Kitobni o'qish: «Партия Миры»

Посвящается моей маме

Пролог

– Только тихо, нельзя, чтобы они нас заметили, – прошептала Миша мне на ухо.

Кивнув, я осторожно шагнула в коридор, хотя музыка орала так, что если бы мы и колесом прокатились по квартире, никто бы не услышал.

– Захвачу чего-нибудь на кухне и приду, – подруга махнула мне рукой.

Я показала большой палец вверх и стала пробираться в Мишину комнату. Мимо гостиной прошла на цыпочках – там зависали хоккеисты. Много парней. Много симпатичных двадцатилетних парней. И сейчас они пили пиво, играли в приставку и развлекались. Доносился низкий мужской смех и… женский высокий. Понятно, притащили девчонок и травят тупые шутки. Я закатила глаза.

Неожиданно музыка стихла.

– Давай, давай, давай, – визжали девчонки.

– Роб, сделай его, – доносилось из гостиной.

– Никита, я твоя фанатка, – верещал высокий противный голос.

Интересно, что они там делают?

– Армрестлинг, стопроцентно, – подошедшая Миша вручила мне пакет с чипсами. – Пошли?

Мысль о напряженных мужских бицепсах заставила меня покраснеть.

Последовав за Мишель в комнату, я бросилась на кровать и схватила пульт от телевизора.

– Что будем смотреть?

– Не знаю, – она пожала плечами. – Что-нибудь старенькое. «Сплетницу»?

Я включила сериал, и мы улеглись на кровати, прихватив чипсы.

Через два часа мне пришлось выбраться из комнаты, чтобы сходить в туалет. Во всей квартире было темно, только из-под закрытой двери гостиной по полу рассеивались цветные искорки. Громкая быстрая музыка сменилась медленной, вкрадчивой, нежной.

Чтобы не привлекать к себе внимания, я не стала включать свет и на ощупь пробиралась в ванную, лавируя между сумками и рюкзаками, разбросанными по коридору. Роберт не любил, когда я приходила на его вечеринки, поэтому я старалась не афишировать свое присутствие. Он и Мишу просил сидеть в комнате, когда не использовал ее, как прислугу, поэтому мы сегодня и устроили киномарафон. Интересно, так все старшие братья делают или это только Роберт такой придурок?

Закончив свои дела в ванной, я стала красться назад, ощупывая стены, то и дело спотыкаясь в темноте о баулы с экипировкой, и мне стоило больших усилий не чертыхаться в голос. Комната Миши, как назло, самая дальняя. На цыпочках пробравшись мимо гостиной, я пошла по коридору, все так же держась за стену, и вдруг больно обо что-то ударилась. Черт, что здесь? Кто разбросал сумки повсюду? Мысленно воя от боли, я оперлась о стену, чтобы ощупать ушибленный палец, но стена оказалась дверью – она подалась, распахнулась под моей тяжестью, и я кубарем влетела в комнату Роберта.

В первый момент вспыхнуло желание быстро убраться отсюда, и я, как ниндзя, вскочила на ноги, моментально забыв об ушибленном пальце, когда женский голос закричал:

– Роберт, кто это?

Я обернулась.

О нет.

Черт.

О нет.

Черт.

Я проклинала себя за такое простое действие, как поворот головы, потому что в ту секунду я встретилась глазами с Робертом, который был абсолютно голый и занимался… не буду говорить, чем он был занят, и не буду говорить, с кем, потому что эту брюнетку с длинными волосами я знала. Ее звали Кристина, и она дружила с одной из моих старших сестер.

Мне оставалось только пулей выскочить из комнаты.

Глава 1

– Давайте назовем имена тех самых счастливчиков, которые скоро отправятся в Стокгольм!

Декан обвел зал горящими глазами, но в ответ раздались лишь жидкие аплодисменты. Честно говоря, никто серьезно не верил в счастливую звезду, да и вообще все относились к этой поездке скептически. Жить в шведской общаге, ходить три недели в Стокгольмский университет вольнослушателем, потом писать курсовую, основываясь на полученном опыте, ну и вишенкой на торте – догонять ребят по всем предметам. Так себе удовольствие. Я точно не горела желанием ехать, а хотела лишь поскорее убраться из этой аудитории куда подальше.

Достав ручку, я стала рисовать на левом запястье круги и переплетающиеся между собой волнистые линии, как делаю обычно, когда мне скучно. А сейчас мне определенно было ужасно, невозможно скучно. Я поднесла ручку к глазам и улыбнулась. Каждый раз, когда я брала ее в руки, меня охватывало странное удовлетворение. Хотя почему странное? Очень даже понятное удовлетворение, ведь я лишила самого отвратительного человека на земле чего-то важного. Эту вещицу я стащила и не испытываю совершенно никаких угрызений совести по этому поводу.

Собственно говоря, с виду это была самая обыкновенная шариковая ручка из фанатского магазина New York Rangers, в ее верхней части из прозрачного пластика перемещался туда-сюда мультяшный хоккеист, если ручку наклонять то в одну, то в другую сторону. Особенной ее делал нанесенный под заказ текст: «Роберт, ты самый лучший на свете». Я знала, что ручка была подарком, и Роберт даже дорожил ею. Наверное, очередная поклонница решила его осчастливить сувениром. Но также я знала, что не могла оставить эту вещь у Роберта. Смотреть на это вранье было выше моих сил – потому что он не «самый лучший!», он не просто «лучший», он даже не «нормальный». Он ужасный.

Ручку я стащила еще в прошлом году, когда узнала, как он поступил со своей сестрой и по совместительству моей лучшей подругой Мишей: оставил ее одну всего через полгода, как у них умерли родители, а сам уехал по контракту в Германию играть в хоккей. Но после того, как мне открылись еще кое-какие подробности о нем, о которых я предпочла бы не знать, я поняла, что сделала правильно. И хотя мой маленький поступок не изменит придурка, по крайней мере фразы «Роберт, ты самый лучший!» он больше не увидит.

– Итак, в Стокгольм едут Елена Кузнецова, Валерия Онищенко и Мира Розова.

– Поздравляю, – прошипела мне в ухо девчонка с соседнего потока, имя которой я не знала.

Я моргнула, потом еще раз. О нет.

– Девушки, – голос декана стал торжественным и важным, – встаньте, чтобы мы вас увидели.

Две девушки поднялись. Снова раздались аплодисменты. Лену я немного знала, потому что ее знают вообще все. Она входила в студсовет, вела студенческие мероприятия и была местной суперзвездой. Что касается Леры, то ей я дала прозвище Мадонна сразу, как ее увидела. Она была очень красивая, все в ней было идеально – рост, волосы, ногти, черты лица, губы и глаза. До того, как я увидела Леру, я не знала, что существуют такие идеальные люди. Парней в нашем университете немного, прямо скажем, и все они безнадежно и глубоко влюблены в Леру. К сожалению, осознание собственной неотразимости и всеобщее внимание сделало их невыносимо самодовольными и заносчивыми. И в такой компании мне придется ехать в Швецию?

«Вселенная, почему ты меня так не любишь?» – мысленно простонала я и нехотя поднялась.

Декан вглядывался в меня, надеясь рассмотреть ликование, ну или хотя бы намек на радость, но я только кисло улыбнулась и вяло помахала окружающим. Нам дали указание зайти после лекции в деканат, чтобы взять список требуемых для визы документов, и пытка предполагаемым восторгом по предстоящей поездке закончилась.

Что я буду там делать? Тусоваться с этими девчонками я точно не собираюсь, поэтому придется бродить одной по улицам Стокгольма, ходить в бары, болтаться в местном университете. Хотя? Я закусила губу. Я что-нибудь придумаю. С тем, как себя развлечь, у меня нет проблем. Может быть позвонить Эрику? Я задумалась: у меня не было опыта, когда я встречалась бы в жизни с партнерами по онлайн-шахматам. Как будто бы я делила жизнь на оффлайн – со своими подругами – и онлайн – со своими соперниками. Но может, настало время что-то изменить? Встретиться с Эриком, чтобы вместе пить кофе, играть в шахматы, гулять и болтать на шведском. Жаль, конечно, что Миша со мной не поедет, мы вдвоем повеселились бы так, что стены домов дрожали бы еще несколько недель после нашего отъезда… Черт, вспомнила про Мишу, и настроение испортилось.

Миша недавно встретила своего идеального парня Макса и теперь все свободное время проводит с ним. У них медовый месяц или типа того, потому что они не могут оторваться друг от друга уже два месяца. Я, конечно, рада, что Миша на седьмом небе от счастья, она и в самом деле этого заслуживает, но два месяца добровольного затворничества? Слухи о том, что Макс хорош в постели, ходили всегда, но, чтобы настолько?

Бр-р-р… Я мотнула головой, пытаясь отогнать возникшую в голове картинку. Макс, кстати, один из лучших друзей Роберта, и это о многом говорит. Как говорится, с кем поведешься…

Про Арину и думать нечего, я о ней не слышала уже несколько недель, у нее начался очередной геймерский турнир, теперь не знаю, когда она вынырнет на поверхность реального мира.

В общем, может, и неплохо, что совсем скоро я покину московский унылый март и отправлюсь в… быстро проверила погоду… не менее унылый стокгольмский. Я поднесла руку ко рту, чтобы взяться за кутикулу, но потом вспомнила, что не делаю этого уже три года. Мой блуждающий взгляд снова упал на ручку, я покрутила ее в руках и написала на запястье на шведском: «Man lever bara en gång», что значит «Живешь только раз». Моя любимая фраза. Я цокнула и выудила из кармана рюкзака телефон, несмотря на предостерегающий взгляд лектора и тотальный запрет мобильников в аудитории.

Быстро посмотрела на преподавателя, он покачал головой и отвернулся: знает, что я скучаю на его предмете и что слышать не могу, как в сотый раз повторяется тема глаголов в прошедшем времени. Там, конечно, есть, от чего страдать, в шведском языке пять времен: настоящее, будущее и три прошедших. Но я давно уже разобралась, и мне было неинтересно. Открыв переписку с Мишей, все же решила послать ей сообщение:

Мира: Тебя уже нужно освобождать из сексуального рабства?

На удивление ответ пришел моментально. Странно, Миша разве не в универе?

Миша: Не завидуй.

Мира: Никогда. Я просто переживаю за тебя.

Миша: )))

Миша: Какие новости?

Мира: Еду в Стокгольм от университета.

Миша: О, здорово. Хотела бы я с тобой, но…

Мира: Не продолжай, я и так почти ненавижу Макса.

Миша снова прислала смайлик и замолчала. Наверное, все же сидит на паре и не может писать.

Тогда я открыла приложение, в котором играла в шахматы, Эрик был в сети. Отлично. «Сыграем?» —написала я ему в чат. Он прислал палец вверх. Я потерла руки и, забыв про преподавателя, открыла новую онлайн-доску. С Эриком мы познакомились полгода назад, когда я маялась от безделья на скучнейшем семинаре. Решила, что гораздо продуктивней для моего шведского найти соперника из этой страны. Так я и сделала: забила в поиск «Швеция». Я прокручивала вниз, просматривая фотографии, пока одна не зацепила меня. Симпатичный парень с копной волос медового цвета счастливо улыбался и держал в руке ладью – мою любимую шахматную фигуру. С тех пор мы играли довольно часто, но не из-за того, что он был блестящим игроком, а потому что он оказался вполне хорошим шведским парнем. А хороших людей вокруг меня было не так уж много…

Когда мне исполнилось одиннадцать, мы переехали в Москву из Воронежа, и мне пришлось идти в новую школу. Там я познакомилась с девочкой по имени Мишель. Но все звали ее Миша. Было понятно с первого взгляда, что мы с ней родственные души. Она, как и я, не могла найти среди девчонок тех, кто бы ее понимал. Я тоже особо ее не понимала – эти бесконечные разговоры о хоккее и тренировках, о матчах по телевизору или о сборах, на которые она поедет на каникулах, наводили на меня скуку. Но за хоккейной амуницией скрывалась девочка, которой хотелось приключений. А приключения – это моя суперсила. Мои идеи и ее желание попробовать все, стали основой нашей дружбы.

Хотя не могу сказать, что она была в восторге от всех моих предложений, но она шла за мной, как крысы за мальчиком с дудочкой. Иногда за наши приключения Мише прилетало от родителей, в отличие от меня. До меня дома никогда никому не было дела. Я третий ребенок в семье, точнее, третья дочь. На мне у мамы закончились силы, деньги и желание. Несмотря на то, что я очень люблю маму и понимаю ее бесконечную усталость, мне иногда кажется, ей следовало больше интересоваться мной. Отчасти поэтому я и веду себя так. Однажды Миша сказала, что я щекочу себе нервы, потому что хочу постоянно испытывать чувство опасности, а это может быть связано с возможным травматическим опытом рождения. Полная чушь, конечно, – у меня травматический опыт проживания в двухкомнатной квартире с двумя сестрами, мамой и бабушкой. Они все четверо похожи друг на друга, как матрешки, одинаково светловолосые (некоторые седоволосые, но тем не менее), высокие и крепкие – у нас финские корни. У меня вроде бы те же самые генетические вводные, но я маленькая, худая, с темными волосами и острым носом, который я втайне ненавижу. В ящике моего стола стоит банка с надписью «На нос», куда я раз в неделю кидаю мелочь, накопившуюся в кошельке.

Иногда я думаю, что меня подкинули, удочерили, подменили в роддоме, потому что я в самом деле отличаюсь от всех женщин нашего рода и внешне, и характером. Может, это и подтолкнуло моего отца бросить маму, а с ней всех нас, – то, что я так не похожа на других моих сестер? Но бабушка уверяет, что я – копия ее деда, гены которого решили проявиться именно во мне. А может, отец ушел, потому что я родилась третьей девочкой, а не мальчиком?

Так или иначе, Аня и Маша хотя бы несколько лет провели с отцом. Аня говорит, что даже смутно его помнит, и воспоминания, естественно, светлые и счастливые: он подбрасывает ее к потолку или покупает ей красный воздушный шарик. Маша хранит детскую книгу, которую, по словам мамы, ей подарил отец.

Я не храню ничего: ни воспоминаний, ни книг, ни мысли о том, что у меня в принципе есть отец. Предпочитаю думать о нем как о биологическом доноре. Точнее, так: я предпочитаю думать о нем как о чудовище, который оставил женщину с тремя детьми, девочками, младшей из которых едва исполнился месяц. Иногда мне хочется никогда о нем не вспоминать, а иной раз – найти и бросить ему в лицо все, чего я достигла, особенно в изучении шведского.

Этот язык я начала учить после того, как прочитала «Пеппи Длинныйчулок» и «Эмиль из Леннеберги» Астрид Линдгрен. Я немедленно влюбилась в этих веселых ребят и решила стать похожей на них, чему не обрадовались ни мама, ни бабушка. Мне даже не приходилось копировать шалости Эмиля или Пеппи, я без конца придумывала свои. Но нашлось и кое-что полезное в этом моем увлечении: практически сразу, как мы переехали в Москву, я уговорила записать меня на недорогие летние курсы, организованные при Шведском посольстве. Потом я стала учить язык сама, находила книги, слушала песни и смотрела фильмы. Иногда я думаю, что это наши финские корни проявлялись во мне тягой к скандинавским языкам. Не знаю, как еще объяснить свой выбор. В общем, такое необычное хобби позволяло мне теперь скучать на парах или играть в онлайн-шахматы.

Мне не хочется это признавать, но играть в шахматы я стала благодаря отцу, или, точнее сказать, вопреки. В шестом классе я записалась с Мишей в кружок по «Анатомии и физиологии человека» и ходила туда, твердо решив изобрести лекарство, которое исцелит человечество от всех болезней, но тут мама случайно обронила фразу, что отец неплохо играл в шахматы. Я сразу поняла, что мне нужно как минимум научиться хорошо играть, а как максимум – стать гроссмейстером. Гроссмейстером я не стала, но КМС по шахматам получила. В игру я втянулась, она очень подходила для моего мозга, который, казалось, всегда думал о пятистах вещах одновременно: как только я видела перед собой черно-белую доску, все отдельные нейроны собирались, как пазл, в единую команду и работали над стратегией и тактикой, атакой и защитой, чтобы я могла произнести заветные «шах и мат». Сейчас у меня не было времени тренироваться, поэтому я старалась держать форму, поигрывая на онлайн-платформах, на тот случай, если судьба когда-нибудь сведет меня с отцом, и я решусь предложить ему партию.

Честно сказать, впятером в двушке не очень комфортно жить, поэтому я делаю все возможное, чтобы убраться из дома при каждой удобной возможности. Раньше я довольно часто оставалась с ночевкой у Миши. Не могу сказать, что все были мне рады так, как Миша. Ее родители меня побаивались, мне кажется, но не могли устоять перед моей харизмой. Иначе как объяснить, что они продолжали пускать меня? Что касается ее брата Роберта… Мы с ним как две положительно, или скорее отрицательно, заряженные частицы, взаимно отталкиваемся друг от друга сразу, как только оказываемся в некоторой близости. Так сложилось буквально с первого взгляда.

Мы с Мишей тогда стояли в коридоре школы и рассматривали журнал, который она притащила, когда ее брат подошел к нам. Роберт учился в восьмом классе и показался мне ужасно взрослым и крутым.

– Миша, – его голос уже стал меняться и звучал низко, – вечером придут ребята, мы хотим поиграть в приставку.

– Но, – голос Миши дрогнул, – сегодня мой день по расписанию. Ты ведь знаешь.

Роберт пожал плечами:

– Именно поэтому я тебя предупреждаю.

– Но… – в голосе Миши зазвенели высокие ноты – предвестники слез. – Мы договорились, распределили дни. Ты уже второй раз забираешь мою очередь, а я только раз в неделю могу поиграть.

– Не переживай, – сказал ее брат и потрепал по голове. – Дам немного поиграть тебе на следующей неделе.

Я наблюдала эту сцену, и во мне закипал гнев. Как можно так обращаться с младшей сестрой? Я видела, как расстроилась Миша, как она старалась не расплакаться, и мне захотелось сделать странную вещь. То, чего я не делала еще никогда. Мне захотелось защитить Мишу и отстоять ее право на видеоигры.

– Ты не имеешь права приглашать друзей играть в приставку не в свой день, – вырвалось у меня, и я почувствовала на себе его изумленный взгляд: он даже не разозлился.

– Ты вообще кто? – спросил он. – Тебя забыли спросить.

– Мира, не очень приятно познакомиться, – протянула я. – Мишина подруга.

– И кто дал тебе право вмешиваться в наш разговор с сестрой, малявка? – прищурился Роберт. – Сначала подрасти, потом умничай.

И вот тут я поняла, что между нами никогда и ни за что не будет согласия, потому что такой, как Роберт, не заслуживает ни одного моего хорошего слова.

– Я-то подрасту, – с вызовом сказала я, – а вот ты уже не поумнеешь, к сожалению. И пока еще не поздно, лучше бы тебе отказаться от идеи тащить друзей в Мишин день.

Роберт закатил глаза.

– Короче, Миш, я тебя предупредил, – бросил он и ушел, не удостоив меня взглядом.

Во мне клокотала ярость.

– Миша, позови меня вечером в гости, – попросила я.

Она удивленно на меня посмотрела, все еще расстроенная, что сегодняшний вечер будет испорчен.

– Думаю, что нужно немного поставить на место твоего брата, – я поиграла бровями и сложила кончики пальцев вместе.

– Какие у тебя идеи? – с ужасом и предвкушением спросила Миша.

– Пока не знаю, но что-нибудь непременно придумаю.

Вечером я попросила Аню, свою старшую сестру, проводить меня до Миши. Жили мы недалеко друг от друга. Я несла в рюкзаке две книжки, которые хотела дать почитать подруге, пижаму, зубную щетку и бутылек жидкого слабительного, который стащила из аптечки в ванной. Пусть Роберт сегодня насладится игрой в приставку, сидя в туалете.

Провернула я свой план легко и быстро, в то время как Миша умирала от страха и смеха в своей комнате. Потом, пока я учила ее играть в шахматы, а она рассказывала мне про свою любимую команду, Роберт то и дело носился по коридору и хлопал дверьми. А их мама встревоженно спрашивала, что же такого он сегодня съел. Фееричным итогом вечера стало то, что друзья Роберта разошлись по домам, а мы с Мишей играли в приставку до посинения.

В общем, понятно, что с самого первого дня наши отношения не развивались в позитивном ключе. Он едва меня терпел, впрочем, как и я его. Но это продолжалось только до вечеринки, когда я вкатилась к нему в комнату. После нее я его возненавидела.

Сегодня Эрик играл неплохо. Хотя я легко читала его ловушки и знала комбинации, которые он использует. Но мои мысли утекли к Роберту, и Эрик поставил мне шах. Вот черт. Я заставила себя собраться, и партия окончилась ничьей. Я попрощалась с Эриком, а он предложил сыграть завтра еще раз. Я послала ему улыбающийся смайлик. Посмотрим.

Преподаватель в тысячный раз повторял:

– Глаголы первой группы оканчиваются на -ar. При этом окончанием считается только буква -r, которая стоит последней в слове…

Я закатила глаза – да сколько же можно талдычить одно и то же? Телефон моргнул – пришло сообщение. Спасибо, вселенная, что избавила меня от глагольной пытки.

Миша: Роберт тоже будет в Стокгольме. Мне нужно, чтобы ты передала ему кое-что.