Kitobni o'qish: «Доктор Шанс»

© 2014 by Kem Nunn Stories, Inc.

© Ольга Кидвати, 2016, перевод

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Блестящий и умный психологический триллер.

Publishers Weekly

Эту книгу можно считать настоящим шедевром криминальной прозы, но под детективным сюжетом таится психологическая аллегория о настоящей войне между идом, эго и суперэго.

The Arizona Republic

Напряженный и жесткий триллер демонстрирует мастерство психологического наблюдения и понимания.

«Доктор Шанс» – это увлекательная современная криминальная проза, непревзойденная по своей силе и глубине.

Роберт Стоун,

автор романов «Псы войны» и «В зеркалах»

Доктор Шанс

Ульрике, моей единственной Ули

Шанс – отсутствие причины любого разворачивающегося события, которую можно предсказать, осознать или проконтролировать. Иногда этому понятию приписывают активное действие, напр.: Шанс правит всем.

Шанс и лето любви

Вначале, до того как стало ясно, насколько горькой, разорительной и прямо-таки подлой штукой окажется развод, Шанс подумывал найти жилье в Пресидо или где-то неподалеку, возможно маленький домик с видом на океан и чтобы кругом секвойи и кедры. Эта фантазия протянула недолго. Хорошие дома стоили дорого, приобрести их было нелегко, и вообще в городе не осталось ничего дешевого: былое Лето Любви ¹ давно миновало.

В результате он поселился в самом конце бульвара Сансет, в скромной двухкомнатной квартирке с гаражом в цокольном этаже, который делил с соседями. Из окон порой мельком видел Тихий океан. Улицы здесь шли слегка под уклон, спускаясь к берегу, однообразно ровные, лишенные деревьев, окаймленные длинными рядами ярко оштукатуренных и деревянных зданий. В солнечные дни все вокруг пронизывал свет, Шансу он постоянно напоминал аризонские пустыни, а веселенькие пастельные тона выцветали на глазах, лишаясь хоть какого-то различия. Когда же над городом стоял туман, район словно линял, и бетон тротуаров, асфальт улиц и бледное, сизо-серое небо сливались друг с другом. Напрашивалась аналогия с его собственной жизнью, но даже сам Шанс понимал, насколько она скучна.

Ему казалось, что все вокруг приходит в упадок, а тут еще попалось удивительно неприятное дело. Несложное. Никаких правовых или медицинских загадок – лишь голые факты, которые Шанс суммировал следующим образом:

На момент моего освидетельствования Мариэллы Франко прошло 34 месяца после ДТП с лобовым столкновением, где при ужасных обстоятельствах погиб ее шестидесятивосьмилетний отец. Пытаясь не сбить дойную корову, которая решила побродить по шоссе, он выехал на встречную полосу, столкнулся с автофургоном и был обезглавлен. Голова отлетела на заднее сиденье. Пока Мариэллу не освободили из машины при помощи аварийно-спасательных инструментов, она была заперта там, как в ловушке, рядом с телом отца. Она помнит, как, сидя в салоне, раз за разом кричала: «Папа!»

Прибывшие врачи скорой помощи оценили ее состояние на 15 баллов по шкале комы Глазго ². Ее основная жалоба звучала так: «Папа… я хочу к папе!» Ей внутривенно ввели раствор фентонила и в машине скорой помощи перевезли к вертолету ГалСтар ³, который доставил ее в Стэнфорд. По прибытии пострадавшая продолжала плакать и проситься к отцу. Никаких переломов или повреждений внутренних органов у нее не обнаружили. Медики наблюдали за ее состоянием в течение ночи, а потом отправили домой под наблюдение лечащего врача.

Психиатрическое освидетельствование, проведенное спустя месяц, выявило повышенную тревожность, депрессию, реакцию вздрагивания, приступы тахикардии, учащенного дыхания и потливости вместе с навязчивыми мыслями об отце. Отмечалось, что пациентка три месяца не ходила на работу и пыталась отвлечься смотря телевизор. Ее социальная жизнь свелась к минимуму, больная полностью замкнулась в себе и избегала людей. Описывая свое состояние, она говорила о преобладающем ощущении безысходности и отсутствии мотивации. Мисс Франко было диагностировано хроническое посттравматическое стрессовое расстройство и депрессия, рекомендован курс психотерапии в сочетании с приемом антидепрессантов.

К несчастью, мисс Франко не получила ни психотерапии, ни медикаментозного лечения и на момент моего освидетельствования оставалась в состоянии повышенной тревожности и депрессии. Она всячески старалась избегать любых мыслей, образов и чувств, которые могли привести к воспоминаниям о происшествии. Я согласен с тем, что мисс Франко страдает от хронического посттравматического стрессового расстройства. Она попала в ситуацию, представляющую угрозу для жизни, думала, что умрет, видела смерть отца и оказалась запертой в автомобиле с его телом. Фотографии, которые мне показали, говорят сами за себя. К сожалению, вторичный психиатрический осмотр состоялся только через два с лишним года после происшествия. Вполне понятно желание пациентки избежать общения с врачами, работающими в области психического здоровья, но именно на это следовало обратить внимание соответствующим специалистам.

Элдон Дж. Шанс, доктор медицины,

клинический адъюнкт-профессор

кафедры психиатрии

медицинского факультета

Калифорнийского университета Сан-Франциско

Отчет можно было продолжить, но суть он уже изложил. Его наняла страховая компания для оценки характера и тяжести психологической травмы. Шанс был судебным психоневрологом и проводил большую часть жизни объясняя суду или адвокатам хитросплетения сложных неврологических заболеваний, связанных с различными делами, будь то нанесение телесных повреждений, ненадлежащее обращение с пожилыми людьми или злоупотребление властью. Иногда к нему обращались другие врачи, иногда – члены семьи или наследники. Не о такой практике он когда-то мечтал, но уж, что было, то было. Он осматривал больных не больше одного или двух раз, а их лечением занимался и того реже.

Так же было и с Мариэллой Франко. Он видел ее лишь однажды, во время освидетельствования. Понятия не имел, что с ней потом стало, чем завершилось ее дело, получила ли она рекомендованную терапию. Не знал и причину, по которой именно ее история застряла в голове, – ведь она была далеко не единственным пациентом, которого он осмотрел этим летом. Тогда ему запомнилось множество самых разных дел.

Дж. К., белая женщина, 36 лет, правша, с долгой и сложной историей болезни. Родилась недоношенной в результате попытки аборта на седьмом месяце беременности, страдает легкой формой умственной отсталости, возникшей в результате кислородного голодания при преждевременных родах. Пациентка призналась в длительном сожительстве с собственным отцом. После семи выкидышей родила сына со множеством врожденных аномалий.

М. Дж., чернокожая женщина, 42 года, правша, несколько лет обучалась в колледже. Пациентка рассказывает, что в возрасте тридцати шести лет работала в книжном магазине и, возвращаясь с работы домой в Мишен Дистрикт ⁴, подверглась нападению латиноамериканца, рост которого был выше шести футов, а вес – более двухсот фунтов. Она сохранила лишь частичные воспоминания об инциденте, но помнит, что пыталась убежать, а нападавший несколько раз ударил ее головой о пожарный гидрант. М. Дж. утверждает, что весь следующий год была крайне подавлена и провела двенадцать месяцев не выходя из дома, смотрела телевизор и пила. В это же время она приобрела пистолет и, когда приходила в отчаяние и ярость, начинала стрелять из него. Со слов пациентки, ее ближайшим другом был ручной кролик, который приходил и клал ей лапку на руку, чтобы утешить. В настоящее время М. Дж. проживает в Сан-Франциско в низкобюджетном приюте для бездомных душевнобольных.

Л. С., женщина, 46 лет, выросла со склонной к насилию матерью-алкоголичкой. Так и не узнала, кто был ее отцом. Л. С. прилагает всевозможные усилия, чтобы представить себя в качестве человека с нарушением обучаемости. Утверждает, что, будучи ребенком, изучала все «задом наперед». Стремится читать в обратном направлении не только отдельные слова, но и целые страницы. Если пациентку вынуждают читать книгу от начала к концу, ей кажется, что история не имеет смысла, до тех пор, пока она не прочтет ее от конца к началу. Хотя основную часть времени Л. С. тратит на уход за своими ста четырьмя экзотическими птицами, ее второе увлечение – читать о психических заболеваниях и обучении людей с ограниченными возможностями. Настаивает на том, что, сколько себя помнит, всегда чувствовала подавленность, пустоту и сомнения в том, кто она такая.

Д. К., белый мужчина, 30 лет, правша, в прошлом работал в Сан-Хосе художником-графиком. Последние четыре года пребывает в статусе больного с посттравматическим синдромом: он шел пешком по оклендскому порту и был сбит грузовиком. В результате получил травму головы. Утверждает, что не замечает изменений в своей личности, но при этом осознает, что все остальные, включая его жену, говорят, что он полностью переменился. В свою очередь жена рассказывает об убежденности супруга в том, что ему суждено сыграть ведущую роль в битве между Сатаной, Яхве и Иисусом. Шесть месяцев назад пациент выпил целый ряд бытовых чистящих средств, в том числе «Гексол» и «Клорокс», так как верил, что тело надо подготовить к грядущей битве.

Однако именно Мариэлла Франко была с Шансом в первые тоскливые дни необычайно жаркого и раннего лета, пока он искал жилье в Городе у залива ⁵, листал бумаги от адвокатов противостоящей стороны, осматривал пациентов, писал отчеты, наблюдал, как тают, подобно запоздалому снегу, его деньги, исчезая куда быстрее, чем они когда-либо прибывали, видел, как жизнь, которую он так старательно обустраивал для себя, своей жены и дочери, разбилась вдребезги о скалы едва представимой прежде реальности.

Его жена, уже переходившая в категорию бывших, начинающий фотограф, сама себя обеспечить не могла. Продажей своих работ не покрывала даже аренду студии. Ее любовник, которым она обзавелась так недавно, дислексичный персональный тренер на десять лет моложе нее, работал в тренажерном зале в Саусалито всего на полставки, и особой финансовой поддержки от него ждать не приходилось. Адвокат жены уже получил судебное предписание. Шансу предстояло заплатить обоим юристам: и своему и ее. Дом пойдет на продажу в самое неподходящее для этого время. Так что любимая дочерью частная школа с ее монтерейскими соснами и видом на залив день ото дня становилась все менее вероятной в будущем. Государственные же школы поблизости от их нынешнего дома были ожившим кошмарным сном.

Что касается мисс Франко в это время засухи и пепла – в последнее время небеса периодически затягивали дым и сажа из-за пожаров, возникших в результате аварии на нефтеперерабатывающем заводе в Ричмонде, в восточной части побережья ситуация осложнялась из-за жаркой погоды и сухих ветров, – то она жила со своей восьмидесятидевятилетней бабушкой в многоквартирном доме на южной окраине Пало-Альто. Во время освидетельствования Шанс вдруг спросил, как бабушка отреагировала на смерть единственного сына. Мариэлла сказала, что та очень расстроилась. Сказала, что бабушка каждый день принимает лекарства, но не припомнила, какие. Она не знала, подвержена ли старушка повторяющимся ночным кошмарам или навязчивым воспоминаниям о событии, унесшем жизнь их отца и сына.

Как ни странно, но человеком, которого преследовали сны и воспоминания, был сам Шанс. Это к нему приходили навязчивые кошмары с ожившими фотографиями, на которые его попросили посмотреть, и те ассоциировались с образом этой застенчивой и слабой девушки, что во сне превращалась в безъязыкую статую, столь одинокую в эти темные часы. Потом Шанс мысленно воображал, как она стоит в собственной квартире в Пало-Альто, одна посреди несомненно банальной обстановки, как пытается «отвлечься, смотря телевизор». «Интересно, что она смотрит?.. – гадал он. Можно ли найти в телепрограмме хоть что-то, от чего не захочется выдавить себе глаза? Воображение рисовало короля Лира и „неприкрашенного человека“» ⁶. У настоящего Иова ⁷ был хотя бы Бог, явившийся ему в вихре. У Мариэллы – только полицейские сериалы, вампирские истории да еще новости. В памяти брезжило, что она работала на полную ставку в Сан-Хосе упаковщицей картофельных чипсов «Грэнни Гус», и до несчастного случая в сферу ее интересов входило рисование карандашом и красками, а еще – коллекционирование миниатюрных фигурок лягушек.

А потом пришла ночь, когда он, ужасно одинокий в своей новой квартире с еще толком не распакованными чемоданами, зашел так далеко, что вообразил, как проводит за рулем сорок пять минут, которых хватит для того, чтобы до нее добраться. Она не была непривлекательной. Вот как он описывал ее в своем рапорте:

Миниатюрная женщина 39 лет, итальянского происхождения, с черными волосами, собранными сзади в тугой пучок. У нее правильные, почти классические черты лица и большие карие глаза. Ухоженные руки, маникюр, но лак для ногтей отсутствует. Носит кожаное пальто поверх светло-коричневого костюма в тонкую полоску и коричневые кожаные сапожки на высоком каблуке. Манера держаться, хоть и производит в целом приятное впечатление, отличается полным отсутствием непосредственности. Освидетельствование выглядело как серия вопросов и немногословных ответов.

Тогда он подумал, но не записал, что от множества прочих людей ее отличает то, что она живет как птица в клетке, словно бы и живет и не живет. И тот же самый ужас не-жизни в жизни Шанс увидел в собственном упадочном состоянии, когда каждый следующий день грозил стать тусклее, чем предыдущий.

Он придерживался убеждения (возможно, ложного), что в жизни человека бывают периоды, длящиеся буквально мгновения, когда верное слово, или движение, или одно-единственное прикосновение может ранить либо исцелить. Именно для этого он в своих фантазиях садился за руль. Не ради каких-то завоеваний на сексуальном поприще. Он мог так же легко заручиться помощью кого-то другого, если появился бы этот кто-то другой. Его воображению рисовалось освобождение, то, как сердце вырывается из запертой клетки. Конечно, он был благоразумным. Видел все таким, как оно есть, полубезумные донкихотские поступки лучше совершать в помыслах, а не наяву, потому что… потому что, в конце концов, жизнь именно такова. Отражение в мутном стекле. Шанс жил как бы наполовину. Не будет никаких поездок и никаких вмешательств. Мироустройство их не допустит. Вместо них Шанс разрешил себе выпить лишний стаканчик вина. Но, господи, подумал он через мгновение, снова наливая и воображая ради одного только воображения собственное внезапное появление на ее пороге, что она подумает? И услышал ее крики, от которых ночь превратилась в кошмар.

Он задремал, вспоминая Блейка:

 
В час вечерний, в час дневной
Люди входят в мир земной.
Кто рожден для горькой доли,
Кто для радости одной;
Кто для радости беспечной,
Кто для ночи бесконечной… ⁸
 

Проснулся чуть позже, стояла кромешная тьма, сквозь стены комнаты проникал шум волн с Оушен-бич. Поднявшись, Шанс увидел в окошке уборной странное оранжевое свечение на востоке и счел его очередным подтверждением того, что на нефтеперерабатывающем заводе в горах над Ричмондом продолжает свирепствовать пожар.

Гарнитур Принца

Мебель в стиле «французского ар-деко» относилась к концу тридцатых годов и была работой известного дизайнера Эжена Принца. Гарнитур состоял из письменного стола, книжной полки и двух кресел. Все это было сделано из пальмового дерева и меди, покрытой патиной, стоило немало денег. Сумма была бы еще больше, но на одной из полок и столе не хватало медных полос, тянувшихся по нижнему краю. В таком состоянии Шанс мебель и купил, ну и заплатил соответственно. Но все равно гарнитур был прекрасный, шикарно смотрелся в большом доме, где они жили вместе с женой и дочерью. Теперь, в небольшой квартирке, эти вещи выглядели мрачно и неуместно, чтобы не сказать нелепо. Со временем гарнитур стал раздражать Шанса, и он начал подумывать о том, чтобы продать его. Ниже по Маркет-стрит располагался магазин специализировавшегося на такого рода товаре чернокожего джентльмена лет семидесяти (или чуть больше). Шанс не мог припомнить его фамилии, но знал, где находится сам салон, до которого можно было пешком дойти от офиса, и решил в ближайшее время заглянуть туда. Возможность представилась на неделе, когда клиент отменил встречу как раз перед обедом, и Шанс отправился в магазин.

В общем, ему всегда нравилось гулять по городу. Но в тот день Шанс не мог отделаться от ощущения, что ему показывают его будущее. Оно было незначительнее, чем хотелось надеяться. Пламя над Ист-бей ⁹ потухло, но всю область залива по-прежнему покрывала сажа. Все автомобили стали одного цвета. Пепел толстым слоем скапливался по всем углам, напоминая наносы грязного снега. По тротуару прошли три молодые азиатки, на вид студентки колледжа, и на каждой была хирургическая маска. Вот так все и будет, подумал Шанс, проходя мимо них. Поначалу вот так, а потом еще хуже.

В какой-то момент эвакуации с холмов Ист-бей машины настолько плотно забили узкие улочки, что пожарные призвали паникующих жителей оставить автомобили и уходить пешком. Ричмондский пожар с угрожающей скоростью двинулся на восток и юг. Беркли-Хилл внезапно охватило пламя, в ночном небе полыхал дождь искр. Горожане не подчинились приказу, предпочитая таранить горящие машины друг друга. Университетские профессора и экономисты, стартаперы и хакеры (или как там они себя называют), писатели и художники, академики и доктора Беркли-Хилл… все они толкались в черном дыму, как обезумевшие насекомые, как, прости господи, червяки какие-то. Шанс видел все это по телевизору, когда в относительной безопасности своей квартиры смотрел ночной выпуск новостей. Как же быть, сохранить гарнитур или продать? Чего стоит его шикарная французская мебель, когда поблизости кружит все больше падальщиков?

Проникнувшись апокалиптическим пафосом, с потным лбом и горящими легкими, он добрался до нужного дома, старого, еще довоенного кирпичного здания, расположенного в узком аккуратненьком переулке неподалеку от Маркет-стрит. Войдя, Шанс немедленно услышал мужской голос, полный вдохновенной ярости, бодрый фальцет:

– Так ты его сучка, да? Вот как оно, значит?

Голос оборвался, когда от парадной двери донесся звон дверного колокольчика, и Шанс тут же разглядел владельца как магазина, так и голоса, обращавшегося к молодому человеку, по всей видимости, латиноамериканского происхождения в черной облегающей футболке, черных же облегающих кожаных джинсах и узконосых черных кожаных сапожках чуть выше щиколоток. Пожилой мужчина был в точности таким, как помнилось Шансу: ростом куда выше шести футов, отчаянно худым и отчетливо гомосексуальным. Он даже одет был именно так, как в прошлый раз: пиджак спортивного покроя, аскотский галстук и множество побрякушек. Пожалуй, он был старше, чем Шанс думал, – ближе к восьмидесяти годам, чем к семидесяти. Дядька таких лет, черный, гей? Шанс мог вообразить сколько тот повидал на своем веку.

Тут старик прервал его пустопорожние размышления.

– Молодой человек, – произнес он, обращаясь к Шансу и поворачиваясь спиной к другому мужчине, будто тот внезапно перестал существовать; голос антиквара звучал уже не пронзительно, но приятно, взлетая к самому потолку и разносясь по комнате: – Как поживает гарнитур Принца?

– Господи, вы помните!

– Конечно. Дайте-ка подумать. Там был письменный стол и кресло. – Он помолчал. – И шкафчик!

– Книжная полка и два кресла, но все равно неплохо. Когда я тут был? Два… три года назад?

Руки старика дрожали в приглушенном свете.

– Да кто это помнит? Но там ведь чего-то недоставало…

– Кое-каких медных пластин.

– Ах да. Жаль, очень жаль.

Пока Шанс беседовал со стариком, кожаный парнишка отошел, исчезнув в одном из укромных уголков старого дома. После первого посещения салона у Шанса осталось ощущение затхлой пещеры. Тогда он только переехал в район и все тут исследовал. Определенно, подумал он, где-то здесь в полумраке в ожидании лучших времен пылятся настоящие сокровища.

– Уверен, вы мне тогда представились, – сказал Шанс и протянул руку.

– Карл, – ответил старик. Они обменялись рукопожатиями. – А вы… вы ведь врач, насколько я помню.

– Психоневролог. Элдон Шанс.

Старик рассмеялся:

– Ну конечно же, доктор Шанс. Как можно забыть? Я помню мебель, но имена выпадают. Чем обязан такой честью. – И он продолжил, не дожидаясь ответа: – Я недавно приобрел шкафчик, который подошел бы…

Шанс поднял руки:

– Я бы рад, но сейчас подумываю продать то, что у меня есть.

Карл поднял брови.

– Я развожусь, – пояснил Шанс. Он пока еще не привык говорить об этом вслух. – Дом выставлен на продажу. А я живу в квартире.

– Больше ничего объяснять не нужно, – сказал ему Карл. – Печально такое слышать. Мне очень, очень жаль.

– Мне тоже. – Шанс сфотографировал мебель и скинул изображения на ноутбук, который лежал теперь в парусиновой сумке на плече. – Я принес фотографии.

Карл отвел его к большому столу, и они принялись рассматривать снимки. Старик детально изучил их.

– Прекрасно, – сказал он. – Из-за размеров этот стол довольно необычен. Замечательная вещь, как и весь гарнитур. Сколько вы надеетесь за него получить?

– Я надеялся, что вы мне это подскажете.

Старик еще мгновение вглядывался в фотографии.

– Без этих металлических пластин… пятьдесят, может, шестьдесят тысяч.

– А с ними? Просто чтоб я окончательно расстроился.

– В два раза больше.

– Боже, всего лишь из-за пары кусков меди?

– В этом и заключается разница между обычным покупателем, который просто ищет себе мебель, которая хорошо смотрелась бы вместе, и серьезным коллекционером. Вы знаете, как этот гарнитур выглядел изначально?

– Я видел фотографии в книгах.

– Тогда знаете. Полосы играли большую роль, и это травление кислотой, получилось весьма мило… Вот тут, на полке, у вас одна осталась, – он указал на одну из фотографий.

Шанс кивнул:

– Да, я знаю. Думаю, если взглянуть с этой стороны… если бы гарнитур был в полном порядке, я не смог бы приобрести его за те деньги, за которые купил. Так что…

– Разница большая.

– И время сейчас плохое, скажу я вам. – Шанс днями напролет слушал о невзгодах других людей. О своих он говорил редко, особенно в последнее время, в отсутствие жены, семьи и даже, если подумать, близкого друга. – И вообразить не мог, что когда-нибудь захочу все это продать, – сказал он, поддавшись ощущению, что Карл, по сути, из тех, кому можно рассказать о своих бедах. – Я всегда думал, что однажды приду в магазин вроде вашего, пороюсь в барахле и увижу как на шкафу или еще где-нибудь пылится целая куча медных полосок. – Шанс улыбнулся и пожал плечами. – Как мы поступим? Если я соглашусь на шестьдесят?

Карл подергал себя за короткую эспаньолку, практически совсем седую и аккуратно подстриженную. Прошло мгновение.

– Позвольте кое-что вам показать, – сказал он.

Они оставили компьютер Шанса на столе и направились в заднюю часть магазина. Там в стене было вырезано отверстие и устроено окошко с небольшой стойкой. По другую его сторону находилось нечто вроде мастерской, правда, окошко было слишком маленьким, разглядеть Шанс ничего не сумел. Рядом стоял комод, о котором уже говорил Карл. Вещь оказалась действительно замечательной, тоже из пальмового дерева и с медной отделкой.

– Красиво, – сказал Шанс.

Старик кивнул:

– Медные детали не совсем такие, как должны быть у вас, но не слишком отличаются. И, раз уж ваши пропали. – Он сделал паузу. – Скажем так, я о вас думал. Довольно странно, что вы заглянули ко мне именно сейчас.

– Да, но я же пришел продавать, а не покупать. – Шанс снова взглянул на комод. – Наверно, это даже тогда было бы мне не по карману.

– О, это не оригинал, – проговорил Карл, едва дав ему закончить.

Шанс лишь смотрел на него.

– Когда я нашел его, он был в очень плохом состоянии. Меди не было вовсе. И это даже не Принц, мало того, – даже подписи Принца нет. Но я вижу тут определенные возможности.

Шанс внимательно изучил металлические полосы.

– Я как-то искал детали для моего гарнитура. Среди образцов не было ничего подобного тому, что я видел на фотографиях. И ничего подобного этому. – Он посмотрел на старика.

– Все дело в технологиях, – сказал ему Карл. – Начнем с того, что для изготовления модели раньше использовали натуральную губку, а теперь никто так не делает. И материалы были другие, кислоты, красители… В общем, та технология утрачена. Отчасти поэтому стоимость оригиналов так высока.

Шанс еще раз посмотрел на шкафчик, провел рукой по медной накладке:

– Так, а с этим что? Вы знаете, кто их сделал?

Старик улыбнулся, подошел к маленькому оконцу и позвал какого-то Ди. Неясно было, то ли это имя целиком, то ли сокращение, а старик ничего пояснять не стал. Через минуту-другую с противоположной стороны отверстия возник очень крупный мужчина, вернее даже сказать, мужчина, при создании которого за примерный образец был взят холодильный шкаф. Опершись здоровенной ручищей о стойку, он потянулся вперед, чтобы выглянуть в окошко. В результате стало возможным сделать пару наблюдений, и оба касались его головы, большой и круглой, но вполне пропорциональной по отношению к покоящейся на стойке руке. Во-первых, у мужчины не было волос ни на лице, ни на своде черепа. Вообще. Шанс счел, что гигант страдает алопецией, чрезвычайно редким заболеванием, от которого выпадают все волосы на теле, причины которого до сих пор неясны. И хотя порой, в еще более редких случаях, волосы могут в какой-то момент появиться так же быстро и таинственно, как до того исчезли, состояние это обычно считается хроническим. Вторая вещь, которую замечал каждый при взгляде на Ди, потому что не заметить ее было просто невозможно, была татуировка черной вдовы – большого паука, наверно в полтора раза больше серебряного доллара, располагавшаяся точно посередине кожи, обтягивающей череп мужчины, в остальном лишенной каких-то отличительных черт.

Великан ничего не говорил, лишь смотрел в оконце темными безжизненными глазами, переводя взгляд с Шанса на Карла и обратно. Из-за соотношения между его размерами и размерами окна Шансу показалось, что он смотрит на зверя в клетке.

– Выйди к нам, – сказал Карл, тщательно, как показалось Шансу, стараясь демонстрировать откровенную жизнерадостность.

Дверь открылась, и появился Ди. Судя по виду, он весил больше трехсот фунтов, хоть ростом оказался лишь немного выше Шанса (тот был пять футов девять дюймов ростом, но при этом худой, как рельс). Ди был одет в военную куртку цвета хаки и военные же штаны в стиле карго, основательно заляпанные всевозможными красителями и морилками выше столь же перепачканных полевых ботинок, шнурки которых, как заметил Шанс, он не удосужился завязать. Под курткой виднелась черная футболка с какими-то красными надписями на груди, разобрать которые Шанс не смог. На рукаве бросалась в глаза нашивка «РЕЙНДЖЕРЫ» ¹⁰. Из-за размеров и отсутствия растительности на голове и лице судить о возрасте верзилы было сложно. Шанс склонялся к тому, что ему около тридцати с чем-то лет. Он выглядел, мягко говоря, необычно, но ни в коем случае не безобразно или отталкивающе. Фактически, черты его лица над мощной нижней челюстью и толстой шеей казались почти красивыми, правильными и только что не классическими, и всего через пару секунд после того, как наблюдатель замечал габариты и отсутствие волос, он не мог уже вообразить или хотя бы пожелать, чтобы этот человек выглядел как-то иначе, чем в реальности, исключая, может быть, татуировку: этакий загорелый мистер Пропер, только одетый в черное.

Карл познакомил их, и Ди слегка улыбнулся, услышав фамилию Шанса.

– Доктор Шанс, – повторил он.

– Да, так меня и зовут.

Ди посмотрел на старика:

– У умных людей мысли сходятся, да?

На секунду-другую повисла тишина.

– Док принес фотографии, – сказал Карл.

Они вернулись к столу и снимкам. Карл показал на медные полосы книжной полки.

– Выглядит знакомо?

Ди кивнул.

– И что ты об этом думаешь?

– Без вопросов. Только без спешки. – Ди еще раз посмотрел на Шанса, потом развернулся и вышел.

– Он неразговорчив, – сказал Карл.

– Что именно вы хотите мне сказать? – спросил Шанс. – Что Ди может сделать такие же накладки, как на оригинале?

– У него неплохо получается, – сказал Карл, – да вы и сами видели.

– Да, это так, но что дальше? Вы выставите гарнитур на продажу как оригинал?

Карл лишь смотрел на него.

– И что, нет способов… проверить…

Антиквар пожал плечами.

Шанс стоял в тускло освещенной большой комнате и пытался сформулировать следующей вопрос.

– И какова вероятность?..

– Мне помнится, что ваша мебель подписана.

Шанс кивнул.

– Обычно этого достаточно. Вы купили ее у дилера или у частного лица?

– У частного лица.

– И это лицо еще живо?

– Это была распродажа наследства. Какой-то парень продавал то, что осталось от матери. Забыл, как его звали.

– Это плюс. Иначе, когда гарнитур всплыл бы позднее, дилер мог бы увидеть и опознать его, и тогда бы понеслось… в общем, неприятное вышло бы дело, – Карл помахал руками. – А частные лица – это хорошо.

– Значит…

Старик кивнул:

– Да, всегда есть шанс.

Двое мужчин переглянулись.

– Так как насчет моего предложения? – спросил Карл.

Шанс вышел так же, как и вошел, в дверь, ведущую на Маркет-стрит, прокручивая в голове возможности. После темноты салона солнечный свет показался ему слепящим. Повернув на север, в направлении своего офиса, Шанс заметил на противоположной стороне улицы парня в черном. Юнец в компании себе подобных курил что-то через стеклянную трубку. То ли крэк, то ли какой-то вариант метамфетамина. Парень посмотрел в сторону Шанса, а потом с видом, который иначе как заговорщицким не назовешь, склонился к своим друзьям, поэтому, идя по Маркет-стрит, Шанс был уверен, что все трое смотрят в его сторону, и отвел взгляд. Уже сворачивая в конце квартала за угол, он все-таки бросил на юнца последний взгляд и увидел, как тот переходит дорогу, возвращаясь к старику в магазин.