Kitobni o'qish: «Суд над судьей»

Глава первая

Я медленно приходила в себя. Голова казалась чугунной, а все тело было каким-то чужим и никак не откликалось на посылы поднять руку, или повернуть голову. Наконец большими усилиями получилось открыть глаза, немножко, на маленькую щелочку, но этого хватило, чтобы начала вырисовываться картина происходящего. Комната, в которой я находилась, была похожа на больничную палату. Кругом белые стены, никакой мебели, а только какие-то приборы, а я лежала на кровати вся в разноцветных проводках, и с трубочкой в носу.

Говорить сил еще не было, а вот мысли задавали вполне резонные вопросы:

– Что произошло? Как я здесь оказалась и что со мной? Помню, я шла домой с работы, погода была хорошая, солнце светило, птички пели, потом вроде кто-то выключателем щелкнул, и стало темно, дальше ничего не помню, и вот я здесь… Господи, хоть бы у меня всё было целое и жизнеспособное. Но как это узнать, в палате никого нет и мне реально страшно.

Тут дверь в комнату открылась и три человека медленно подошли к кровати. Это были двое мужчин, на вид старше 40 лет, очень серьезных, в белых халатах и привлекательная молодая девушка, которая внимательно слушала их разговоры и, как мне показалось, была готова по первому сигналу исполнить любое поручение, исходящее от мужчин.

– Наверное, два врача и медсестричка, – подумалалось мне и я попыталась шире раскрыть глаза, что бы они заметили, что я их вижу. Может они мне расскажут, как я здесь оказалась? Наверняка им это известно.

– Смотрите, а наша пациентка пришла в себя, – ласково сказал один из мужчин, – очень хорошо дорогая, нам стоило больших усилий не дать вам умереть, хотя если бы не вмешалось чудо, то мы бы с вами здесь не разговаривали. Так что считайте, что вы родились в рубашке.

– Да уж, я всегда думала, что те, кто рождаются в рубашке, вообще сюда не попадают, – мысленно съязвила я, – иначе смысл от той рубашки?

Мне очень хотелось расспросить врачей, что же со мной, в конце концов, произошло, и как я здесь оказалась, но рот, как назло, не открывался. Еще очень хотелось пить, или хоть губы водой смочить. Казалось, если попить, то рот сам начнет говорить, просто он склеился и ему нужна влага. И тогда мне пришло в голову сделать взгляд очень умоляющим, может, люди в палате поймут, что я хочу пить? Но они о чем-то тихо разговаривали, смотрели на экраны приборов, которыми была обставлена половина комнаты, обсуждали что-то и не обращали на меня ни малейшего внимания. Потом, вроде договорились и, наконец, подошли ко мне:

– Все идет даже лучше, чем мы ожидали, дорогая. Вы довольно быстро пришли в себя и, судя по показаниям приборов, идете на поправку. Могу утверждать с полной уверенностью, что вашей жизни уже ничего не угрожает. И если так пойдет дальше, то через пару дней будем пробовать вставать.

Наконец один из врачей, явно увидев мою немую просьбу о воде, позвал сестричку:

– Анечка, смочите нашей пациентке губы водичкой!

– Да, сейчас сделаю, – ответила девушка, и через несколько мгновений долгожданная влага прикоснулась к губам.

Потом повернулся к кровати и с напускной строгостью сказал:

– Завтра уже можно будет пить и даже немного кушать, а сегодня потерпите. Сейчас вам сделают укол, и вы уснете, а утром мы опять встретимся. Отдыхайте, вы много пережили.

Врачи вышли, сестричка что-то быстро уколола в капельницу, которая беспрерывно что-то в меня вливала, поправила одеяло и тоже выбежала из палаты.

– Да, из всего, что я услышала, стало понятно только то, что я жива, а могло быть и хуже. Не густо, прямо скажем. И с этими мыслями я уставшая, непонятно от чего, провалилась в беспокойный сон.

Второй раз просыпаться было гораздо легче, глаза открылись без особых усилий, начали шевелиться пальцы на руках и ногах. Голова еще была чугунная, но стала немного легче по весу и даже начал открываться рот. Я попробовала выдавить из себя «Доброе утро», просто так, ни к кому не обращаясь, так как и не к кому было, в палате я была совсем одна, просто это было первое, что пришло в голову. Фраза получилась не очень разборчивой, но звуки рот издавать начал, и это был успех.

– Так, надо немного потренироваться, – подумала я, а вслух начала произносить фразы из первых страниц букваря:

– Мама мыла раму, рама мыла маму. – Начало что-то получаться. За этим занятием и застали меня мужчины в белых халатах, которых на этот раз было вдвое больше, чем прошлый раз. Наверное, я пользовалась в больнице популярностью, раз посетители ко мне росли в геометрической прогрессии. Может чудо, которое со мной произошло, и о котором я практически ничего не знала, было и в правду чем то неординарным?

– Доброе утро, дорогая – поздоровался за всех врач, который разговаривал со мной прошлый раз. – Вот коллеги, это наша пациентка, которая попала к нам позавчера с открытой черепно-мозговой травмой. Случай был очень тяжелый, мы боролись за ее жизнь в операционной в течение десяти часов и даже был момент, когда мы готовы были опустить руки. Но к счастью все закончилось хорошо и ее жизни уже ничего не угрожает.

Они еще что-то говорили, смотрели на экраны мониторов, кивали головами, но я их уже не слушала, а лихорадочно пыталась все вспомнить.

– Черепно-мозговая, Господи, меня, что убить хотели, я же никому ничего плохого не сделала, по крайней мер такого, за что могут убить. Я, конечно не святая, но не до такой же степени. Давай Алиска – (так я сама себя называла) – вспоминай.

Мысли вернулись к дороге с работы, вот я иду по тротуару, и вдруг слышу: – девушка, летит, осторожно, голова. И все, следующее воспоминание уже палата, больше ничего в памяти не всплывает. – Нет у самой шансов вспомнить нет. Нужно спросить у доктора. Но сначала воды.

– Доктор, – тихо, но вполне разборчиво позвала я. Мужчины приумолкли, а вчерашний врач с доброй улыбкой на уставшем лице склонился над кроватью, что бы лучше услышать мой шепот: – Что дорогая?

– Мне попить, пожалуйста, и расскажите, что со мной произошло. Очень хочется знать, почему я здесь оказалась, я ничего не помню. Точнее помню все, помню, как шла с работы, помню какой-то мужской голос, сзади кричал голова и еще что-то, потом все, дальше не помню.

– Попить тебе сейчас дадут, а что с тобой произошло, я тебе чуть позже расскажу, я после обхода еще зайду, хорошо?

Я кивнула глазами и сделала несколько маленьких глоточков воды из рук заботливой медсестры, которая появилась неизвестно откуда в самый нужный момент. Потом стала ждать окончания обхода, когда ко мне снова придет доктор, который почему-то называет меня постоянно «дорогая» и расскажет, чем же это меня так офигенно шандарахнуло по голове, что в ней образовалась дыра, которую врачи по-научному называют открытой черепно-мозговой травмой.

Глава вторая

Мысли вроде успокоились, и даже появилось желание задремать чуть-чуть, как вдруг в голове послышался, чей то голос, он так быстро заговорил в голове, что я даже вскрикнула от неожиданности:

– Здравствуйте, меня зовут Диана, у меня большие проблемы, я подслушала разговор сотрудников высшего суда и поняла, что меня хотят отправить в ад, а я не хочу в ад, я хочу жить в раю, но мне не хватает какого-то количества добрых дел для того, что бы для меня открылись ворота рая. В общем, когда я немного разобралась в их судопроизводстве, то поняла одно, мне обязательно нужно вернуться обратно и сделать столько добрых дел, что бы хватило для вечной жизни в раю. Я ухватилась за твою душу, когда ее святой Петр отправлял обратно на грешную землю, и сбежала из комнаты ожидания в суде Божьем. Понимаешь, мне нужно где-то пожить, хотя и звучит смешно, пожить после смерти, но мне очень нужен человек, который будет согласен приютить меня, пока я не наберу достаточно добрых дел, что бы попасть в рай.

Голос в голове закончил повествовать.

– Да, – подумала я, – наверное, операция прошла не так успешно, как мне сказали. Наверное, в результате я сошла с ума. У меня по ходу раздвоение личности, вроде это так называется в медицине. И это я еще в рубашке родилась, а если бы без рубашки, страшно даже представить.

Голос в голове перебил:

– С вами, правда, все в порядке. Не переживайте, я у вас не на долго, быстро сделаю несколько добрых дел, на чашах весов в высшем суде добро станет тяжелее зла и я уйду в рай. Я постараюсь вам практически не мешать. Просто мне идти некуда. Разрешите мне побыть у вас?

– Да что вообще происходит, кто вы такая, вообще, и почему решили поселиться именно у меня в голове? Мне и так досталось нормально, а тут еще вы?

– Если вы не будете меня перебивать, я сейчас все вам объясню.

– Ладно, если учесть, что я особо никуда не спешу, то рассказывайте, даже интересно, не часто встретишь, что в твоей голове кто-то тебе что-то рассказывает. Я слушаю:

– Так вот, меня зовут Диана, точнее, Диана Олеговна Лисицына. Я судья высшей категории и работала в суде. Слушала дела, выносила приговоры. А так как судьей я была, мягко говоря, не всегда справедливой, то и жила я далеко не бедно. Позавчера я возвращалась домой после еще одного «правильного» приговора. Мы посидели в ресторане, выпили немного, настроение было хорошее, заплатили за «нужное решение» щедро, я села за руль своего внедорожника и поехала домой. Да, забыла упомянуть, что у меня свой дом за городом. В жизни меня все устраивало. Платили щедро, на все хватало, отдыхала, где хотела, покупала, что хотела.

Так вот, ехала я быстро, километров 140, тут неожиданно меня какой-то мудак подрезал, я нажала на тормоз изо всех сил, но почему то не затормозила. Может дорога была скользкая, может педаль перепутала, не знаю, но меня занесло, и я врезалась в столб. Умерла я от удара, мгновенно, потому что я начала смотреть на себя сверху, когда еще мое тело лежало в машине, и возле нее никого еще не было. Картина была жуткая, зрелище не для слабонервных. Но тебе оно не надо, у тебя своих потрясений хватает.

Потом за мной прилетел, какой то совсем седой мужчина, взял меня за руку и мы с ним устремились вверх. Летели недолго и прилетели в огромный, даже правильнее сказать, безграничный белый зал. Он был такой чистый, что туда было страшно заходить. Оказалось, что это был высший суд, он посадил меня в нескончаемом коридоре, а сам исчез так же быстро, как и появился. Я огляделась, там было много народа, все были одеты в длинные рубашки, или даже не рубашки, а что-то вроде национальной одежды у арабов, дишдаши, сидели все тихонько на красивых белых стульях и ждали своей участи. Платья у всех были разных цветов, у некоторых чисто-белые, у других сероватые, как у меня, потом еще более серые и так до совсем черных. Возле каждого стула была дверь, тоже белая и она очень красиво светилась по контуру, за которой, как я поняла, решалась судьба сидящего под дверью. Дверь в комнату, которая находилась возле моего сидения, была немного приоткрыта, и я услышала, что там как раз обсуждают мою участь. У них над столом висели прямо в воздухе большие весы, такие с чашами, как у богини правосудия, и они складывали на эти чаши мои дела, на одну хорошие, а на другую плохие. Когда они закончили взвешивать мои земные поступки, то оказалось, что нагрешила я больше, чем добра сделала. На чашах весов черные папки с делами явно были тяжелей белых. Я только в тот момент поняла, правду родители говорили, что у меня с этой работой душа начала чернеть. А я отмахивалась, типа, ничего вы не понимаете, если не я, то другой судья вынесет «нужный» приговор и получит кучу денег, так почему не я? Ведь меня все устраивало! Дальше я стала прислушиваться, что они говорят между собой. Так я поняла, что в рай мне не попасть. Один из них сказал, что мне, нужно было больше добрых дел при жизни сделать, или плохих меньше, потому что с такими показателями меня точно в ад отправят. А второй говорит, что жалко ему меня, и что он знает, что я в глубине души была добрая, детей любила, приюту для животных помогала. Может я еще исправилась бы, если бы…