Kitobni o'qish: «Снежный шар»

– Смотри, сколько снега выпало, Рита! – папа держит её за руку и ведёт сквозь белоснежную пустыню. – Поиграем? Я говорю: очень много.

– Выше крыши? – пробует Рита.

– Полным-полно! – парирует папа.

– М-м… Видимо-невидимо!

– А ты молодец, – он смеётся.

Они пробираются сквозь сугробы. Рита высоко задирает сапоги и с хрустом ломает ледяную корочку. Сегодня никто не почистил улицы – Рождество. Австрийцы суетятся, спешат домой к праздничному столу. Но Рита и её папа только недавно переехали сюда из России. Они не празднуют австрийское Рождество и потому никуда не торопятся. Просто гуляют сквозь снег, глазеют на закутанный в гирлянды рождественский рынок и обжигают пальцы о кружки с апельсиновым пуншем. Рита пристально разглядывает красные звёзды на столбах, пока пьёт.

Кажется, с ними что-то не так… Звёзды подозрительно перемигиваются между собой и трясутся на ветрище, словно хихикают. Рита ёжится и крепче сжимает чашку.

– Замёрзла? – папа ласково опускает ладонь на её плечо. – Что ж, мы всё купили. Давай домой.

По дороге из центра Рита то и дело оглядывается на огоньки рождественского рынка. За палатками, среди голых ветвей и в часовой башне церквушки затаилось что-то дурное… Рита поджимает губы.

– Сейчас отогреешься, – утешает её папа, и Рита не пытается объяснить, что ей не холодно, а жутко.

Тимон шипит из гостиной – наверное, почуял колючий мороз. Проворный топот мягких лап по паркету, и вот он уже в объятиях хозяйки. Рита целует пушистые щёчки, треплет загривок и невольно замечает, как жалобно жмётся к ней кот.

– Тимоша, – шепчет Рита, – ты чего испугался? Ты тоже… что-то чувствуешь?

Весь рождественский вечер, пока папа смотрит кино, Рита коротает на ковре с котом. Оба дрожат и маются необъяснимой тоской.

– Да что с вами? Вот, возьми на ночь, если хочешь, – папа великодушно снимает с наряженной ёлки снежный шар. – Только осторожно.

Рита бережно держит на ладони простой стеклянный шарик. Внутри искусственный снег и блёстки, но главное: маленькая фотография мамы. Рита прижимает шар к себе и успокаивается. Мама, папа, Тимоша – теперь все в сборе. Семь дней до Нового года.

* НОЧЬ *

Ветер терзает лапы сонных деревьев. Снег мотается по склону, от сосны к сосне. Внизу загораются огни – один за другим, словно люди договорились, в каком порядке включать лампочки. Ночь спускается на город, накрывает горы… и мягко ступает на обледенелую смотровую площадку.

– Миледи! – Ветер треплет чёрные шелка её платья.

Ночь морщится, и Ветер тут же отдёргивает руки. На несколько мгновений вертлявая фигура в расстёгнутой рубашке замирает, и тогда Ночь успевает рассмотреть его: с длинными волосами, небритый, неухоженный. Ночь брезгливо подбирает подол.

Снег делает шаг вперёд и кланяется, рассыпая светлые кудри. Его так и хочется ущипнуть за пухлую щёку. Однако Ночь знает, что это впечатление обманчиво: Снег белый и пушистый только на поверхности.

– Вы просили меня прийти. Я здесь, – её голос в наступившей темноте звучит чисто, словно колыбельная.

– Эм-м… Да. У нас проблема, – Ветер опять суетится, крутится, тормошит Снег.

– Ну?

– Новый сгинул!

– Что?

– Новый Год! Застрял! Нам сообщили!

– Ты можешь перестать орать и объяснить спокойно? – морщится Ночь, хотя и так знает ответ: нет, он не может.

Снег встряхивается и басом поясняет:

– Новый вышел вовремя, но его до сих пор ждут в точке отсчёта. А он пропал – как сквозь землю! След обрывается где-то в Альпах.