Kitobni o'qish: «Корпулентные достоинства, или Знатный переполох»
Глава 1
– Здравствуй, попа, новый день!
Нет, вы не думайте! Это вовсе не присказка. Это я и правда со своей пятой точкой поздоровалась. Просто такое выдающееся со всех сторон достоинство не поприветствовать как-то даже неприлично. Мои вторые… эээ… нет, не девяносто, а где-то сто девяносто, не перестают меня удивлять каждое утро уже целый месяц. Пожалуй, будь я менее оптимистичной натурой, этот факт поверг бы меня в затяжную депрессию. И хотя этот этап перескочить мне-таки не удалось, я все же смогла прийти к некоему договору с этим, не побоюсь этого слова – ТЕЛОМ! Вот так мы с ним и дружим по мере душевных и физических сил. Потому что ни того, ни другого подчас просто не хватает.
А как ведь все хорошо начиналось! Только-только карьера в гору пошла, молодой человек появился и даже замуж позвал. А потом, как в самом дешевом кино, на работе подставили, молодой человек ушел к подруге, которая, собственно, меня и подставила, а я устроилась риелтором строящегося жилья и в первый же рабочий день получила кирпичом по голове. Финита ля комедия!
Очередной раз убеждаюсь, что правила техники безопасности пишутся не зря, а раздолбайство неискоренимо. Просила ведь у местного начальства выделить две каски, но в офисе второй не нашлось, и мне посоветовали взять ее у строителей. А тех, как на грех, на месте не оказалось, и пришлось отдать свою клиенту. Клиенты ведь наше все! А в первый рабочий день, когда куратор просто не встал с утра с перепоя, еще огромнейшая, просто гигантская такая попа. Как у меня сейчас. Вот и расплачиваюсь за несоблюдение правил безопасности и криворукость строителей, которые все-таки обнаружились на седьмом этаже и умудрились упустить из рук тот злосчастный кирпич.
Очнулась я в новом теле в селе Варламовка в поместье моего здешнего папеньки, куда мы всем семейством приехали на лето. Оказывается, что обладательница этого тела перед смертью подавилась куском копченого мяса. М-да… Ну, глядя на теперь уже свои корпулентные достоинства, сомневаться в том, что его прежняя хозяйка любила поесть, не приходилось.
Но тут стоит сказать, что девушка, в тело которой я каким-то непостижимом образом попала, была душевно не совсем здорова. Но и сумасшедшей ее назвать тоже было нельзя. Тут все сложно и неоднозначно. Оказывается, до десяти лет девчушка была вполне себе нормальной. Однако с этого возраста, когда по всем здешним канонам в ребенке начинает просыпаться магия, она внезапно стала апатичной, замкнутой, совершенно перестала играть с детьми, а на все вопросы отвечала вяло и невпопад. В конечном итоге доктора вынесли вердикт, что тело девочки не справилось с проснувшейся в нем магией. Священник заявил, что душа несчастной отторгает чужеродный магический элемент, на что все силы этого тела и расходуются. А людская молва шепталась, что это де божье наказание нашему семейству за какие-то там грехи. Так или иначе, но с тех пор от девочки отстали, а жалеющие бедняжку родители и слуги по поводу и без начали подкармливать малышку всякими вкусностями. Это невинное стремление и вылилось в то, что молодая девушка в свои неполные семнадцать лет выглядела, как большая разожравшаяся свинка.
Но, очередной раз глядя на себя в зеркало, мне все равно не верилось, что даже в полной апатии можно было допустить такой перебор с весом. И ладно бы телосложение такое или наследственность. Так нет же! Старшие братья, вон, настоящие красавцы! Косая сажень в плечах, мускулы везде, где нужно и никакого лишнего жира в помине нет! Да и о каком лишнем весе может идти речь, когда парни учатся в военной академии в самой столице – Московии? Маменька с папенькой тоже вполне вменяемых габаритов. Поэтому эту тушку ее предыдущая хозяйка наела только своими непосильными стараниями.
А насчет Московии вы не ослышались. Как я поняла из обрывков памяти этого тела и из собственных наблюдений, я попала в некую параллельную нашей реальность на лет эдак двести назад. Здесь даже летоисчисление было таким же, но, судя по всему, той вилкой, что разделила наши реальности, стало правление Ивана Грозного, который в этом мире не скончался, а, как написано в учебниках, вымолил у Господа великие Дары для себя и своих ближников. Хотя в это же время точно такую же милость вымолили и монархи других государств. И мне почему-то казалось, что официальная версия очень далека от реально произошедших событий, но доказательств у меня, как говорится, нет, да и зачем они мне нужны? С тех пор в этом мире и появились магически одаренные люди, от которых и пошли самые известные боярские и аристократические династии. В это же время зародилась и довольно жесткая родовая система, которая сейчас плавно становилась клановой. В этом мире каждый индивидуум мечтал пусть даже захудалым слугой войти в знатный род и трудиться под его защитой.
Императорский род Рюриковичей здесь не прерывался, как в нашей истории, а о Романовых на политической арене страны уже давно никто не слышал, так как среди тех самых ближников, получивших магию, их не оказалось. Следом за Иваном Грозным на трон взошел его сын – Дмитрий Разумный. И никакой смуты и лже-Дмитриев в этом мире не было и в помине. Однако, мира во всем мире обретение человечеством новых возможностей не прибавило. Поначалу в эйфории от полученных Даров монархами и их приближенными было наделано столько всего, что даже сейчас, по прошествии многих лет, все вспоминали с содроганием. Об этом слышала и как-то на досуге размышляла даже госпожа Евдокия – для родных Дусенька, а для сводной сестрицы, но так, чтобы никто не слышал – противная Дуська. То есть теперь это я, собственной персоной. Прошу любить и жаловать!
Раздавшийся стук в дверь прервал мои размышления и зарядку:
– Госпожа, я услышала, что вы изволили проснуться, и принесла вам платье и воды, чтобы умыться. Ох! Что же это вы?! – зайдя и узрев меня, чуть не всплеснула она руками, но вовремя вспомнила о том, что руки у нее заняты и поставила таз на столик, не зная теперь, то ли раскладывать платье, то ли бежать поддерживать меня под руки.
– Ага… положи… там. Я… сейчас… – ответила я в несколько заходов, так как пятнадцатиминутная совершенно обычная зарядка выжала из меня все силы, и я сильно запыхалась.
Такое впечатление, что предыдущая хозяйка этого тела не то что никогда не занималась физкультурой, а вообще крайне редко поднимала свой пышный зад. Хотя подобной возможности я совершенно не исключала.
Я в своей прошлой жизни не то, чтобы не страдала проблемой лишнего веса – скорее просто не успевала его набрать. Моя деятельная натура требовала постоянного движения. И неважно, с чем это движение было связано. Хотя вся моя деятельность вырастала вовсе не из желания куда-то бежать и что-то делать, а, напротив – из желания полениться! Ведь, по логике, если побыстрее все сделаешь, то останется больше времени на отдых. Только у меня его почему-то больше не становилось. Особенно на работе. Как оказалось, пословица «Кто везет, того и нагружают» не утратила своей актуальности и по сей день.
Но откровенно пассивная жизненная позиция Евдокии меня тоже не устраивала. Хотя я и понимала, что вызвана она была какими-то посторонними факторами, сейчас-то все изменилось! И ни о какой апатии речи не шло. Но воплотить в жизнь даже самую малую часть своих планов, пока хоть немного не похудею, просто нереально, особенно в деревне. И я столкнулась с этой проблемой уже в первый день своего пребывания в этом мире.
Самое банальное – элементарно болели ноги и донимала одышка, стоило просто выйти на небольшую прогулку. А здешние слуги так и норовили подставить мне под попец стульчик, чтобы не дай Бог я не натрудила ножки! Не скажу, чтобы сама Евдокия раньше не задумывалась над тем, чтобы похудеть – совсем дурой она не была, скорее, сильно заторможенной. Но тут все происходило как в анекдоте:
– Девушка, у вас есть мечта?
– Есть!
– Какая?
– Хочу похудеть.
– Так похудейте!
– А как потом жить без мечты?
Вот и тут была примерно такая же история, и желание похудеть оставалось мечтой, миражом, который когда-нибудь обязательно обретет реальные очертания. Но это будет когда-нибудь потом, но точно совсем скоро… А пока так жрать хочется, что аж переночевать негде.
Я не утрирую. В этом теле мне постоянно хотелось есть, а вернее, тупо жрать! Девушка к своим семнадцати годам успела так растянуть собственный желудок, что теперь он постоянно требовал заполнения.
И ладно бы хоть кто-нибудь меня поддерживал! Так нет же – буквально все норовили подсунуть мне булочку попышнее или пироженку повкуснее, отпраздновать, так сказать, мое возвращение к нормальной мыслительной деятельности. Хотя, по-моему, до конца в это даже родители не поверили, а потому мои попытки внести хоть какие-нибудь изменения в режим питания или распорядок дня просто не принимали всерьез. Поэтому я решила бороться сама. Но, это оказалось не таким простым делом!
На силу воли я никогда не жаловалась, но здесь нужно было быть просто железобетонной непробиваемой стеной, чтобы отказаться. Особенно, когда твои собственные рецепторы просто вопят, какая же это вкусняшка, няшка и просто обожашка, а желудок предвкушающе урчит в ожидании новой дозы сладкого. Пару раз моя сила воли все же брала верх над соблазнявшими меня кулинарными шедеврами, и я тупо сбегала куда-нибудь подальше. Однако убежать в моем случае получалось недалеко и небыстро, а кудахтавшие вокруг слуги никак не могли взять в толк, отчего их всегда готовая к поглощению новой порции пищи хозяйка отказывается и несется сломя голову прочь?
Они почему-то решили, что кухарка стала хуже готовить. И вот тут я уже не знала, плакать или смеяться. Ведь несчастная женщина после этого заявления начала просто заваливать меня все новыми и новыми блюдами и вкусняшками, отказаться от которых у меня уже просто не хватало моральных сил. Да и жалко было женщину, которая так ради меня старалась. М-да…… Какая-то слабая получилась отмазка…
Но самой главной причиной того, что я никак не могла взять себя в руки, была та самая депрессия, которая чуть спала лишь пару недель назад и отголоски которой настигали меня каждый раз, стоило даже мельком увидеть свое отражение. Пусть даже оно было замечено в ложке или в начищенном до блеска блюде. Вот как, как жить в этом теле?! Да руки же просто сами собой опускаются, даже когда я просто представляю, сколько нужно сбросить килограмм, чтобы ощущать себя хотя бы просто комфортно!
– Госпожа, ваша маменька велела напомнить, что сегодня сразу после завтрака вы всей семьей едете в церковь на утреннюю воскресную службу.
– А? Ну да, помню, конечно. – Немного отдышавшись, ответила я. – И помоги мне ополоснуться, а то я совсем вспотела.
– Ой, да, взопрели вы знатно. Но мыться некогда, времени осталось только на завтрак. – Всплеснула руками служанка.
– Да я не прошу меня мыть, так, сполосни из ковшика, и хватит. – Вытерла я пухлой ладошкой пот со лба.
Умывание прошло быстро и без эксцессов, как и одевание. К немалому моему облегчению, здесь в моде были платья простого широкого кроя, перехваченные под грудью лентой. Меня подобный фасон просто спас! Понимаю, что смотрелась я в нем, как бегемот, но было бы гораздо комичней, если бы у этого бегемота была перевязана ленточкой талия, вернее, то место, где она по всем правилам должна была находиться. Но чего нет, того нет. Да и отсутствие корсетов радовало неимоверно, потому что я даже не берусь представить, как нужно было бы меня в него затянуть, чтобы вышло нечто похожее на женский силуэт.
Вот такая посвежевшая и, как я себя тешила, похорошевшая, я спустилась на завтрак, где меня уже ждали гурьевская каша1, несколько видов пирогов, свежеиспеченный хлеб, масло, творог с медом, вазочки с вареньями, простокваша, взвар и, как вЫшенка на торте – сладкий кофе со взбитыми сливками.
– Доброе утро! – поздоровалась я со всеми прежде, чем втиснуть свою уже не раз упомянутую попу на стул.
– Доброе утро, дорогая! Ты сегодня так хорошо выглядишь! Настоящая красавица! – кажется, даже искренне умилилась моя здешняя маменька – госпожа Дарья Сергеевна.
– Да? – не смогла я сдержать удивления. Как, впрочем, и мои братья-близнецы Борис и Василий.
После маменькиных слов их рыжие брови тоже взлетели вверх, а глаза прилипли к моей тушке. Видимо, в поисках тех самых супер-пупер изменений.
– Конечно! – воскликнула она и сурово взглянула на братьев, которые уже собрались что-то ляпнуть. – Только ты немного припозднилась, поэтому на завтрак у тебя не слишком много времени.
От всего изобилия, что было выставлено на столе, лично мне нужно было отказаться. Нет, не совсем, конечно. Чем-то позавтракать обязательно нужно, но не в таком же количестве! Однако стоило мне сесть за стол, как руки сами потянулись и за кашей, и за пирогом, и за хлебушком с маслицем, и за… В общем, остановиться мне удалось лишь, когда я очередной раз словила на себе взгляды братьев. Уж не знаю, чего в них было больше – какой-то опаски или интереса, присущего ветеринарам, потому что в их глазах просто читалось «сколько же это животное сможет съесть?!»
Невольно подавившись, чем сильно перепугала родителей, я отодвинула тарелку, вытерла салфеткой рот, скосила вниз глаза и, насколько позволял второй и третий подбородки, проверила чистоту платья – бывали уже случаи непреднамеренного свинства – и, с трудом отодвинув стул, встала. Да-а, до элегантности и плавности движений в этом теле мне как до луны. А потому, очередной раз пригорюнившись и подавив желание броситься к себе в комнату и залечь тюленем на кровати, чтобы меня никто не видел и не слышал, решительно сказала:
– Я готова.
– Доченька, твое стремление попасть поскорее на церковную службу похвально, но ты уверена, что закончила завтракать? – забеспокоился отец, видимо, удивленный, что по их обычным меркам я так мало поела.
– Уверена, – буркнула я и решительно направилась в коридор, где служанка выдала мне легкую накидку и соломенную шляпку.
О, этот предмет гардероба с первого дня своего пребывания в этом мире я люто возненавидела! Представьте хорошую такую откормленную хрюшку с тремя подбородками. А теперь представьте на ней миленькую соломенную шляпку с лентами, которые нужно завязать под подбородком бантом. Первый вопрос, который у меня возник – под каким из трех подбородков мне этот кокетливый бантик завязывать? А второй – как не уржаться и не расплакаться от созерцания себя любимой в зеркале?
А как я кричала, когда в первый раз увидела себя месяц назад… Не передать! Где?! Где моя внешность большеглазой и большегрудой прекрасной эльфийки, о которых пишут писатели в своих романах о попаданках? Где осиная талия и непередаваемая грация? Где, на худой конец, брутальный, опасный и жутко загадочный то ли жених, то ли опекун? Почему именно мне досталось вот… вот… вот это?! Нет, на грудь я не жалуюсь – у толстушки Евдокии оказались нормальные трех- или пятилитровые баллоны – затрудняюсь подсчитать. Но, блин, зачем они мне такого размера?! Это же кошмар! И ладно бы все остальное было как у всех порядочных попаданок! Так нет же!..
Так, все, успокаиваемся, дышим глубже, а то вон, бедная лошадка, которая должна везти бричку, как-то слишком уж недобро косит на меня взглядом. До последнего, видимо, надеется, что я мимо пройду. Прости, дорогая, но тут без вариантов.
Расторопный слуга помог мне залезть в бричку, и она тут же заметно просела. Ось заскрипела, но выдержала. А вот лошадка совсем по-человечески тяжело вздохнула. И я, сочувственно, вместе с ней.
До церкви доехали без эксцессов. Вошли внутрь, где нас без возражений пропустили вперед. Службу отстояла с большим трудом, переминалась с одной ноги на другую и пыхтела, так как служка именно перед моим носом как-то уж слишком энергично махал кадилом, видимо, при взгляде на меня его рука непроизвольно лишний раз дергалась. А посему мне катастрофически не хватало воздуха.
Наконец, служба подошла к концу. Отец Амвросий по очереди благословил наше семейство, и мы пошли на выход. Несмотря на свои габариты, на улице я оказалась первой и сразу полной грудью вдохнула свежий воздух. Хорошо-то как! Птички поют, солнышко пригревает, и людей на улице почти нет. Красота!
– Г-госпожа… – раздалось тихое попискивание за спиной, и я удивленно обернулась – обычно простой люд предпочитает со мной не заговаривать, обходит стороной.
Ой-е! Да я, оказывается, как пробка, закупорила своей тушкой не такой уж большой проход! А окликнул меня тощий светловолосый паренек лет десяти с большими голубыми глазами, в которых плескалось то ли благоговение, то ли тихий ужас от своей смелости. Все-таки в этом мире дворяне были не просто привилегированными членами общества, а действительно обладали силой, и почтение и страх перед этой силой были просто огромны. Я оглядела столпившийся затихший народ, что не решался роптать, и, достав из небольшого кармашка платья конфету, вручила ее перепуганному мальчишке. После чего чинно прошла вперед и, углядев неподалеку лавочку, на которой уже сидела какая-то бабулька божий одуванчик, с облегчением присела рядом. Узкая скамейка заметно прогнулась, но выдержала
– Доброго здоровьичка! – поздоровалась я на местный манер и прикрыла глаза.
Ноги гудели неимоверно.
– Тяжко тебе, Евдокия. – посочувствовала мне бабулька, а я снова тяжело вздохнула, соглашаясь. – В чужой шкуре поначалу всегда тяжко, – продолжила она.
А меня аж холодный пот прошиб, и я испуганно распахнула глаза. Но сказать ничего не успела – в этот момент ко мне подошли братья и привели с собой какого-то хлипкого парнишку лет семнадцати. Хотя рядом со мной, пожалуй, даже братья смотрелись нет так уж внушительно.
– Дуся, это Герасим князь Вылузгин, возможно, ты его даже помнишь, он был тебе представлен.
Это уточнение было важным, так как после официального выздоровления оказалось, что княжна Евдокия помнит свое окружение и тех, кому была до этого представлена очень смутно, а иногда словно впервые видела. Так оно, в принципе, и было. Что-то, конечно, в самом начале своего пребывания в этом теле мне удалось почерпнуть из памяти предыдущей хозяйки, в основном, сведения о тех, кто постоянно находился рядом. Образы же тех, кого девушка видела редко, не сохранились в ее памяти, так как в той перманентной апатии, в которой она находилась, это было для нее совершенно не существенно. Чем дальше, тем меньше всплывали чужие воспоминания, заменяясь более яркими и четкими моими. По прошествии же месяца они пропали вовсе. Иногда у меня даже создавалось впечатление, что девушка в этом теле не жила, а лишь созерцала что-то глубоко внутри себя. Правда, это не мешало ей с завидным упорством накачивать тело едой, что теперь мне и приходится расхлебывать.
– Не помню, – невежливо отозвалась я.
Признаться, с первого же мгновения этот князь Вылузгин показался мне слишком напомаженным и набриалиненным, слишком угодливым и слащавым, слишком… худым, что бесило неимоверно. А растерянность после загадочных слов бабульки и не думала меня отпускать, поэтому свою грубость я не стала смягчать даже улыбкой. Да и хотелось поскорее от них отделаться, чтобы поговорить с бабулькой.
– Мне кажется, девушка сейчас не настроена на общение, – понял напомаженный и, поклонившись, отошел к другой группе людей.
Братья посмотрели на меня укоризненно и синхронно покачали головами, собираясь последовать примеру их знакомого. В этот момент лавка под моей необъятной попой не выдержала и, оглушительно захрустев, проломилась, отчего я в мгновение ока оказалась сидящей на земле под перекрестьем взглядов всех вышедших в это время из церкви людей. Бабулька, несмотря на свой преклонный возраст, успела подскочить еще в первые мгновения раздавшегося подо мной треска, а потому, к счастью, не пострадала.
Во дворе повисла натянутая, как струна, тишина. Краска стыда залила сначала мою шею, а потом и лицо. Казалось, что в более нелепой и ужасной ситуации мне еще оказываться не приходилось. Где-то я слышала высказывание, что то, что ужасно в шестнадцать лет, через десять кажется сущей мелочью. Только вот я совершенно не могла представить, что должно произойти через десять лет, чтобы данное происшествие показалось мне мелочью.
Как ни странно, но я именно сейчас совершенно точно осознала, что с треском ломающихся подо мной досок проломилось и нечто внутри меня. Нечто, что все это время не давало до конца поверить и осознать, что я теперь вовсе не двадцатишестилетняя Дарья Сорокина, проживавшая в XXI веке, а вот эта шестнадцатилетняя толстушка княгиня Евдокия Раевская. И стыдно вовсе не какой-то непонятной оболочке, в которой находилась моя душа, а именно мне! Как бы меня ни звали! А значит и ответственность за все, что теперь происходит со мной и этим телом, тоже полностью лежит на мне, и обычным нытьем делу не поможешь. И пусть тела прекрасной эльфийки для меня не нашлось, но ведь и это вполне себе ничего, живенькое.
Я представила себя со стороны и поняла, что, несмотря на все социальные табу, сейчас однозначно грохнет смех. А потому, раз уж нельзя эту неприятность замять, то нужно весь этот кипиш возглавить. И я сначала фыркнула, а потом от души расхохоталась. Даже и не думала, что у меня в этом теле такой заразительный смех! Народ весело рассмеялся вместе со мной. Очень важный нюанс: смеялись не надо мной, а вместе со мной. Наконец, когда волна хохота немного спала, послышалось строгое:
– Ну что стоите? Василий, Борис, помогите сестре подняться! И вообще, что у вас здесь за скамейки такие, что бабушку с девчушкой выдержать не могут?!
А у меня от благодарности и умиления чуть слезы на глаза не выступили. Это ж надо – назвала меня девчушкой! Будто я и не вешу полтора центнера.
Подавившись очередным взрывом смеха, братья тут же подскочили ко мне и с натугой подняли под белы рученьки.
– Это же Старица… – послышался шепот из толпы.
– Да… Та самая святая Старица-странница!
– Точно! Вон и посох из великого дуба в руках держит!
– Тот самый посох? Не может быть?!
– А ты посмотри на резьбу! Она же как живая!
– Старица?! Не может быть?!
Народ загудел, загомонил, в одночасье позабыв и о смехе, и о ситуации со скамейкой. А вот маменька, словно курочка, начала надо мной кудахтать, причитая и обещая переговорить с батюшкой, чтобы скамейки сделали крепче.
Меня же это волновало мало, так как я точно знала, что мне просто жизненно необходимо поговорить с этой Старицей! Однако стоило вести о ней разойтись в народе, как людская масса тут же качнулась в ее сторону, грозя погрести под собой несчастную старушку. А потому, набрав в легкие побольше воздуха, я со всей дури выдала:
– Стоять! —Признаться, такой реакции я не ожидала, потому люди и в самом деле остановились и даже присели от неожиданности. – Хотите поговорить со Старицей – выстраивайтесь в очередь! А не то сейчас задавите несчастную! И вообще, – я прошествовала сквозь толпу, невольно задевая зазевавшихся, все-таки габариты у меня отменные, – дайте ей немного отдохнуть! Она сама позовет, когда будет готова.
Внезапно в нескольких шагах от себя я увидела того самого голубоглазого мальчонку, которому вручила конфету. Он вглядывался в просвет между людскими телами и пытался рассмотреть старушку, и смотрел на нее так, будто та должна ответить ему на какой-то безумно, просто жизненно важный вопрос! И почему-то, глядя на него, я узнавала себя. В этот момент рядом со мной появился наш слуга Еремей и начал самолично расталкивать передо мной зазевавшихся людей.
«О, совсем другое дело!» – подумалось, и я мимоходом схватила за руку мальчишку, что так и продолжал выискивать взглядом Старицу, и потащила за собой. Ибо только так этот пацаненок имел шанс задать свой вопрос. Потому что взрослые вряд ли дадут ему такую возможность.
Наконец, путь до старушки был окончательно расчищен, и мы с мальцом до нее добрались. Она пристально, как-то даже изучающе на меня смотрела и гладила большим пальцем навершие посоха. Потом ее взгляд скользнул на очумевшего мальчишку рядом со мной, и брови Старицы поползли вверх. От переизбытка чувств тот не выдержал и бухнулся перед ней на колени.
– Ну, и чего ты тут по земле ползаешь? – раздраженно проговорила она. – Вставай! А папка твой не вернется, можешь не ждать. Не зря у тебя сердце было не на месте, – она тяжело вздохнула, положила растерянному мальцу, у которого глаза сделались большие-большие и блестящие от наворачивающихся слез, на плечо руку и сказала: – Мой тебе совет: попросись на службу вот к этой княжне. Авось, не откажет… – вопросительно на меня глянула, а я растерялась.
– Не откажу, конечно, только кто ж в таком возрасте работать идет?
– Ой, девонька, – покачала головой старушка, – у простого люда всякое бывает. А Сережку помощником конюха возьми. Он мальчонка справный.
– А как же его мать? Против не будет?
– Так нет у него матери. – Старица погладила мальчика по голове. – Померла прошлой зимой от лихоманки. А отец обоз отправился охранять да и сгинул от разбойничьей пули.
М-да-а… И это у меня жизнь плохая? Это у меня, видите ли, проблема и депрессия! Дура ты, Дуська, дура!
Хотела присесть перед мальчиком, заглянуть в глаза и быть с ним на одном уровне, но поняла, что тогда может случиться конфуз – потом я просто не разогнусь, а потому просто спросила:
– Родственники какие-нибудь у тебя есть?
Вместо ответа он замотал головой.
– Пришлые они тут, – подтвердила откуда-то все знающая Старица.
– Ну что, пойдешь к большой толстой тете в услужение? – тихо спросила я его.
Иронии он не понял и вместо ответа собрался упасть передо мной на колени, но я его вовремя удержала и прижала к своему боку. Мальчонка совершенно неожиданно обнял мою необъятную талию и разрыдался. А у меня от вида таких искренних страданий у самой на глаза навернулись слезы. Столько же испытаний выпало на долю мальчика в таком раннем возрасте?!
Мои родители остались где-то там, в далеком и уже недоступном для меня мире. Как они пережили мою смерть? Не знаю. Скучала я по ним безумно, успокаивало лишь то, что они сами живы и здоровы, и утешением им послужит моя поздняя маленькая сестричка, которую мама родила уже к сорока годам.
Старица подозвала моего слугу и, указав на Сережку, сказала:
– Ваша госпожа хочет взять его на полный пансион помощником конюха. Объясни ему что и как делать, чтобы попасть в услужение.
Я погладила мальчишку по голове, кивнула Еремею, подтверждая слова Старицы, и слуга взял его за руку и потянул за собой. Несколько долгих секунд мы стояли и просто молчали. Наконец, я спросила:
– Что мне делать? Это ведь совсем чужой мир…
Старица скосила на меня хитрый взгляд:
– Жить.
– А вернуться никак?
– А тебе есть куда? – удивилась старушка.
– Ну да… Может, мне рассказать о себе кому? – зачем-то спросила.
– Пф! Ну попробуй. Только потом не жалуйся.
– Но вы же сразу все обо мне узнали, может, и другие могут?
– Таких, как я, единицы, – назидательно проговорила Старица. – И опасаться нас тебе не нужно. В тебе нет зла. – А потом резко выпрямилась, отчего маленькая, как казалось, старушка стала с меня ростом и, положив одну свою ладонь мне на лоб, а другую на солнечное сплетение, четко и громко, глядя мне в глаза, произнесла: – Разрешаю остаться!
Я почувствовала прокатившееся по всему телу тепло, почти жар, и ошарашенно спросила:
– Что это было?
– Разрешение и распечатывание теперь уже твоей магии, – усмехнулась старушка, но уже с некой натугой, и снова сгорбилась. – Неужто ты думала, что мы можем оставить у нас всякую случайно забредшую душу? Ох, сколько вас одно время таких шустрых было!.. Но сейчас ничего, баланс после появления в этом мире магии почти восстановился, и переселенцы, как ты, почти уже и не встречаются…
Старушка немного рассказала о тех временах – коротко, всего несколько фраз, но я поняла, что она одна из хранительниц этого мира и только что меня, так сказать, легализовала.
– Спасибо, —поблагодарила я. Не сомневаюсь, что при желании у нее вполне хватило бы сил изгнать чужую душу прочь. – Так история со скамейкой ваших рук дело? – меня внезапно осенило.
– Конечно. Видишь ли, именно в таких, можно сказать, неудобных и неожиданных ситуациях ярче всего раскрывается человеческая натура. А ты попала в тело магически одаренной девушки, имеющей власть и деньги. Поверь, этому миру вовсе ни к чему еще один неподготовленный, свихнувшийся от вседозволенности человек.
– А Сережка?
– А что Сережка? Этого мальца ты сама притащила, чем немало меня удивила.
Мы снова ненадолго замолчали. Мне столько хотелось у нее спросить, столько разузнать, но я чувствовала, совершенно точно откуда-то знала, что отведенное мне время аудиенции стремительно заканчивается. А потому задала самый дурацкий из всех возможных вопросов:
– Почему это тело?
– Да почем мне знать?! – удивилась старушка.
– Но как мне с ним жить? Я же была совсем другой!
Старушка укоризненно покачала головой и сказала одну простую вещь, которая очень многое изменила в моем будущем:
– Неважно, как ты выглядишь: полная ты или худая, с большим или маленьким носом или ртом, высокая или низкая – все это частности. Главное, любишь ты себя или нет, и принимаешь ли такой, какая ты есть, осознаешь ли свою ценность как существа, созданного Богом. Да и все эти внешние атрибуты… – она махнула рукой. – Разве этому мальчонке было важно, толстая ты или худая? – скосив на меня взгляд, добавила: – Но похудеть тебе не помешает. В первую очередь – для твоего же здоровья, но любовь к себе подразумевает и это. – А потом как-то раздраженно передернула плечами: – В общем, направление мысли ты поняла. И нечего тут мне жаловаться на свою сытую жизнь и молодое тело! – А под конец и вовсе посуровела: – Все в твоих руках! А теперь ступай, мне еще с твоими маменькой и папенькой переговорить нужно. Уж очень они за тебя переживают.
Перечить я и не подумала, а потому невольно поклонилась Старице и задумчиво пошла к бричке, на которой мы приехали.
