печальный опыт в этой сфере, чем у нее, так как свой титул и богатство он получил в очень раннем возрасте и не мог рассчитывать на поддержку и защиту старшего брата.
Их отец умер, когда Калли было пять лет, а мать, красивая женщина с отпечатком грусти на лице в знак траура по покойному мужу, скончалась девятью годами позже. С тех пор в семье остались только они с братом, да еще, конечно, бабушка. Сенклер, который был на пятнадцать лет старше Калли, возложил на себя обязанности ее покровителя и стал ей не столько старшим братом, сколько снисходительным отцом. Девушка подозревала, что одной из причин, по которой он решил сегодня присутствовать на балу их тетушки, было осознание, что это доставит ей удовольствие.
– Жду с нетерпением, – отозвалась она. – Поверить не могу, что не танцевала со времен свадьбы Ирен и Гидеона.
В семье леди Каландры все знали, что она относится к подвижному типу людей и предпочитает прогулку верхом или быструю ходьбу вечеру возле камина с рукоделием. Даже к концу сезона она никогда не уставала от танцев.
– Ты забыла о праздновании Рождества, – напомнил герцог, подмигнув сестре.
Калли закатила глаза:
– Танцевать с братом, в то время как компаньонка бабушки играет на пианино, – не в счет.
– Зима действительно выдалась унылой, – вынужден был признать Рошфор. – Обещаю, скоро мы съездим в Дэнси-Парк.
Калли улыбнулась.
– Мне будет очень приятно снова увидеть Доминика и Констанцию. Ее письма просто лучатся счастьем теперь, когда она ожидает ребенка.
– Каландра, это не те новости, о которых следует упоминать в присутствии джентльмена, – заметила герцогиня.
– Но я же сказала не кому-нибудь, а Сенклеру! – мягко возразила Калли, подавляя вздох. Она давно привыкла к строгим взглядам бабушки на подобающее молодой особе поведение и изо всех сил старалась не обидеть пожилую даму, но после трех месяцев непрерывных наставлений терпение ее было на исходе.
– Да, – украдкой улыбнувшись сестре, подтвердил Рошфор. – Это всего лишь я, хорошо знакомый с манерами сестры.
– Можешь смеяться сколько тебе угодно, – парировала герцогиня, – но дама с таким социальным статусом, как у Калли, должна всегда вести себя благоразумно. Особенно если она еще не замужем. Джентльмен никогда не возьмет в жены ту, которая поступает не так, как принято в обществе.
На лице Рошфора появилось холодно-высокомерное выражение, которое Калли называла «герцогской миной», когда он произнес:
– Разве найдется джентльмен, который осмелится назвать Каландру неблагоразумной?
– Конечно нет! – быстро воскликнула герцогиня. – Но когда девушка ищет достойного мужа, она должна быть особенно осмотрительной в своих речах и поступках.
– Ты ищешь мужа, Калли? – удивленно спросил Рошфор сестру. – А я и не знал.
– Нет, не ищу, – спокойно ответила девушка.
– Разумеется, ищешь, – возразила ее бабушка. – Незамужняя женщина всегда находится в поиске супруга, вне зависимости от того, признает она это или нет. Ты больше не молоденькая девушка, только-только начавшая выходить в свет, моя милая. Тебе уже двадцать три, а практически все девушки, дебютировавшие в один сезон с тобой, уже обручены – даже круглолицая дочь лорда Триппа.
– С «ирландским герцогом, у которого лошадей больше, чем перспектив на будущее»? – уточнила девушка. – Так, кажется, ты его на прошлой неделе назвала?
– Безусловно, я ожидаю, что ты сделаешь гораздо более удачную партию, – резко ответила герцогиня. – Мне, однако, досадно, что эта девчонка обручилась раньше тебя.
– У Калли достаточно времени, чтобы найти мужа, – беззаботно произнес Рошфор. – Уверяю тебя, – добавил он, – что найдется множество мужчин, которые с радостью попросили бы у меня руки сестры, получи они хоть малейшее поощрение.
– Которого ты конечно же никому не давал, – язвительно ответила герцогиня.
Брови Сенклера удивленно взметнулись вверх.
– Бабушка, ты, разумеется, не одобрила бы моей благосклонности к повесам и охотникам за приданым, желающим заполучить нашу Каландру.
– Это даже не обсуждается. Перестань строить из себя слабоумного. – Вдовствующая герцогиня была одной из немногих женщин, не испытывающих благоговейный трепет перед Рошфором, и всегда напрямую высказывала ему то, что думает. – Я лишь хочу сказать, что всем известно: заинтересуйся они твоей сестрой – тут же удостоятся твоего визита. Но ведь немногим мужчинам удается противостоять тебе.
– Я и предположить не мог, что выгляжу таким устрашающим, – спокойно ответил он. – Как бы то ни было, я не думаю, что Калли понравится претендент, который не захочет серьезно переговорить со мной, прежде чем выказывать ей знаки внимания. – Он повернулся к сестре: – У тебя есть на примете какой-то конкретный джентльмен?
Девушка покачала головой:
– Нет. Я и так вполне счастлива.
– Ты не сможешь всегда оставаться самой популярной молодой женщиной в Лондоне, – предостерегла ее бабушка.
– Поэтому следует сполна насладиться этим сейчас, – констатировал Рошфор, дав тем самым понять, что разговор окончен.
Благодарная брату за вмешательство, Калли отвернулась к окну и, посматривая из-за занавески, принялась изучать стоящие перед ними экипажи, из которых выходили пассажиры. Однако слова бабушки не шли у нее из головы.
Калли сказала правду. Она действительно была вполне довольна своей жизнью: наслаждалась водоворотом событий, захватывающим Лондон в весенние и летние месяцы, – танцами, пьесами, оперой, – а в течение остальной части года тоже с успехом находила себе занятия. У нее были друзья, которым она могла наносить визиты. За последние несколько месяцев она особенно сблизилась с Констанцией, новой женой виконта Лейтона, и, когда герцог приезжал в Дэнси-Парк, Калли проводила с ней очень много времени, принимая во внимание, что Редфилдс, особняк Доминика и Констанции, находился всего в нескольких милях от Дэнси-Парк. У герцога были и другие дома, которые он периодически навещал, и Калли часто ездила с братом. Ей редко бывало скучно, потому что она искренне наслаждалась конными поездками и долгими пешими прогулками по сельской местности и не гнушалась компанией местных жителей и слуг. С тех пор как ей минуло пятнадцать, она исполняла обязанности хозяйки владений герцога, в которых всегда находились какие-то дела.
Как бы то ни было, она понимала, что бабушка права. Неумолимо приближалось время, когда ей придется вступать в брак. Через два года ей исполнится двадцать пять, а к этому возрасту большинство девушек уже бывают замужем. Если она и дольше останется незамужней, то ее скоро сочтут старой девой, а это, как она знала, не самый приятный титул.
Не то чтобы Калли имела что-либо против брака. В этом она не походила на свою подругу Ирен, всегда заявлявшую, что никогда не выйдет замуж – намерение, которое она коренным образом изменила, познакомившись с лордом Рэдбурном. Нет, Калли хотела замуж, хотела иметь мужа, детей, собственный дом.
Проблема заключалась в том, что она никогда не встречала достойного человека. Верно, раз или два она страстно влюблялась, и сердце ее трепетало от одной улыбки мужчины, а пульс учащался при виде широких плеч, обтянутых гусарским мундиром. Но это были мимолетные чувства, и ей еще только предстояло найти человека, которого она бы с радостью приветствовала каждое утро за завтраком – не говоря уже о том, чтобы подарить ему себя в первую брачную ночь, такую притягательную, загадочную и слегка пугающую.
Калли не раз доводилось слышать, как молодые женщины с восторгом обсуждают того или иного джентльмена, и ей всегда было интересно, как это возможно с такой кажущейся простотой провалиться в расселину любви. Она гадала, известна ли девушкам другая сторона этого чувства – слезы, которые она не раз замечала в глазах своей матери даже годы спустя после смерти мужа, и то, как мать превратилась в живого призрака задолго до собственной кончины. Калли недоумевала, было ли ей самой так сложно влюбиться именно потому, что она знала о сопряженной с любовью глубокой печали, или ее душе просто чего-то не хватало?
Она заставила себя отрешиться от мрачных мыслей, когда их экипаж остановился перед парадным входом ярко освещенного дома, и лакей спрыгнул с подножки и распахнул перед ними дверь. Девушка решила, что не позволит чему бы то ни было – будь то критика бабушки или собственные сомнения – испортить ей первый вечер в Лондоне.
Она прикоснулась к лицу, проверяя, не сдвинулась ли изящная полумаска, и, опершись на руку брата, вышла из экипажа.
В бальном зале их приветствовала леди Франческа Хостон, узнать которую было нетрудно, несмотря на узкую синюю маску из атласа, закрывающую верхнюю часть ее лица. Леди Франческа – утонченное видение в кремово-золотых и синих тонах – облачилась в костюм пастушки, не настоящей, конечно, а пасторальной. Ее белокурые кудри были перехвачены синими лентами, гармонировавшими с широкой лентой, опоясывающей ее талию. Верхняя юбка была пошита из синего атласа, и в ее складках, украшенных маленькими розочками, виднелась белоснежная пена оборок нижней юбки. На ножках Франчески красовались золотистые туфельки.
– Малютка Бо Пип1, полагаю, – с нарочитой медлительностью произнес Рошфор, склоняясь для поцелуя к руке леди Франчески.
Женщина в ответ сделала реверанс.
– А вы, как я вижу, не озаботились пошивом маскарадного костюма, – парировала она. – Мне следовало бы сразу об этом догадаться. Что ж, теперь вам придется оправдываться перед леди Оделией, которая настаивала на строжайшем соблюдении правил бала-маскарада.
Она жестом указала в противоположную часть комнаты, туда, где на возвышении восседала на черном бархатном стуле с высокой спинкой леди Оделия. На ней был высокий оранжевый парик, а лицо сильно набелено. В волосах поблескивала золотая диадема, а за плечами виднелся высокий накрахмаленный гофрированный воротник. Толстые нитки жемчуга спускались с ее шеи на грудь и юбки, а пальцы были унизаны кольцами.
– Она конечно же изображает старую добрую Елизавету, – заметил Рошфор, проследив направление взгляда Франчески. – В преклонные годы, полагаю.
– Смотрите, как бы она вас не услышала, – предостерегла Франческа. – Она уже долгое время не принимала гостей, поэтому решила устроить прием сразу для всех своих почитателей. Как это удобно, не правда ли?
С этими словами Франческа повернулась к Калли, с улыбкой протягивая к ней руки.
– Калли, дорогая моя. По крайней мере, на вас я могу рассчитывать. Какой у вас милый наряд.
Каландра улыбнулась подруге. Она знала леди Хостон всю свою жизнь, потому что та приходилась сестрой виконту Лейтону и выросла в Редфилдсе, расположенном неподалеку от дома герцога в Дэнси-Парк. Франческа была несколькими годами старше Калли, и в детстве Калли относилась к ней с благоговейным трепетом. Франческа вышла замуж за лорда Хостона и переехала из Редфилдса, но Калли продолжала видеться с ней во время ее визитов к родителям. Позднее, когда Каландра сама стала выезжать в свет, она постоянно общалась с Франческой, вдовствующей уже пять лет и являющейся одной из важных особ высшего света. Она обладала утонченным вкусом, и даже сейчас, тридцати с лишним лет, считалась одной из красивейших женщин Лондона.
– Спешу вас заверить, что вы полностью меня затмили, – заметила Калли Франческе. – Выглядите превосходно. Но как леди Оделии удалось завлечь вас на роль встречающей гостей?
– Ах, дорогая, ей удалось сделать гораздо большее. Она решила, что не в состоянии организовать бал самостоятельно, поэтому переложила все заботы на плечи своей сестры леди Рэдбурн и, конечно, новой герцогини Рэдбурн – вы знаете Ирен, – сказала Франческа, делая жест рукой в сторону стоящей рядом с ней женщины.
– Разумеется, – ответила Калли.
Высшее общество не было многочисленным, и на протяжении какого-то времени она была немного знакома с Ирен. Несколько месяцев назад она узнала ее ближе, когда та вышла замуж за Гидеона, лорда Рэдбурна, приходившегося герцогу и его сестре дальним родственником.
Ирен искренне улыбнулась девушке и сказала:
– Приветствую, Калли. Рада вас видеть. Франческа уже сказала вам, как я воспользовалась ее добротой душевной?
– Ну, я бы не стала это так называть, – возразила Франческа.
Ирен рассмеялась. Она была высокой женщиной с густыми вьющимися светлыми волосами, и наряд гречанки был ей очень к лицу. В ее золотистых глазах плясали веселые чертики. Калли подумала о том, что замужество пошло Ирен на пользу. Сейчас она казалась особенно красивой.
– Франческа имеет в виду, что в действительности все оказалось гораздо хуже, – пояснила Ирен, признательно глядя на подругу. – Вы же знаете, как неуверенно я себя чувствую на балах. Все легло на ее хрупкие плечи, и можно смело сделать ей комплимент по поводу того, как успешно она справилась.
Франческа тепло улыбнулась и отвернулась, чтобы поприветствовать следующего гостя, а Калли подошла к Ирен и ее мужу, лорду Гидеону Рэдбурну, пришедшему на бал в костюме пирата. Девушка отметила, что этот наряд очень соответствовал его нетрадиционному облику. С черными, слегка взъерошенными волосами и крепким телосложением он больше походил на морского разбойника, грабящего корабли, чем на джентльмена, и с удовольствием щеголял заткнутой за кушак саблей.
– Леди Каландра, – с поклоном приветствовал ее Гидеон, – благодарю, что пришли. – На мгновение улыбка смягчила его жесткие черты. – Очень рад видеть знакомое лицо.
Калли улыбнулась в ответ. Всем было известно, что Гидеон некомфортно чувствовал себя в обществе пэров – волею судьбы с детства он воспитывался лондонскими бедняками, и ему удалось выжить и преуспеть только благодаря собственной смекалке. Когда взрослым человеком он занял причитающееся ему по праву рождения положение, то не смог до конца вписаться в великосветское общество. Он был немногословен и до сих пор благополучно избегал большинства приемов. В Ирен с ее прямыми речами и пренебрежением чужим мнением он сразу же распознал родственную душу. Калли, время от времени встречая в свете, находила его интересным собеседником.
– Я рада быть здесь, – заверила его девушка. – Боюсь, зима в Маркасле показалась мне утомительной. Как бы то ни было, отсутствие на балу по случаю дня рождения тетушки Оделии может быть расценено как дурной тон.
– Полагаю, теми же соображениями руководствовалась половина Англии, – произнес Гидеон, обводя взглядом переполненный зал.
– Позвольте мне проводить вас к почетной гостье, – предложила Ирен, беря Калли под руку.
– Предательница, – чуть слышно произнес ее муж. Его теплая улыбка, адресованная жене, контрастировала с колким словом. – Ты просто пользуешься возможностью улизнуть от этой треклятой обязанности приветствовать прибывающих гостей.
Ирен захихикала, и губы ее изогнулись в дразнящей усмешке.
– Можешь присоединиться к нам, если хочешь. Уверена, что Франческа и одна отлично справится с этой обязанностью.
– Хм-м. – Лорд Рэдбурн принял задумчивую позу. – Ты поставила меня перед сложным выбором: встречать гостей или предстать пред леди Оделией. А третьего, более интересного варианта нет? Например, ворваться в охваченное огнем здание?
Улыбка, которой он при этом одарил жену, могла быть расценена как особый вид нежности.
– Уж лучше мне остаться здесь, – продолжил он, – в противном случае тетушка Оделия, без сомнений, вернет меня обратно, потому что я не нарядился сэром Фрэнсисом Дрейком по ее совету и не заявился на бал с глобусом под мышкой.
– Глобусом? – чуть слышно переспросила Калли, увлекаемая прочь Ирен.
– Да, потому что сэр Фрэнсис Дрейк совершил кругосветное плавание, хотя я не уверена, что он действительно обогнул земной шар. Но для тетушки Оделии это вряд ли имеет значение.
– Неудивительно, что Рэдбурн не стал рядиться в этот костюм.
– Но не этот факт вызвал его отвращение к похожим на шар коротким панталонам Дрейка.
Калли засмеялась:
– Я удивлена, что вы вообще смогли убедить его нарядиться в костюм. Сенклер и слышать о нем не хотел, согласился только на маску.
– Несомненно, герцог боится лишиться чувства собственного достоинства, – заметила Ирен. – Знаете, я нахожу довольно забавным то, какой силой убеждения обладает она. – Глаза ее сверкнули в прорезях маски, а рот изогнулся в мягкой соблазнительной улыбке.
Калли почувствовала, как щеки ее заливает жаркий румянец от этих слов, затронувших ее любопытство. Женщины обычно быстро прекращали разговор о брачном ложе, окажись поблизости незамужняя девушка, поэтому познания Калли о том, что происходило в спальне между мужем и женой, были довольно скудны. Однако благодаря тому, что она выросла в деревне, некоторые общие моменты соития были ей известны на примере собак и лошадей.
Тем не менее Калли не переставала думать о чувствах – эмоциях и физических ощущениях, – сопутствующих этому самому интимному человеческому акту. Задать откровенный вопрос было делом немыслимым, поэтому девушке оставалось довольствоваться собранными по крупицам знаниями, почерпнутыми из подслушанных бесед или случайных оговорок. Слова Ирен, решила она, отличались от того, что она обычно слышала из уст замужних дам. Несмотря на напускную веселость, в ее голосе звучали довольные нотки – более того, она чуть ли не мурлыкала от удовольствия, говоря о силе женского убеждения, которой сама недавно воспользовалась.
Калли искоса посмотрел на подругу. Если на свете и есть женщина, с которой она могла бы поговорить о таинстве брачной жизни, то это, без сомнения, Ирен. Некоторое время девушка обдумывала, как направить разговор в нужное ей русло, но не успела ничего изобрести, потому что, скользнув взглядом в противоположный конец зала, увидела нечто, всецело завладевшее ее вниманием.
Мужчина стоял прислонившись плечом к одной из колонн, опоясывающих комнату, со скрещенными на груди руками. Он казался совершенно расслабленным. На нем был костюм роялиста2: один край широкополой шляпы был лихо заломлен вверх, а с другого свисало роскошное перо. Руки его по самые предплечья были затянуты перчатками из мягкой кожи, а на ногах красовались бриджи желтовато-коричневого цвета, заправленные в сапоги до колен с притороченными к каблукам золотыми шпорами. Камзол мужчины был лишен какого-либо орнамента, а поверх него имелся короткий плащ, завязанный под шеей и откинутый на один бок, чтобы выставить на обозрение висящий на талии меч.
Этот человек, показавшийся Калли необычайно элегантным, стройным и сильным, словно сошел с полотна, изображающего аристократа, сражавшегося и умершего за своего обреченного короля Карла I. Черная полумаска, скрывающая верхнюю половину его лица, добавляла его образу романтичности и таинственности. Мужчина обводил присутствующих надменным скучающим взором. Потом его взгляд встретился со взглядом Калли и замер.
Мужчина не пошевелился и не изменил выражения лица, но девушка каким-то образом догадалась, что внутренне он весь напрягся. Калли сделала еще несколько неуверенных шагов, продолжая смотреть на незнакомца. На губах его медленно появилась улыбка, и, сняв с головы шляпу, он отвесил девушке экстравагантный поклон.
Каландра осознала, что слишком откровенно смотрит на него, и, покраснев, поспешила догнать Ирен.
– Вы знаете этого мужчину в костюме роялиста? – спросила она сдавленным голосом.
Ирен огляделась:
– Где? Ах нет. Полагаю, он мне незнаком. Кто же это? – Она снова повернулась к Калли.
– Не думаю, что когда-либо видела его прежде, – ответила та. – Он выглядит… интригующе.
– Несомненно, это из-за костюма, – цинично отозвалась Ирен. – Даже самый скучный тип будет прекрасно смотреться, нарядись он роялистом.
– Возможно, – протянула Калли, ничуть не убежденная этим замечанием. Ей очень хотелось обернуться и снова посмотреть на мужчину, но она подавила этот порыв.
– Каландра! А вот и ты! – воскликнула леди Оделия зычным голосом, когда дамы приблизились к возвышению, на котором она восседала.
Калли улыбнулась, поднимаясь на помост, чтобы поприветствовать родственницу:
– Разрешите вас поздравить, тетушка Оделия?
Леди Пенкалли, внушительного вида дама даже без костюма королевы Елизаветы, царственным жестом, свойственным монаршей особе, махнула рукой, призывая Калли приблизиться:
– Подойди, девочка, поцелуй меня. Дай-ка я на тебя посмотрю.
Калли послушно склонилась и чмокнула пожилую леди в щеку. Тетушка Оделия взяла обе ее руки и стала пристально изучать девушку.
– Хорошенькая, как всегда, – удовлетворенно объявила она. – Прекраснее многих, как я обычно говорю. Из Лилльс, я имею в виду, – бросая взгляд на Ирен, добавила она.
Ирен понимающе кивнула и улыбнулась. Она была одной из немногих женщин высшего общества, не боящихся леди Пенкалли, напротив, наслаждалась обществом пожилой дамы и ее прямыми суждениями. Несколько раз она вступала с Оделией в дискуссии, от которых все прочие в страхе выбегали из комнаты, оставляя двух раскрасневшихся женщин, чьи глаза метали молнии, наслаждаться обществом друг друга.
– Понять не могу, что сейчас творится с молодыми людьми, – продолжала леди Оделия. – В былые времена девушку, подобную тебе, сцапали бы в первый же год ее выхода в свет.
– Возможно, леди Каландра не желает быть «сцапанной», – заметила Ирен.
– Даже не вздумай забивать ей голову своими радикальными идеями, – предупредила леди Оделия. – Калли не собирается пополнять ряды старых дев, не так ли, дорогая?
Каландра подавила вздох, гадая, удастся ли ей когда-либо избавиться от этой темы:
– Вы правы, тетушка.
– Разумеется, права! Какая образованная молодая девушка изберет для себя эту стезю? Но тебе стоит крепко задуматься о замужестве, Каландра. Попроси Франческу помочь тебе. Я всегда считала, что у нее волос длинный, а ум короткий, но изменила свое мнение, когда ей удалось затащить вот эту под венец. – Леди Оделия кивнула в сторону Ирен, которая комично закатила глаза, глядя на Калли. – Я бы не стала держать пари на вероятность того, что это случится.
– Послушать вас, тетушка, – вмешалась Ирен, – как вы говорите об этом с леди Рэдбурн, так выходит, что я и ваш внук не имеем к делу никакого отношения, а только Франческа.
– Ха! Да предоставь я вас двоих самим себе, вы бы до сих пор не сподобились на брак, – парировала леди Оделия, хотя морщинки, обозначившиеся в уголках ее глаз, контрастировали с резкими словами.
Две дамы продолжили свой шуточный спор, и Калли с огромным облегчением поняла, что Ирен умело переключила внимание пожилой дамы на другую тему, и они больше не говорят об отсутствии мужа у самой Каландры. Она благодарно улыбнулась Ирен и получила ответную теплую улыбку.
Калли стояла, рассеянно слушая бесконечный разговор двух дам. Вдруг она поняла, что Ирен замолчала и смотрит на что-то, находящееся у нее за спиной. Она собралась было повернуться, чтобы узнать, что же вызвало столь пристальное внимание подруги, когда сзади раздался глубокий мужской голос:
– Прошу извинить меня, ваше высочество, могу ли я просить эту прекрасную даму оказать честь отдать мне следующий танец?
Калли резко развернулась, и глаза ее широко раскрылись, когда она поняла, что смотрит в скрытое маской лицо мужчины в костюме роялиста.