Kitobni o'qish: «Незнакомцы на Монтегю-стрит»

Глава 1

Ночную тьму спящего дома пронзил телефонный звонок. Резкий и настойчивый, он вырвал меня из странного сна, в котором неким образом присутствовала я, Джек, лопата и что-то темное и волнистое, спрятанное под черной землей. Но как только Джек открыл рот, чтобы что-то сказать, раздался этот самый телефонный звонок. Я рывком приподнялась в кровати и сбросила на пол Генерала Ли. Пёс раздраженно тявкнул. Я потянулась к телефону, спросонья позабыв, что шнур выдернут из розетки. Я уже поднесла трубку к уху, как вдруг почувствовала затылком знакомое покалывание.

Мелани.

Я прислушалась, пытаясь понять слова, хотя на самом деле их было трудно назвать словами – скорее невнятные звуки, едва различимые среди потрескивания статического электричества, которые слышала только я.

– Бабушка?!

Мелани, снова услышала я. Звук был мягкий и мелодичный. Я не почувствовала страха, хотя, полагаю, телефонный звонок от мертвых встревожил бы большинство людей. Но я уже привыкла.

– Бабушка? – снова спросила я, услышав лишь стаккато помех. Я закрыла глаза, как когда-то меня учила мать, и, сосредоточившись на звуке, попыталась мысленно воссоздать слова.

Не бойся.

Я закатила глаза, изо всех сил пытаясь побороть нетерпение и в очередной раз удивляясь тому, почему призраки не могут просто прийти и сказать то, что хотели. Моя жизнь была похожа на длинный фильм категории «В», где я, как одинокий зритель, кричала, обращаясь к экрану: «Просто скажи ей уже!»

Стараясь не обращать внимания на лапу Генерала Ли, пытавшегося привлечь мое внимание, я сосредоточилась заново – крепко закрыла глаза и напрягла слух.

Не бойся. И ради разнообразия слушай свое сердце.

Я тотчас вытаращила глаза – во сне Джек говорил мне то же самое. В трубке прозвучал сигнал отбоя, и я поспешила вернуть ее на место. Генерал Ли скулил и прижимал лапу к моей ночной рубашке. Я посмотрела на этот маленький черно-белый меховой шарик, вопреки моему желанию доставшийся мне в наследство вместе с экономкой миссис Хулихан и «антикварным» домом на Трэдд-стрит, где я сейчас живу. Тот самый дом, который буквально рушился у меня под ногами и с угрожающей скоростью высасывал деньги с моего банковского счета.

Я наклонилась, чтобы поднять обиженного отсутствием хозяйского внимания пса, но тот вырвался из моей хватки и вместо этого подбежал к туалетному столику, где начал скрести лапой одну из бронзовых ручек ящика, отчего та с лязгом ударялась о полированное красное дерево.

– Что? – спросила я, следуя за ним, как будто на самом деле ожидала ответа. Генерал Ли был лишь самую малость менее общительным, чем те призраки, с которыми я разговаривала с самого раннего детства, когда я еще не умела хранить эти «навыки» при себе.

В свете уличного фонаря я прошла через всю комнату к комоду и уже собиралась повторить свой вопрос, когда увидела на комоде что-то похожее на бумажник, лежавший между моим ночным кремом La Mer и сложенным в несколько раз листом с таблицей требующих моего внимания дел – я пользуюсь ею каждый день, чтобы точно распределять свое время, а иногда и время других людей.

Включив маленькую хрустальную лампу, я несколько раз моргнула, чтобы глаза привыкли к свету. Поскольку я убеждена, что очки меня старят, они были спрятаны в ящик прикроватного столика, так что мне пришлось прищуриться, чтобы лучше разглядеть странный предмет. Я уставилась на него, абсолютно точно помня, что, когда ложилась спать, его там не было. Это определенно был бумажник, причем знакомый. Взяв его в руки, я открыла его и ничуть не удивилась, увидев, что с водительского удостоверения, выданного в Южной Каролине, на меня смотрит знакомое лицо.

Джек Тренхольм, рост шесть футов два дюйма, вес сто восемьдесят пять фунтов, черные волосы, голубые глаза. Заглянув в отделение для купюр и увидев там две банкноты по двадцать и одну в десять долларов, я с отвращением закрыла бумажник. Приличной фотографии на водительских правах нет ни у кого. Моя собственная напоминает нечеткий снимок Снежного Человека. Но фото Джека, конечно же, было ничуть не хуже рекламного, вроде тех, что смотрят на вас с задней обложки его книг. Как автор исторических романов-бестселлеров о загадочных преступлениях прошлого, он просто не имел права выглядеть как модель журнала GQ. Это раздражало и немного нервировало меня.

Я сердито посмотрела на Генерала Ли.

– Как это попало сюда? – Более подходящим вопросом было бы «почему?», но я давно узнала, что со мной вечно происходили необычные вещи, и всегда по какой-то странной причине, но никогда по причине, которую можно было бы легко объяснить. Кроме того, я разговаривала с псом, и тонкости моего вопроса наверняка были ему недоступны.

Я задумчиво потерла пальцами мягкую кожу. Джека я не видела около двух недель – с того катастрофического дня, когда на крыльце моего дома появилась до этого неизвестная девочка-подросток и назвала его «папа». Я с радостью отступила, чтобы не мешать Джеку, его родителям и подружке (моей очень далекой кузине Ребекке Эджертон) решить эту маленькую проблему. С меня хватало моих собственных проблем, наименьшей из которых была диагностика трещин фундамента моего дряхлого исторического особняка. Плюс моя неспособность игнорировать непреодолимую тягу к Джеку Тренхольму.

Я посмотрела на часы на прикроватной тумбочке – интересно, не слишком ли рано звонить Джеку в пять пятнадцать утра? – как вдруг раздался звонок в дверь. Мы с Генералом Ли переглянулись, и мне показалось, что песик нахмурился, но, возможно, меня подвело плохое зрение. Я быстро сунула ноги в тапочки, накинула поверх ночной рубашки халат и сунула в карман халата бумажник. Взяв собаку на руки, я спустилась по лестнице в прихожую, искренне надеясь, что мой посетитель будет живым существом.

Фонари у входной двери оставались включенными, освещая веранду моего дома и позволяя легко распознать в узкие окна по обе стороны двери знакомую фигуру незваного гостя. Набрав код для снятия сигнализации – A-Б-Б-A, по названию моей любимой поп-группы, – я отодвинула засов и открыла дверь.

– Джек, – спокойно сказала я, хотя, если честно, в эти мгновения мое сердце выделывало кульбиты и сальто. – Надеюсь, у тебя имеется по-настоящему веская причина разбудить меня, раз ты явился посреди ночи на мой порог?

Джек улыбнулся своей коронной улыбкой, которой с самого детства привык сражать наповал легионы женщин.

– Просто, Мелли, я увидел в твоем окне свет и понял, что ты не спишь. Чем ты занималась? Развешивала вещи в шкафу в алфавитном порядке имен дизайнеров?

Пока я натужно пыталась придумать ответ, который не включал бы в себя тот прискорбный факт, что я уже это сделала, я заметила, как его взгляд скользнул от моих тапочек до высокой горловины моей ночной рубашки, выглядывающей из моего просторного и очень толстого халата. Несмотря на позднюю весну, я была одета по-зимнему, так как по натуре я мерзлячка.

Я хмуро посмотрела на его брюки цвета хаки, мокасины без носков и белую рубашку с закатанными рукавами. Мне бросились в глаза его взлохмаченные волосы, щетина на щеках и круги под глазами, которые, к сожалению, нисколько не умаляли его дьявольской привлекательности.

Прежде чем я успела что-то сказать, он уже отпустил шпильку в мой адрес:

– Что-то не припомню, чтобы я видел этот наряд в каталоге Victoria’s Secret. Это что-то новенькое?

– Что тебе нужно, Джек? У меня есть куда более важные дела, чем стоять возле входной двери и трепаться с тобой.

Его улыбка чуть померкла, но я все равно это заметила. Он оглянулся на затемненное место на веранде и снова повернулся ко мне. Теперь его улыбка напоминала гримасу. По моему позвоночнику пробежала первая дрожь тревоги.

– Хочу попросить тебя об одном одолжении.

Уфф. У меня отлегло от сердца. Я скрестила на груди руки. Очевидно, это какая-то шутка. Не в привычках Джека просить об одолжении. Его обычная стратегия была иной – обаять жертву, чтобы та ни за что не поняла, что она делает именно то, что ему нужно.

– Надеюсь, для этого мне не нужно ложиться на спину? Или ты просто напоишь меня, чтобы потом шантажировать? – Технически он не совершал ни того, ни другого, но мне нравилось делать вид, что эти два случая произошли по его вине.

Вместо язвительного комментария, который я ожидала услышать, Джек нахмурился и покачал головой. Я слишком поздно поняла, что он на веранде не один – из тени позади него вышла юная девушка, с которой я до этого встречалась всего один раз. Джек, который стоял, прислонившись к дверному косяку, выпрямился, давая ей возможность шагнуть мимо него в прихожую. Почти так же, как и ее отец, она окинула меня оценивающим взглядом с головы до ног, только придирчивее, и при этом шумно жевала жевательную резинку.

– Красивые тапочки. – Она выпустила большой пурпурный пузырь жвачки, а затем снова втянула его в рот.

Я посмотрела на свои ноги. Эти тапочки мне подарила моя лучшая подруга Софи Уоллен, специалист по истории Чарльстона и его памятникам архитектуры, преподаватель местного колледжа, и они мне очень понравились. Я постоянно убеждала себя, что это потому, что в них тепло ногам, а не потому, что они были похожи на Генерала Ли, потому что я на самом деле не собачница. Особенно в данный момент, когда у меня на глазах мой неверный пес норовил пристроиться у ног девушки и тыкался носом ей в коленку.

Шагнув вслед за девушкой в прихожую, Джек закрыл за собой дверь. Мне тотчас бросились в глаза напряженные морщины вокруг его рта, хотя было видно, что он силится удержать улыбку на месте.

– Мелани, у меня не было возможности официально представить тебя в прошлый раз, когда мы были здесь, поэтому я бы хотел, чтобы ты познакомилась с Эммалин Амелией Петтигрю. Эммалин, познакомься с моей… моим…

Он умолк, как будто не зная, кем представить меня, и я была не в праве винить его в этом.

– Другом, – закончила я, ощутив странную необходимость прийти ему на выручку. Было ясно как божий день, что рядом с этой юной особой Джек чувствует себя совершенно не в своей тарелке.

– Мелани Миддлтон, – добавила я и протянула руку, потому что не смогла придумать ничего другого.

Девушка шагнула ближе и встала под люстрой. Теперь я смогла рассмотреть ее лучше. Несмотря на жирную черную подводку для глаз, ярко-красную помаду, коротенькую джинсовую юбку и высокие розовые кеды «Конверс», было видно, что она еще совсем юная – лет тринадцати или четырнадцати. Эта особа также была обладательницей красивых черных волнистых волос и пронзительно-голубых глаз, не оставлявших сомнений в ее родстве с Джеком.

Проигнорировав мою протянутую руку, она щелкнула жвачкой и выдула еще один пузырь.

– Нола, – сказала она. – Мое настоящее имя – Нола.

Я опустила руку и посмотрела на Джека.

– Мы только что получили из Калифорнии ее свидетельство о рождении, и, похоже, ее официальное имя Эммалин Амелия. Очевидно, она просто привыкла к прозвищу.

Нола тут же скрестила на груди руки. На ее лице появилось нечто среднее между улыбкой и ухмылкой. Я тотчас напряглась: за этим явно что-то последует.

– Мама всегда называла меня Нола, потому что я была зачата в Новом Орлеане, штат Луизиана, когда она и этот парень напились в стельку.

Джек заговорил сквозь стиснутые зубы, а у меня мелькнула мысль, что, по идее, эта сцена должна доставлять мне куда большее удовольствие, нежели я испытывала в эти минуты.

– Как я уже сказал, ее зовут Эммалин Амелия, и последние тринадцать с половиной лет она жила со своей матерью в Лос-Анджелесе.

Я вопросительно посмотрела на него. За этими словами скрывалась целая история, которой он рано или поздно должен поделиться со мной. Но не сейчас. Девушка едва заметно вздрогнула. Костяшки ее пальцев, сжимавших ремни потрепанного рюкзака, побелели. Было в ее дерзости, в ее браваде что-то такое, что казалось неправдоподобным. Нечто печальное, одинокое, напуганное. Нечто такое, что напомнило мне брошенного ребенка, каким когда-то была я сама.

Я плохо разбиралась в девочках-подростках, хотя когда-то была такой же, но я знала: дать ей сейчас новое имя – не слишком хорошая идея. Я также знала, что стоящая передо мной девушка не Эммалин и не Амелия.

Выразительно посмотрев на Джека, мол, лучше молчи, я сказала:

– Приятно познакомиться, Нола. Мне кажется, что это имя тебе идет.

– Значит, ты спишь с ним? – спросила девушка, с торжествующим взглядом, предназначенным ее отцу.

– Абсолютно нет, – сказала я одновременно с Джеком, заявившим:

– Но попытки были.

Нола закатила глаза:

– Я сказала ему, что подумаю, оставаться мне тут или нет, если между вами что-то есть или типа того.

Или типа того. Я не вполне поняла, что значит эта последняя часть фразы, но я точно знала: что бы мы с Джеком ни делали, это нельзя отнести к категории «что-то есть».

– Ты хочешь, чтобы она пожила у меня? – спросила я и резко посмотрела на Джека.

– Да. Это услуга, о которой я собирался тебя попросить.

– А как же Ребекка? – спросила я, ощутив приступ головокружения. У меня и без того довольно плотный график дел. Вряд ли в моей таблице найдется свободная клеточка для чего-то еще, тем более для явно проблемного подростка.

Прислонившись к моему чиппендейловскому секретеру, Нола издала звук, как будто ее вот-вот вырвет. От толчка стоявшая на секретере статуэтка дрезденского фарфора слегка качнулась, но, к счастью, все же осталась на месте.

– Я тебя умоляю. А то я сейчас блевану. Я точно придушу эту сладкую розовую фифу, а мне не катит загреметь в тюряжку для несовершеннолетних.

Я подняла брови, хотя и была совершенно согласна с ее оценкой Ребекки. Сделав над собой усилие и старясь говорить спокойно, я посмотрела на Джека:

– А в доме твоих родителей?

– Они уже ужали свое пространство до квартиры с одной спальней. Они могли бы хоть сегодня выставить ее на продажу и купить новый дом, чтобы у Эммы… Нолы… была своя комната, но я не хочу, чтобы они это делали. Кроме того, нам, ну, вроде как сейчас что-то нужно.

– И она не может жить у тебя, потому что?..

Джек стиснул зубы.

– Потому что… – Он пожал плечами – либо потому, что не смог придумать убедительный ответ, либо потому, что не хотел, чтобы Нола его услышала.

– Потому что я ему не нужна. Он никогда меня не хотел, – подала голос Нола.

Вытянув руки в примирительном жесте, Джек шагнул к ней.

– Неправда, Нола. Я тебе уже говорил. Не знаю, почему ты отказываешься меня слушать.

– Это ты не желаешь ничего слушать, – почти выкрикнула Нола. Лицо ее покраснело под слоем косметики, и это было нечто большее, нежели обычная обида или злость. Мне внезапно подумалось: я ведь ничего не знаю об обстоятельствах, которые привели ее к Джеку. Что-то ранило Нолу гораздо глубже, чем она была готова признать, и даже для меня было очевидно, что Джек не имеет об этом ни малейшего понятия.

Я почувствовала, что моя шея стала слегка липкой.

– Может, всякий раз, когда у вас двоих будет спор, я могу быть вашим посредником? Кем-то вроде рефери. И даже время от времени навещать вас.

Я с надеждой улыбнулась им.

Две пары одинаковых голубых глаз посмотрели на меня с выражением презрения. Под их взглядом я тотчас ощутила себя очень-очень маленькой и бессердечной. Какой-то части меня было даже приятно наблюдать за их спаррингом, как то частенько бывает между нормальным отцом и дочерью-подростком. Я никогда не «бодалась» с моими родителями, но лишь потому, что у меня никогда не было такой возможности. Моя мать оставила меня, когда мне было шесть лет, отец же обычно бывал слишком пьян, чтобы обращать на меня внимание. Хотя мои отношения с обоими родителями значительно улучшились за последний год, я по-прежнему ощущала внутри себя огромную пустоту, зиявшую в годы моего взросления. Не то чтобы мне хотелось вернуться в юность. В конце концов, мне тридцать девять лет. Слишком стара, чтобы иметь дело с подростковой тревогой. Или быть не замужем, но это уже совсем другое дело.

– Но она даже не знает меня, – сказала я, хватаясь за свою последнюю соломинку.

Взгляд Нолы был настолько жгучим, что я ожидала увидеть, как от моего махрового халата поднимаются клубы дыма.

– Лучше здесь, чем оставаться с ним, – Нола вздернула подбородок, указывая на Джека. – Или жить на улице. – Судя по ее взгляду, второй вариант был лишь чуть хуже, чем жизнь под одной крышей со мной.

Джек прикоснулся к моей руке и задействовал против меня всю силу своего мощного обаяния, начав с пронзительного взгляда очень, очень голубых глаз.

– Мы здесь в этот безбожный час потому, что цапались до полуночи, пока я не запросил перемирие, чтобы хоть немного поспать. Вот тогда-то я и застукал ее за попыткой улизнуть. Я усадил ее рядом со мной на диван в гостиной, и тут мне в голову пришла мысль, что ты, возможно, не спишь, – он покачал головой. – Пожалуйста, Мелли, – добавил он, назвав меня уменьшительным именем, которое я терпеть не могу, хотя и он, и моя мать обожают им пользоваться. Мать – потому что это мое детское имя, Джек – потому что ему нравится дразнить меня. – Это ненадолго, – продолжил он, – до тех пор, пока мы не разрулим дела, но, живя под одной крышей, мы вряд ли это сделаем.

– А как же школа? – спросила я, в последней попытке избежать катастрофы. – Разве она не должна ходить в школу по месту жительства?

Нола закатила глаза:

– Школа – отстой.

Джек явно хотел что-то ей сказать, но, похоже, передумал.

– Я уже получил ее оценки, она – отличница, – сказал он вместо этого. – Чтобы закончить этот учебный год, я попробую определить ее в группу домашнего обучения. Тем временем моя мать попытается определить ее в Эшли-Холл, ее alma mater, да и твоей матери тоже. Надеюсь, совместными усилиями они добьются для нее места в новом учебном году.

Я знала, как выглядят девушки из школы Эшли-Холл – гладко зачесанные волосы, клюшка для лякросса, румяное личико, – и хоть убей не могла представить себе, что Нола в ее возрасте впишется в этот образ. Но я прикусила язык. Какое мне до всего этого дело?

– В общем, у Нолы в запасе целое лето, – с надеждой в голосе добавил Джек, – чтобы привыкнуть к Чарльстону.

Я посмотрела на них обоих, они в свою очередь выжидающе смотрели на меня. Джек – с надеждой в глазах, Нола – исподлобья. Меня так и подмывало выкрикнуть короткое «нет». У меня есть моя собственная жизнь, без оков в виде мужа или детей или иных обязанностей, которые не включают в себя выполнение моей квоты продаж для «Бюро недвижимости Гендерсона». Или дальнейшую реставрацию моего красивого, но вечно высасывающего из меня деньги дома. Но стоило мне посмотреть на Нолу, как я вновь увидела испуганного, брошенного взрослыми ребенка, который, за исключением предательской дрожи, изо всех сил старается храбриться и дерзить. К сожалению для нас обеих, я видела не только ее дрожь. Я видела в ней себя.

– Хорошо, – осторожно сказала я, желая положить конец страданиям Нолы и не провоцировать ее дальнейшую неприязнь ко мне. – Она может пожить здесь некоторое время. В гостевой комнате на кровати есть чистые простыни и чистые полотенца в ванной. Я позабочусь о том, чтобы Нола, пока она будет жить у меня, чувствовала себя как дома.

Я вопросительно посмотрела на Джека в надежде на то, что он не только назовет конкретный период времени, но и окажет мне моральную поддержку.

Но нет, в его глазах читалось лишь огромное облегчение. Учитывая эмоциональную травму, которую он причинил мне в прошлом году, мне, по идее, полагалось злорадствовать. Вместо этого мне стало жаль и его, и Нолу: их отношения напомнили мне отношения между мной и моим отцом до недавнего времени, когда он наконец бросил пить.

– Спасибо, – сказал Джек. Мне не оставалось ничего другого, как улыбнуться.

Джек подошел к двери и открыл ее.

– Я знаю, Нола не хочет об этом забыть.

С этими словами потянулся за чем-то на веранде и втащил в дом видавший виды черный гитарный футляр, потертый и поцарапанный, почти сплошь залепленный наклейками. Большую часть надписей на них уже было невозможно прочесть. Наверху, рядом с одной из защелок, виднелся маленький белый прямоугольник с выцветшими черными словами «Я люблю N’awlins. НОЛА».

Джек поставил футляр возле столика в фойе. Я на пару секунд уставилась на эту штуковину и второй раз за ночь ощутила кожей затылка знакомое покалывание. Я оглянулась по сторонам, ожидая увидеть… что-то. Температура, похоже, упала на несколько градусов, и я увидела, как Нола потерла руки, как будто они озябли. А затем я услышала что-то вроде едва слышной музыки. Я взглянула на Джека и Нолу, проверяя, слышат ли они ее тоже, но эти двое усердно старались придумать, как им попрощаться без физического контакта.

Я напрягла слух, чтобы лучше услышать, но мелодия звучала так тихо, что мое ухо с трудом улавливало ее. Исполнялась она на акустической гитаре, красивая, бередящая сердце мелодия.

– Итак, Нола, – сказал Джек. – У тебя есть номер моего мобильника. Звони мне, если тебе что-то понадобится. Что угодно, – подчеркнул он.

Она кивнула, упрямо выставив вперед подбородок – точно так же, как Джек, когда тот бывает расстроен, но старается не подавать виду.

Я повернулась к Ноле:

– Мне надо коротко поговорить с твоим отцом. Может, пойдешь в свою комнату? Наверх по лестнице и налево. Третья дверь справа, ванная комната рядом. Чувствуй себя как дома, я скоро к тебе приду.

Нола со вздохом взяла гитару и закинула на плечо свой видавший виды рюкзак. Молния на нем частично разошлась, и наружу высунулась мордочка старенького плюшевого мишки. Вот это сюрприз! Эта игрушка рассказала мне о Ноле больше, чем ее агрессивная косметика и вызывающее поведение. Это также напомнило мне, что ей всего тринадцать лет и она очень одинока. Ну, почти. Генерал Ли, подлый предатель, с радостью увязался за ней, не имея ничего против, что его ведет за собой незнакомка.

– Нола! – окликнула ее я, когда она начала подниматься по лестнице. – Мне рано утром надо на работу, но я скажу домработнице, миссис Хулихан, чтобы она присмотрела за тобой и дала тебе все, что понадобится. Я велю ей приготовить тебе завтрак, ты только скажи мне, чего ты хочешь, и я обещаю, что ты это получишь.

Она обернулась и угрюмо ответила:

– Я не люблю просыпаться раньше полудня, и я признаю только веганскую и органическую еду. – Не дожидаясь ответа, она отвернулась и нарочито медленно, едва переставляя ноги, зашагала вверх по лестнице.

Я снова посмотрела на Джека и увидела в его глазах хитринку.

– Учитывая, как ты привыкла налегать на выпечку и животный белок, Мелли, это может быть для тебя проблемой. Наверно, мне следовало предупредить тебя…

– Подозреваю, что не только об этом. – Я сложила на груди руки. – Тебе явно есть что мне сказать. Начнем с того, где сейчас ее мать.

Он быстро посмотрел на верхнюю площадку лестницы, и лицо его посерьезнело.

– Она умерла.

Слова Джека меня не удивили. Думаю, я знала это с первого момента, как только увидела Нолу. Но мое вечное стремление подальше прятать мое шестое чувство порой делало меня чрезвычайно тупой.

Он взял меня за руки и притянул ближе к двери.

– Возможно, Нола подслушивает, – тихо добавил он, – поэтому я не хочу говорить об этом сейчас. Давай встретимся в восемь часов в кофейне «Фаст энд Френч». Выпьем кофе, и я все тебе расскажу.

– За тобой и вправду должок, – вздохнула я.

– Я знаю, – тихо сказал он и, не отрывая рук от моих, продолжал смотреть на меня. В какой-то момент я даже подумала, что он собрался меня поцеловать, и даже решила, что, в принципе, я не против. Увы, время для подобных нежностей давно прошло, похороненное слишком глубоко под слоем всевозможных причин, почему мы с Джеком не подходим друг другу, не говоря уже о том, что у него была девушка, а теперь и дочь-подросток.

Он убрал руки.

– Это ведь не был «почти поцелуй», не так ли?

– Нет, – слишком поспешно подтвердила я.

– Отлично. Потому что я уже потерял счет, – сказал он, имея в виду свою досадную привычку напоминать мне всякий раз, что он меня почти поцеловал. Впрочем, все это было давным-давно. Джек шагнул на веранду. – Тогда увидимся в восемь.

– Я буду там, – пообещала я, прежде чем закрыть и запереть за ним дверь, и вновь включила сигнализацию. Я уже собралась выключить свет и вернуться наверх, когда снова услышала музыку, такую тихую, еле слышную, что я даже усомнилась, слышу ли я ее вообще. Я поймала себя на том, что, как антенну, поворачиваю голову, чтобы уловить слабый сигнал.

Когда я поднялась на лестничную площадку и направилась в комнату Нолы, мне показалось, что звук стал громче. А еще я застала там Генерала Ли, спящего перед закрытой дверью. Я подняла было руку, чтобы постучать, но та сама застыла в воздухе. Я прислушалась. Музыка стихла, и до моего слуха с другой стороны двери донесся плач. Я опустила руку, затем тихо отступила назад и, не выключив свет в коридоре, направилась в свою комнату. Плотно закрывать дверь я не стала. Сбросив с себя халат, я начала готовиться к работе, и все это время мне не давал покоя вопрос, сколько призраков эта потерянная, одинокая девочка принесла в мою жизнь.