Kitobni o'qish: «Война полов, или В поисках любви»
Каролина Королевская
Война полов
или
В поисках любви
Глава первая,
в которой я ожидаю этого мерзавца
«У меня мурашки
от твоей Наташки…»
(из старой поп-песни)
Это конец! Я чувствую, что это конец наших отношений. Только что мне позвонила Ирка и сказала, что видела его вчера с какой-то худосочной низкорослой блондиночкой в ночном клубе. Где-то около Арбата.
Ирка никогда мне не врет. Прекрасно! Все, что было у меня с ним до этого момента, я вычеркиваю из своей жизни. Пусть теперь попляшет! Так будет лучше для нас обоих. Я его не виню, он же самец. А самец, он и в Африке – самец. Во всем виновата только я одна. Ему очень хотелось найти свое счастье. «Я так долго искал свое счастье, но теперь, кажется, я его нашел!» – говорил он мне. Ему «кажется»! Он неуверен! Мерзавец! Он хочет быть счастливым? Пусть будет… С другой!
С другой?..
Что ж, если он не уверен, что его счастье – это я, пусть попробует быть счастливым с другой. Посмотрим, как это у него получится. Разве мужчины могут сами понимать, где их счастье? Мужчины вообще ничего не понимают в таких делах…
Вот и пусть побесится. Это ему на пользу. Я очень подозреваю, что это была его однокурсница Наташа. Прекрасно, если ему нравятся скелетоны, пусть водится со скелетонами. Уж она-то – настоящий скелетон. Боже мой! Метр с бантиком и за любой шваброй спрятаться может! Эта до старости будет выглядеть маленькой девочкой. Сзади! Еще бы она ему не понравилась, ее и кормить не надо. Одними сперматозоидами сыта будет. Влил с утра и целый день желудочек полный. Московская Дюймовочка, блин. Встречу, переломлю пополам, и все! Оказывается, ему маленькие девочки нравятся, педофилу несчастному.
А он жук еще тот. Ни слова мне не сказал о ней. И о том, что был в ночном клубе. Может, он с ней уже давно?.. Нет, я не собираюсь быть посмешищем. Посмотрю, как он станет выкручиваться…
Сколько сейчас времени?
Я долго смотрела на часы, ясно видела стрелки и цифры, но никак не могла сообразить, сколько они показывают времени. Будто я в один миг отупела. Отупеешь тут! Мне пришлось сильно напрячь извилины, чтобы сосредоточиться и понять: через полчаса он должен позвонить в дверь.
Полчаса, Господи! А я еще не готова, не собрана, не одета, не накрашена. Я стала носиться по комнате, как тот зеленый клоун из фильма «Маска». С такой быстротой я еще никогда не подводила брови, не красила ресницы, не одевалась…
Сердце колотилось так, будто за мной гнался возбужденный Кинг Конг.
Спокойно!!! Спокойно!! Спокойно! Спокойно. Спокойно…
Глава вторая,
в которой этот мерзавец имел наглость прийти
«А я милого узнаю по походке…»
(из старой поп-песни)
Так, явился, голубчик. Позвонил два раза. Всегда звонит два раза. Один раз считает недостаточным и слишком робким тоном, а три раза – слишком нетерпеливым и настойчивым тоном. Поэтому всегда звонить два раза и ждет. Эстет хренов! Он мне объяснял эту муру на полном серьезе. Вот и пусть ждет. Посмотрим, надолго ли хватит его терпения. А я не открою и все тут. Передумала встречаться. Нет меня. Ушла гулять.
Опять позвонил. Два звонка. Звони, звони, милый. Меня нет дома. Ждет. Он, наверное, недоумевает там, за дверью, почему это его, такого-то красивого мачо, не пускают, держат за порогом. Почему это мачина послушная киска не выпрыгивает тут же из квартиры ему навстречу?
Еще раз позвонил. Два звонка, но уже более настойчиво. Секунд пятнадцать держал звонок. И куда же это у мачи делось чувство такта? А?
Но, с другой стороны, какого черта я тогда накрашивалась и убиралась как дура? Если не открывать, могла бы просто сидеть в одних трусиках кучей, ничего было и наряжаться. И потом, как я узнаю про ночной клуб, если не впущу его и не увижу его глаза? Уж по глазам-то мужчины женщина узнает о нем все. Глаза – это их детектор лжи. А если он сейчас вообще уйдет?!
Надо немедленно впустить его! Но тут возникла другая проблема: как мне объяснить, почему я не открыла сразу? Я даже немного запаниковала.
Он позвонил еще раз, потом еще. Это вселяло надежду. Тут у меня возникла прекрасная мысль. Кажется, он позвонил раз десять, пока я в том же сумасшедшем темпе стала раздеваться, включила воду в ванной, крикнула во все горло «ща-ас!», щедро побрызгала водой на полотенце, потом обмотала им волосы, побрызгала воды на щеки, накинула халатик, распахнула настежь раму в окне комнаты (ниже узнаете, зачем), влезла в тапочки, схватила плеер с наушниками и открыла дверь.
– Это ты, милый!? А я в ванной была, из-за наушников не сразу услышала звонок. Хорошо, что кассета кончилась, а то бы так и не услышала. Ты долго звонил?
Все это я как можно радостней выпалила на одном дыхании. Он стоял передо мной чуть ли не зеленый от злости. Если бы у него была борода, она бы точно посинела. Ну как, милый, понравилось? – ликовала я про себя. А ведь я еще и не начинала мстить.
– Я уже уходить хотел! – сквозь зубы выдавил он, сверкая на меня своими красивыми глазами.
Ах, какие глаза! Мое сердечко тут же забилось под халатиком в такт моим как бы недоуменно хлопающим накрашенным ресницам. Он даже не догадался сделать спокойный вид и сказать, что только что пришел. Он просто не ожидал такого приема. Мы стояли в дверях. Я специально не приглашала его, а вместо этого ласково положила голову ему на плечо:
– Ну прости, я не слышала звонка из-за музыки.
– Мы так и будем стоять в дверях? – не выдержал он.
Но я ответила не сразу. Сначала я также ласково посмотрела на него, глупо улыбаясь, потом с радостью сказала:
– Проходи.
Сейчас проверим, думаю, насколько он ревнив и насколько умен.
Глава третья,
в которой мы ближе узнаем друг друга
«Плей-бой клевый такой…»
(из старой поп-песни)
Очень интересно наблюдать за мужчинами, когда они что-то начинают подозревать. Злой мачо заходил по комнате. Ох, девочки, сестры мои, в гневе он бесподобен.
– Ты почему так долго не открывала?
Ах, сестры, он решил закатить мне сцену! Значит, все-таки, любит? Милый мой…
– Я же говорю, что в ванной была…
– Ты же знала, что я приду.
А сам, как можно незаметнее, глазами по сторонам зырк, зырк, как ищейка, которая хочет взять след. Если бы диван от пола был более поднят, чем на семь сантиметров, думаю, он непременно заглянул бы под него: вдруг я там кого спрятала.
Глупыш мой милый…
– А почему окно открыто? Сегодня не жарко.
Есть! Попался, голубчик. Я знала, что это сработает. Зерно сомнений посеяно, осталось только полить его как следует, и ждать урожая. Пусть поревнует, это ему на пользу. Может, будет меньше думать о своей скелетонше.
– Проветриваю, – как можно неувереннее и после приличной паузы сказала я. «Твои мозги», – хотелось мне добавить, но я сдержалась. – Закрыть? – глупо спросила я.
Для живущих на первом этаже открытое окно – уловка стопроцентная и опасная: всегда лишний повод для ревности. Второй этаж теряет пятьдесят процентов эффективности, но все же частенько срабатывает. Я – на третьем, но с балконом, а когда есть балконы, да еще не застекленные, этаж уже играет незначительную роль.
Мерзавец подошел ко мне и, отведя мою руку, приоткрыл одну полу халатика. Я была, в той же одежде, в которой появилась на свет. «Здравствуй, милый!» Это был удар ниже пояса. Да, да, в то самое место, где находится мужское самолюбие.
– Ты же сухая! – догадался мой плей-бой.
– Я думала, ты меня не для допроса раздеваешь.
– Нет, ответь. Ты же сказала, что мылась.
– Я уже вытиралась, когда тебя услышала.
– Ладно.
Этот ревнивец не поленился пройти в ванну и потрогать висевшие там полотенца.
– Чем же ты вытиралась? Они сухие.
Я показала ему пальцем на полотенце, которым была обмотана моя голова. Он подошел и снял его с меня, словно лишил мое величество короны. Полотенце оказалось влажным. «Что, съел?» Я презрительно усмехнулась.
– А волосы почему сухие? – нашелся мой Пинкертон.
– Я их вообще не мочила. Я же была в наушниках.
Об этом, кстати, я сама только что догадалась.
– Зачем же ты его на голову одела?
– По привычке, – сказала я. – Ты, случайно, не ревнуешь?
Он стоял обескураженный и прекрасный. Признаться, я впервые узнала о том, что он так ревнив, и это меня веселило. Думаю, и он впервые узнал, что его киска может выкинуть такой фортель: не встретить его у порога во всем наряде, готовая и послушная.
– Пока у меня нет причин тебя ревновать, – заявил он как можно беспечнее.
Зато у меня есть! И я еще не переходила в наступление. Это была всего лишь артподготовка, любимый.
Я видела по глазам, что содержимое моего халатика не дает ему покоя. И не ошиблась, милый ревнивец стал вдруг распускать руки. Если бы не весточка Ирки, я была бы более благосклонна. Но пришлось категорически пресечь все попытки взятия бастиона.
Настала пора контратаковать.
Глава четвертая,
в которой я перехожу в наступление
«Я тебя люблю,
но замуж не пойду…»
(из старой поп-песни)
Постепенно немного успокоившийся от припадка ревности, но все еще сомневающийся в том, что его не надули, мой денди сидел на диване и делал обиженное лицо. Так ведут себя дети, когда родители не дают им поиграть любимой игрушкой.
– Вчера вечером мы с девчонками ходили в ночной клуб недалеко от Арбата, – соврала я.
– В какой?
Он насторожился, стараясь придать лицу безмятежную безразличность.
Я назвала клуб. Он молчал. Ждал. Значит, Ирка не врет, иначе бы он обязательно о чем-нибудь спросил, например: зачем я вообще поперлась в клуб.
– Мы видели там тебя, – сказала я.
– Правда?
– И не одного. Ты был с маленькой стройной блондинкой.
– Я просто знакомую встретил…
– Однокурсницу, – подсказала я.
– Да. Ты ее знаешь?
– Ее все наши ребята знают, – не моргнув глазом, оговорила я свою соперницу.
– Мы по поводу экзаменов договаривались. Она много лекций пропустила…
– Конечно, и, наверняка, по уважительным причинам. Может, ты даже знаешь эти причины?
– Перестань.
Он попытался меня обнять, но я отстранилась.
– Ты всегда об экзаменах с девушками в ночных клубах договариваешься? Во время танца, да? Или за рюмочкой пунша?
– Ну, хватит.
Он даже не оправдывался больше, и это меня раздражало.
– Нет, ты, конечно, волен в своих поступках, но почему мне ничего не сказал? Разве я для тебя никто?..
Я разошлась не на шутку. Наговорила ему, кажется, даже слишком. Наговорила того, чего и не нужно было. Он долго слушал, но вдруг перешел в наступление и упрекнул меня тем, что я ведь тоже ходила в тот ночной клуб, и не доложилась об этом ему. Почему же он должен докладываться? Но его упрек на меня не подействовал: я ведь знала, что меня там не было. Тогда он сказал, что, возможно, и сегодня мое окно не зря открыто, а я в одном халатике. Нет, все-таки правильно говорят, что все мужики ревнивцы и сволочи. И этот – настоящая сволочь. Но как он, мерзавец, прекрасен! Я слушаю его глупые упреки и любуюсь им. Простить его? Или не прощать? Или простить? Или не прощать? Или…
Глава пятая,
в которой я представляю читателю себя, но начинаю с Виталия
«Кукла Миша, кукла Маша…»
(из старой поп-песни)
Ревность – все-таки хорошая штука, если не очень.
Ах да, я ведь совсем забыла сказать вам, сестры, как его зовут. Рассказываю, главное, как дура, будто вы его и меня всю жизнь знали, а имени и не называю. Простите. Щас исправлюсь.
Зовут его Виталий. Имя, между нами девочками, так себе. Скользкое какое-то. Виталик. Словно с лестницы съехало. Я его зову просто – Вий. Это у Гоголя вурдалак такой был. Урод с большими веками. «Поднимите мне веки!!!» Ха-ха! А то ни хрена не вижу, кого тут сожрать. Виталик, конечно, не вурдалак. А красавчик, каких еще поискать. Но называть его Виталиком, Витей – фу! Что я – дура? Он у меня Вий! Ну, на ходой конец – Виктор. Только Виктор на французский манер, с окончанием на последний слог – ВикТОР. Тогда он меня всегда поправляет: «Я не Виктор, а Виталий. Это разные имена». Тогда – Вий, – говорю я. Или просто – Ви. Ви-ви-ви. Между прочем, «ви» по-французски значит «да». Так что ты – мистер Да! – говорю я. – Мистер На Все Согласен. После этого он всегда хватал меня в охапку и целовал как безумный. А я притворялась маленьким поросеночком и визжала как сумасшедшая «ви-ви-ви-ви…», что, естественно, значило «да-да-да-да…», только, по-французски.
Вообще, влюбленные всегда такие идиоты! Посмотреть на них со стороны – как, прям, дети в детском саду. Видели бы вы, что мы иногда вытворяли с моим Ви. Клоуны на такое не способны, все комики от Бени Хилла до Петросяна просто отдыхают. Чего мы только не вытворяли. Сейчас вспомнить – смех один. Я не буду вам об этом рассказывать. Обоссытесь со смеху.
Зато подобные игры всегда будоражили нас и возбуждали, и, нередко, они заканчивались сексом. Фу, какое гадкое слово «секс». Терпеть его не могу. Конечно, мы занимались любовью. Нет, тоже не то. Человечество до сих пор не может найти подходящее слово для этого дела. «Занимались» любовью! Это все равно, что заниматься ремонтом машины, или почистить зубы. Нет, мы просто любили друг друга. Да, после всяких там таких вот дурацких пустяков, глупых детских игр, мы любили друг друга еще сильней. Не знаю, почему, но это сближало нас. Занятие пустяками всегда сближает людей больше, чем серьезные дела…
Да, я ведь отъехала от темы. Хотела рассказать о Вие, а говорю черт знает о чем. Хотя, что о нем можно сказать? Ему 20 лет, он чертовски красив и хорошо сложен. Естественно, брюнет. Естественно, 180 сантиметров. Когда одет, выглядит настоящим мачо. Когда раздет – Тарзан да и только. Когда начинает говорить – просто гипнотизер какой-то. Учится в технологическом только потому, что ужасно боится загреметь в армию. Его любимый цвет…
Вот дура! Ну, дура я, и все! Болтаю тут с вами, а вы обо мне ничего и не знаете. Только как зовут меня, знаете – это на обложке книги написано. А ведь я интересная личность. Я прям такая интересная личность, что если вы в нашем институте спросите у кого-нибудь из студентов (не студенток), где тут у вас находится интересная личность, то вам сразу-пресразу укажут на меня. Без дураков. А вот в каком институте я учусь, я вам, сестры, ни за что не скажу. Я скромная. Если хотите, сами узнавайте. Ну, что еще-то обо мне сказать? Что скромная – уже сказала. Естественно, блондинка. Естественно, симпатичная. Естественно, с голубыми глазами. Естественно, хорошо сложена. Умею петь, танцевать, гонять на машине, вязать, рисовать… и все. Этого мне вполне хватает. Да и вам хватит. Остальное узнаете обо мне, если не захлопните книгу на этой странице.
А еще насчет Вия, вам, наверное, до смерти хочется знать, как мы с ним познакомились? Сразу скажу, обычно познакомились, на одной вечеринке прошлым летом. И с тех пор не расстаемся. До сегодняшнего звонка Ирки я думала, что у нас настоящая любовь…
Вот черт! Глядя на него, я совсем размечталась и забыла, что он разносит меня в пух и прах. Что же он говорит?
Глава шестая,
в которой мы оба терпим поражение
«Не получилось, не срослось!..»
(из старой поп-песни)
Ох, девочки, я любовалась этим самцом, как во сне. Любовалась до тех пор, пока сквозь забытье в мое сознание вдруг ни ворвалось слово «шлюха». Тут я вышла из оцепенения.
– Что ты сказал? – спросила я спокойно, в надежде, что сказанное слово относилось не ко мне.
– Я сказал, что это, может быть, не вся правда…
– Нет, до этого. Ты сказал «шлюха»…
– Да, я сказал, что иногда ты ведешь себя как настоящая шлюха, – ясно и зло выговорил он мне в лицо. – Ты даже не слушаешь, о чем я говорю. Ты спокойно стоишь и улыбаешься…
Разве я улыбалась? Вполне возможно, я ведь думала о нем… но – «шлюха»!
– Пошел вон! – как можно серьезней и жестче сказала я.
Ви оторопел. С минуту он стоял передо мной с разинутым ртом и не мог произнести ни слова.
– Пошел вон! – повторила я спокойно, но уверенно.
– Ты это серьезно? – удивился он.
– Вполне.
В доказательство серьезности своих слов, я прошла в прихожую и открыла входную дверь.
– Уходи.
– Ты не пожалеешь об этом?
Он все еще стоял посередине комнаты, не сделав ни шагу. Он просто не верил своим ушам, не верил своим глазам. Его послушная лошадка, на которой он так легко катался целый год, вдруг начала брыкаться и лягаться.
– Уходи, – повторила я.
– Хорошо.
Он тронулся с места и пошел прямо на меня, злой, уверенный в себе, его глаза блестели адским светом. Это был дикий мустанг, необузданный и строптивый, уверенный в себе мачо. Я чуть было не бросилась ему в ноги с уверениями, что пошутила, с просьбами не уходить, с извинениями и поцелуями. Ноги мои сами по себе подгибались. Каких усилий мне стоило удержать себя, устоять на месте, когда он прошел мимо и, хлопнув дверью, скрылся, возможно, навсегда.
Едва закрылась дверь, силы покинули меня. Ноги перестали слушаться, будто тряпочные, они стали оседать подо мной, и я не могла сопротивляться. Я опустилась на пол тут же, у дверей и зарыдала, точно так же, как это делается во всех любовных романах, во всех мыльных операх. Господи, до чего же все мы банальны! Я сидела на полу в прихожей возле входной двери и ныла самым противным образом, распуская сопли. А что теперь мне еще оставалось, скажите? Бежать за ним? Он ведь даже не оправдывался, что гулял с другой, даже не извинился.
Да, я победила в этой схватке, но что мне дала эта победа? Разве я хотела такой победы? Разве не горько мне от нее? Разве эта победа не похоже на самое страшное поражение? Да и вообще, разве это победа, если он ушел, если он не валялся у меня в ногах?
Знаете, о чем я тогда подумала? Я подумала о том, что мы никогда не можем победить тех, кого любим. Любовь порабощает! Чтобы победить, надо разлюбить. Но как? Говорят, что для того, чтобы излечиться от одной любви, необходимо заразиться другой любовью. Но как?
Глава седьмая,
в которой разбиваются последние надежды
«Я была в агонии, а ты – в вагоне…»
(из старой поп-песни)
Иного лекарства, к сожалению, не существует.
Где-то я читала, что уход любимого человека по психическому состоянию переживается так же сильно, как его смерть. Но мне кажется, что эта формулировка не совсем точна. Здесь есть какая-то уловка. Выходит, что если любимый тебя бросил, то для тебя он как бы умер? Но смерть близкого человека, или любимого, таит в себе не только страдание тех, кто любит, но и их освобождение. Значит, если любимый человек уходит (умирает), то ты получаешь свободу. В какой-то мере так оно и есть, но все это слишком цинично, вы не находите?
Я бы сказала, что уход любимого человека по психическому состоянию переживается так же сильно, как не только его смерть, но и смерть собственная. Твоя душа была наполнена им, и вдруг душа твоя опустела. Чем жить? Кем жить? И ты умираешь заживо. Да, именно это я почувствовала тогда. Свою смерть.
Неужели это я час назад была так уверена в себе? Я сама хотела прогнать его. Прогнала, и что? Теперь я готова бежать за ним и пасть в ноги, лишь бы он вернулся…
Какого черта! Может он еще стоит за дверью и ждет, что я выскочу за ним? Эта мысль поразила меня как удар кувалдой по лбу. Я не поднялась с пола и даже не вскочила, я выстрелила, словно ракета. Такой прыти я от себя не ожидала. Кажется, я даже немного оторвалась от пола, будто вместо ватных ног к моей заднице вдруг приделали пружины.
Все сопли моментально были намотаны на рукава, слезы аккуратно, но поспешно вытерты платочком, чтобы не размазать косметику. Глаза красные… пусть! Я ведь иду «на щите», а не «со щитом». Скорей! Скорей! Скорей! Может, он еще у дверей! Боже мой, кажется, я стала сочинять стихи. Что делает любовь! Трясущимися руками я с трудом открыла замок и пулей вылетела из квартиры.
Никого.
Может, он еще не вышел из подъезда?
– Ви-и-и!!! – заорала я как сумасшедшая и бросилась к лифту.
Лифт был занят. Возможно, это он еще спускается вниз, не дождавшись, когда я выйду за ним из квартиры.
– Ви-и-и! – снова заорала я и пустилась вниз по лестнице, ведущей вверх, или как там, у Бел Кауфман.
На первый этаж я выскочила одновременно с лифтом. Он стал открываться, и я чуть не бросилась на шею какой-то старушке с мопсиком на руках. Они оба выпучили на меня глаза, как в американских комедиях – по чайному блюдечку – и оба издали звук, похожий на «и-и-и». Не знаю, как такой звук получился у мопсика, для собак он не характерен. Но, чего не сделаешь со страху. Я ясно слышала «и-и-и» из двух динамиков. Может, они с бабулькой так долго сосуществуют, что научились говорить на одном языке?
Все это произошло в одно мгновение. В следующий же миг я уже была на улице возле подъезда и сосредоточенно шарила глазами по двору. Ви нигде не было.
Как одержимая я бросилась к автобусной остановке, что за домом. На Шоссе Энтузиастов было воскресное оживление. Вия я не нашла. И только заметив, что на меня все подозрительно поглядывают, я обнаружила, что разгуливаю в одном легком халатике и тапочках.
