Kitobni o'qish: «Погоня за счастьем»

Shrift:

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Глава 1

– Ты не слишком любишь свою мать, верно, мальчик мой?

Линкольн Росс Бернетт, семнадцатый виконт Кембери, с любопытством уставился на тетку, сидевшую напротив на мягком сиденье дорожного экипажа, уносившего их по крутым дорогам Шотландского нагорья. Вопрос не казался чем-то из ряда вон выходящим, по крайней мере для него. Однако, задай его кто-либо другой, виконт просто-напросто сделал бы вид, что не слышит.

Его тетя Генри, – только мужу и племяннику было позволено звать ее именно так, – была милой дамой ангельского вида лет сорока пяти. Несколько рассеянная и легкомысленная, можно сказать, ветреная, что делало ее еще прелестнее. Правда, на первый взгляд в ней не было ничего особенного: маленькая, пухленькая, с круглым лицом, обрамленным пушистыми золотистыми локончиками. Эдит, ее дочь, уродилась в мать. Настоящая копия, только гораздо моложе. Но, даже не будучи классическими красавицами, они неизменно трогали сердца бесчисленных поклонников, не говоря уже о том, что каждая обладала массой подкупающих качеств.

Линкольн любил обеих. Именно они стали его семьей, а не та женщина, которая все эти годы мирно жила в Шотландии, после того как девятнадцать лет назад отослала его в Англию, к дяде. Тогда ему было всего десять. Одинокий, несчастный мальчишка, оторванный от единственного дома, который считал своим, и попавший к чужим, незнакомым людям.

Но Бернетты не долго оставались чужаками. Они с самого начала приняли его как сына, хотя у самих тогда не было своих детей. Эдит родилась через год после его появления, и, к несчастью, вскоре выяснилось, что она останется их единственным ребенком. Неудивительно, что дядя Ричард решил сделать его своим наследником и даже сменил фамилию племянника, чтобы имя Бернеттов сохранилось вместе с титулом.

Кажется, все это не должно было бы задевать Линкольна. В Англии он прожил немного дольше, чем в Шотландии, давно распростился с шотландским акцентом и настолько освоился в светском обществе, что никто не принял бы его за шотландца. Все считали, что Росс – его второе имя, а не настоящая фамилия.

Нет, все это не должно было ни на йоту волновать его, но отчего-то волновало. И пусть он никому не выказывал ни обид, ни горечи и до этого момента был совершенно уверен, что никто ничего не замечает, оказалось, что это не так. Вопрос тетки застал его врасплох. Значит, она подозревает правду?

Как ни странно, но одним из свойств тетки, которыми неизменно восхищался Линкольн, была беззаветная самоотверженность во всем, что касалось здоровья и благополучия членов семьи. Стоило кому-то заболеть или попасть в беду, она превращалась в не терпящую возражений властную женщину, и сам Линкольн немало дней провел в постели с простудой, чтобы не испытать это на собственной шкуре. И если при этом тете Генри старались объяснить, что это ее не касается, она не успокаивалась, пока не поставит на своем. Тут был именно такой случай. Но его чувства к матери – только его дело. И ничье другое.

Вот и сейчас, не собираясь ни с кем откровенничать и признаваться в собственных чувствах, он уклончиво спросил:

– Что внушило тебе эту мысль?

– Посмотри на себя! С тех пор как мы покинули дом, ты на себя не похож! Мрачный, задумчивый, угрюмый, – ты в жизни таким не был! И все время молчишь! Словечка не проронил с той минуты, как Эдит задремала.

К счастью, Генриетта, сама того не подозревая, дала ему идеальный предлог для отговорки.

– Мне о многом пришлось поразмыслить с тех пор, как ты объявила, что в этом сезоне Эдит впервые собирается выйти в свет со всей подобающей пышностью, и именно мне придется быть ее спутником на балах и раутах! Черт возьми, я просто не знаю, что полагается делать спутнику молодой барышни, пустившейся на охоту за мужем!

– Вздор, ничего сложного в этом нет. Ты и сам чересчур затянул так называемую охоту и постоянно отговариваешься тем, что до сих пор никто не привлек твоего внимания. Тебе давно уже следовало иметь троих-четверых детишек, но нет! Недалек тот час, когда ты приобретешь репутацию закоренелого холостяка! Ты не торопишься с выбором жены, и многие мужчины тебя поймут. Но Эдит не может ждать. Поэтому вы вместе достигнете цели. Блестящий план, и ты сам это понимаешь. Надеюсь, ты не передумал?

– Нет, но…

– Но я больше слышать ничего не хочу. Кстати, ты не ответил на мой вопрос, – напомнила Генриетта.

– Почему же, ответил и, если ты не удовлетворена, могу по крайней мере заверить, что волноваться не о чем.

– Чушь! – снова не согласилась тетка. – Да, я не приставала к тебе, требуя объяснить, какую дорогу ты изберешь в жизни, не навязывала своих мнений, но это еще не значит, что буду равнодушно смотреть, как ты спокойно идешь ко дну. Поверь, меня безмерно огорчат твои неудачи.

– Безмерно?

Линкольн поднял брови и, не в силах сдержаться, расплылся в улыбке. Тетка негодующе фыркнула:

– И нечего мне зубы заговаривать! На этот раз тебе не удастся уйти от разговора.

– Хорошо, – вздохнул Линкольн, – так и быть: что привело тебя к тому поразительному заключению, что я не люблю свою мать?

– Возможно, тот простой факт, что за девятнадцать лет ты ни разу ее не навестил.

Суровая красота горного пейзажа, окружавшего карету, разрывала сердце Линкольна. Как давно память не возвращала его к былому! Шотландское нагорье оказалось таким же диким и прекрасным, как в его воспоминаниях, и Линкольн вдруг осознал, что тосковал по родине больше, чем ему представлялось, судя по тому, как потрясла его встреча с давно знакомыми местами. Но даже этого оказалось недостаточно, чтобы привести его сюда на несколько лет раньше.

– Какой смысл было приезжать сюда, если сама она довольно частый гость в Англии? – возразил он.

– И у тебя как раз в это время обычно находятся неотложные дела в других графствах, – проницательно заметила тетка.

– Срочные обстоятельства, – пояснил он, хотя, судя по выражению лица, тетка ни на миг ему не поверила.

– Ну да, а по-моему, ты скорее согласился бы выдернуть себе зуб, чем лишний раз встретиться с матерью.

– Так уж сложилось, что она всегда появляется не вовремя.

– Скажи уж, тебе приходится срочно придумывать предлог для бегства, причем не всегда убедительный. Боже, в жизни не думала, что увижу, как ты краснеешь, мальчик мой. Не в бровь, а в глаз, верно?

Под насмешливым взором тетушки Линкольн, разумеется, побагровел еще гуще, но голос тем не менее звучал весьма сухо:

– Думаю, наш разговор ни к чему не приведет, тетя Генри. Лучше оставить эту тему, пока Эдит не проснулась.

Тетушка обидчиво поджала губы, расстроенная, что он не поделился с ней своими чувствами. Линкольн успел заметить недовольную гримаску, прежде чем Генриетта пожала плечами и отвернулась. Она не дулась, возможно, просто не умела. Но обычно и не была столь настойчивой, и племянник не без основания опасался, что дело на этом не кончится, и ему придется снова отбиваться от тетушки.

Только дядя Ричард понимал его, но и он не мог помочь. Ричард Бернетт никогда не был близок с сестрой, поэтому понятия не имел, по каким причинам та решилась расстаться с мальчиком, и, естественно, не принимал ее сторону. Единственным правдоподобным объяснением была неспособность сестры воспитывать сына в одиночку, без отцовских наставлений и руководства. Не в силах справиться с ребенком, она отправила его к дяде. Ричард, со своей стороны, был безгранично благодарен ей за наследника и поэтому предпочитал не думать о причинах, заставивших ее пойти на это.

Теперь, когда Линкольн наконец принял решение найти жену и завести детишек, начать новую жизнь, он хотел забыть о горестях былого. Он готовился к важному шагу, хотел все сделать по правилам, как полагается. И не желал, чтобы прошлое омрачало его существование. Но неотвязные сомнения по-прежнему тревожили его. Сумеет ли он одолеть былые обиды? Втайне он опасался, что при виде матери и дома, из которого она изгнала сына, былая ярость разгорится с новой силой. Два года ушло у мальчика на то, чтобы смирить гнев и привыкнуть к новому окружению. Два долгих года, прежде чем бешенство сменилось обычной неприязнью.

Но он хотел, чтобы все это наконец кончилось. Забылось. Линкольн втайне даже питал надежду на то, что сумеет простить мать. Ему почти тридцать. Давно пора покончить с детскими обидами. Кроме того, вина лежит не только на ней. Она оказалась слишком большой трусихой, чтобы смело схватиться с соседом, сыновья которого пытались при каждом удобном случае поколотить Линкольна. Существовало множество способов покончить с этой дикой распрей. Но она предпочла удрать в кусты. Расстаться с сыном. Разлучить с домом, страной и… с родной матерью.

Глава 2

Кимберли Макгрегор помахала письмом, чтобы привлечь внимание только что вошедшего в комнату мужа.

– Меган снова написала, – сообщила она. – У нее куча приглашений, как обычно, чересчур много, но это, похоже, именно то, что нужно. Идеально! Пусть выберет сама, какие более всего подходят для ее целей. Судя по всему, она не на шутку взволнована, хотя при этом не признается, до чего скучала, когда Девлину пришлось отлучиться по делам, да еще на все лето. Хочешь прочесть?

– Нет.

Непривычно короткий ответ прозвучал к тому же слишком резко для человека веселого и добродушного, каковым всегда считался Локлан Макгрегор.

– Неужели ты передумал и не позволишь Мелиссе ехать в Лондон? Быть того не может.

– И что?

– Локлан!

– Не нравится мне, что приходится просить герцога и герцогиню Ротстон об одолжении, – угрюмо пробурчал Локлан.

Кимберли облегченно вздохнула. Ей следовало бы предвидеть такой оборот дела. Локлан прекрасно ладил с Девлином Сент-Джеймсом и его женой Меган, когда те приезжали в Крегора-Касл или звали их в гости, но так было не всегда. Про правде говоря, обстоятельства их встречи были несколько необычными… вернее, не столько необычными, сколько хорошо спланированными и осуществленными.

В те дни Локлан занимался набегами, иными словами, грабил англичан, имевших несчастье очутиться по ту или иную сторону границы. В его оправдание можно было сказать только, что бедняге приходилось содержать семью и кучу родственников, с тех пор как его мачеха сбежала со всеми деньгами. К сожалению, Меган и Девлин, решив убежать и без помех обвенчаться, выбрали именно Шотландию. Тогда-то и пересеклись их дорожки. На этом все бы и закончилось, не вбей себе в голову Локлан, что поражен прелестями Меган в самое сердце. В тот день Девлину пришлось расстаться не только с кошельком, но и с невестой. К его чести, следует заметить, что он пустился в погоню, вернул будущую герцогиню и задал Локлану заслуженную трепку.

Однако дело и на этом не кончилось, потому что в результате головокружительных трюков судьбы мужчины оказались связанными узами родства, когда Локлан, понявший, что грабежами клан не поддержишь, решил встать на честный путь и покончить с бедностью, женившись на богатой наследнице. Пришлось обратиться к тетке с просьбой помочь найти подходящую невесту. Оказалось, что тетя Маргарет в это время как раз гостит у двоюродного племянника Девлина.

Именно в Ротстоне Кимберли, приехавшая туда с той же целью – найти спутника жизни, – и встретилась с Локланом. Правда, тот, не забыв свою страсть к прелестной Меган, не смог примириться с мыслью, что она счастлива в браке с Девлином. И даже титул герцогини не мог помешать ему пытаться увести ее от мужа.

Кимберли, знавшая всю эту историю, поспешила вычеркнуть Локлана из списка возможных женихов, несмотря на сильное к нему влечение. Но вышло, что они, живя в одном крыле огромного особняка, слишком часто сталкивались нос к носу, и хотя со стороны казалось, что молодые люди не выносят друг друга, и каждая встреча неизменно заканчивалась стычкой, все же приходилось признать, что влечение было обоюдным. Локлан сам не понял, как получилось, что он сумел соблазнить Кимберли.

Девлину, однако, не слишком нравилось, что шотландский разбойник, пытавшийся похитить его невесту, живет с ним под одной крышей, даже если, как выяснилось, этот самый разбойник приходится ему дальним родственником. Поэтому неудивительно, что он ухватился за первый подвернувшийся предлог, чтобы снова поколотить Локлана, куда основательнее, чем в первый раз. По правде говоря, удалось ему это лишь потому, что Локлан был мертвецки пьян, из-за той же Кимберли. В обычном состоянии этот гигант ростом более шести с половиной футов и с трудом проходивший в дверь вполне мог выйти победителем, как обычно и случалось.

Позже Девлину пришлось извиняться и за побои, и за ложное обвинение Локлана в краже породистых лошадей, в которой тот был не виноват, в результате чего мужчины стали хорошими приятелями, хотя и не сразу. Таковыми они и остались. Поэтому Кимберли сочла его замечание относительно одолжений по меньшей мере неуместным.

– Это была идея Меган, так что ни о чем просить не пришлось, – отпарировала она. – Как только она узнала, что мои чересчур любящие, ревностно следящие за племянницей братья отпугнули всех поклонников, немедленно предложила Мелиссе погостить в Англии, где никто не знает Макферсонов. Ты сам согласился, что это превосходная идея. И Мелли ждет не дождется, когда придет пора отправляться в путь. Поэтому отступать поздно.

– Я предполагал, что она останется в Ротстоне, как обычно, когда мы навещаем герцога с герцогиней. О Лондоне речи не шло, – пояснил он. – Девочка бывала в Ротстоне достаточно часто, чтобы чувствовать себя как дома. Лондон – дело другое, ей там будет не по себе, и…

– Не по себе? – перебила Кимберли. – Да наша дочь на седьмом небе от радости. Она ничуть не нервничает, а если кто и нервничает, так это ты! Не забудь, что сами мы собирались в Англию в конце лета! И что же? Ты позволяешь глупым страхам затмить рассудок?

– Дело не в этом. Просто не хочу, чтобы она считала себя обязанной непременно найти мужа, прежде чем вернется домой. Сознание своего долга – слишком большой груз для столь молодой девушки. Ты заверила ее…

– Еще бы! Объяснила, что она, если захочет, может остаться старой девой.

– Ох, Кимбер, это не смешно!

Но она рассерженно шикнула на мужа:

– Это ты делаешь много шума из ничего! Большинство девушек проходят через это, и я в их числе! И если я еще волновалась, то Мелли – ничуть! Она хочет как следует повеселиться, обзавестись новыми друзьями, как следует познакомиться с Лондоном и его чудесами и даже предполагает, что, возможно, заодно получит и мужа. Но это отнюдь не главная ее цель. Сначала она вообразила, что мы потребуем от нее непременно обручиться к концу сезона, но я успокоила ее, сказав, что если это произойдет – прекрасно, если же нет – тоже ничего страшного. Может, тебе следует сказать ей то же самое? Пусть окончательно успокоится, и будь что будет. Ну? Мне удалось рассеять твои сомнения?

– Нет, я по-прежнему считаю, что герцогиня взяла на себя огромный труд, согласившись вывезти Мелиссу в свет.

– Может, ты тоже хочешь погостить в Англии все лето вместо нескольких недель, как мы собирались?

– Но ты сказала, что это ни к чему! – возмущенно воскликнул муж.

– Совершенно верно, поэтому идти на попятную поздно. Мы договорились возместить Меган все расходы. Сама она не собирается давать балы, просто отвечает на приглашения, которые, без сомнения, и без того приняла бы. Кроме того, она обожает Мел и весьма опытна в такого рода делах. Сумела же ввести меня в общество, и даже сосватать жениха! Кому, как не ей, удалось соединить нас с тобой в счастливом супружестве?

Локлан расплылся в улыбке:

– Ты в самом деле считаешь, что мы счастливы в супружестве, дорогая?

Кимберли слегка вздернула золотистую бровь.

– А ты так не думаешь?

Муж рывком притянул ее к себе и припал к губам.

– Сам бы я назвал это истинным раем.

– Неужели? – рассмеялась Кимберли, но, немедленно спохватившись, предупредила: – О, ты так легко не отделаешься! Но откуда вдруг сомнения? И никакие неудачные отговорки тут не пройдут!

– Я надеялся, что наша девочка найдет себе доброго шотландца, притом достаточно отважного, чтобы презреть старые суеверия и отдубасить каждого из твоих братцев, который посмеет встать на его пути, – со вздохом признался Локлан.

– Что за ужасная мысль! – воскликнула она, ударив его по плечу и ловко ускользая в сторону. – Я люблю братьев…

– Знаю, Кимберли, и даже стараюсь их терпеть, но ты сама понимаешь, что они заслуживают хорошей трепки за то, что разогнали всех поклонников Мелли. Не будь у нас в Англии друзей, согласных вывозить ее на балы, бедняжка потеряла бы всякую надежду на замужество! А я хочу, чтобы жених сделал мою дочь такой же счастливой, как я тебя!

– Послушайте-ка этого хвастуна! – хмыкнула Кимберли.

– Чистая правда! – твердо заверил он.

– Возможно, – смилостивилась наконец жена. – Что же до Мелли и ее счастья… неужели национальность человека, который похитит ее сердце, так для тебя важна? И прежде чем ты ответишь, имей в виду, что если скажешь «да», можешь оскорбить свою жену-англичанку.

– Наполовину англичанку, – смеясь поправил он, – хотя иногда кое-кто жалеет, что твоим шотландским родичем оказался сам Макферсон.

На этот раз она не обратила внимания на укол.

– Отвечай!

– Нет, дорогая, я не имел в виду обязательно шотландца. Просто хотелось бы, чтобы он жил поближе к нам. Не хотелось бы далеко отпускать девочку, – снова вздохнул он.

Кимберли шагнула к Локлану и сжала ладонями его лицо.

– Но ты знал, что такая возможность существует.

– Да, дорогая.

– И знал также, что ее возможности выйти замуж в здешних местах весьма невелики. Поблизости нет больших городов, а в других кланах попросту не имеется молодых людей подходящего возраста. К тому же она дочь Макгрегора, что почти не дает ей шанса на приличное замужество.

– Да, мне и это известно.

– Значит, все это лишь страдания отца, вынужденного расставаться с единственной дочерью, хотя эта самая дочь даже не успела выйти замуж? – окончательно разозлилась Кимберли.

Локлан смиренно кивнул. Жена, решив не журить его за глупость и безволие, махнула рукой.

– Лок, я тоже не горю желанием разлучаться с Мелиссой. Но мы с самого дня ее рождения знали, что ей когда-нибудь придет пора становиться женой и матерью и уехать из Крегора-Касл. Да, мы не думали об Англии, но все же…

И тут Кимберли, к собственному удивлению, разразилась слезами. Локлан прижал ее к себе и что-то забормотал, пытаясь утешить. Наконец она, злясь на себя, оттолкнула его.

– Не спрашивай, что со мной творится, – всхлипнула она.

Локлан расплылся в улыбке, хотя было очевидно, что ему все еще не по себе.

– Прости, Кимбер. Не хотел пробуждать в тебе опасения.

– Вовсе нет. В отличие от тебя я счастлива, что у Мелли будет лондонский сезон! Только… – Теперь настала ее очередь вздыхать. – Только оказалось, что твоя надежда теплится и во мне, хотя я давно с ней простилась. Кроме того, все это бессмысленно. Даже те немногие молодые люди, которые набрались смелости явиться сюда, живут далеко, и именно поэтому ты вовсе не расстроился, когда они удирали что было духу, верно?

– Ну… расстояние вовсе не так уж велико. Просто они мне не слишком понравились, и, как выяснилось, я был прав. Тот, последний, струсил, стоило Йену Второму намекнуть, что он будет крайне недоволен, если племянница прольет хоть одну слезинку.

– Думаю, всему причиной был тон Йена Второго… нет, он, кажется, при этом еще и схватил беднягу за грудки.

Супруги посмеялись, вспоминая, с какой быстротой неудачливый поклонник исчез в направлении дома. Что-то несвязно промямлил и буквально ринулся к двери, сбивая все на своем пути.

Оба переглянулись, чувствуя, как стало легче на душе.

– О-ох, так и быть, видно, ты все равно настоишь на своем, – сдался Локлан.

– Совершенно верно.

– Кстати, Мелли уже собрала вещи?

– У нее еще есть три дня: вполне достаточно времени, чтобы все уложить. Она собиралась перед отъездом навестить моего отца и, вполне возможно, проведет там ночь. Правда, я думаю, ее истинное намерение – заверить моих братьев, что она прощает их за то, что разогнали всех ее женихов. Бедняги до сих пор терзаются угрызениями совести, хотя Мелли не привечала ни одного парня из тех, кто приезжал сюда в прошлом году, поэтому никакой особой беды не случилось. Кроме того, она намеревалась объяснить, что когда найдет своего принца, сразу все поймет сама, так что им не стоит волноваться.

– И она действительно считает, что они ее так и послушали?

– По крайней мере надеется, – усмехнулась Кимберли. – Иногда даже мои братья склонны согласиться с разумными доводами.

Локлан презрительно фыркнул. Кимберли познакомилась с братьями уже в сознательном возрасте. Она выросла, считая себя единственным ребенком, и не встретилась со своей многочисленной родней, пока Локлан не привез ее в Шотландию. Они явились без предупреждения, вернее, целой толпой перевалили через подъемный мост. Позже оказалось, что они выступали в роли авангарда. За ними явился ее настоящий отец, которого она до сих пор в глаза не видела. К ужасу Локлана, он оказался легендой Шотландии, причем одной из самых устрашающих. Именем Йена Макферсона матери пугали детей. Его считали бессердечным разбойником, таким подлым, что у него хватало совести смеяться и подначивать сыновей, пытавшихся разделаться друг с другом. Правда, для многих он был попросту старым чудаковатым отшельником, сорок лет не покидавшим дом. Да и зачем ему, если он держит в замке целый гарем?!

Были и такие, кто утверждал, что Йен уже много лет как мертв и его призрак ныне бродит по старой разрушенной крепости, долго бывшей местом его добровольного заточения. Ничто из вышеперечисленного не соответствовало действительности, но поскольку очень немногие люди могли похвастаться встречами с Йеном Макферсоном, то и опровергнуть сказки было некому.

Но Йен и в самом деле стал затворником и последнее время выезжал из дома только затем, чтобы навестить Кимберли и ее семью в Крегора-Касл, хотя это тоже случалось очень редко. Гораздо чаще именно она приезжала к отцу. Впрочем, Кимберли не возражала. Ей даже нравилось фантастическое окружение крепости, мрачная атмосфера, голые деревья, темные тучи, обычно скрывавшие небо и напоминавшие ей о замке ведьмы где-то высоко, в заоблачных горах. На самом же деле отец обитал в старой твердыне, превращенной в жилище и раскинувшейся на скалистом мысу. А уж внутри вообще не было ничего наводящего ужас: слишком много горластых, шумливых мужчин толклось на каждом клочке свободного пространства.

Наглым враньем было и то, что ее братья вечно пытались убить друг друга, хотя потасовки, причем жестокие, возникали довольно часто. Впрочем, братья просто боролись и почти сразу же мирились, вовсе не питая никаких убийственных намерений. Наоборот, они были фанатично преданны друг другу: стоило оскорбить одного, и приходилось иметь дело со всей стаей.

Истории о гареме тоже были чистейшим вздором, хотя и вполне правдоподобным, если учесть количество сыновей, которых породил Йен. И хотя у всех был один отец, произвели их на свет, за редчайшим исключением, разные матери. И все, как один, были незаконными. Йен так и не женился. За всю жизнь он любил одну женщину, мать Кимберли, но родители девушки вынудили ее выйти за графа Эмборо, мужчину, которого Кимберли считала отцом, пока тот в припадке пьяной откровенности не выложил правду.

Зато Йен никогда и ни в чем не отказывал своим детям, по крайней мере тем, о ком знал: собрал их в своем доме, хотя для этого пришлось ехать даже в Абердин, дал приют и некоторым женщинам, даже после того, как терял к ним всякий интерес. Мало того, он был неизменно верен очередной любовнице, или по крайней мере клялся в этом.

Ничего не скажешь, странноватая у нее семейка, и Кимберли радовалась бы, что выросла в другом месте, если бы человек, воспитавший ее, не был таким бессердечным тираном. У некоторых ее братьев были сестры от других отцов, но она приходилась родней им всем, и поэтому ей оставались беззаветно верными. Несмотря на то что она была самой старшей, ее старались защитить и уберечь от любой, даже воображаемой, опасности, а позже, когда родилась Мелисса, братья словно обезумели. Каждый был готов отдать за нее жизнь, если понадобится. И поскольку они присутствовали при ее рождении, то и считали своей.

Из-за этого они причинили Локлану немало неприятностей. Если они с Кимберли ссорились или если он хотя бы имел неосторожность хмуро посмотреть на нее и кто-то из братьев это замечал, немедленно начиналась драка. И упаси Боже, если отец вздумает пожурить Мелли в их присутствии. Чудо еще, что Локлан терпел их выходки, ибо они имели привычку набрасываться на него, даже не объяснив причины. Должно быть, подобное свойство присуще характеру шотландцев, но, так или иначе, он давно смирился и никогда не упрекал их.

Но Кимберли горячо любила братьев, всех шестнадцать, и была готова оправдать любые их недостатки, которых у них было великое множество. Задиры, спорщики, вспыльчивые драчуны, что было весьма странно, учитывая куда более сговорчивый характер воспитавшего их Йена. По крайней мере он был куда лучше до того, как вернулся в Шотландию лечить свое разбитое сердце. И с тех пор, как в его жизнь вошла Кимберли, он был сама доброта.