Kitobni o'qish: «Отель Хартвуд. Настоящий дом»

Келли Джордж

Shrift:

Kallie George

HEARTWOOD HOTEL:

A TRUE HOME

Серия «Сказки о маленьких и храбрых»

Дизайн обложки: Екатерина Оковитая

Иллюстрации: Стефани Грэгин

Издается по договоренности с Folio Literary Management, LLC.

Перевод с английского языка: Нина Семенова

* * *

Посвящается Люку:
дом – там, где сердце,
а моё сердце с тобой
К. Дж.

Посвящается
Терезе и Софии
С. Г.

1
Мышка Мона

Дом – там, где сердце, – так она слыхала. Но у мышки Моны дома никогда не было, по крайней мере нигде она не задерживалась надолго. Пыльный тюк сена, заброшенное птичье гнездо, колючий подлесок – мест, где Моне доводилось обосноваться за короткую жизнь, было больше, чем усиков у неё на мордочке. А теперь, в разгар грозы, её последний дом – старый прогнивший изнутри пень – затапливало.

Когда летом она нашла этот пень с уже растущим в нужном месте столиком-грибом и ручейком неподалёку, то подумала: это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Почему какая-нибудь другая зверушка не заявила свои права на пень?

Теперь Мона знала почему. Забравшись на корень в уголке, дрожащая и перепуганная, она смотрела, как вода прибывает, бурлит вокруг постели из мха и захлёстывает стол, грозя смыть саквояж.

Саквояж – это всё, что у неё оставалось от семьи. Он был сделан из небольшой скорлупки лесного ореха, а спереди было вырезано крошечное сердечко. Мона потянулась к нему.

«Пора опять сниматься с места», – подумала она, тяжело вздохнула и, крепко ухватившись за ручку саквояжа, выбралась из пня и побрела сквозь грозу.

Дождь молотил по деревьям Папоротлеса, который ещё только начинал загораться красками осени. Мона мгновенно промокла насквозь – от носа до хвоста. Лапки на каждом шагу вязли во влажной земле.

«Куда же мне пойти?» – гадала она. Справа была ферма, но очень далеко, и там жил кот. Мона знала об этом, потому что уже пыталась там поселиться. Оставалось либо повернуть налево, либо двигаться прямо.

Она уже собиралась сделать шаг вперёд, когда… БАБАХ!

Вспыхнула молния, и Мона подскочила. Что ж, тогда налево. Она углубилась в лес, прыгая по прутикам и листочкам, чтобы не касаться грязи.

Вот бы найти камень, под который можно забраться, или кучку грибов, или пустой ствол дерева. Но ничего такого видно не было. И ни следа других животных. «Наверное, все попрятались по домам, – подумала Мона, – и укрылись от грозы».

Вскоре вода стала заливать ей уши. Мона вытряхивала капли, но от этого лишь отчётливее слышала ужасные раскаты грома. Ветер свистел, кружил и хлестал, принося с собой вой. «Волки!»

Мона пискнула и заторопилась. Волки завыли снова. Звук нёсся издалека, но волки есть волки, и любая маленькая зверушка боится их. Они – охотники, и доверять им нельзя. Хуже волков нет ничего.

А дождь ещё усилился. Неужто вот так всё и закончится – Мону, как и её семью, смоет грозой? Вот бы ухватиться за чью-то лапку, услышать от кого-то, что всё будет хорошо… Но Мона была одна.

А потом она наконец кое-что заприметила: огромное дерево, которое поднималось так высоко, что даже нельзя было разглядеть верхушку. И ствол был пустым внутри! Мона поспешила к отверстию в коре.

Но тут же поняла, что это – дом не для мышки. А для медведя. Никакого медведя внутри не было, и похоже, уже давно. Но всё же в воздухе висел слабый запах шерсти, рыбы и ягод, и Мона поняла, что не сможет спокойно уснуть. А если медведь вернётся? Хотя медведей она не боялась так сильно, как волков (ей даже довелось какое-то время жить рядом с одним, и в качестве еды ему больше нравились ягоды, чем Мона), её не радовала мысль делить с таким зверем его берлогу.

Так что Мона неохотно выбралась наружу – обратно в грозу.

Путь ей преградил ручей, от дождя превратившийся в настоящую реку. Мышка попыталась сообразить, как переправиться на другой берег. Через ручей был перекинут прутик. Мона хорошо умела удерживать равновесие – как и все мыши – и уже почти достигла противоположного берега, когда, посмотрев наверх, увидела в тёмных кустах чьи-то глаза!

Светящиеся волчьи глаза! В этом не было никаких сомнений. И не одна пара, не две и не три, а столько, что Мона и сосчитать не могла. Её сердце подскочило к горлу, лапки соскользнули с прутика и…

Плюх!

Она упала в воду.

Шшшухх!

Вот так вместо волков мышку поглотил поток – раздался всплеск, и вода понесла её прочь.

Вода залилась Моне в рот, она кашляла и отплёвывалась. Отчаянно вцепившись в саквояж, который держался на поверхности, мышка помчалась вниз с холма, мимо кустов и зарослей папоротника, мимо камней и корней, всё глубже в лес.

Ручей уносил её все дальше и дальше. Мона забралась на саквояж и смотрела, как деревья вокруг становятся всё более искривлёнными и замшелыми. «Должно быть, это самое сердце леса», – подумала она. Место, где она никогда не бывала.

Наконец поток замедлился, превратившись в озерцо, которое сдерживали несколько толстых корней. Один из них как будто тянулся к ней, словно лапа помощи, и Мона, ухватившись за него, выбралась из воды.

Мышка ахнула. Перед ней возвышалось ещё одно огромное дерево. Даже не просто огромное, а… величественное.

Гигантские ветви венчали его верхушку, точно корона. Золотистые листья не пропускали дождь и ветер. Мох между корней рос так аккуратно, будто кто-то посадил его там и подстриг. Может, так оно и было… Потому что на стволе, прямо над головой Моны, было что-то вырезано.

Это было точно такое же сердечко, как у неё на саквояже, только в центре этого сердца имелась надпись: «ОХ».

«Что бы это могло значить?» – задумалась Мона.

Она не могла устоять перед искушением. Мышка медленно поднялась на цыпочки и коснулась сердца.

ЩЁЛК.

Сердечко вдавилось внутрь, и в стволе распахнулась дверца.

2
Фестиваль желудей

Пискнув от изумления, Мона шагнула внутрь – к теплу, свету и изумительному аромату жареных желудей.

Внутри ствола оказался просторный зал (а для мышки – даже очень просторный!): здесь могла уместиться компания небольших зверушек. Напротив двери располагался каменный очаг, он не горел, но был украшен гирляндой из разноцветных листьев. Перед ним был расстелен коврик из мха, а вокруг стояли диваны и кресла из прутиков, обитых всё тем же мхом. Слева располагалась длинная деревянная стойка, на ней лежала большая книга и карандаш из веточки. А с потолка свисали подсвечники-кольца со свечами, которые давали мягкий золотистый свет.

Моне в жизни не приходилось бывать в таком чудесном месте.

«Кто же здесь живёт?» – удивлялась она. Но рядом не было никого, кто мог бы ответить на этот вопрос. Хотя из-за очага доносились слабые отголоски музыки и смеха.

Мона сделала ещё несколько шагов по залу и заглянула в открытую дверцу рядом с камином. Звуки доносились оттуда. Мона двинулась в ту сторону, но замерла. В конце концов, она же была мышкой, и ей приходилось всегда быть начеку. Она с подозрением принюхалась.

Аромат еды усилился. Уж наверняка животные, которые жарят жёлуди, не представляют никакой угрозы. И тут краем глаза Мона увидела надпись над очагом. До того мышка её не замечала, потому что надпись наполовину скрывалась под гирляндой из листьев. Но теперь Мона могла прочесть:

МЫ ЖИВЁМ ПО ПРАВИЛУ
«ЗАЩИЩАЙ И УВАЖАЙ»,
А НЕ «КЛЫКИ И КОГТИ»

Мона с облегчением доверилась носу и ушам, прошла в дверцу и дальше, по короткому коридору, тоже украшенному гирляндами, к очередной двери – эта была куда больше, и табличка на ней гласила: «БАЛЬНЫЙ ЗАЛ». Дверь была приоткрыта, так что Мона скользнула внутрь.

Её глазам открылось очередное чудесное зрелище – и гораздо более живое! Кролики, хомяки, белки, ежи, птицы! Даже ящерица. И – самый большой из всех – барсук! Не перепачканные грязью и мокрые, как она, а нарядные и танцующие, поедающие вкусную еду и смеющиеся. Мона покрепче прижала к себе саквояж и восхищённо огляделась. В лесу ей лишь изредка доводилось столкнуться с несколькими животными за раз, и уж точно она никогда не видела стольких в одном месте.

У одной стены стоял стол, который ломился от угощения: грибы, ягоды можжевельника, корни солодки и жёлуди – о, жёлуди! В виде пюре, приготовленные на пару, жареные, в супе – столько видов, что Моне даже не удалось узнать все кушанья! А в центре стола стояли гигантские соты с чашками вокруг, чтобы можно было зачерпывать и пить мёд.

Неподалёку висел плакат: «ПЕРВЫЙ ФЕСТИВАЛЬ ЖЕЛУДЕЙ: ОТМЕЧАЕМ ПРИХОД ОСЕНИ», – а на маленькой сцене под ним пели три прекрасные тёмно-синие птички. Их песня подошла к концу, и зал заполнился аплодисментами.

– Спасибо! Спасибо! – произнёс один из певцов. – Мы – «Синеспинные певуны на бис», и для нас большая честь дать здесь последний концерт перед отлётом на юг. Мы счастливы, что вас так много, несмотря на грозу. А теперь, пускай снаружи льёт дождь, мы подарим солнечное настроение и порадуем вас одной из наших любимых мелодий: «Луна, сияй, солнце, вставай!»

Снова загремели аплодисменты, зазвучали одобрительные выкрики и свист. Птички грянули новую песню, и звери опять пустились в пляс, а у Моны голова шла кругом. Что все они здесь делают? Откуда они пришли?

Её размышления прервал чей-то голос:

– Приветствую, мисс мышка! – Перед ней остановилась и вежливо поклонилась ящерица. – Вам нужна была помощь и вы не получили её? Приношу свои извинения. Меня зовут Жиль. Что я могу для вас сделать?

Мона заметила, что на шее у ящерицы галстук-бабочка, а ещё – большой ключ из дерева с навершием в форме сердца. Ящер выглядел буквально начищенным до блеска – он так переливался зелёным, будто отполировал свои чешуйки и не очень-то хотел приближаться к грязной лужице, которая натекла на пол вокруг Моны.

– Я… я… – забормотала мышка.

– Боюсь, мест нет. На фестиваль Желудей начали присылать заявки несколько месяцев назад. Да нас просто завалили просьбами забронировать номер! И вам следовало бы отправить подобный запрос.

У Моны прорезался голос:

– Я не знала. Я никогда не бывала здесь прежде. А где… где я?

– Где вы?! Ба, мисс мышка, да это же отель «Хартвуд».

– И что же это такое? – спросила Мона.

– Всего-то-навсего один из лучших отелей в окружающих лесах! – воскликнул Жиль. – Мы принимали таких гостей, как гонщик-чемпион кролик Рэндольф и герцогиня белка Генриетта Третья. У нас проходила свадьба богатейших скунсов в этом лесу, а ещё каждый сезон мы проводим тематический фестиваль. Стоит ли говорить о том, что у нашего отеля репутация прекрасного места для отдыха и расслабления. – Язык ящера выскочил изо рта, втянулся обратно, и Жиль продолжил: – Ба, да ни одно другое место не гарантирует вам защиты от волков, койотов и пум. «Спите в безопасности, ешьте на все деньги и будьте счастливы в „Хартвуде”». Это девиз мистера Хартвуда – один из многих. Пожалуйста, только не говорите ему, что вы о нас не слышали. Он во всём обвинит «Шишкину прессу». Они до сих пор не разместили обзор нашего отеля. Французских – да, итальянских – пожалуйста, но «Хартвуда»? Нет и нет.

– «Шишкина пресса»? – прогремел чей-то голос. – Вот и появился наконец их неуловимый репортёр?

Возле дверей к ним присоединился не кто иной, как крупнейший зверь в зале – а может, и самый старый, подумала Мона, глядя на его сгорбленную спину. Это был барсук, с блестящим чёрным мехом и маленьким жилетом под пиджаком. На его массивной шее висел не один деревянный ключ, а целое ожерелье.

Мона затрепетала. Барсуки не всегда добры к мышам, и конкретно этот исключительно сурово посмотрел на неё сверху вниз.

– О нет, сэр, – произнёс Жиль. – Это не репортёр. Это мисс… – Тут он замялся: – Поверить не могу, что не спросил вашего имени.

– Мона, – подсказала мышка.

– Мисс Мона хотела бы получить номер, но я сообщил, что все уже забронированы, мистер Хартвуд, сэр, – отрапортовал Жиль.

– А, ясно. – Барсук принюхался, и его большущие ноздри широко раскрылись.

Мона с трудом сглотнула:

– О, прошу вас, мне негде остановиться. Мой дом смыло дождём. Пожалуйста. Мне… Мне кажется, там, снаружи, волки.

– Уж точно не поблизости, – фыркнул барсук. – Мы не видим этих зверюг в нашей части леса. Они живут в Большом лесу, за Папоротлесскими холмами.

– Нет-нет, не поблизости, – согласилась Мона.

Мышка видела волков до того, как её унёс ручей. Это было в Папоротлесских холмах? Она не знала, какая часть леса как называется.

– Ясно, – повторил барсук, подкручивая свои белые усы, после чего заметил саквояж и всмотрелся повнимательнее: – Сердце. Какое совпадение! – И он снова уставился на Мону.

– Этот саквояж со мной всю жизнь, – объяснила Мона. – Он принадлежал моей семье.

– И где она сейчас?

– Я потеряла её давным-давно, во время такой же сильной грозы, как эта…

– Потеряли, действительно? – Мистер Хартвуд потянул себя за усы, в его взгляде читалась озабоченность: – Так с грозой и бывает: не раз, а два угрожает…

Судя по виду, барсук собирался сказать что-то ещё, но вместо этого просто дёрнул себя со всех сил за усы, а затем оглянулся на танцующих зверей и бросил взгляд на пол, усыпанный кусочками еды:

– А, крошки. Здесь их немало, но и больше бывало. Вечер за вечером поделать с ними нечего. Из вас помощник, конечно, невеликий, но лишняя пара лап есть лишняя пара лап. Жиль, займись. Отведи её к Тилли.

Мистер Хартвуд кивнул, растянул рот в улыбке и вернулся к гостям.

– Ну, скажу я вам… – Хвост ящера дёрнулся.

– Что он имел в виду? – пропищала Мона. – Я ничего не поняла.

– Мистер Хартвуд позволит вам остаться на ночь, если вы не против прибраться после вечеринки вместе с Тилли, нашей горничной. Вероятно, упоминание о волках сыграло свою роль. У мистера Хартвуда слабость к мелким зверушкам, попавшим в беду, а вот волков он недолюбливает. Понимаете, они утащили его супругу, когда она поехала навестить сестру. Потому-то он и открыл отель – чтобы создать такое место, где животные, особенно путешественники, могли бы остановиться и чувствовать себя в безопасности. Хотя иногда он, как мне кажется, забывает, что это всё же отель, а не тихая гавань для всякого вымокшего усатика. Разумеется, я не хотел проявить неуважения к вам, мисс мышка. В любом случае, пойдёмте со мной.

– Благодарю вас, – произнесла Мона.

– Пока не стоит, – отозвался Жиль, открывая дверцу пошире. – Вы ещё не видели Тилли.

3
Проблемы с Тилли

Следуя за Жилем, Мона покинула весёлые танцы и вернулась в лобби, к освещённой свечами лестнице у камина. Было видно, что в отеле много этажей.

– Идёмте, идёмте. – Ящер поманил её лапой. – Тилли на кухне.

Жиль и Мона спустились на этаж ниже, а там прошли до самого конца коридора. Ящер толкнул распашную дверь, и мышка увидела помещение, которое было меньше и лобби, и тем более бального зала, но все же больше любого из прежних укрытий Моны.

Кухню наполняли ещё более аппетитные запахи. Корзинки с орехами и ягодами свисали с корней в потолке над длинным столом, ломившимся от горшков и мисок, ложек и подносов. Большие кухонные шкафы были утоплены в земляные стены; некоторые отделения были распахнуты, открывая взору стопки тарелок и кувшины с сухими семенами и всевозможными травами. В мойке, сделанной из большой ракушки, возвышалась гора грязных кастрюль и сковородок. В углу был очаг, а над ним висел котёл, в котором бурлило желудёвое варево.

Упитанная дикобразиха помешивала варево своей длинной иглой. Повариха была не одна. За столом сидела, отщипывая кусочки от гигантского пышного пирога, рыжая белка с пушистым хвостом.

– Не суй свои пальчики во всё подряд, Тилли, дорогуша, – проворчала дикобразиха. – Тут должно остаться для мистера Хартвуда. Ты знаешь, как он успевает проголодаться на вечеринках.

– Да, мисс Колючклз. – Белка неохотно отставила блюдо. – Но после вечеринки… мне же нужно будет убираться. Я просто не успею чего-то поесть.

– Я приберегу для тебя несколько кексов с семечками, дорогуша.

– Мне больше нравится желудёвое суфле, – пробормотала белка достаточно громко, чтобы её услышали.

«Суфле? Должно быть, именно так называется этот пирог», – подумала Мона.

– Оно для гостей, и ты это знаешь, – отозвалась дикобразиха, поворачиваясь к белке и потрясая иглой-мешалкой.

В этот момент она увидела Жиля и Мону:

– Это ещё что такое? Жиль? Кого ты сюда привёл? Уж точно не гостью.

– Само собой, нет. – Жиля как будто оскорбило это предположение. – Это новая горничная, Мона. Мона, это мисс Колючклз, наша кухарка.

– Здравствуй, голубушка, – произнесла дикобразиха.

– А это, – продолжил Жиль, указывая на белку: – Тилли.

Мона протянула лапку.

Но Тилли не протянула свою в ответ. Вместо этого она распушила хвост:

– Новая горничная?

– Только на этот вечер, – объяснил Жиль. – Она поможет тебе прибраться после вечеринки. В любом случае это приказ мистера Хартвуда, а не мой. Он хочет, чтобы ты показала ей, где взять щётки и передник.

– Мышь? Помощница? Мыши слишком малы, чтобы быть горничными. – Хвост Тилли распушился ещё сильнее и сделался больше её самой. – И она не сможет никому помочь сделать что-то чище. Только грязи нанесла!

– Это твои проблемы, а не мои, – заявил Жиль и направился к выходу из кухни, но не раньше, чем дикобразиха попросила:

– Если ты возвращаешься наверх, то захвати суфле, пока Тилли не слопала его подчистую.

– Я встречаю гостей. Подавать еду – не моя работа, – пробурчал Жиль, но всё же забрал суфле и удалился.

Тилли даже не протестовала, когда её разлучили с любимым лакомством. Она по-прежнему поедала Мону глазами, да с таким свирепым видом, что мышка невольно затрепетала.

Мона опустила глаза: её лапки и правда до сих пор были очень грязными.

– Была гроза, – пробормотала она.

– О, дорогая! Ах ты бедняжка, – разразилась потоком сочувствия мисс Колючклз. – А где чистая тряпка?

Дикобразиха открыла шкафчик под раковиной и порылась там. Она достала тряпку, на вид сделанную из мягкой коры, и вручила её Моне, которая быстро вытерла лапки и даже хвост.

– Ну вот, так куда лучше, ведь правда, голубушка? Мона, да?

Мышка кивнула, возвращая тряпку.

– Очень милое имя – как раз для такой хорошенькой малышки. Знаешь, мне кажется, у меня ещё остался пирог с сырной крошкой. Хочешь чуточку? Это самое любимое блюдо наших гостей-мышей.

Тут вмешалась Тилли:

– Не время есть. Вечеринка скоро закончится. А у меня теперь и работы прибавилось: водить её тут и показывать всё…

– Ох, Тилли, цыц! – возмутилась мисс Колючклз. – Прояви хоть немного дружелюбия. Тебе-то уж стоило бы, учитывая, что…

Тилли не издала ни звука. Повисла долгая пауза, но мисс Колючклз не стала заканчивать фразу, а лишь произнесла:

– О, Тилли. День у всех нас выдался длинным, не так ли?

– Так, мисс Колючклз, – наконец согласилась белка.

Дикобразиха повернулась к Моне и объяснила:

– Миссис Торгинс, экономка, приболела, а это значит, что у нас теперь в два раза больше работы. А с этой вечеринкой… Да, содержать в порядке такой большой отель нелегко, это уж точно.

– Обычно я и сама со всем справляюсь, но только не во время фестиваля, – хмыкнула Тилли, затем снова глянула на Мону и вздохнула: – Что ж, лучше нам и правда добыть тебе передник.

– Съешь пирог попозже, голубушка, – сказала мисс Колючклз, и Мону снова повели прочь.

Оставив саквояж в комнате Тилли («Видимо, придётся тебе переночевать у меня», – сказала та), мышка следом за белкой миновала ещё несколько комнат и коридоров, в итоге оказавшись в кладовой, откуда Тилли извлекла метлу, совок и передник.

Передник был просто огромный, и Моне пришлось несколько раз обернуть тесёмку вокруг талии, прежде чем завязать её. К тому же передник оказался таким длинным, что мышке только и оставалось надеяться, что она на него не наступит.

– Мне нужен ключ? – спросила Мона, указывая на тот, что висел на шее Тилли.

Ведь ключ был и у Жиля. А у мистера Хартвуда их имелось целое множество.

– Пфф! – фыркнула Тилли. – Тебя наняли всего на один вечер. Ключи – для настоящего персонала, например для меня. А твоя задача – прибраться только в бальном зале.

«Только» в бальном зале, ну да!

Зал, в котором оставались лишь несколько гостей, подъедавших остатки со стола, теперь казался куда больше, чем раньше. И мусора в нём было тоже намного больше, чем раньше. Крошки кексов с семечками вместе с кусочками грибов и желудей усыпали сучковатый деревянный пол. Моне пришлось вымести всё это метлой – засушенным одуванчиком, перевёрнутым вниз головой. Как и передник, одуванчик был великоват, но ей удалось ухватиться за ручку пониже. Мышка высыпала крошки в ведро, хотя она так проголодалась, что с удовольствием съела бы их.

А ещё повсюду был мёд! Тилли дала Моне тряпку и скорлупку с мыльной водой, но оттирать его было очень трудно.

Ночь выдалась долгой – и особенно из-за Тилли. Всё, что делала Мона, для неё было недостаточно хорошо.

– Всё равно липко, – говорила она, отрываясь от собственной работы, и заставляла Мону возвращаться и снова оттирать медовые пятна.

Всё это время за окнами бушевала гроза и ветер гремел ставнями бального зала. Несмотря на тяжёлую работу, Мона была рада находиться в тёплом помещении. Труд был почти непосильным, но сколько же чудесного было вокруг! Красные ягоды боярышника, свисавшие с потолка яркими гроздьями, которые снимала Тилли. Инструменты на сцене, сделанные из тростинок и стручков: они брякали и постукивали, когда Тилли их двигала. Плетёные шлёпанцы с лямкой из ивовой лозы, забытые каким-то гостем и найденные Моной в углу. И самое прекрасное – солнечно-жёлтые листья, которые Мона помогала Тилли расставлять по желудёвым вазам на столах, чтобы приветствовать гостей поутру.

Ночь завершилась кусочком сырного пирога. Так что, когда Мона укладывалась спать в комнате Тилли на свободной постели из перьев – самой удобной из всех, что у неё когда-либо были, – громкий храп белки её не беспокоил.

Тилли оставалась сварливой, даже когда спала, но сама Мона сварливой не была вовсе. И, когда маленькая мышка наконец уснула, её сновидения наполнили не лесные страхи, а чудеса отеля «Хартвуд».

Bepul matn qismi tugad.