Kitobni o'qish: «Не такой, как все»

Гулкий стук яростно бьющегося сердца шумит в ушах. Кровь приливает к голове, а тело покрывается липким потом. Мучительный страх и тупая боль безжалостно убивают душу. Сокрушают. Давят. Оглушают. Уничтожают надежду на будущее. Я чувствую, как моя жизнь разрушается, засыпая всё тяжёлыми осколками. Мне не собрать мир воедино. Равнодушный врач обычной детской поликлиники безучастно повторяет вердикт:

– РАС.

Расстройства аутистического спектра. Всего три слова, а столько страданий. Столько сломанных жизней и искалеченных судеб. Мой малыш. Мой драгоценный долгожданный обожаемый сынок неизлечимо болен. Он не такой, как все. И никогда не будет. А я верила. Надеялась. Ждала чуда и волшебных слов: «Всё в пределах нормы, просто такой характер».

– Вы меня слышите? – безразлично спрашивает детский психиатр.

Да… Но лучше бы я не слышала. Я как русалочка, готова отдать злой морской ведьме голос, слух, и даже зрение, лишь бы не стоять в полупустом кабинете, крепко обнимая единственного ребёнка. Увы. Теперь я знаю правду и не знаю, что с ней делать.

Как же так? Почему? Почему идеальная беременность, лёгкие роды обернулись такой трагедией? Я крепко прижимаю затихшего мальчишку. Долгая многочасовая истерика наконец-то закончилась, забрав все силы у трёхлетней крохи. Утыкаюсь носом в кудрявую макушку и делаю глубокий вдох. Ты всё ещё так сладко пахнешь, малыш. Молочной карамелью. Чистый детский аромат. Я хорошо помню, как впервые прижала кряхтящий свёрток к груди. Такой маленький, беззащитный. И любимый. Огромная волна беззаветной любви накрыла с головой и я с радостью утонула в омуте самого светлого и доброго в мире чувства. В тот день моя жизнь разделилась на «до» и счастливое «после». Но… Как же я устала.

Что-то не так… Я понимала это практически с самого рождения моего золотого мальчика. Мой сладкий зайчик почти не спал. Часами бодрствовал и кричал. Бесконечная пытка. Громкие истошные вопли длились целыми днями и ночами, разрывали душу на части. Разум, сознание и чувство ответственности иногда покидали меня. Всё, что я хотела – тишина…

И она пришла. Ужасная тишина. Будьте осторожны со своими желаниями. И никогда не произносите их вслух. Ибо они могут сбываться. Сколько раз я затыкала уши и в отчаянии кричала, что не хочу слышать Тимошу… И теперь не слышу. Любимый малышок не говорит. По возрасту давно пора. Соседская девчушка тараторит без умолку, рассказывает стихи, поёт забавные песенки и постоянно хохочет. Сын подруги бесконечно носится по площадке и собирает толпы ребятни. Да и другие детки ведут себя иначе.

А мой милый ангелочек не улыбается в ответ. Игрушки ему совсем не интересны, но зато грязный обломанный камешек или обычную обязательно чайную ложку он готов рассматривать часами. Малыш не отзывается на имя. Я надеялась, что у нас всего лишь проблема со слухом. Нет. Сурдолог вынес вердикт: здоров. Сынок не любит незнакомцев, не смотрит в глаза. Может часами сидеть, глядеть в одну точку и громко кричать, но звуки никак не формируются в слова. Тимофей как будто живёт в своём мире. Просто он не такой, как все… Теперь уже официально.

– Мамочка, вы где? – мужчина в белом халате сухо обращается ко мне.

– Что же мне делать? – едва слышно произношу теперь главный для меня вопрос. А про себя поговариваю другие. Куда идти? К кому обращаться? Как? Когда? Мрачная бездна бессильного отчаяния уже раскрыла ненасытную пасть. Тьма и безысходность жрут мою душу, безжалостно уничтожая свет, надежду и доброту. Наше будущее умерло. Только что. Никаких жили долго и счастливо.

– Вот вам рецепт на препараты и назначения. Необходимо пройти дополнительное обследование и начинать собирать документы, – в голосе доктора нет ни капли сочувствия. Какой странный. Врач протягивает целую кипу маленьких бумажонок.

– Какие ещё документы? – машинально переспрашиваю.

– Для МСЭ, – короткий ответ мужчины не приносит ясности. А только запутывает. Что это значит?! Честно говоря, мне всё равно. Ужасная боль раздирает на кусочки. И я плевать хотела на всякие сокращения.

– Вы инвалидность оформлять будете? – не унимается психиатр, ещё больше терзая израненное сердце.

– Я не знаю… – растерянно отвечаю врачу и крепче прижимаю Тимошу. Может, мои объятия защитят малыша от равнодушия. Но кто меня защитит от боли?

– А нам дадут? – я спрашиваю, но никак не могу собрать мысли в кучу.

– Обследование покажет, – коротко бросает медик и замолкает. Вам нас совсем не жалко? Гнетущая тишина опускается на крохотный приёмный кабинет.

– Эх… – тяжело вздыхает доктор, снимает очки и трёт переносицу ладонью. – Вы уже пятые за сегодня с таким диагнозом. Как вас зовут?

Я удивлённо смотрю на мужчину. Немного мятый, но чистый белоснежный халат. Редкость для районной поликлиники. Красные от недосыпа и компьютера глаза. Голубые, как у Тимоши… И взгляд добрый, понимающий. Вроде бы. Но есть что-то странное в облике врача. Такое чувство, словно проявление эмоций даётся парню с большим трудом. Лицемер!

– Олеся я, – едва слышно шепчу, но заметив приподнятую бровь врача, быстро поправляюсь. – Олеся Сергеевна.

– Послушайте, Олеся Сергеевна, я понимаю, что вы сейчас в глубоком шоке. Вам нелегко принять диагноз. Но я хочу вам сказать… – мягко говорит психиатр, голос мужчины становится совсем другим. Ласковым и сочувствующим. Надо же… И вовсе вы не бессердечный. Сеточка неглубоких морщинок лёгкой паутинкой разлетается от глаз ещё очень молодого парня. Просто уставший и очерствевший. Человек каждый день пропускает через себя слишком много горя. Издержки профессии. Наверное. И всё равно, странный какой-то! Не от мира сего. Другой!

– РАС это не приговор. Есть лечение и реабилитации. Интенсивные терапии, – врач протягивает мне небольшую визитку. – Возьмите. Это центр помощи для особенных детей. Позвоните, когда отойдёте от шока.

Я осторожно беру белый бумажный прямоугольник и выдыхаю единственный вопрос:

– Скажите… А Тимофей сможет стать нормальным?

– Я не экстрасенс, Олеся Сергеевна… Всё зависит от глубины болезни и ваших усилий, – взгляд мужчины снова становится равнодушным. – Следующий.

Я безвольно выпадаю в коридор. Ноги и руки нервно трясутся, а спящий малыш прижимается и тяжело посапывает. Бедный ребёнок настрадался сегодня… Уморился. С трудом выползаю на улицу. Яркое майское солнце встречает нас тёплыми лучами. Солнечные зайчики скачут по асфальту. Ласковый ветерок шелестит в нежно-зелёных кронах только что распустившихся берёзок. Сладкий аромат сирени и черёмухи чарующей дымкой окутывает город. Нарядные девушки бегут по улочкам, стуча каблучками. Бесшабашные мотоциклисты гарцуют по проспекту, показывая всю прыть мощных движков. И даже вечно мёрзнущие бабушки сняли шерстяные вязаные шапки и тяжёлые пальто. Весна у всех снаружи и внутри. Кроме меня. На сердце вечная мерзлота и боль. Я слышу музыку и счастливый смех. Наверное, парк уже открылся… Парк Гагарина, любимое с детства место. Американские горки, ракушки, батуты и колесо обозрения. Господи… Как же я мечтала отвести Тиму в это сказочное место. Забудь! Всё. Ничего уже не будет. Слёзы отчаяния застилают глаза. Нет, не сейчас! Поплачу дома!