Kitobni o'qish: «Град темных вод»
Среди множества локаций Тионэи встречаются и такие, попасть в которые непросто. Часть из них связана с заданиями, открывающими доступ к местности, в другие тяжело добраться из-за особенностей расположения.
Открыть новую локацию – значит получить бонус первооткрывателя, увеличивающийся, если локация относится к скрытым, квестовым или труднодоступным.
Возможные открытия и находки зачастую превосходят самые смелые ожидания! Так, герой, первым поднявшийся на Пик Рока, стал обладателем грифона – по сей день единственного в своем роде летающего питомца. А отряд путешественников, дерзнувших пересечь пустыню Реверна, владеет теперь долей королевских конюшен в Миадоре и дворянскими титулами, пожалованными его величеством Риадусом каждому участнику экспедиции.
Разумеется, в странствиях вас могут поджидать не только слава и богатство, но и неисчислимые опасности. Но ведь риск – это именно то, что будоражит кровь истинных героев!
Пускайтесь в путь, искатели приключений, ведь это интересно… и выгодно!
К этой встрече Вероника готовилась: неброский, но наличествующий макияж, светлый брючный костюм (как раз и дождь с порывами ветра унялись, и прохлада еще не сменилась душной парилкой), туфли на шпильках.
– Будем рассматривать, как камуфляж, – мазнув финальным штрихом блеском для губ, усмехнулась девушка. – Камуфляж в формате женской логики.
Мимикрировать под окружающую среду необходимости не было, а вот отвлечь внимание – очень даже, отсюда и «формат».
Не зная подоплеки срочной встречи, едва ли не в ультимативной форме навязанной, сложно было строить предположения или продумывать ответы – иными словами, козырей на руках в этой партии у Вероники не было. Вот она и надумала выбрать «рубашку» колоды поприятнее глазу – а вдруг, да отвлечется собеседник?
– Карточные игры – дурной тон, – утихомиривая неожиданное волнение (не мандраж, но что-то близкое), начала «забалтывать» сама себя Вероника. – Шахматы или, на худой конец, нарды, куда занятнее. Да хоть бы маджонг азиатский. Но там разве что доску раскрашивать или стол…
«Домашняя» девочка, по правде говоря, знала только одну карточную игру – «дурака подкидного», однажды показанного дядей Мишей, лучшим другом и сокурсником папы… «Люди лгут, девочка. Лгут, когда им это выгодно», – дядя Миша не просто хотел кусочек клиники отпилить, он надеялся получить ее всю.
Тренькнул мобильный – Стас смс-кой оповещал свою студентку о том, что ждет возле парадной.
Она глянула на экран, затем, нахмурившись, швырнула аппарат на диван – так и не разобьется, и внезапно нахлынувшую злость хоть частично сорвать можно…
– Боги, какая пошлость, – с недовольною миной прошипела Вероника, спешно расстегивая пуговички на блейзере. – Сверху-то не каплет, а остатки луж и грязюку на тротуарах никто не отменял, угу…
«Намарафетилась, дурочка с переулочка», – раздевшись и приступив к смывке грима, мысленно глумилась над собой девушка. «Покорить красотою небесной решила куратора?»
С дивана укоризненно пиликал мобильный, гоняя по кругу мелодию из стандартного набора.
– Перетерпите, Станислав Анатольевич, – роясь в шкафу (метра за четыре от дивана), бурчала Вероника. – Перетерпите и перетопчитесь!
Пару минут спустя она была готова: темно-синие джинсы (относительно даже новые), широченный лиловый полувер и выражение лица «не трогать: ни руками, ни словесно, ни мысленно».
Забракованный костюм, тем не менее, был аккуратно повешен на плечики – пригодится для визита к «милой женщине», та вечно проезжалась по выбору цветовой гаммы в одежде пациентки…
– Спускаюсь, – ровным (на удивление) голосом лаконично высказала Вероника, удосужившись, наконец, ответить на вызов.
К счастью для себя, Стас не стал задавать вопросов.
Зато не поскупилась на вопросы Вероника – к службе обслуживания лифтов. Вопросы были красочными, многочисленными и все, как один, содержали минимум цензурных слов. Времени у нее было предостаточно, семь этажей все-таки, и с каждым лестничным пролетом обороты становились все цветистее.
Впрочем, к первому этажу она решила, что ей просто капитально не везет с лифтами, а Стас не заплесневеет от дополнительного ожидания. Но ходу все-таки прибавила.
Именно это ускорение и стало фатальным (плюс взгляд, направленный на машину Стаса, до неприличия близко к парадной припаркованную, а не под ноги). А еще то, что моська-пустолайка, претендующая на «звание» собаки, в кои-то веки молчала. Псина улеглась прямо под ступеньками, вытянув хвост (длиною с саму псину), и не успела убраться с дороги мчащейся Вероники: то ли страх подвел (много ли надо, чтобы существо размером с пенал остолбенело от ужаса?), то ли возраст (сколько себя помнила девушка, эта брехливая скотинка оглашала своим мерзким голосом двор ежедневно, по четыре-пять раз за день, так что годиков живности было немало). Псина лаяла на все и на всех, кроме своей хозяйки. Всегда.
До сего дня – и встречи с нижней конечностью Вероники. Отчаянный визг огласил двор, а секундой позже заорала и владелица псины.
– М-мать, – поспешно отскочив от визжащей и скалящей зубы моськи, ругнулась девушка. – Мои извинения.
Последнее обращалось к старушке, хозяйке животного.
Та разразилась потоком брани – и вовсе не в духе питерской интеллигенции.
Вероника запрокинула голову. Наверху морщинилась облачная серость, буднично и безразлично. Внизу же бушевала старушка, скулила помесь болонки и таксы, сигналил автомобиль, движению которого, кажется, мешала машина Стаса… Стаса, который совсем уж не вовремя решил из этой машины выбраться, и теперь просто не мог не слышать отвратительного «разговора».
– Вы закончили? – вклинилась в череду обвинений («дрянь паршивая, молодая, значит, на всех плевать можно, мою Тосечку чуть не угробила, иродка» и так далее, с редкими паузами, когда бабулька набирала воздуху) Вероника. – Так я еще раз извинюсь и пойду. Меня ждут.
Старушка завертелась, видимо, выискивая ожидающих – и нашла, разумеется. Она тут же надула щеки, сжав губы в тонкую полоску, и тряхнула седой косицей.
– Немыслимо! – взвилась «пострадавшая», гневно сверкая глазами. – Хорошо, что они до сегодня не дожили. Экой шалавой выросла, родители бы со стыда сгорели. Погань, шалашовка!
«Десять, девять, восемь», – крепко зажмурившись, начала отсчитывать девушка. «Я не убью вредную бабку. Даже не покалечу. Семь, шесть… Дышать глубже. Дышать! Пять, четыре, три, два»…
– Хамка засратая! Да я…
– Слова «засратая» в русском языке не имеется, – ледяным голосом оборвала пенсионерку Вероника. – В той его версии, которой меня учили. Еще меня учили, что старость следует уважать, и только поэтому я вас сейчас не ударю. Хотя следовало бы.
«Один», – она выдохнула и, не дожидаясь, пока ошарашенная женщина придет в себя и выльет новую порцию словесных помоев, пошла к Стасу.
Дверца минивэна еще не захлопнулась, когда старуха, очухавшись, выкрикнула яростное:
– Сучка!
Веронику тряхнуло; куратор дернулся было, чтобы выйти, но девушка качнула головой.
– Поехали.
История, в некотором роде, повторялась.
– Как ты? – сочувственно спросил Стас, когда они отъехали от дома.
Вероника пожала плечами. Меньше всего ей хотелось обсуждать сцену, коей Стас стал невольным свидетелем.
– Тишины? – предельно ненавязчиво уточнил куратор.
– Нет. Лучше чего-нибудь громкого, – упрямо вздернула подбородок девушка.
Стас понимающе кивнул, включая магнитолу.
«Я стану кошмаром!» – раздалось из динамиков. Вероника одобрительно хмыкнула – в самый раз. Рокер то хрипел, то ревел, то почти проговаривал простенькую историю о двух друзьях, одном предательстве и одной планируемой мести. Сначала Вероника не вслушивалась, но под конец увлекалась.
Я стану кошмаром,
Твоим самым частым пугающим сном.
Я стану пожаром,
Я выжгу на сердце твоем слово: «Зло».
Сны развевает будильник.
Огонь порождает прах.
Зло – просто мой пафосный ник
В бесконечно тупых соцсетях.
И, потом, тебя изничтожив,
Стерев твое имя с доски живых,
Кем я стану? Ничтожеством?
Ну а кем… станешь ты?
Ты станешь кошмаром,
Моим самым частым…
– Приехали, – выключив звук, сообщил Стас.
– Я не дослушала, – беззлобно усовестила его Вероника.
Куратор хмыкнул, доставая диск из магнитолы.
– В бардачке бокс, вытаскивай. Дарю.
Девушка послушалась – и вскоре хохотала, как безумная. Обложка-вкладыш для диска, распечатанная на черно-белом принтере, гласила: «Мизантропия – наше все».
– Спасибо за подарок, – отсмеявшись, сказала Вероника. – Как раз то, что нужно.
В этот раз Стас привез ее в арт-кафе, с неокрашенными кирпичными стенами, деревянной мебелью, множеством фотографий с видами Питера, расписными тарелками на стенках и расторопными официантами (почему-то исключительно мужского пола).
– Миленько, – вынесла вердикт после краткого осмотра девушка. – Даже не знала про это место – а от моего дома тут рукой подать.
– Я бы больше удивился, знай ты о нем, – куратор наградил ее многозначительным взглядом.
«Вот так красиво и ненавязчиво меня назвали ротозейкой, близорукой и, пожалуй, даже недалекой. А день-то задался!» – следуя за официантом, размышляла Вероника.
Зал в кафе был один, курильщики (в лице Стаса) могли опечалиться, но для них помещения предусмотрено не было. Их проводили к столику в конце зала, у окна, чем девушка осталась вполне довольна. От меню мужчина отмахнулся, озадачив скорее спутницу, чем официанта.
– Номер три, два раза. Кофе сразу.
– Кхм, – стоило парню удалиться, приподняла брови Вероника. – Шифр?
– Особенность меню, – с улыбкой ответил куратор. – А пока нам готовят обед, позволь, дорогая студентка, спросить: сколько работ ты написала за эти каникулы?
Вероника слегка опешила, затем принялась сгибать пальцы, подсчитывая.
– Только масло? Или акварели тоже?
– Масло. Выездные не считай.
Вероникины пальцы стали разгибаться. А на лице ее вместо сердитой гримасы обосновалась виноватая. Выходило, что, не считая фэнтезийной картины с личом (а ту, разумеется, считать и не стоило), написала она… ничего. Акварели только – но те для души. Про полотна, что за чертой иной реальности создавались, девушка, будучи в здравом уме, говорить преподавателю не намеревалась, что бы там ни значило его высказывание о Восхождении и толковом словаре…
Стас, похоже, наслаждался мучениями студентки, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. А еще усмехаясь – абсолютно открыто.
– Тебе помочь, может быть?
– С машиной времени? – насупилась девушка.
– Ваш кофе!
Появление официанта оказалось крайне своевременным. Вероника вцепилась пальцами в чашку, как если бы это был Святой Грааль.
Куратор же свой напиток отодвинул на край стола, вытащил планшет из плоской сумки (в таких удобно переносить и ноутбуки, и альбомы для эскизов с прочими принадлежностями). Вероника осторожно, норовя унять неожиданную дрожь, вернула чашку на блюдечко. Вперила напряженный взгляд в экран устройства, повинующегося движениям пальцев Стаса.
«Все плохо. Плохо, плохо, плохо», – гаденький холодок по спине и почти оформившаяся догадка возникли у Вероники одновременно.
– Ты? – коротко спросил Стас, пододвигая планшет с запущенным без звука видео к студентке.
Впрочем, ей не нужен был звук, чтобы узнать эту запись и себя-Хэйт на ней. Пума, птички… И «беретик» под занавес.
Вероника не считала себя косноязычной. Редко, когда ей приходилось «лезть за словом в карман». Вообще, когда тебя с раннего детства учат правильной постановке предложений, а вместо игр на свежем воздухе ты предпочитаешь книги (и не только иллюстрированные), с речью по умолчанию все должно быть неплохо.
Но сейчас ей не давались слова. Единственным, жалким, еле-еле выдавленным, стало:
– Как?..
Стас поморщился.
– Кажется, я не оттуда зашел. Белозерова, я тебе не враг. И чем ты в свое личное время занимаешься – твои заботы. Хорошо бы не в ущерб учебе, но… Не о том сейчас речь. Эту запись разослал по знакомцам, а затем твитнул Игорь Годневич, любимый выученик Панченко, мой коллега и бывший сокурсник. Мой, знаешь ли, заклятый друг.
«Это все занимательно, но ничегошеньки не проясняет», – скрежетала зубами Вероника, но перебивать говорящего не спешила. Хотя эта манера Стаса – заходить издалека, с предыстории, на нервы действовала неимоверно.
– Так что если под: «Как?» – ты подразумевала: «как я нашел видео», то мне и не надо было искать. Мы с этим товарищем давно следим за успехами и неудачами друг друга.
– Вам не идет, – прокашлявшись, сказала Вероника. – Дурака валять.
Стас хохотнул – по-доброму, явно не обидевшись на замечание.
– Как я тебя опознал, ты это хочешь услышать?
Девушка, закусив губу, кивнула.
– Смотри: вот так ты держишь спину, так формируешь фон, – он запустил запись по новой, с паузами на определенных моментах. – Так щуришься, когда начинаешь выписывать детали. Так закусываешь краешек ручки кисти, когда что-то не получается. Характер мазка, наклон головы, выбор ракурса, взгляд в никуда… Я тебя знаю, Белозерова, знаю твою манеру письма. Если кто-то похож на слона, размером со слона, ведет себя, как слон, и трубит, что тот слон – то это слон и есть.
– Да-а-а, – огорошенно протянула «слониха». – Теперь у меня не то, что слов – междометий нет!
– А ты жуй молча, – посоветовал куратор.
Она и не заметила, когда успели принести первое.
Вероника умяла и грибной крем-суп, и второе (нежное мясо со стручковой фасолью на гарнир), и салатик, прежде, чем Стас продолжил разговор, по обыкновению, больше смахивающий на монолог.
– Если честно, были у меня сомнения, и еще какие, – заметив недопонимание во взгляде студентки, Стас уточнил. – Касательно того, ты ли это на записи. Но было два момента, которые, скажем так, перевесили…
Он улыбнулся и пригубил кофе – изрядно уже поостывшего.
– Общественность требует подробностей! – осмелела Вероника, воодушевившись благостным расположением духа куратора и сытным обедом. – И компота. Ведь вкусно же варят, вкус почти как из детства!
– Всегда знал, что страшней голодной женщины зверя нет, – рассмеялся Стас. – Будет тебе твой компот. А что до подробностей… Ты приходишь уставшая: на факультативы, на встречи со мной, к детишкам. Как будто не каникулы у тебя, а лагерь строгого режима. Это можно не заметить раз или два, но ты даже сегодня похожа на умученное привидение. Я бы понял, пиши ты по картине в день, но с этим мы уже все прояснили.
– Так плохо, да? – вздохнула девушка.
– Да, – куратор, похоже, не был настроен смягчать краски. – И второе – твоя Ярославская работа. Мы оба знаем, что никакой модели под тем дубом не было.
– Э? – жалобно захлопала ресницами Вероника – Стас решил уделать ее по всем фронтам.
– Ты допустила ошибку в пропорциях, – «добил» ее Стас. – Сиди там живая модель, такого никогда бы не случилось.
«Шах и мат», – неожиданно для себя восхитилась девушка. «Кажется, я с утра вспоминала о настольных и карточных играх?..»
– Ладно, пустое, – он поднял руку, подзывая официанта. – Меня не особо тревожило бы твое увлечение, не случись рядом с тобой этот тип.
«Указующий перст» куратора ткнул в беретик цвета томата.
– А что с ним не так? – осторожно спросила Вероника.
Нет, намеки из «предыстории» она ушами («слоновьими, ага») не прошлепала, но почему бы не прикинуться девочкой-ромашкой, когда ничего другого в арсенале не осталось?
– Не думаю, что тебе интересны детали застарелого конфликта, – Стас убрал планшет. – Еще два кофе и компот. И счет, пожалуйста.
Последние фразы предназначались официанту.
– Если в двух словах: мне совсем не по сердцу его махинации с привлечением неизвестных художников. Суть в том, что одних он привечает, обогревает и выдвигает; для такого у него свой знак качества: «Годно! Годневич» имеется. Это – известная общественности сторона деятельности Годневича, обложка. А с изнанки другая категория ребят – они пишут картины, которые затем продаются под чужими именами, с чужими автографами.
– В наши-то дни? – усомнилась Вероника. – Есть же специалисты, разные технические способы установить подлинность…
– Когда человек хочет прокормить семью, выплатить долг или оплатить лечение – он совсем не прочь отдать свои работы на подпись тому, кто может их продать, – жестко ответил куратор. – И вот мы уже говорим о многогранности таланта известного современного художника. Они не мастеров прошлого копируют, чтобы проверку на подлинность проводить. Хотя, допускаю и такое.
«Это не голословные обвинения», – глядя в глаза наставника, поняла девушка. «Он знает, о чем говорит. Уверен на все сто, если не больше».
– Но, раз вы знаете, почему…
– Почему не знают все? – не дал договорить ей Стас. – Потому что когда-то мы были друзьями. Не заклятыми – просто друзьями. Затем я дважды облажался, и мы пришли к тому, что есть сейчас. В общем, к чему я клоню: не связывайся с Годневичем. Держись от него как можно дальше, Белозерова.
– Усекла, – закивала Вероника.
Это, в общем-то, вполне сочеталось с ее изначальными намерениями касательно «беретика».
– Это не все, – Стас в два глотка выпил свой кофе. – Профессор Панченко внезапно выразил желание провести несколько подготовительных семинаров для старших курсов. Денег он за это не запросил, потому едва ли Алексеевич откажется.
– Юрий Алексеевич? Наш ректор? – уточнила девушка.
– Он самый. Панченко – тот хрыч из Репинки, что критиковал твои работы с натурой. Так вот, где Панченко – там Годневич, проф для него, вроде как, даже место на своем факультете пытается пробить. Мне бы не хотелось, чтобы вы пересеклись. Это лишний риск, поскольку Панченко известно, что автор раскритикованных им работ – моя любимая студентка, а что известно Панченко…
– Известно и Годневичу, поняла, – Вероника кивнула.
И поймала себя на мысли, что чужая забота – это таки приятно.
– Это будет сентябрь, расписание пока не обсуждалось, точнее не скажу. Две недели, максимум месяц – приболеешь. Справку я организую. Протестов нет?
– Работа с натурой? – принципиально она не возражала, но «хвосты» подтягивать после месяца пропуска не хотелось.
– Доплачу натурщику и приглашу в свою студию, вообще не проблема, – отмахнулся Стас. – Вопросы?
Вероника завертела чашечку с остатками кофе в руках, призадумавшись.
– До сентября целый месяц. А вызвонили вы меня вчера с такой срочностью, будто конец света на носу. Был еще какой-то повод или?..
Стас сжал кулаки.
– Был. Позавчера Потапова вскрыла себе вены.
Вероника явственно ощутила, как кровь отлила от лица.
– Она…
– Жива, – успокоил ее куратор. – В больнице. Нет, ну о чем только думала, дура малахольная?!
«Она ведь мне тогда не с бухты-барахты звонила», – заметались в голове девушки мысли с горько-кислым привкусом чувства вины. – «Что-то с ней случилось, и не в тот же вечер она себя покромсала, значит, я могла позвонить тому же Стасу, что-то предпринять»…
– Была, наверное, причина? – не совсем твердым голосом сформулировала она вопрос.
– Я поднял вопрос об отчислении, – лоб Стаса пересекла глубокая складка. – Из-за твоих работ. Испортила их Потапова. Вижу, для тебя это не неожиданность.
Вероника отвела взгляд.
– Гадкая история. Рокитова сдала Потапову, причем никто на нее не давил, она сама явилась к ректору и выложила все, что знала, как на духу. Ректор вызвал меня. Я – Потапову. Никто бы ее не отчислил: я подумал, что не помешает припугнуть эту бестолочь, чтобы дурь из башки выветрилась. А она…
Девушку замутило: ей вспомнился другой обеденный стол, другая «беседа», как если бы это было вчера: «Трусливые собачки как раз исподтишка и норовят укусить. Ты – можешь только тявкать»…
«Полина обозлилась и решила напакостить хоть кому-нибудь? До кого дотянется? Я ее взбесила – и стала толчком для новой подлости? Но зачем, демоны ее раздери, зачем сдавать было Аньку?!»
Выдергивая Веронику из болота с вопросами, рожденными тем самым чувством вины, загудел виброзвонком смартфон Стаса, лежащий на столике.
Куратор взглянул на экран, поморщился, сбросил вызов.
– Хотел предложить отвезти тебя к ней в больницу, но сегодня не получится. Давай, завтра заеду с утра?
– Не нужно, – замотала головой она.
– Не поедешь? – вздохнул Стас. – Твое право.
Вероника поднялась, давая понять, что посиделки окончены.
– Поеду. Но доберусь сама. Название больницы мне только скажите.
В конечном итоге они договорились, что Стас наберет ее в районе одиннадцати. Если к тому времени Вероника еще будет дома, то он ее таки отвезет. Нет – так нет. Глядя на куратора, девушка решила, что двигает им не мифический «долг педагога», и не романтические порывы, а все то же чувство вины. Пережал – и вот, что вышло.
В игру она зашла без настроения – оно и понятно.
– Явилась, – поприветствовал ее виртуальный мир.
Мрачным, замогильным почти, голоском.
Перед глазами Хэйт расплылась дымчатая клякса цвета давленой черники – и явила говорившую.
Мелкую (с ладонь), как и все виденные ранее квартеронкой товарки этой… особы, темноволосую, с лавандово-серыми крылышками – фею. Почтовую фею.
Уважаемый игрок!
Уведомляем вас, что, в соответствии с пожеланиями и многочисленными обращениями, мы внесли изменения в систему обмена личными сообщениями.
Теперь за каждым игроком закреплена личная посланница – это сделает обмен корреспонденцией удобнее.
Администрация Extra-World желает вам приятной игры!
– Удружили, заботливые вы наши, – вознесла взор к небесам адептка. – От благодарности и умиления в зобу дыханье сперло!
Феечка внезапно оживилась, начала нарезать круги вокруг Хэйт, по поверхности полупрозрачных крылышек и платьицу, похожему на бутон тюльпана из дымчато-серых и сиреневых «лепестков», засверкали искорки.
– Бескрылое задыхается? Умирает? Нет? Как жаль.
Проделав «контрольный» круг вокруг адептки, фея выдала безразличное:
– Письмо, – и исчезла в черничной кляксе.
Свиток, перевязанный пурпурной лентой, Хэйт поймала на автомате.
– Посланница – это от слова «послать»? – возмутилась квартеронка вслед испарившейся пигалице. – Жаль ей!
Становилось понятнее, к чему были эксперименты с поведенческой схемой феечек, а то, что они стали разговаривать, само по себе было здорово. Но что – и как! – говорила ее персональная летунья, адептку слегка шокировало.
– Или у всех нормальные «посланницы», только моя – дефективная. С моим-то счастьем.
Хэйт махнула рукой и приступила к чтению записки от Рэя.
«Порталы снова работают, мы будем ждать тебя у Ворожеи, в Миттолисе», – писал ей убийца. Адептка огляделась: орочий парк был восхитителен, но Рэй был прав – сменить обстановку стоило. По ряду причин.
Компания была в сборе: Рэй сидел рядышком с Маськой, напротив обнимались Барби (удивительно умиротворенная) с Кеном (довольно улыбчивым), смотрелись объятия тонкокостного эльфа и массивной горы мышц орочьего происхождения… потешно. Место «во главе» прямоугольного стола занимал Монк, а стул напротив него пустовал – очевидно, ждал адептку.
Сначала был шумный обмен приветствиями, затем для «ушастенькой» заказали выпивку, а после тоста орчанки: «За охренетительных нас!» – убийца, враз посерьезневший, взял слово.
– Все с сборе, значит, можно озвучить не самые бодрые новости. Нашу команду болельщиков и живописцев во время одного события – вы же понимаете, о чем я? – засветили. И физиономии наши, к счастью, не в лучшем качестве – издалека снимали, теперь в сети, а у массы народа есть к нам вопросы.
– Пусть они ими же и подавятся, – рыкнула Барби, умиротворение с лица которой как сквозняком от входной двери сдуло – как и улыбку Кена.
– Родная, тише, – попробовал усмирить подругу эльф. – Этого следовало ожидать.
– У Теней на форуме тихо, – подала голос гнома, какая-то очень уж задумчивая. – Тишь такая вся тишайшая, что дураку ясно – дело труба.
– Простите, ребят, – повинилась Хэйт. – Это из-за моей затеи с «наблюдательством». Подставила всех… Нам тут-то, на людях, сидеть не опасно?
Рэй покачал головой – без особой уверенности, впрочем.
– Искать целенаправленно нас логичнее всего у орков или эльфов – второй акт в пьесе «Завалим же Архидемона сами» неписи будут играть там. В крайнем случае, это мирная зона, что нам тут сделают? И забей, та битва доставила столько фана и зрелищ, что оно того стоило. Более чем.
– Плюсую неистово, – поднял большой палец вверх монах.
Адептка выдавила слабую улыбку. «Там – поспособствовала суициду, слава богам, неудачному, тут – втравила друзей в неприятности… Начинаю понимать свою фею».
– А что теперь будет с шестой расой? – задалась вопросом гномка. – То есть: было же заявление от администрации о праве выбора – освобождение захваченных земель или ввод краснокожих этих в игру, а вышло и не так, и не эдак.
– Я более, чем уверен, что введут демонов, как играбельную расу, – откликнулся Кен. – Скрипты прописаны, модели персонажей, наверняка, подготовлены, сценарии квестов и наброски обновленных локаций ждут своего часа. Корпорация не выдернет стул из-под ног своих эвент-мастеров, сценаристов, дизайнеров и прочих трудяг. Это не есть выгодно. И по деньгам, и для престижа.
Барби выпустила светлоухого из объятий (малость смахивающих на тиски).
– Умный ты мой, и как они это провернут?
– Да очень просто, – отмахнулся лучник. – Заявят о неучтенном прорыве на неоткрытых территориях, приз за нахождение назначат повнушительней – и толпы приключенцев рванут на поиски. Эти демоны будут дружелюбнее нынешних, запустят несколько спец-сценариев на примирение с другими расами, и, вуаля: все в выигрыше.
– Кроме нас, – буркнула Маська.
– Не скажи, – не согласился с малой монах. – Про нас при таком раскладе забудут. А это ли не выигрыш?
– Не о том думаем, хотя я во многом, если не во всем, согласен с Кеном, – снова привлек внимание группы Рэй. – И с Монком. Но прошлое – в прошлом, будущее зависит не только от нас, а в настоящем надо решить, как избежать лишнего внимания. Без ущерба для себя.
– Вывод напрашивается сам собой, – пожал плечами Кен. – Разделиться на время.
– Или, – встрепенулась Маська. – Залечь на дно.
Убивец заинтересованно сощурился.
– Ты говоришь о…
– О Граде Темных Вод, конечно, – малиново-чернявые хвостики аж подпрыгнули, так резко кивнула гнома. – Посуди сам: это самое донное дно. Юффий говорил, что Град скрыт, а на форумах ни буковки, ни запятой об обитателях озера и тайной локации. Гениально же, ну?
– Баранки гну, – окончательно посмурнела Барби. – Мы с Кеном улетаем послезавтра. Я первый раз за восемь лет уломала его на нормальный отпуск, на нормальном острове в тропиках, с нормальными, блин, пляжами и коктейлями, а тут вы – с новыми великими идеями…
– Дружище? – удивился Рэй.
Эльф развел руками, как бы извиняясь.
– Билеты куплены, отель оплачен. Три недели без вай-фая и компов.
– Три недели! – в один голос ужаснулись гнома, убивец, квартеронка и даже монах.
Какое-то время все молча цедили свои напитки.
– Выходит, разделяемся? – хмуро спросил Монк. – Ладно, висит у меня одна персоналка, классовая, займусь.
Гнома, расстроенная больше всех, тяжко вздохнула.
– Ну, и у меня есть задание от Совета Старейшин. Оно полезное. Я ж хочу мануфактуру свою.
– А мне неплохо бы поднять репутацию с орденом, – Рэй потер переносицу. – Хэйт, а ты?..
Адептка замахала руками.
– За меня не тревожьтесь, я найду, чем себя занять!
Маська повеселела:
– Мы же будем на связи? И, случись что, всегда сможем собраться. О, эта обнова с феечками – просто улет! Моя со мной разговаривает!
Хэйт отвела взгляд в сторону, туда, где стояло чучело ослика.
– Угу, моя со мной тоже.
И выбрала в интерфейсе отправку почты.
– Яд? – метнулась к бокалу адептки объявившаяся фея. – Досадно.
Монк поперхнулся.
– Воистину улет!
Очень скоро друзья начали расходиться. Первыми вывалились в мир реальный Кен и Барби, паковать чемоданы и добивать какие-то недоделки по работе, затем вдруг всполошилась Маська («Ой, ой-ой-ой, опаздываю!»), взгляд Рэя стал рассеянным – он, хоть и сидел в метре от адептки, был уже где-то далеко.
Хэйт решила не смотреть, как разбегутся и остальные, коротко распрощалась и вышла. Характеристики, квесты, получение денег и репутации – все это могло подождать. Других дней, другого настроения.
«Чувствую себя каким-то перекати-полем, которому и тут не уютно, и там не прижиться», – выбираясь из модуля, рефлексировала Вероника.
Сначала разговор со Стасом, буквально вымотавший ее морально, затем осознание – как обухом по темечку! – того, что успела до такой степени привязаться к игровым знакомцам, что известие о расставании с ними выбило из колеи, напрочь, начисто!
– Пожалуй, мир не готов к появлению дружелюбной Вероники Белозеровой, – изрекла она насмешливо. – Не будем же его обескураживать.
А вот застольная беседа с куратором никак не шла из ее головы. Точнее – те слова Стаса о ее хронической усталости. Дело было не в его правоте: и живопись она забросила, и выглядеть стала хуже, но… Летние каникулы, точнее, два месяца, остающиеся после выездной практики, ведь можно тратить на подработку. Многие студенты летом нанимаются в кафешки, в разноску – да мало ли куда! – небольшой приработок – лучше, чем никакого. Стас знал о ее ситуации, но говорил он о двух возможных причинах усталости подопечной: либо картины, либо игра.
Да, она не самый общительный человек на планете. Да, Стас мог решить, что она живет на деньги, оставшиеся от родителей. Но имелся и третий вариант, бредовый и… неправильный. Если бы Стас знал о ее перемещениях, его доводы были бы наиболее весомыми.
– Что есть доверие? – выпалила Вероника, глядя в глаза своему отражению в зеркале прихожей. – И с чем его едят?..
Она знала, что такое иллюзия доверия. Знала, что значит – доверие преданное. Понимала, когда доверие на чем-то основывалось – и в основах она была твердо уверена. Семья – это семья, кровное родство и есть первопричина доверия. Дружба?
Вероника могла назвать друзьями ровно двух человек: Галку и Лешу. И тут же, с лету, сказать, почему давно им доверяет, в двух словах ровно: долг, залог. Долг – это были «тараканы» Галки. Она лечилась от бесплодия в клинике отца Вероники. Если бы не огромная скидка (это уже помощь мамы), они с Лешкой не потянули бы лечение. С «залогом» было и того проще: Веронике было известно, что не все одинокие вечера Галки вызваны пропаданием ее супруга на работе. Нет, Леша ей не изменял: он шел с коллегой поиграть в какую-нибудь бегалку-стрелялку. Так он избавлялся от стресса, Галина же не одобряла «нездоровое пристрастие» мужа. В какой-то момент Лешка понял, что ему проще тайком отстрелить сотню-другую голов нарисованным монстрам (или другим игрокам, смотря что за игрушка), чем объясняться с женой. Вероника прознала об этом давно и совершенно случайно, и надежно хранила маленький секрет друга от его дражайшей половины.
