Кажется Эстер

Документальное исследование своего генеалогического древа, в основном последних поколений, живших в 20м веке. Очень интимное, ламповое повествование, все время есть ощущение, что читаешь чей-то дневник. Сама автор из Киева, а предки по большей части своей еврейские из разных частей восточной Европы. Сценарий их жизни более менее понятен, но от этого не менее интересно. Я бы, наверное, поставила книгу на одну из первых позиций в рейтинг прочитанного в этом году, если бы не интонация, которая прорывается очень часто на протяжении книги: Ну, посмотрите же какие мы бедные-несчастные. Несчастье в общечеловеческом масштабе не требуется подчеркивать, оно итак зримо и трогает. Ну, ладно, может человек эмоциальный очень... Но, она еще постоянно подчеркивает, что и сама и ее родственники бедны материально. Вот это прям раздражало. Даже в послесловии умудрилась подъитожить, что ее семья была и останется самой бедной. Очевидно, что это не добавляет достоинства автору, ведь понятно, что учителя глухонемых не равны ростовщикам по доходу, и к чему такое нытье? Решусь все же посоветовать книгу, может у вас и не сложится таких но...

Семейное древо людей, живущих на постсоветском пространстве, больше похоже на облетевший по осени клён, чем на утопающую по весне в листве и цветах яблоню. Сплошные прочерки, недомолвки и умолчания. Немота – наше главное наследие, когда речь заходит о прошлом.

Семь поколений родственников Кати Петровской учили говорить глухонемых детей. Пройдя обучение, дети начинали говорить так, будто отсутствие слуха – это вообще не проблема. Проблемой, заставившей замолчать, стала история двадцатого века. О кулаках, белогвардейцах или врагах народа (а также, их родителях, жёнах и детях) лучше ни хорошего, ни плохого. Лучше молчать, как рыба, словно все языки мира вдруг стали неродными.

Однажды, вооружившись билетом на поезд и разговорным немецким, Катя Петровская отправилась в странствие вглубь прошлого, где её ждали Озиель , Розалия, Вилей, Иуда и Кажется Эстер. Родственники потерянные и обретённые. Те самые листики, опавшие с семейного древа. Новые знакомства, о которых она написала новым для себя языком, потому что родной русский говорению о них воспротивился. Слишком близко, слишком сложно, слишком больно. Проще выучить «язык врага» и поддаться оккупации немецкой речи.

«Кажется Эстер» – двойное преодоление и двойная победа. Восстановленная семейная история, в которой на свои места вернулись и побывавший в Маутхаузене дедушка Василий, и подаривший Кате красивую фамилию Петровская дед Семён, и даже та самая Кажется Эстер, которая точно была, но не точно именно Эстер, рассказана литературным немецким, сложными витиеватыми предложениями размером в страницу. Конечно, не все «кажется» Кате удалось разрушить, превратив из смутного воспоминания или догадки в исторический факт, да и возможно ли такое в принципе? Можем ли мы лопнуть все эти «кажется» и «возможно», как мыльные пузыри, и заговорить о прошлом уверенным тоном без всяких «но это не точно»?

Найстрашніше - що наших імен можуть не згадати вже за кілька поколінь. У мого прадіда було вісім братів і сестер. Мама казала, що ціле село на Житомирщині мало одне-єдине прізвище - їхнє. Тож наречених собі їздили шукати десь подалі. Я не знаю їхніх імен. У моєї прабабусі було четверо братів і сестер. Після того, як померли їхні батьки, двох хлопчиків-близнят підібрали російські солдати, більше про них ніхто нічого не чув. Хтозна, що з ними було потім, і хто з них пережив Першу світову. Я не знаю їхніх імен. Я навіть приблизно не знаю їхніх імен. Книга Каті Петровської - це настільки масштабне дослідження, що складно уявити, скільки років вона проводила оті "розкопки". Читаєш - і соромно. Бо своїх знаєш максимум до прадідів, та й то здебільшого без їхніх сестер та братів. Ця книга не стільки про Голокост, наскільки я думала, це просто про людей. Різних людей, яких вже нема.