Kitobni o'qish: «Мой герой»

Глава 1

Оливер Салливан, к которому давно обращались только по фамилии, понял, что Сара Макдугалл раздражает его больше, чем кто-либо. А раздражали его многие.

Встречи с неприятными людьми – это неизбежные минусы службы в полиции. Нет, мисс Макдугалл не была преступницей. Хотя иные преступники, по мнению Салливана, были более обаятельны, чем она. А они ведь еще даже не общались воочию! Все их общение ограничивалось автоответчиком. Салливан никогда не видел ее и был бы только рад, если бы не пришлось встречаться. Но она уже ходила к его боссу. Одного ее голоса на автоответчике было достаточно, чтобы вызвать неприязнь, а ее настойчивость только усиливала это чувство. Но раздражал не сам голос. Раздражала требовательность этого голоса и та просьба, которую он озвучивал. «Пожалуйста, перезвоните мне. Нам нужно поговорить, мистер Салливан. Это очень важно».

Когда он проигнорировал ее, она обратилась к его боссу. Салливан с раздражением размышлял над этой неприятной ситуацией.

– По крайней мере, ты должен сходить и поговорить с ней, – сказал шеф. – Если ты этого не сделаешь, то больше не останешься в Детройте. Понял?

Салливан конечно же это понял. В первые же пять минут своего пребывания на новой должности он понял, какая жизнь его ожидает.

Работа полицейского в небольшом городке штата Висконсин почти так же отличается от работы в убойном отделе Детройта, как гунн Аттила от матери Терезы.

– В каком безумии я был, когда решился жить в Кеттлбэнде, штат Висконсин? – прорычал он.

У его безумия было имя – Делла. Его старшая сестра обнаружила этот милый уголок Америки и решила переехать сюда со своим мужем дантистом и двумя сыновьями. С тех пор как жизнь Салливана пошла набекрень, она всячески уговаривала его присоединиться к их счастливой семье.

Салливан обратил свою деятельность на наведение порядка в городке. Место выглядело так, точно его изобразил Уолт Дисней или Норман Роквелл: широкие тихие улицы в тени огромных деревьев. Салливан же, дитя самых жутких районов Детройта, не мог привыкнуть к этому городу. Тем не менее он заметил, что листья на деревьях уже начали распускаться. Через открытое окно своей машины он чувствовал их запах.

На старых домиках, расположившихся под сенью деревьев, красовался американский флаг. Дома по большей части были похожи друг на друга. Белые с бледно-желтой отделкой или бледно-желтые с белой отделкой, иногда встречались серовато-зеленые или серебристо-серые. У каждого дома была широкая веранда, белый низкий заборчик вокруг газона, вдоль дорожек тянулись ряды красочных клумб.

Но Салливан не очаровывался. Он не любил иллюзий, а именно такую иллюзию он считал особенно опасной: будто на свете еще остались абсолютно мирные и уютные места, где есть качели на веранде, светлячки в ночи и холодный лимонад жаркими летними вечерами. Что еще остались города, где двери и окна в домах не запираются, где детей без опаски отправляют одних в школу, где семьи весело проводят время за настольными играми. Места покоя и уюта. Он постоянно пытался убедить Деллу, что, возможно, и здесь не все так благополучно. Салливан был уверен, что за окнами и дверьми этих идеальных и симпатичных домов он обнаружит всякого рода тайны. Из-за своего цинизма он плохо подходил для жизни в тихом городке Кеттлбэнд.

И уж точно он не подходил для планов Сары Макдугалл.

Ее сообщение на автоответчике заставило Салливана содрогнуться.

«Нам нужен герой, мистер Салливан».

Он не собирался становиться героем. И не таким образом он хотел провести свой выходной. Сейчас он сделает все, чтобы Сара Макдугалл пожалела, что нарушила его покой.

Разглядывая номера домов, Салливан наконец припарковался и вышел из машины. Несмотря на то что улица выглядела сонной и тихой, Салливан насторожился. Он закрыл окно и дверь машины. Жители Кеттлбэнда могут притворяться, что ничего плохого здесь никогда не происходило, но он не оставит свою новую стереосистему без присмотра.

Потом он нашел дом по адресу Сиреневый переулок, 1716. Он не сильно отличался от остальных. Это было одноэтажное здание, покрытое дранкой, недавно покрашенное, естественно, в белый, а отделка была насыщенного оливкового цвета. Вьющаяся лоза (он предположил, что это плющ, так как других названий лозы не знал) была покрыта новыми побегами и к середине лета должна была полностью укрыть своей тенью широкую веранду.

Салливан открыл скрипучую калитку, прошел через беседку, которая скоро должна была запестреть красками и заблагоухать ароматом роз. Он машинально отметил, что кое-где бетонная дорожка к дому вздыбилась, зато вдоль нее были высажены темно-фиолетовые и желтые весенние цветы.

Он заметил это только потому, что это входило в его обязанности. Салливан замечал все. Каждую деталь. Это и делало его отменным копом. Правда, как он сам говорил, стать хорошим человеком это умение ему не помогло.

Он поднялся по широкой лестнице, пересек затененную веранду на пути к входной двери. Перед тем как нажать дверной звонок, он осмотрел мебель, что стояла на веранде.

На старых плетеных стульях, заботливо выкрашенных в тот же оливковый цвет, что и отделка дома, лежали невероятно веселые пухлые подушки в красный и оранжевый цветочек. Веранда производила такое же впечатление, как и сам городок. Место отдыха. Комфорта. Безопасности.

Он распрямился, пытаясь отбросить все эти назойливые детали, которые смягчали его настрой по отношению к этой женщине. Может, ему стоит попытаться быть хорошим парнем. Намеки она, видимо, не понимала до сих пор. Когда ты звонишь человеку шестьдесят два раза, а тебе не перезванивают, это значит, что тебе отказывают. Найди себе другого героя.

Он отыскал старомодный дверной звонок и покрутил его. Внешняя дверь-ширма белого цвета была украшена искусной резьбой по краям. Зеленая внутренняя была открыта, и он услышал, как эхо разносит звук звонка по всему дому. Никто не встретил его, но он решил, что открытая настежь дверь – это приглашение, обычное и простое, для любопытных глаз. Поэтому он принял это приглашение, заглядывая внутрь дома.

Дверь вела прямиком в гостиную. На входе лежал небольшой лоскутный коврик, сделанный вручную, отгораживающий вход. Это свидетельствовало о том, что хозяйка дома любит порядок и чистоту.

Сквозь открытую дверь и венецианское окно послеполуденное солнце разлилось по деревянному полу, который уже стал золотистым от времени. Между двумя небольшими диванчиками желтого цвета, под стать цветам, что тянулись вдоль дорожки, стоял антикварный кофейный столик. Здесь также царил порядок: аккуратно сложенные журналы, в вазе – все те же желтые цветы, низко склонившие бутоны.

До этого момента Салливан не сформировал мысленный образ своей преследовательницы. Теперь он это сделал. Скорее всего, она одинокая. Не было никаких доказательств, что в доме есть мужчина. Детей тоже нет, так как не было видно разбросанных игрушек или беспорядка. Его взгляд приковал ряд постеров, развешанных на стене. Это были обложки журнала под названием «Ребенок сегодня».

Салливан готов был поспорить, что хозяйка этого дома старомодна. Без сомнения, она была полновата, с непокорными волосами, безвкусно накрашена. Хлопочет над тем, чтобы ее дом был похож на картинку, и постепенно приближается к климаксу.

Теперь, когда по дому было нечего делать, а он, безусловно, был готов к съемкам для журнала интерьеров, она обратила свое внимание на обустройство городка.

«Мистер Салливан, Кеттлбэнд нуждается в вас!»

Да, конечно. Кеттлбэнд нуждается в Оливере Салливане так же, как Оливер Салливан нуждается в зубной боли.

Сквозь открытую дверь он почувствовал едва уловимый запах. Сладкий и терпкий. Домашняя выпечка. Внезапное чувство тоски застало его врасплох.

Он снова отмахнулся от него. Отдых… Он уже отдыхал. Целый год. Привязывать наживку к крючку и носить болотные сапоги не для него.

Салливан снова позвонил, в этот раз нетерпеливо.

Толстая серая кошка со злыми зелеными глазами вышла из коридора, плюхнулась на залитый солнцем пол и осмотрела его с неприязнью. По его соображениям, кошка идеально вписывалась в такую картину жизни. Герой… Он даже собак-то не любит. И поэтому ему не хотелось отвечать на вопросы, почему он рискнул своей жизнью ради собаки. Ни этой женщине, ни десятку других репортеров, что выслеживали его.

Салливан с силой потянул ручку двери, со скрипом приоткрыл ее буквально на несколько сантиметров и отпустил. Дверь захлопнулась.

Он помрачнел. Странно, что здесь не принято запирать двери. Отступив на пару шагов от лестницы, он осмотрел дом.

– Она на заднем дворе. Сара сильно запустила ревень.

Салливан вздрогнул. Его бдительность была усыплена настолько, что он не заметил, что за каждым его движением следит соседка. Она была похожа на сморщенного седого гнома, прятавшегося в огромном деревянном кресле. Ее живые черные глаза смотрели на него скорее с интересом, чем с подозрением.

– Вы тот новый полицейский, – сказала она.

Так он, значит, не был незнакомцем. В маленьком городке анонимности быть не может. Он кивнул, до сих пор немного ошеломленный тем, что люди автоматически доверяли ему только потому, что он был новым районным полицейским.

В Детройте в девяти случаях из десяти встречалась совершенно обратная реакция, по крайней мере в тех сложных районах, где он работал.

– Доброе дело вы сделали с этой собакой.

Хоть где-нибудь на земле есть человек, который еще не знает об этом? Если бы она только догадывалась, сколько раз с тех пор он думал, что нужно было оставить эту тварь в потоке бушующей реки, вместо того чтобы прыгать за ней.

Он вспомнил, как потом она терлась об него, пока он лежал на берегу реки, хватая ртом воздух. Насквозь промокший щенок улегся на его груди прямо над сердцем, скуля и облизывая его.

Салливан на самом деле не хотел гибели щенка. И не хотел, чтобы этот человек с мобильным телефоном снял и выложил в Интернет, как он прыгнул в бушующую реку Кеттл. Такое ощущение, будто весь мир посмотрел запись.

– Как собака? – спросила она.

– Все еще у ветеринара, – ответил он, – но с ней все будет в порядке.

– Хозяин еще не объявился?

– Нет.

– Что ж, я уверена, что люди в очередь выстроятся, чтобы забрать ее себе, если хозяин не отзовется.

– О да, – согласился он.

Теперь отделение полиции Кеттлбэнда ежедневно получало дюжины звонков по поводу этой собаки.

Салливан прошел по узкой бетонной дорожке, которая вела в проход между домами. Далее тропинка расширялась и вела на длинный, узкий задний двор. Другого слова, кроме как «очаровательный», ему не пришло в голову.

На мгновение он остановился, вдыхая эти ароматы: листья, будто натертые воском, вековые деревья, изогнутые клумбы цветов. Создавалось впечатление, будто входишь в чье-то личное убежище. Или какое-то священное место.

Салливан снова фыркнул, чувствуя себя немного неловко.

И вот теперь он увидел ее. Она сидела на корточках около ограды с буйно растущими цветами, листья которых были величиной с ухо слона. Она была полностью поглощена своим занятием – обрыванием тонких красных стеблей этих крупнолистных растений. Это, наверное, тот самый ревень, о котором упомянула соседка.

Возле нее уже лежала кипа этих стеблей. Тень от широкополой шляпы скрывала ее глаза, а свет падал на рот, освещая прикушенный от усердия язык.

На ней была бесформенная майка в цветочек и белые шорты, испачканные землей. От изящных очертаний ее длинных ног, уже слегка загорелых, у него перехватило дыхание.

Он наблюдал за тем, как она энергично обрывала одно из растений. Как только стебель отделился от земли, она почти катапультировала его за спину. Когда она выпрямилась, то неожиданно замерла, будто почувствовав, что рядом кто-то есть.

Не поднимаясь, она медленно повернулась на пятках, слегка недоуменно наклонила голову и посмотрела на него, возможно, даже слегка расстроенная, что ее застали врасплох за такой работой.

Если это Сара Макдугалл, то ей явно не было и тридцати. Она была совсем без косметики. Пряди вьющихся каштановых волос, выбившихся из-под шляпы, обрамляли ее милое личико. По слегка курносому носу была разбросана россыпь едва заметных веснушек. Зато ее глаза были просто очаровательны. Он хорошо умел читать по глазам. Это намного сложнее, чем кажется многим. Лжец может смотреть вам прямо в глаза, даже не моргая. У убийцы могут быть глаза мягче бархата и нежнее, чем у олененка.

Но одиннадцать лет службы в одном из самых суровых убойных отделов мира отточили навыки Салливана до такой степени, что его сестра, не без тени восхищения, называла его способность узнавать правду о людях пугающей.

Глаза этой женщины были большими, светло-карего цвета и потрясающе, убийственно прекрасными. Она, несомненно, была самой что ни на есть «американской» девушкой, в полном смысле этого слова. Здоровая, очаровательная. Возможно, невероятно наивная.

И вместо того, чтобы выплеснуть на нее свое раздражение, вместо того, чтобы вспомнить о своем гневе за то, что она позвонила его боссу, Салливан почувствовал глупое желание покровительствовать ей.

– Вам следовало бы закрывать входную дверь, когда вы работаете здесь, – неприветливо сказал он ей.

Что-то побуждало его на этом закончить, развернуться и уйти. Такую девочку, как она, безусловно, нужно защищать от такого парня, как он. Парня, который видел столько зла, что, кажется, оно поселилось в нем. Зло, которое сможет потушить окружающий ее свет.

Однако, если он уйдет без объяснений, она будет бесконечно доставать его или его босса. Поэтому он заставил себя пересечь двор и встал так, что его тень легла на ее лицо.

Он редко когда пожимал кому-либо руку. Поэтому он сильно удивился своему желанию протянуть ей ладонь.

– Сара Макдугалл? – спросил он, а на ее кивок ответил: – Я Салливан.

С ее лица сошло раздосадованное выражение. Она даже казалась взволнованной. Он был рад, что запихнул руку в карман вместо того, чтобы протянуть ее ей.

– Мистер Салливан, – сказала она, вскочив на ноги. – Я так рада, что вы пришли. Могу я звать вас Оливером?

– Нет, не можете. Никто не зовет меня Оливером. И не мистер, – сказал он, его голос был делано холодным. – Офицер.

В ее глазах появилась настороженность. Разве она еще не поняла по его телефонному молчанию, что он действительно заслуживал ее настороженности?

– Никто не зовет вас Оливером?

– Нет. – Он слегка повысил голос.

– Даже ваша мама?

Она скептически подняла бровь. Ее взгляд казался немного смешным, как будто волнистый попугайчик пытался напустить на себя устрашающий вид.

– Умерла, – резко выпалил он.

Он заметил, как в ее глазах появилось сочувствие. Его мать умерла, когда ему было семнадцать лет. И отец тоже.

В том, что она неправильно истолковывала мотивы его прихода, не было никакого сомнения. Тем более, с таким человеком есть только один способ общения – грубая прямолинейность.

– Больше не звоните мне, – сказал он, выдерживая ее взгляд. – Я не собираюсь вам помогать. Даже если вы позвоните мне шесть миллионов раз. Я не герой. Я не хочу быть вашим другом. Я не хочу спасать ваш городок. И не звоните моему боссу больше, потому что вам не стоит становиться моим врагом.

Салливан заметил, что умение читать людей слегка подвело его. Он посчитал, что ее легко будет запугать, заставить отступить. Вместо этого он увидел, как этот маленький ротик вытянулся в упрямую линию, а для него это значило только одно – неприятности.

Сара, сбитая с толку, смотрела на своего незваного гостя. Его внезапно резкий тон и появление в ее саду усилили в ней ощущение неловкости. По дому всегда было чем заняться, работа никогда не заканчивалась. Но полная сосредоточенность на ревене сделала ее уязвимой. Хотя Сара подозревала, что, даже если ожидать этого мужчину, накрыть стол и надеть приличное платье, в его присутствии все равно будешь чувствовать себя неловко.

То видео плохого качества, которое она смотрела, как и миллионы других людей, на самом деле не подготовило ее к реальному Оливеру Салливану. Хотя она уже поняла по непринятым звонкам и упорному молчанию, что он не собирается быть тем «милым парнем, который спас щеночка».

Из тридцати секунд видео она сделала очень много выводов. Он был отважным. Это можно было прочесть в его глазах. Мужчина, который ничего не боится. Но она думала, что мужчина, рискнувший своей жизнью ради собаки, в конце концов, должен быть добрым и сердечным. И если его сообщение на автоответчике было чуточку резким, то это только из-за его профессиональной привычки. А с другой стороны, почему тогда он не перезванивал в ответ на ее настойчивые звонки?

И теперь он был откровенно груб с ней. Ничего сердечного в этих темных глазах не было. Они были холодными, оценивающими. Это была такая неприступная стена, что казалось, легче взобраться на Эверест, чем преступить эту преграду. У Сары в душе зашевелилось сомнение. Реальный Оливер Салливан сильно отличался от той фантазии, которую она взращивала в себе с момента просмотра видео, и плохо вписывался в ее план.

Салливан был повседневно одет в темные джинсы, футболка болотного цвета обрисовывала его мощную грудь, твердые бицепсы. Сотни других парней в Кеттлбэнде носили то же самое, но она готова поспорить, что ни один из них не излучал столько неукротимой мощи. Он был одним из тех мужчин, которые излучают уверенность в своих силах, в своей возможности решить любую задачу, что бы ни случилось. Казалось, что он был всегда готов ко всему.

Это так не вязалось с атмосферой ее сада, что она улыбнулась бы, если бы не выражение его лица. Несмотря на потрясающе красивую внешность, у него был взгляд человека, который ожидал от людей только худшего и редко ошибался в этом.

И тем не менее он был невозможно хорош собой. Если бы его удалось уговорить на несколько интервью… Публике понравились бы его аккуратно подстриженные волосы темно-шоколадного оттенка, саблевидные брови над почти черными глазами. У него прямой нос, развитые скулы, широкие чувственные губы и маленькая ямочка на подбородке. Идеальный образ героя. Она не могла позволить себе испугаться перед ним. Он был нужен Кеттлбэнду.

Однако ее задело его замечание насчет двери. Саре Макдугалл не нужно было, чтобы за ней присматривали. Она была горда этим. Она чувствовала абсолютную независимость. Вернее – хотела чувствовать. Ей больше никто не нужен. Унаследовав этот дом и бизнес своей бабушки, она больше ни в ком не нуждалась. Она не могла испугаться его! Поэтому Сара уверенно, несмотря на его враждебность, сняла садовую перчатку, на всякий случай обтерла руку об шорты и, затаив дыхание, протянула ее ему.

Глава 2

Офицер Оливер Салливан смотрел на протянутую руку Сары, откровенно раздраженный ее попыткой пойти с ним на контакт.

Она поняла, что он намеревался просто уйти, передав ей свое недружелюбное сообщение. Но он этого не сделал. С явным нежеланием он принял ее руку, его пожатие было коротким и крепким. Она сохранила невозмутимое выражение лица, несмотря на дрожь, поднявшуюся от кончиков пальцев прямо до ее локтя. Приятно было ощущать это мимолетное волнение, неожиданное впечатление, ворвавшееся в жизнь.

Но Сара строго напомнила себе, что ее жизнь и без того полна впечатлениями, работой, смыслом. Она унаследовала дом бабушки в этом живописном городке и бизнес, который обеспечил ей заработок и вытянул из глубин отчаяния, когда ее помолвка была расторгнута. Кеттлбэнд дал ей то, чего, как она думала, у нее не будет уже никогда, – удовлетворение от жизни. Когда же она была честна с собой, Сара понимала, что это не все и не совсем то, чего она хотела. Иногда она чувствовала легкие уколы беспокойства, тоску по прошлой жизни. Не о своем романе с Майклом Талботом. Нет, с нее достаточно было предательств.

Это были воспоминания ее прежней жизни, когда она была писателем в популярном нью-йоркском журнале «Ребенок сегодня». Они создавали ощущение смутной тоски, манили ее. Она регулярно брала интервью у новоиспеченных звездных родителей, ее приглашали на гламурные мероприятия, она была желанным гостем на открытиях бутиков. Ей это нравилось.

Мужчина, что стоял сейчас перед ней, представлял угрозу. Он мог усилить едва ощутимую тоску.

Сара напомнила себе, что она уже нашла способ уйти от своих смутных терзаний; она собиралась прогнать свое беспокойство новым объемным проектом, который должен был полностью ее поглотить. Ее новая цель – окружающие ее люди, жители этого города.

Она хотела вернуть город в то состояние, в котором он был во времена ее детства: толпы туристов на улицах, ощущение вечного лета, радость.

Поэтому после рукопожатия Сара скрестила руки на груди, будто защищаясь. Она не хотела показывать ему свое волнение.

– У меня большие планы насчет Кеттлбэнда, – сказала она ему. – И вы можете помочь мне в этом.

Она брала интервью у самых популярных людей мира и перед ним не отступит. Он долго и тяжело смотрел на нее, и вдруг подобие улыбки заиграло в уголках его чувственных губ.

– Нет, – произнес он.

Коротко, четко, непоколебимо. Улыбка исчезла, как будто ее никогда и не было.

– Но вы даже не выслушали, что я хотела предложить вам! – возмущенно выпалила Сара.

Ей показалось, будто он даже задумался на долю секунды, но его глубокий утомленный вздох был совсем не обнадеживающим.

– Ладно, – немного погодя сказал он, в его темных глазах не отражалось эмоций. – Выкладывайте.

Выкладывать? Чего-то не хватало в этом приглашении к разговору. Но он хотя бы не уходил. Пока. Однако его жесты показывали, что нить, держащая его тут, очень тонкая.

– Ваш поступок был просто потрясающим. Очень мужественным.

Он совсем не выглядел польщенным сейчас, казалось, он был более склонен уйти, поэтому она поспешила продолжить:

– Я видела это в Интернете.

Его лицо еще больше потемнело, поэтому она не сказала, что смотрела ролик более дюжины раз, непонятно почему. Но она понимала, что была не одинока в этом. Видео завоевало сердца людей по всему миру. Она думала, что раз он здесь, в ее саду, то это возможность получить выгоду.

– Я знаю, что вы не очень давно в Кеттлбэнде, – продолжила Сара. – Разве вы не знали, насколько холодной была вода?

– Если бы я знал это, то никогда бы не прыгнул.

Этот ответ совершенно не подошел бы для дела.

Используя его недавно обретенную славу, его героический образ, она хотела сделать рекламу городу. Хотя сейчас это казалось маловероятным.

– Вы, наверное, очень любите собак? – спросила она, с растущим отчаянием пытаясь пробить брешь в его броне.

Он не ответил, но нетерпеливо провел рукой по своим густым темным волосам.

– Что вам нужно от меня?

– Ваша слава пойдет очень на пользу этому городу, – сказала она, всячески пытаясь не думать о том, какие его волосы на ощупь.

– Независимо от того, нравится ли мне это или нет, – скупо прокомментировал он.

– А что может не нравиться? Несколько интервью с тщательно подобранными СМИ. Это займет совсем немного вашего времени, – настаивала она.

Раздражение отобразилось на его лице. Но он не уходил. Как только она объяснит все, ему не останется ничего другого, как присоединиться!

– Вы знаете о фестивале Праздник лета? – спросила она его.

– Нет. Но звучит отвратительно.

Она почувствовала, что ее уверенность начала колебаться, и, чтобы скрыть это, она уставилась на него. Сара решила, что цинизм – это его реакция на все. Она решительно продолжала:

– Этот фестиваль длится первые четыре дня июля. Он начинается парадом, а заканчивается фейерверком в честь Четвертого июля¹. Раньше с него начинался летний сезон здесь, в Кеттлбэнде. – Сара затихла в ожидании его вопроса, но он только приподнял бровь. – Пять лет назад его отменили. От этого город стал только сильнее пустеть, терять свою атмосферу. Это уже не то место, куда я приезжала ребенком.

– Приезжала?

Ее удивило, что он не заинтересовался ни одним словом, кроме этого.

– Так вы тоже не местная?

Тоже. У них есть нечто общее. Нужно это использовать.

– Нет, я выросла в Нью-Йорке. Но моя мама родом отсюда. Я оставалась здесь на лето. А вы откуда? Что привело вас в Кеттлбэнд?

– Временное помутнение разума, – проворчал он.

Он явно не собирался рассказывать о себе, но и не уходил, поэтому Сара продолжила, пытаясь заинтересовать его:

– Это дом моей бабушки. Она оставила его мне после смерти. Вместе со своим бизнесом по производству джемов. Вы, наверное, слышали о нем. Здесь в городе они очень популярны.

Сара не была уверена, что заинтересовала его. Его невозможно было понять. Но она все же почувствовала себя уверенней. Хотя теперь ей показалось это подозрительным. Салливан был таким мужчиной, который все узнавал о людях, при этом ничего не рассказывая о себе.

– Послушайте, мисс Макдугалл. – Сара заметила, что он не обращался к ней по имени, и поняла, что он всячески пытается сохранять дистанцию. – Это все, конечно, не имеет ко мне отношения, но, скажу честно, ничего и никогда не кажется таким же, как в детстве.

Как у него получилось всего лишь одной фразой осадить ее, заставить чувствовать себя безнадежно наивной, будто она гонялась за иллюзиями. А что, если он прав?

Эти уверенные и циничные мужчины все время так поступают. Заставляют всех вокруг сомневаться в себе, своих надеждах и мечтах. Что ж, она не предоставит свои мечты и надежды на попечение еще какому-либо мужчине. Майкл Талбот уже преподал ей урок. Когда до нее дошли слухи о романе между ее женихом Майклом, главным редактором журнала «Ребенок сегодня», и кокетливой Триной, фрилансером, Сара отказалась верить в это. Но потом она увидела их в кафе. Как-то уж слишком мило и не по-деловому они жались друг к другу. Ее мечты о маленьком уютном домике, полном детишек, развеялись в пыль.

Без каких-либо обвинений она просто сказала Майклу, что видела его и Трину. На его лице появилось виноватое выражение, которое сказало все за него.

Теперь у Сары была другая мечта, более надежная и реальная. Просто вернуть город к жизни.

– Нет, это имеет к вам отношение!

– Я не понимаю, какое именно.

– Меня поставили ответственной за Праздник лета. Мне дали всего один шанс, чтобы возродить его, доказать, как он полезен для этого города, – объяснила она.

– Удачи вам в этом.

– Мне не выделили бюджет на раскрутку. Но я готова поспорить, что с тех пор, как эту запись показали в вечерних новостях, ваш телефон без конца трезвонит. – Она прочла ответ на его лице. – Вам звонили со всевозможных ток-шоу, не так ли?

Он скрестил руки на груди, внимательно глядя на нее.

– Они умоляют вас об интервью? – угадала она.

– Вы будете рады узнать, что на их звонки я тоже не отвечаю, – сухо ответил он.

– Я не рада этому! Если бы вы могли согласиться на несколько интервью и упомянуть в них город и Праздник лета! Если бы вы только сказали, насколько прекрасен Кеттлбэнд, и пригласили всех приехать первого июля. Вы могли бы сказать, что будете главным церемониймейстером парада!

Она выпалила это разом.

– Главным церемониймейстером парада? – пораженно повторил он. – Нет.

Она понеслась дальше, как будто он ничего и не говорил:

– Я не надеюсь, что смогу достучаться до миллионов людей без бюджета. Но, Олив… мистер, офицер Салливан, вы можете. Вы сможете легко вернуть Праздник лета в Кеттлбэнд!

– Нет, – снова, уже тверже, сказал он.

– Быть копом в маленьком городке – это все-таки немного больше, чем арестовать какую-нибудь бедную старушку за воровство губной помады в супермаркете!

– Да, арест старушек в супермаркетах, – сухо сказал он, – примерно так можно охарактеризовать то, чем я сейчас с большим успехом занимаюсь. Раньше я занимался несколько другим.

Несмотря на каменное выражение его лица, Сара позволила себе легкую надежду. Ему не чуждо чувство юмора, и он, наконец, рассказал что-то о себе.

Она улыбнулась. Он попятился назад.

– Позвольте мне подумать над этим, – сказал Салливан настолько сухо, что она чуть не расплакалась.

Сара поняла, что это маневр отступления. Он пытался ускользнуть от нее. Все время, пока она преследовала его звонками, Сара была уверена, что стоит только объяснить ему, ради чего все затевается, и он согласится на ее просьбу.

– Нет времени на размышления, – сказала она. – Вы на пике популярности сейчас. – Она чуть помедлила. – Офицер Салливан, я умоляю вас.

– Мне не нравится спонтанность.

Его тон показал, что ему претило быть на пике популярности и его не трогали мольбы.

– Но вы же прыгнули в реку за той собакой. Что может быть более спонтанным?

– Кратковременное отступление от принципов, – резко ответил он. – Я же сказал, что подумаю над этим.

– Это означает – нет, – сказала она расстроенно.

– Ладно, значит, нет.

Что-то в его фигуре, во взгляде говорило о том, что он принял окончательное решение. Он никогда не будет размышлять много об этом, никогда не передумает. Она могла до посинения говорить с ним, оставлять ему на автоответчике тысячи сообщений, ходить к его боссу. Но он уже все решил.

– Извините меня, – сказала она натянуто.

Она наклонилась, подняла ревень, будто он мог защитить ее, и направилась к задней двери своего дома. Перед таким бессердечным мужчиной, как он, не было смысла плакать.

Когда она оглянулась назад, ей показалось, что он понял, как раздосадовал ее.

– Вам стоит попробовать джем из дички, – бросила она через плечо. – Он варится из диких яблок. Моя бабушка клялась, что он помогает от нервов.

Она открыла заднюю дверь и позволила ей захлопнуться. Эта дверь вела в небольшую прихожую, а потом на кухню. Ее встретил острый запах джема из ревеня, что она приготовила вчера. Все столешницы были завалены ревенем, ей нужно было сварить еще партию джема сегодня.

В это время года бабушка всегда делала свой весенний джем, который, как она говорила, придавал игривое настроение, лечил от старых душевных ран и вселял надежду. Но из-за разговора, который только что был, посмотрев на липкие лужицы, что остались после вчерашней готовки, и на кучи ревеня, с которым нужно было расправиться сегодня, Сара почувствовала далеко не надежду. Скорее, ужасную усталость.

Не найдя свободного места для растения, она бросила его на пол и осмотрела свою кухню. Нужно было перемыть весь ревень. Какая-то часть растений уже начала твердеть, и ее придется почистить. Ревень нужно было порубить и приготовить вместе со всеми остальными ингредиентами в такой огромной кастрюле, что Саре казалось, бабушка купила ее у каннибалов. Потом нужно было подготовить банки и этикетки. И в конце концов, доставить готовый продукт всем постоянным клиентам.

Она почувствовала усталость от одной мысли об этом. Вдруг в голову прокралось сомнение. Действительно ли это та жизнь, о которой она мечтала?