Kitobni o'qish: «И наступило то самое время»
Но перед смертью отомщу
Сколько времени прошло?
Месяц?
Год?
Впрочем, какая разница?
Стоит закрыть глаза, и картинка, как вчерашняя: школа в развалинах, стоны и причитания, дети на руках взрослых, дети на земле – аккуратными рядками…
Корявая табличка из картона с кривой надписью маркером «3 «А» у одного из рядов.
«Нет, нет, пожалуйста, нет».
«Мама!» – раздаётся детский голос. Обернулась: не ей. А потом вот они, эти кроссовки на ногах сына, из‑за которых тогда вышел спор в магазине. Подавай ему ярко-желтые – стирать замучаешься. Только глянула – и отвернулась. Всё было понятно: мёртв.
А та женщина, которой кричали «мама», вытирает слезы счастья. Как хочется быть на её месте… «Верните сына! Буду стирать эти кроссовки каждый день! Куплю ему красные, зеленые, белые, лишь бы было кому их носить!»
Проглатывая стон, мотая головой, отрицая ужасную действительность, идёт дальше, мимо рядов и картонных табличек.
Шестой «Б». Возле кого‑то бьётся в истерике женщина. Молча, закрыв глаза, сидит мужчина, поглаживая ногу лежащей на земле девочки – это Лера из дочкиного класса. А вот и дочь. Ее малышка, которой только вчера сделали первый маникюр, и ей не терпелось похвастаться им перед одноклассницами.
Тоже в ряду. Тоже лежит. Тоже не дышит.
Длинный выдох. «Скажите мне, кто-нибудь, «мама»…
Просто не нужно закрывать глаза.
Оксана проморгалась. Надо же, задремала под убаюкивающий гул самолёта. Потянулась, разминая тело. Расплела и заново заплела «колосок» из своих выцветших, с пепельными прядями, волос, смотрящихся как мелирование, которое она любила когда‑то.
Их группа, закончив базовое обучение, отправлялась на войну. Оксана не помнила, сколько длилась подготовка. Всё время, прошедшее с «того самого дня», старалась забыть и не вспоминать, изнуряя себя тренировками. На физподготовке было легко – бегать, прыгать, отжиматься до седьмого пота, чтобы, вернувшись в казарму, принять душ и упасть без задних ног. Главное – не думать, не вспоминать.
На тактике и других подобных предметах приходилось сложнее – необходимость концентрироваться возвращала ее в реальность, где нет любимых рядом, нет своих родных крошек. «Ничего, – успокаивала себя Оксана, – недолго осталось».
Оставаясь безразличной к попыткам политических элит вызвать слепую ненависть к врагу, она мечтала свести личные счёты. Плевать ей на весь род человеческий и угрозу его исчезновения. Это были дети. Её дети.
Оксана оглядела девчонок из группы. Ну, как девчонок – всем уже ближе к пятидесяти. Многие, как и она, потеряли родных, свои семьи. Она среди них самая молодая – сорока еще нет.
– Женщина, вы хорошо подумали? – не унимался тип из призывной комиссии. – Ваш возраст не подлежит обязательному призыву, вы можете принять участие в программе ВРЧ.
И девчонки поначалу докапывались, выясняя, почему не осталась в тылу, ведь могла.
– Все кого‑то да потеряли, – рассуждала вслух Гала. – Но ты, в отличие от нас, можешь начать всё заново…
– Да отстаньте от человека, – заступалась Тамара. – Начать, начать… Кто‑то должен и заканчивать.
ВРЧ – программа восстановления рода человеческого, предполагающая особенную социальную заботу о женщинах детородного возраста. Потери после нападения исчислялись миллиардами людей. Мир паниковал. Здоровых, способных рожать, окружали всеми доступными благами. Сформировалась новая элита. Возрастные, «отбракованные» по состоянию здоровья, не способные рожать в силу репродуктивных нарушений отправлялись на фронт. «Нас незачем беречь, – ворчала Гала, – мы «не люди». А мой теперь непонятно кого брюхатит».
Галу можно было понять. Ведь до войны после пятидесяти, наверное, начиналась самая жизнь – появлялось больше свободного времени, выросшие дети заводили свои семьи, можно было распоряжаться собой, как душа пожелает.
Гала с удовольствием проводила выходные с внуками, вечерами после работы посещала спортивный зал, могла сорваться со своим Колей на выходные в Петербург («а что это мы до сих пор «Аврору» не видели?») или уехать на Алтай. Летом они любили пропадать на даче, радовались каждому новому кабачку на грядке, зимой смотрели сериалы.
Мобилизация коснулась прежде всего молодых мужчин и женщин старшего возраста. По логике военных, крепкие парни нужны на передовой, а «сделать новых людей» могут и здоровые мужчины старшего возраста с хорошей спермограммой. Женщин, которые уже не могут рожать, просто не жалко.
Теперь Коля с безупречными анализами был обязан оплодотворять других женщин, причём естественным путём. «Некогда им возиться с пробирками, видите ли, времена не те», – сетовала Гала. И непонятно, кому в этой ситуации было хуже – женщине, обязанной делиться своим мужчиной из‑за госпрограммы, или моногамному Коле. Он писал жене, что может выполнить этот долг, только представляя на месте будущей роженицы «свою Галу».
Подобные разговоры были Оксане безразличны. Ее муж Михаил пропал без вести, она была уверена, что он погиб. А когда представляла его на месте Коли, то даже не ревновала – какое это все имеет значение? На гражданке ее бы оберегали как породистую свиноматку. Она могла бы жить в безопасности и родить много новых детей, но зачем?
Радость ушла из этого мира со смертью её сына и дочери. Оксане был необходим «легализованный» способ вслед за ними покинуть суровую реальность. Умереть на войне – отличный выход.
Люди подверглись нападению тварей из космоса. Впрочем, облик «тварей» был вполне гуманоидным –две руки, две ноги, вытянутые головы, большие глаза без бровей и ресниц, голубоватая гладкая кожа. Они носили тончайшие светлые комбинезоны, и по внешнему виду нельзя было понять, есть ли у них половые различия, а технологиями обладали фантастическими.
Называли их тварями, выражая сильную ненависть. Первая же атака деморализовала человечество, настолько она была внезапной и разрушительной. Половина населения погибла. Таких потерь мир ещё не знал.
17 октября – Ночь погребальных огней – было объявлено ежегодным днём траура. Третий день после атаки. Выжившие кое‑как собрались с силами и приступили к наведению порядка. Мёртвых просто сжигали, и количество костров было огромным.
Оксана плохо помнила те дни. Запах гари, какие‑то распоряжения, – она участвовала в необходимых мероприятиях, как робот. Целиком отдавшись страданию, мечтала умереть от истощения. А потом объявили всеобщую мобилизацию. У одинокой женщины появилась цель – поскорее попасть на войну, где смерть обязательно найдёт её, но до того, как это случится, она успеет наказать хотя бы одну тварь.
Самолёт начал снижение. База 147, куда их доставят, располагалась в 50 километрах от горячей зоны. Ещё немного обучения на месте, и их ждут боевые вылазки.
Никто из тридцати шести «боевых подруг» не демонстрировал подобного ей безразличия. Наоборот, судя по тому, что наблюдала Оксана, жить всем хотелось как никогда. Что ж, это их дело – а своё она знала сама.
В коллективе Оксану обходили стороной, за глаза называя отмороженной. Связываться не хотели. В редких конфликтах достаточно было холодного взгляда, чтобы начавшая зарождаться ссора угасла. Иногда находились бабы без тормозов, кого взгляд не останавливал, с ними Оксана не разговаривала. Она в принципе не любила разговоров, эмоциональных жестов, истеричных выпадов – предпочитала сразу бить. Со временем и родилась репутация отмороженной.
147‑я база считалась одной из крупнейших. Комплекс помещений располагался на глубине тридцати метров. За год войны базу ни разу не атаковали, хотя она находилась близко к линии фронта.
Собственно, какая там линия – твари могли на своих летающих аппаратах появиться в любом месте в любое время, но они предпочли «окопаться» – настроили купольные землянки, которые снабжали оружием и боевыми особями.
Контингент 147‑й базы менялся часто – обитатели регулярно участвовали в боях и несли колоссальные потери из‑за технологической недоразвитости. Но учёные, ходили слухи, нащупали слабые места противника, и вот‑вот должны были их озвучить.
Приземление, выгрузка персонала и припасов произошли слаженно, и вертолёты поторопились взмыть в воздух и улететь в обратном направлении. Вход под землю находился тут же и представлял собой замаскированную густыми ветками будку размером с гараж, в которой прятался грузовой лифт.
Пока прибывшие строились под руководством молодого, но сурового на вид сержанта, мужественно переносившего гендерные шуточки сослуживиц Оксаны, несколько крепких женщин управились с ящиками и провизией, забив ими лифт. Спустя пару минут к ним вышли двое мужчин, старших по званию.
Первым представился генерал Якурин и назвал имя своего сослуживца – подполковника Вадима Дрогина. Оксана присмотрелась: узнала старого знакомого. Возможно, пару лет назад она бы обрадовалась встрече, а сейчас – всё равно.
Началась перекличка.
Услышав свою фамилию, сделала шаг вперед Оксана, после чего Дрогин неприлично долго тянул с очередным именем, спровоцировав неприятные хохотки за её спиной.
– В цирк пришли, дамочки, или воевать приехали? – недовольно гаркнул Якурин, усмирив женщин. – Что стоишь, Смагина? Обозначила себя и вернись в строй, не на подиуме.
Оксана шагнула обратно, недоумевая, почему она не поступила так сразу.
Однако после того, как Гала, услышав своё имя, вышла из строя и тут же вернулась назад, Якурин снова недовольно заорал:
– Куда? Была команда тебе вернуться в строй?
Гала растерянно хлопала глазами под еле слышные шепотки «идиот, что ли». Сделала шаг вперёд, чтобы снова вызвать гнев начальника:
– Ноги затекли, что ли? Разминка у нас здесь, по-твоему?
Оксана перевела взгляд на Дрогина, чтобы угадать его эмоции, но тут же была вынуждена отвернуться. Тот смотрел прямо на неё, а заметив внимание, даже улыбнулся. Зря надеялась, что не узнает или хотя бы сделает вид, что не узнал. Ей совсем не хотелось возобновлять знакомства из прошлого, но Вадим, похоже, придерживался другого мнения.
Оксана вспомнила их знакомство пятнадцать лет назад. Она проходила практику в отделе кадров ООО «НовыйСтрой» – компании-застройщике. Тогда массово переходили на электронный документооборот, и она вносила в программу данные трудовых книжек. Вадим трудоустраивался на должность инженера. Только вернулся из армии, высокий, худой… К чему это сейчас? Оксана поморщилась, вспомнив заинтересованный взгляд.
– Смагина, долго собралась ворон считать?
«Может, от этого сначала избавиться, а потом от тварей?» – подумала Оксана о вредном генерале, наступая на платформу лифта.
Деревянный пол со скрипом пополз вниз.
– Привет! Как ты здесь? – услышала она шёпот в самое ухо.
Дрогин всегда был добрым и отзывчивым, готовым помочь всем вокруг, чем эти все бессовестно пользовались. Оксане много лет назад казалось, что он за ней ухаживает. Но отцом ее детей стал Михаил Смагин, он выглядел намного мужественнее Вадима. И как Дрогину с таким мягким характером вообще служится?
Она удостоила Вадима секундным взглядом, пожала плечами и отвернулась, более чем понятно демонстрируя, что не заинтересована в общении. Дрогин не сводил глаз с нее всё время, пока лифт спускался.
Мысли и воспоминания нахально лезли в голову, используя возможность передышки между изнуряющими тренировками. Зачем ей эти картины?
Её «да» в загсе…
Михаил берёт новорожденную дочь на руки…
Михаил с подросшей дочерью забирает её с сыном из роддома…
Рядки в школьном дворе, табличка «3 «А»…
Михаил пропал без вести…
Ночь погребальных огней…
– Смагина! – голос Дрогина прозвучал резко и нетерпеливо.
Девчонки уже стояли в коридоре перед лифтом в тусклом свете ламп, поглядывая на неё с любопытством.
«Отмороженная в своём репертуаре», – услышала она чью‑то реплику.
– Разговоры! – рявкнул Вадим.
Оксана шагнула из лифта и встала в строй.
– За мной! – скомандовал он с не свойственными ему ранее нотками в голосе и направился по извилистым коридорам в женский блок.
Наверное, обиделся, подумала Оксана и тут же мысленно махнула рукой – да какая разница?
Скорей бы на войну
Дни полетели стремительно, один за другим, но на реальный бой все никак не посылали. Не думала Оксана, что финишное обучение займет столько времени.
По обыкновению изнуряла себя физическими упражнениями почти до беспамятства, проводя в залах всё свободное время. Программа единоборств здесь была мощной, потому что «твари» уступали землянам в физической подготовке, и оставшись один на один с инопланетянином – последний был без шансов, если оказывался без оружия. Тактические задачи боя сводились к одному – обезоружить, отделить от групп поддержки и уничтожить. По возможности захватить трофеи.
Первое время Оксану часто тревожили сослуживцы. Как одна из самых молодых женщин на базе, она неизбежно привлекала внимание мужской половины. Понадобилось несколько недель, чтобы большинство поняли, что Оксане не интересны свидания. К тому же начали шептаться, что она – в зоне внимания Дрогина.
Особо наглым персонажам Оксана даже отвешивала оплеух. Выяснения отношений случались в спаррингах. Система внутреннего рейтинга фильтровала бойцов автоматически, формируя пары, близкие по уровню подготовки, но допускалось вызывать соперников по желанию. Оксана ни разу не воспользовалась этой возможностью, в то время как её вызывали постоянно. Она была и рада – изнурительные бои помогали ей держать в голове цель – месть. И с каждой схваткой она чувствовала, что становилась сильнее и выносливее.
Бывало, лежит, поверженная соперником, и ситуация как будто безнадёжная. Сознательно вызывает в памяти самые страшные картины из жизни. Тут же приходит злость и сила – мигом вырывается из крепких захватов, начинает метаться по боевому пятачку как бешеная пружина, одновременно пугая и восхищая свидетелей боя, и заканчивает схватку победой. Что ни говори, а прозвище «отмороженная» здесь за ней не закрепилось. «Бешеная стерва» – так её стали называть.
Женщин Оксана побеждала всех, кроме Сони. Соня была крепкой рыжей барышней около 50. Улыбчивая, пользующаяся повышенным вниманием мужчин, она удачно совмещала личную жизнь и боевые успехи. Соня беззлобно подшучивала над проигравшей Оксаной, у которой не было особых амбиций на тему «победить всех». Оксана лишь мечтала поскорее получить допуск к реальной битве.
«А ведь видно, что тебе мужика не хватает», – любила прошептать ей на ухо Соня, выворачивая ловко пойманную в захват руку. И только Оксана начинала сочинять остроумный ответ, как больно получала под дых. Соперница вела себя уверенно и сосредоточенно. Пропуская удары, улыбалась и подмигивала Оксане, мол, ты же понимаешь, я поддаюсь. А после боя всегда уходила в сопровождении того ухажёра, чья очередь была сегодня.
Здесь, на 147 базе, все прибывшие девчонки оживились – и были весьма рады мужскому вниманию. Гала, насколько догадывалась Оксана, вообще встречалась параллельно с несколькими мужчинами, хотя позволяла себе в разговорах с Колей упрекнуть мужа за вынужденные измены. «Я здесь кроме каши и дисциплины ничего не вижу, а ты…», – стонала она в трубку несчастным голосом, и даже могла искренне прослезиться в такие моменты. А после разговора поправляла макияж и шла на очередное свидание.
Дрогин звал Оксану на свидания, предлагая ей дополнительные выходные дни. Однако это было бесполезно – с утра до вечера она пропадала в зале, чтобы, вымотавшись, завалиться спать «одним куском» до следующего утра. В редкие часы досуга удавалось почитать книги – тоже хороший способ сбежать из реальности. С героями некоторых произведений она даже чувствовала родство, как, например, с Викторией из повести «После Разгрома» малоизвестного довоенного автора.
Оксана, конечно, заметила, что Вадим сильно изменился с тех пор, как она впервые его увидела в компании «НовыйСтрой». Это касалось характера, хотя и внешне, безусловно, произошли перемены. Худой в молодые годы, сейчас Вадим оброс не объёмными, но крепкими мышцами, а в некогда чёрной, как смоль, шевелюре проступил седой клок.
Вадим по‑прежнему выглядел дружелюбно, Оксана чувствовала, что окружающие его уважают и даже боятся. До неё доходили обрывки слухов о ситуациях и на поле боя, и в спаррингах, где якобы Дрогин перевоплощался чуть ли не в зверя, но она не вникала. Какое ей было до этого дело? Наверняка пустой трёп. К тому же за полтора месяца пребывания Оксана не слышала ни про один боевой выход, и Дрогин попадался на глаза ежедневно.
Вообще, складывалось впечатление, что вокруг все только и думают о личной жизни – как будто нет войны… «Что ты хочешь? Каждый из них завтра может умереть, не осуждай», – как‑то сказал ей Якурин, угадав мысли. А потом по‑отечески посоветовал не строить из себя недотрогу.
Что ж, наверное, в этом был какой‑то смысл. Это их дело, не её. Настойчивые попытки Дрогина «подкатить» действительно расстраивали. Если в первые моменты, когда Вадим поджидал её после «уроков» или тренировок, она терпеливо и открыто говорила, что ей не интересно общение либо сближение, стараясь не обидеть своим отказом, то в последнее время Оксана делала всё возможное, чтобы попросту избегать встреч. Напряжение нарастало, симпатия Дрогина усиливалась и, не подпитываемая ответными чувствами, обрастала нетерпением. Пару раз даже доходило до конфликта.
Однажды Оксана принимала душ после спаррингов. Душевые на базе разделялись на женские и мужские условно, но, как правило, разделение соблюдалось. Изредка, правда, после массовых соревнований или общих мероприятий, в «мужском» душе не хватало мест, и тогда мылись все вместе, но соблюдали гендерный нейтралитет – никто ни на кого не глазел, не отпускал шуточек. И тут рядом с ней в практически пустой душевой оказался невозмутимый Вадим – естественно, в чём мать родила.
Оксана смутилась и тут же разозлилась из‑за этого – как на себя, так и на командира, который включил воду, и, натирая своё крепкое тело мочалкой, завёл беседу из серии «о погоде».
На него бросали заинтересованные взгляды редкие женщины, оказавшиеся в душевой, а Оксана повернулась к стене, облокотившись на неё вытянутыми руками, надеясь, что это скроет хотя бы её грудь от взгляда настойчивого ухажёра. Краем глаза она видела фигуру Вадима и не могла её не оценить: рельефный, как стиральная доска, пресс, упругие бёдра и… Она ругала себя, но взгляд стремился туда, куда не нужно.
