Kitobni o'qish: «Альтернатива. Совиное гнездо»
ЧАСТЬ 1.
САША
Определенно – вчера его не было.
Она же не сумасшедшая, верно?
Вчера в этом дурацком доме не было ни одного дурацкого заведения. Только облупившийся фасад, стилизованные под античность фрески-сифилитики с отвалившимся носами и немытые стекла в зубастых рамах.
И абсолютно точно – никаких пабов. Какие вообще могут быть заведения в подобном доме? Он же аварийный. Ходи да береги голову, если не хочешь, чтобы гипсовое колено какой-нибудь особенно хрупкой статуи испортило тебе планы на отпуск. Здание под стать названию переулка – Малый Могильцевский. Этакий дом-зомбак в окружении вполне благопристойных московских коробочек.
Кто бы стал открывать тут паб?
И тем не менее – вот дверь. Над ней – деревянная вывеска, выглядящая так, будто бы висит здесь уже пару десятков лет, а не одни сутки. Мода эта хипстерская, что ли? Минимализм, экология? Будь бомжом, но не вреди природе?
Да и название… «Совиное гнездо». Точно хипстеры. Или веганы. Веганский паб! Соевое пиво и стейки из травы!
Хоть бы окна помыли, что ли. Вот уж что точно не изменилось.
Не отводя взгляда от окна, она тянется к коллеге за соседним столом, что-то сосредоточенно, почти зло отбивающей по клавиатуре. Ровная по бровям челка придает девушке непримиримое сходство с пони, что, естественно, не могло остаться незамеченным во время стандартных офисных покуришек.
– Сонь…
– Мммм…
– Сонь!
– Да, Саша! – Соня-Пони отрывается от своего монитора. Вся злость, которая доставалась компьютеру, резко меняет вектор и окатывает Александру.
– Не злись. Я на секунду. Не знаешь, что за заведение в том доме открыли?
Соня недовольно поджимает губы – мол, ты, простая смертная, своими вопросами глупыми время барское воруешь – но все-таки бросает взгляд в окно. Всматривается секунду, потом вздыхает:
– Какое заведение?
Не видит она ничего за своей челкой, что ли?
– Ну вон, «Гнездо» это.
Соня секунду непонимающе пялится на облупившийся дом номер пять. Ее лицо приобретает изумительное выражение «я работаю с идиотами» – это когда губы поджимаются, а ноздри чуть-чуть раздуваются, будто бы перед ней лежит что-то очень неприятное, вроде чужого носка, но она героически сдерживает себя, чтобы не начать материться всласть. Наконец она отворачивается обратно к компьютеру, бросая напоследок:
– Оно всегда там было.
Сказала, как плюнула. Верблюд, а не пони.
И все-таки странно. Как можно было не заметить этого заведения за те три месяца, что Саша работает в редакции «Здоровой Москвы»? Она тысячу раз в деталях изучила вид за окном, пока разбиралась со всеми этими скучными медицинскими сюжетами. Расшифровываешь очередного индюка для вечернего выпуска программы, ставишь таймкоды на записи, слушаешь про очередную болячку, и нет-нет, да и взглянешь в окно на секундочку…
Кстати, о секундочках. Время-то тикает, а сюжет не готов.
Саша снова повернулась к компьютеру и еще раз перечитала уже расшифрованное интервью. На этот раз какой-то аляповатый медитативный лекарь вещал о пользе строгой веганской диеты. По его словам, выходило, что нормальному человеческому организму и вовсе питаться пищей мирской необязательно. На десятой минуте московский гуру уже рассказывал о том, как заменить бифштексы солнечными ваннами.
Саша в три щелчка отправила текст редактору и уставилась невидящим взглядом на сообщение «Письмо доставлено».
Да, не о такой работе она мечтала после красного диплома самого престижного вуза страны. На первом курсе она воображала, что будет самой крутой светской телеведущей, деля пальму первенства как минимум с Ваней Ургантом – если он еще будет в форме, конечно.
На втором курсе решила, что будет вести свою аналитическую программу – стильную, умную и очень престижную. К ней в гости будут приходить политики и звезды, а она будет небрежно спрашивать их о серьезных, но провокационных вещах, вроде «Как вы относитесь к санкциям? Тяжело ли жить без французского сыра? А ваши дамы как принимают российский коньяк вместо Хеннеси?»
На третьем курсе, правда, апломба поубавилось: она была уже согласна на должность корреспондента-путешественника, на глазах у всей страны поглощающего саранчу во Вьетнаме или взбирающегося на Эверест.
На выпускном курсе она решила действовать наверняка и начать «с малого»: место новостного корреспондента на федеральном канале вполне подойдет.
После выпуска и трех месяцев жизни впроголодь на съемной квартире с тремя бывшими однокурсницами она поняла, что идеально пожить всегда успеет, а должность расшифровщика в медицинской программе – это не так уж и плохо. В конце концов, это лучше, чем втихую отсыпать рис у соседок.
Так что теперь она сидит здесь, на первом этаже редакции, где располагаются самые молодые, неопытные и незначительные сотрудники, и разбирает гигабайты чужого бреда о лечении гайморита с помощью яиц, суставов с помощью иглоукалывания и зрения с помощью цветовых пятен. Кстати, свое зрение на такой работе она вполне рискует посадить окончательно.
Правда, во всей этой грустной ситуации есть целых три плюса: парочка адекватных людей из соседнего отдела, расположение офиса в историческом центре города и, наконец, деньги. С этого месяца она даже получила небольшую прибавку к зарплате, и теперь может ходить на обед со всеми, а не приносить с собой полуживые макароны!
Кстати, об обеде.
Саша кинула взгляд на часы – отлично, без трех минут два. Можно идти. Подхватила легкий бежевый плащ и сумочку, кивнула коллегам, встала из-за стола…
И замерла, глядя в окно.
У «Совиного гнезда» стояли двое. Девушка в плаще до пят, с завязанными в низкий хвост каштановыми волосами, растрепавшимися от ветра, протягивала молодому человеку портсигар. Он, не прекращая что-то быстро ей объяснять, покачал головой и вытянул вперед правую руку, демонстрируя предплечье. Девушка на секунду замерла, не донеся сигарету до губ, потом со злостью выбросила ее и что-то резко сказала ему. Парень попытался взять ее за запястье, но она выдернула руку и, развернувшись на пятках, скрылась в пабе. Молодой человек остался стоять на месте. Он медленно поднял голову и посмотрел…
Саше показалось, что он посмотрел прямо на нее. И от этого взгляда воздух вокруг превратился в парное молоко, пенящееся и жирное. Ей захотелось – нет, ей было физически необходимо поговорить с ним, рассказать о себе все на свете. Все свои маленькие тайны, вплоть до того, как она брала планшет соседки в ее отсутствие и закрывалась в ванной, чтобы…
Парень опустил голову. Наваждение пропало. Саша отшатнулась от окна.
Что это было, черт возьми? Дыхание сбилось, как будто она пробежала километр. Саша с трудом сглотнула. Наверное, это давление. Или солнечное затмение. Или она переела бифштексов за всю свою недолгую жизнь. Как там говорил это гуру – перейти на фрукты и овощи? Хорошая идея.
– Саш, ты идешь?
Это Катя, тоже расшифровщица – подсказал напуганный мозг. Одна из тех, адекватных. Ты с ней работаешь. Ты с ней дружишь. Обычно ты с ней ешь. И сейчас время обеда. Так что обернись и скажи, что ты готова идти и есть. Все просто.
– Эй, все в порядке? Ты себя нормально чувствуешь?
Катя выглядит взволнованной. Надо ее успокоить.
– Да, все в порядке.
Надо пойти на обед.
– Ты знаешь, я сегодня не пойду обедать. Кажется, я отравилась чем-то. Наверное, яйца на завтрак. Несвежие. Были.
– Ты уверена? – Катя подходит к ней ближе и прикладывает маленькую ладошку к ее лбу. – Слушай, ты действительно горячая… Может, отпросишься?
– Нет, все нормально. Я просто посижу. Идите без меня.
Катя наконец-то уходит, взяв обещание звонить в случае чего и заверив, что забежит в аптеку за активированным углем. Саша кивает, надеясь, что хотя бы в такт разговору, с трудом дожидается, когда подруга уйдет, и бросается к туалету. Она закрывается в кабинке, прижавшись взмокшей в раз спиной к прохладной створке, и начинает считать про себя. Сердце не успокаивается, к горлу подходит тошнота, внутренности будто скручивает узлом. Четкий квадрат кабинки становится в ее глазах то треугольным, то круглым. Ладони настолько мокрые, что оставляют следы на джинсах.
Неужели и правда – отравилась? Или вирус какой? Свиной грипп, птичий, крокодилий… Или это… сыроедение. Веганство. Нет. Ветрянка. Нет. Венерическое… Что за?..
Мысли скачут, как дети на батуте – беспорядочно и опасно. Вдруг в туалете гаснет свет, и это неожиданно и очень страшно. Саша лезет в задний карман джинсов, достает зажигалку и щелкает колесиком. Ничего не происходит. Она щелкает еще раз – ни искорки.
Горло схватывает от догадки. Саша снова щелкает зажигалкой и подносит к ней левую руку. Пальцы обжигает пламя.
Это не свет выключили – понимает Саша. Это я. Ослепла.
Она снова начинает считать про себя.
Она пытается закричать, позвать на помощь, но не может сказать ни звука. Все ее тело – один большой камень. Больше она никогда не сможет пошевелиться. Она знает это точно, как и то, что еще немного – и она умрет.
Через восемьдесят три секунды так и происходит.
АЛЕКСАНДРА
А еще через две минуты – часы прямо перед глазами, она упала очень удачно – Саша приходит в себя. Она лежит, опираясь спиной на закрытый – слава всем богам, позор какой! – унитаз. Ее правая нога подогнута, туфля слетела; левая пятка по неведомой причине попала в щель между дверью и полом и теперь робко выглядывает из кабинки. Обуви на ней тоже нет. Падая, она, видимо, задела держатель с туалетной бумагой, и теперь валяется в белых лентах, как курица под майонезом.
Стыд заставляет вскочить с пола как можно скорее. Саша суетливо сматывает и вешает туалетную бумагу, находит правую туфлю и выходит из кабинки.
Лишь уже отыскав вторую туфлю, поправив волосы и покрутившись перед зеркалом, Саша понимает, что чувствует себя просто великолепно.
Нет, не так. Это не ощущение свободы от приступа боли. Не просто хорошее самочувствие здорового человека. Она чувствует себя, как никогда в жизни.
Это как решиться на прыжок с парашютом и пережить первые три секунды страха, а после наслаждаться безграничной высотой и свободой.
Или как разгадать какую-то загадку, над которой билось все человечество.
Или как первый раз взаимно влюбиться.
В голову лезут одни банальности, но в одном она уверена совершенно точно: чем бы ни был этот странный приступ в туалете, он стоил того, что она чувствует сейчас.
И нельзя, ни в коем случае нельзя никому говорить об этом. Это огромный секрет, которым должна обладать только она.
Саша выходит из туалета с ощущением острой тайны за пазухой. Ей хочется поделиться со всем светом, это желание почти физически колет ее при каждом шаге; но она никогда не сделает этого. Серое офисное пространство становится сродни средневековому замку; столы и компьютеры превращаются в лабиринт, коллеги – в чудовищ и воров, жаждущих отнять ее секрет. Саша пробирается к своему столу, стараясь не расплескать это чувство сокровенного…
– Макарова! Где Макарова?
Ну твою же мать. А вот и главный злодей.
К ней меж столов и принтеров пробирается Вадим Игоревич – самодовольное, сильно дезодорированное чудовище, по прихоти судьбы играющее роль начальника. Худой мальчишка, на котором пиджак висит, как на вешалке, получил место только благодаря папочке – режиссеру программы. Таланта ноль, мозгов и того меньше, но апломба – хоть на каравай мажь. Требует обращаться к нему на «Вы» и считает себя героем-любовником. Слава богу, Сашей он никогда не увлекался. И что ему только понадобилось?
Сзади Вадима семенит Катя. А вот и ответ.
Начальник окидывает Сашу пристальным взглядом.
– Макарова, мне сказали, вам плохо. В чем дело?
Вот ведь Катя с ее гиперзаботой! Надо бы ей уже детей завести.
– Вадим Игоревич, все нормально. Съела что-то не то. Мне уже легче.
Мужчина снова оглядывает ее с ног до головы, задерживается на волосах. Саше становится неуютно под его взглядом. Она нервно перекидывает свои волосы за спину.
Вадим вздрагивает. На долю секунды его лицо приобретает какое-то совершенно дебильное выражение; будто он в одночасье впал в раннее детство. Саша моргает. Нет, все в порядке. Видимо, показалось. Что за день сегодня такой?
– Макарова… Зайдите ко мне в кабинет, – наконец произносит начальник, неестественно долго проговаривая слова. Потом поворачивается и идет к двери – идет как-то рвано, будто ногу натер или камешек в ботинке мешает.
Саша вздыхает и следует за ним, на ходу оборачивается к Кате с желанием шепотом сказать ей пару ласковых, но осекается. У Кати на лице то же самое выражение – словно у нее в мгновение ока отрезали часть мозга. Она стоит, перекатываясь с пятки на носок, а в глазах – бесконечная собачья печаль.
Саша отворачивается. Ей почему-то становится страшно.
В кабинете у Вадима все настолько статусное, модное и стильное, что невольно сводит зубы. Если весь остальной офис похож на обычный редакционный конвейер с остывшими чашками кофе, барахлящими компьютерами и тихими матюками, то здесь царит огромная и безоговорочная Современность.
Блестящий новенький «мак» соседствует с прозрачными колонками, которые – Саша готова держать пари – не использовались ни разу. Навороченное кресло, сделанное по всем законам эргономичности, разве что летать не может. Стены выкрашены в белый цвет, только кое-где проглядывает кирпичная кладка – все по последним тенденциям дизайна.
Напротив рабочего стола висит совершенно убогое полотно в стиле сильно пьяного Энди Уорхолла. Оно появилось месяц назад: папенька достал для Вадима пригласительные на какую-то очень модную выставку, где за бешеные деньги и было куплено это чудовище. Весь отдел потом две недели слушал про знакомство босса с «самым трендовым художником Москвы».
Саша терпеть не может все эти околостоличные понты. Москва для нее – это встречать рассвет на Воробьевых горах с бутылкой дешевого гранатового вина; это разбирать завалы научных трудов в узком коридоре съемной квартиры, где книжные полки тянутся до самого потолка; это часами гулять по арбатским дворам, ожидая открытия метро. В общем, Москва для нее – это живое существо, с которым можно говорить и жить, а не дойная корова с золотым выменем и наклейкой «Dsquared» на рогах. И Саше бесконечно обидно за город, когда такие, как Вадим, кривят губы в бородку и тянут: «Да я в Москве вообще жить бы не стал… Но вот деньги… Заработать – и можно в Европу. Там живут по-людски».
Словом, Саша терпеть не может таких, как Вадим. А Вадима, учитывая то, что он начальник, идиот и папенькин сынок – особенно.
Поэтому она старается отделаться от него как можно скорее.
– Вадим Игоревич, со мной все в порядке, правда. Спасибо за волнение. Я никуда не собираюсь идти, отпрашиваться тоже не собираюсь. У меня там работа не закончена. Я должна успеть к…
– Саша, сядьте пожалуйста.
По имени? Неожиданно. Именно этим словом можно объяснить Сашино послушание, когда она молча садится в кресло напротив руководителя. А он сидит и рассматривает ее, как какое-то произведение искусства: взгляд по губам, выше, к глазам, коснулся волос, отвел; на скрещенные на коленях руки, по ногтям, по самим коленям; снова по волосам…
С картиной он ее спутал, что ли?
– Вадим Игоревич?
– Саша…
Ненормальный день – окончательно делает вывод Александра, когда ее начальник вдруг сползает под стол и там, под столом, крепко обхватывает ее ноги. Утыкается в колени лицом, елозит по ним этой своей бородкой. А Саша как онемела. Все, что она может делать- смотреть на него и думать, что у него под пиджаком, задравшимся к чертовой матери, страшно мятая рубашка. И борода колется.
– Саша…
Он приподнимается, с неохотой выпуская ее колени, смотрит в лицо… А потом вдруг тянется скрюченными пальцами к волосам, и на лице – то самое выражение ребенка. А у Саши перед глазами – кадр из «Ангелов Чарли», в котором псих нюхал волосы монахинь.
Она отшатывается от него так резко, что стул не выдерживает и падает. Саша с Вадимом оказываются на полу. Его это совсем не смущает, по правде говоря; он хватает-таки ее волосы и благоговейно пропускает их сквозь пальцы.
Она выбирается с первой попытки, с удивительной скоростью вскакивая на ноги. В спину ей несется разочарованный стон. Саша дергает дверь – бесполезно. Мерзавец успел ее незаметно закрыть. Пока она придумывает, что делать, Вадим стоит на четвереньках, как и был, с задранным пиджаком, с мятой рубашкой, он всклокочен; и пока он говорит, его голос вибрирует так, словно через него пропускают ток:
– Чего ты хочешь, Саша? Ты в отпуск хотела? Я сегодня же все тебе закажу. Хочешь в Париж? Милан? На Гоа? Ты только скажи. Есть один отель в Милане. Называется Принц Савойский. Там принцы останавливались… Вуди Аллен… Бекхемы… Даже Путин был!
– Сдался мне твой Путин… – пробормотала Саша, оглядываясь в поисках ключа.
– Не хочешь в отпуск? А что ты хочешь? Хочешь я тебя… я тебе… Подарю! Вот! Картину подарю!
Вадим сорвался с места и как был, на корточках, доковылял до стены. Рванул вниз картину – раз, другой – нитка треснула, и полотно упало вниз, утягивая с собой и мужчину. Он неуклюже уткнулся носом в пол, но не остановился:
– Вот… картину подарю. Хочешь? Чего ты хочешь? Одно твое слово, любое желание – чего ты хочешь?
Ключа не было. Саша метнулась к столу, переворошила там все бумаги, стараясь не вслушиваться в лепет начальника, но ничего не нашла. А Вадим все продолжал твердить, будто забыл все слова на свете, кроме:
– Чего ты хочешь, скажи? Чего ты хочешь, скажи? Чего ты хочешь, ска…
– Я хочу, чтобы ты выпустил меня отсюда и оставил в покое, мудак! – не выдержала Саша, в отчаянии развернувшись к нему. Волосы залезли в лицо, и она нервно откинула их назад. – Сейчас же!
Вадим замолчал и как-то странно обмяк. Его глаза закатились, на лице появилась сумасшедшая улыбка. Он был похож на человека, который только что испытал один из мощнейших оргазмов в своей жизни.
– Конечно, – прошептал он. – Конечно…
Мужчина медленно встал, не выпуская картины из рук, залез в карман джинсов, извлек оттуда ключи и с все той же безумной улыбкой открыл замок. У распахнутой двери он стоял с видом ребенка, только что получившего первое место на олимпиаде на глазах у матери. Он был совершенно, ненормально счастлив.
Саша не стала задумываться над происходящим.
– Псих, – бросила она и вылетела за дверь, оставляя в кабинете Вадима в обнимку с полотном.
Саша не видела, как он проводил ее счастливым взглядом, закрыл дверь и мягко сполз в глубокий обморок.
Руки от пережитых нервов тряслись, как у пьяницы. Саша судорожно собирала вещи с рабочего стола под непонимающим взглядом Сони, когда сзади кто-то нежно отвел прядь ее волос. Саша резко развернулась, готовая заехать по морде любому, кто…
Сзади с мечтательным лицом стояла Катя.
– А, это ты, – выдохнула Саша.
– Я принесла тебе уголь, – сказала Катя и поцеловала ее в щеку.
Саша опрокинула собственный стул и вылетела из офиса, даже не выключив компьютер.
На улице Саша пролетела несколько метров, спряталась за угол дома в Плотниковом переулке и наконец-то спокойно выдохнула. Тихое спокойствие арбатских дворов, весеннее солнце, шум Смоленской совсем близко – мир был таким же, как и с утра, и не собирался рушиться из-за того, что Сашины коллеги слетели с катушек. Москва жила, дышала и бежала, и никому не было дела до одной перепуганной девушки, подпирающей стену старого дома.
Саша опустилась на корточки, достала из кармана мешающую зажигалку и стала щелкать колесиком в такт мыслям.
Что мы имеем? У тебя, Александра, был крайне странный день. Сначала этот сюжет про веганов и солнцеедение, который впору скорее в архив психиатра класть, а не в серьезной медицинской программе показывать. Потом это непонятное заведение, возникшее как по волшебству. Далее – приступ неясной болезни, после которого ты очнулась в гирлянде из туалетной бумаги. Потом тебя пытался домогаться прыщавый начальник. И в конце концов – твоя подруга решила его подвиг повторить. И ведь еще трех часов дня нет!
Кто там жаловался на не слишком насыщенную жизнь?
Ладно, допустим, Катя просто хотела поддержать тебя. Или позаботиться о твоем состоянии. Черт его знает! По крайней мере она – не идиот-Вадим, который до этого тебе и пяти фраз не сказал. Вот что на него нашло – это большой вопрос. И этот непонятный приступ – что это было? Надо бы к врачу сходить. Были бы деньги…
Ладно. Ладно. Возможно, ты просто все слишком эмоционально воспринимаешь. По крайней мере, не стоило вылетать из офиса, как ошпаренной. Никто бы тебя не тронул. Что за психи в характере? Это на тебя не похоже.
Может, стоит вернуться? Рабочий день в разгаре.
Одна мысль о том, как она войдет снова в офис, увидит Вадима – да хватит лишь вида его закрытой двери! – и Катю, снова сядет за медицинские сюжеты… Саша почувствовала тошноту.
Нет уж. Хватит приключений на сегодня. В конце концов, ей действительно было плохо. Будем считать, что она отпросилась по состоянию здоровья.
Кстати, несмотря на все произошедшее, состояние здоровья было отличным. Ее как будто подсоединили к зарядному устройству после этого приступа: в жилах словно плескалась энергия. Было ли дело в адреналине или в чем-то ином, но ехать домой и ложиться в постель казалось почти кощунством. Все, чего она хотела сейчас – курить.
Любой москвич знает, что в центре сигареты купить практически невозможно. И у любого уважающего себя курильщика в Москве есть пара-тройка потайных местечек, где можно разжиться табаком. Саша знала такое место, но до него было идти минут пятнадцать. А курить хотелось сейчас, и хотелось нестерпимо.
Решение пришло внезапно. Перед глазами встала случайно подсмотренная из окна картина: высокая худая девушка в плаще предлагает портсигар молодому человеку…
Саша встала, отряхнула джинсы и направилась к «Совиному гнезду». Возможно, сейчас у нее станет одним вопросом меньше. А если и нет – то хотя бы сигаретой она разживется.
Проходя мимо того места, где всего час назад стоял молодой человек, она невольно поежилась.
На двери «Совиного гнезда» был колокольчик. Атмосфера – почти как в фильме «Шоколад» с Джонни Деппом – подумалось Саше. Она аккуратно притворила дверь и огляделась.
Паб как паб. Что она ожидала здесь увидеть? Чистенький вполне – несмотря на грязные окна. Полукруглое помещение с узкой винтовой лестницей в центре, столики разного размера, обычные стулья, ряды бутылок разного калибра. Из примечательного – добрая деревянная стойка, оплетенная ветками – видно, они имитируют гнездо. Ничего необычного. Возможно, Саша даже зайдет сюда как-нибудь пообедать в дождливый день. Если, конечно, здесь нет тараканов.
Девушка оглянулась, ища в зале ту незнакомку с портсигаром, и разочарованно вздохнула. Народу было немного: две девушки расположились у окна с кружками пива; вампирского вида блондин вытирал крайний столик у бара; в кресле у разожженного – вот это странно! – камина сидел кто-то, кого загораживала широкая кожаная спинка. Незнакомки в плаще не было.
Что ж, видимо, придется идти до магазина.
– Вам помочь?
Саша обернулась на голос и удивленно вскинула брови. Оказывается, незнакомка – бармен! Это точно была она: высокая, худая, угрюмая, все с теми же небрежно убранными в хвост волосами. Плащ она сняла, оставшись в коротком подобии сюртука. Из-под закатанных рукавов темно-синей рубашки выглядывают известковые руки с разводами татуировок. Пальцы увешаны кольцами разных размеров. Саша даже засмотрелась на одно из них, с черным камнем, прежде чем ответить:
– Да… Здравствуйте. Я к вам по необычному вопросу…
– Вот как? Не вы первая, не вы последняя, – девушка отставила в сторону банку с сиропом и облокотилась на барную стойку. Ее локти были похожи на ювелирно обтесанные куски мела. – Так в чем вопрос?
Саша подошла ближе и присела на один из барных стульев. Девушка разглядывала ее со смесью озорного ожидания и напряжения; как шахматист, ожидающий хода соперника. Саша невольно занервничала под ее взглядом и принялась неосознанно теребить волосы. Барменша отчего-то вздрогнула и поспешно отвела глаза.
– Извините, если это слишком нагло, но я хотела бы попросить у вас сигарету. Дело в том, что я видела в окошко, что вы курите, и…
– В окошко? – неожиданно перебила девушка. Теперь она смотрела куда-то поверх Сашиной головы. – В какое окошко?
Саша стушевалась.
– Из офиса своего. А это важно?
Девушка чуть повернула голову к Саше, но в глаза по-прежнему не смотрела.
– Вы работаете в четвертом доме?
– Да, – кажется, она уже совсем не понимает, что происходит вокруг. Барменша тем временем продолжила:
– И вы хотите сказать, что человек из Регистратуры зашел в мой паб исключительно за сигаретой?
– Из ка… Какой Регистратуры? Вы что-то путаете. Я в медицинской программе работаю, а не…
– То есть ты типа новенькая? Неубедительно. Где фантазия? – снова перебила ее брюнетка, выпрямляясь и окидывая Сашу злым, почти презрительным взглядом. – Нет, я ожидала большего.
Саша внезапно почувствовала огромную усталость. У нее страшно разболелась голова; внутри черепа будто застучали маленькие молоточки, виски сдавило. Девушка потерла лоб и провела рукой по волосам, стараясь унять резкую боль. От этого движения стало только хуже: казалось, волосы физически ощутили прикосновение.
Надо сваливать отсюда и ехать домой – решила Саша. Ну их в баню, с их странным гостеприимством.
– Слушайте, я просто хотела попросить сигарету. Что в этом такого? Нет так нет. Можно было бы просто сказать, а не… Ладно. Всего доброго.
Саша медленно повернулась, боясь лишний раз потревожить голову, и медленно направилась к двери. С каждым шагом в ее мозгах будто взрывалась петарда. Надо все-таки попасть к врачу.
– Подождите пожалуйста! – вдруг окликнула ее барменша. – Одну минуту.
Боль тому причина или странная вежливость барменши, но Саша остановилась. В дверном стекле она видела, как брюнетка вышла из-за барной стойки, направляясь к ней, но остановилась, не дойдя двух шагов, и обернулась к кому-то в зале.
– Данко! Что скажешь?
Послышался шорох. Саша повернула голову и замерла. Из кресла у зажженного камина поднялся тот самый молодой человек, которого она видела на улице.
Теперь она могла его рассмотреть. Такой же худой, как и барменша, он казался почти хрупким. Русые волосы чуть завивались и падали на глаза. Острое лицо, как у мелких хищников, россыпь почти незаметных веснушек. Мешковатые джинсы и рубашка. Он выглядел бы простым парнем, каких миллионы, если бы не глаза.
У него были совершенно бесцветные глаза. Не серые. Не черные. Просто – никакие, будто их заволокло каминным дымом. Ненормальные, нечеловеческие.
Она снова почувствовала это – желание рассказать ему всю правду о себе, самые грязные тайны. Но он ничего не спрашивал, просто стоял и смотрел, и она смотрела в ответ, ощущая лишь пульсирующую боль в висках и не менее пульсирующее желание говорить. Все, что ей было нужно – чтобы он задал хотя бы один вопрос.
Но он молчал. А потом и вовсе – моргнул. И Саша вдруг поняла, что глаза у него самые обычные, серо-зеленые. И что ее головная боль все еще остается огромной проблемой.
– Правда, Кара – бросил тот, кого назвали Данко, и снова скрылся в кресле.
Саша уже успела забыть про барменшу – но та, оказывается, о ней не забыла. Неожиданно она оказалась совсем близко; стянула с волос резинку и протянула ее Саше.
– Заберешь волосы – пройдет боль. Ты хочешь, чтобы прошла боль?
– Да, хочу, – слова вырвались сами. И тело, казалось, решило само: руки взяли резинку и завязали волосы. Саша, наверное, сделала бы сейчас все, что угодно – лишь бы закончился этот ад…
И боль прошла! Отступила, будто не было, смылась, исчезла, растворилась! Девушка не поверила собственным ощущениям. Она провела рукой по волосам и в шоке уставилась на барменшу.
– Вы экстрасенс что ли?
– Прошло? Отлично. Тогда время курить и разговаривать, – барменша открыла дверь, пропуская Сашу вперед, и вышла за ней следом.
Это оказалось очень странным делом – курить крепкие вишневые сигареты с незнакомым человеком, который пять минут назад вел себя, как герой шпионского фильма. Теперь, когда голова больше не взрывалась на тысячу кусочков, Саша могла оценить весь комизм диалога в пабе. Она будто попала в какую-то мафиозную мыльную оперу в роли подсадной утки.
Ее молчаливая благодетельница с сигаретами по виду была немногим старше самой Саши, если и не ровесница вовсе. Протягивая своей пафосный серебряный портсигар, она коротко представилась – Карина. Это было единственное, что она произнесла за – девушка посмотрела на свою руку – уже целую половину сигареты. Честно говоря, Саша и сама не понимала, зачем она стоит здесь и почему не пойдет к метро. Ладно, решила она, если это сцена из шпионского фильма, то есть смысл доиграть ее до конца.
Именно этот момент выбрала Карина, чтобы разрушить молчание.
– Странный день был?
Саша кинула на нее взгляд исподлобья, затягиваясь сигаретой.
– А вы все-таки экстрасенс?
– Лучше на «ты». Не люблю выкать, – поморщилась барменша. – Просто у многих бывают странные дни.
– Ну да. Бывают. Но не у всех такие, – пробормотала Саша, стряхивая пепел и косясь в сторону окон своего офиса. От Карины это не укрылось.
– Могу представить. Давно ты там работаешь? – кивнула она на здание.
– Три месяца.
– А, тогда неудивительно, что странный, – улыбнулась Карина.
Саша не понравилась ее улыбка. Слишком понимающей она была. Будто бы эта барменша уже сделала какие-то выводы. Она даже не представляет, что сегодня случилось!
– А ты из тех, кто все знает в мире? И у тебя не бывает странных дней? – с вызовом спросила Саша.
Карина не торопилась отвечать. Она глубоко и с наслаждением затянулась, выпустила дым на полметра вперед и только потом сказала:
– Нет, я из тех, кто во все верит. Даже в то, во что не верят другие люди. И чаще всего моя вера оправдывается. Но странные дни были и у меня. Честно говоря, есть много людей, у которых были… странности. И у каждого свои.
– А у тебя какие? Видела НЛО?
– Лучше бы НЛО, – снова улыбнулась Карина и выбросила окурок. – Слушай. Если тебя прижмет… Будет казаться, что весь мир на ушли встал и что ты полностью потерялась… Что тебе врали постоянно. Или ты себе врала… В общем, завтра вечером у нас тут будет мероприятие в нижнем зале. В восемь начнем. Там будет человек, который может помочь.
– Типа психолог что ли? – напряглась Саша. – Вечеринка для психов? С пивом и таблетками?
Карина посмотрела на нее. Долго и как-то немного грустно.
– Нет, – наконец сказала она. – Вот в кого я точно не верю, так это в психов. Ладно, пора. Удачи.
Дверной колокольчик «Совиного гнезда» коротко звякнул, впуская свою барменшу. Саша мгновение постояла, глядя как Карина возвращается за бар, а потом выкинула окурок и двинулась в сторону метро, мысленно давая себе обещание больше никогда не приближаться к этому странному пабу.
