Kitobni o'qish: «Последняя одиссея»

James Rollins

The Last Odyssey

THE LAST ODYSSEY © 2020 by James Czajkowski

© Абдуллин Н.Н., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство Эксмо», 2020

Фото автора: © David Sylvian

© Aris Suwanmalee, KD007 / Shutterstock.com

Читателям по всему миру, которые по-прежнему ищут потерянные миры и глубинный смысл на страницах книг.

Спасибо, что присоединились ко мне в этом путешествии.

Благодарности

Гомеру приписываются следующие слова: «Путешествие – это самое главное». Путь от идеи до публикации тернист. Мне мою одиссею помог облегчить славный (и терпеливый) отряд первых читателей, рецензентов и чирлидеров. Вместе они известны как «Warped Spacers»: Крис Кроу, Ли Гарретт, Мэтт Бишоп, Мэтт Орр, Леонард Литтл, Джуди Прей, Кэролин Уильямс, Джон Уэстер и Эми Роджерс. Отдельное спасибо Стиву Прею за карту Арктики. Также стоит отдельно поблагодарить Дэвида Силвиана – за то, что продвигает меня в Сети. А еще – Черей Маккартер, которая поделилась кучей занимательных идей и любопытных деталей, и некоторые из них оказались на страницах этой книги. Уильяма Крейга Рида я благодарю за подсказки в области подводных боевых действий. И разумеется, ничего не получилось бы без помощи поразительной команды непревзойденных профессионалов. Спасибо всем в издательстве «William Morrow» за поддержку, особенно Лайет Стелик, Даниэлле Бартлетт, Кейтлин Харри, Джошу Марвеллу, Ричарду Акуану и Ане Марии Аллесси. И наконец, еще особая благодарность тем, кто сыграл важную роль на всех стадиях производства: моему драгоценному редактору Лиссе Койш и ее неутомимой коллеге Мирейе Чирибога; за тяжкий труд – моим агентам, Рассу Гэлену и Дэнни Барору (как и его дочери Хэзер Барор). Как всегда, спешу напомнить: любые возможные ошибки в фактах и деталях – а их, надеюсь, немного – полностью на моей совести.

Карта Гренландии

Замечания исторического характера

История – штука переменчивая. Рассказы о событиях разнятся в зависимости от точки зрения, и зачастую хроники пишет победитель, создавая факты из мифов.

Два знаменитых эпоса Гомера, «Илиада» и «Одиссея», в поэтической форме пересказывают события Троянской войны и ее последствий. Полагают, что их сочинили в VIII веке до нашей эры, однако многие ученые вообще не верят в то, что Гомер жил на самом деле. Мол, певец, слагавший песни о богах и чудовищах, – скорее всего, собирательный образ.

И все же сколько в этих эпических произведениях исторической правды, а что в них – чистой воды вымысел?

Веками историки отрицали, что Троя – великий город, который однажды осадили греки и взяли, преподнеся защитникам коварный подарок, Троянского коня, – могла существовать на самом деле, как описывается в «Илиаде». Считалось, что Троя – мифическое место, выдуманное Гомером, пока в конце XIX века немецкий археолог-любитель Генрих Шлиман в ходе раскопок на холме Гиссарлык не обнаружил руины величественного города. С тех пор прошло много лет, но в конце концов в этом погребенном под землей комплексе признали пропавшую Трою.

Миф стал историей.

Как же тогда быть с «Одиссеей», историей великого героя войны по имени Одиссей и его десятилетнем пути домой, на родной остров Итака? Это рассказ о тяготах и невзгодах, колоссальных чудовищах и колдуньях, насылаемых богами штормах и сиренах, сводивших с ума мореплавателей… Само собой, фактами тут и не пахнет, однако историки и археологи по-прежнему штудируют «Одиссею» в поисках подсказок, пытаясь проследить путь героя и даже находя на сегодняшней карте мира места, упомянутые в эпической поэме Гомера.

Вот вам пример. Чуть больше десяти лет назад британский консультант по менеджменту Роберт Биттлстоун, используя современное геологическое оборудование, попытался определить местоположение родины Одиссея, Итаки, куда великий воин вернулся в конце эпического странствия. Кандидатуру существующего острова с тем же названием он сразу отмел, поскольку тот не подпадал под описание, приведенное в поэме, и выдвинул новую теорию: Итака – это греческий полуостров Палики¹. Доказательства были настолько убедительными, что кембриджский профессор греческого языка и латыни Джеймс Диггл заявил: «Усомниться невозможно, геология не врет… побывав на месте, вы поймете, что совпадение просто поразительное»². Выводы Биттлстоуна также подтверждаются и другими специалистами в области античности³.

Таким образом, у событий «Одиссеи» имеется историческая отправная точка – город Троя – и конец, Итака. Подобные открытия порождают вопрос: «Как быть с тем, что посередине? Что из гомеровских описаний богов и чудовищ правда?»

Хотя личность Гомера по-прежнему остается неподтвержденной, мало кто сомневается в том, что в его поэмах пересказываются события войны, имевшей место быть. Они, эти истории, проливают свет на эпоху, известную как греческие темные века – смутное время, когда пали три цивилизации бронзового века: микенская в Греции, хеттская в Анатолии и египетская. Как и почему это произошло? Недавние исследования показали, что на территории Средиземноморья и правда случилось несколько крупных сражений. Размах военных действий был таков, что некоторые историки назвали их истинной Первой, или Нулевой мировой войной. Большая часть тех мрачных событий до сих пор остается под покровом тайны, однако некоторые археологи считают, что в конфликте принимала участие некая четвертая цивилизация – та, которая нанесла поражение остальным трем, а после скрылась в небытии.

Если так, то что это за народ? Может, в историях Гомера содержатся подсказки на его происхождение и то, куда он после исчез? На страницах этой книги я тоже предлагаю ответы, которые прольют свет на угрозу новой мировой войны. Считайте, что я вас предупредил: не все истории о богах и чудовищах – вымысел.

Замечания научно-технического характера

Нам, людям, многое интересно. К несчастью, любопытство порой приносит больше вреда, чем пользы. Особенно когда дело доходит до новых изобретений. Примерно в 3500 г. до н. э. широко распространилось колесо, и с тех пор мы не перестаем улучшать и познавать нашу жизнь. А мысль о том, что необходимость – мать изобретений, не утратила актуальности.

Настанет ли такое время, когда мы достигнем предела в исследованиях и наступит застой? Кое-кто полагает, что переломный момент уже наступил. Тайлер Коуэн, экономист из Университета Джорджа Мейсона, опубликовал манифест «Великая стагнация», в котором высказался, что мы уже достигли вершины инноваций – в полной мере воспользовавшись преимуществами дешевой энергии и открытий промышленной эпохи. Он считает, что время быстрого развития подходит к концу.

Подходит ли? В истории определенно были периоды технологического застоя, главным образом потому, что отдельные общества активно выбирают отказ от инноваций. Сначала китайцы – после эпохи Мин; затем арабский мир – в XIV веке. И тем не менее, когда в одной части мира пламя прогресса угасает, оно вспыхивает в другой. Когда арабский мир тонул во тьме, европейские страны вошли в эпоху Ренессанса, подхватив брошенный исламской цивилизацией факел.

Для наглядности: в период с VIII по XIV век – известный как исламский золотой век – арабские ученые показали себя мастерами инженерии и инноваций. Одним из самых выдающихся был аль-Джазари (1136–1206 гг.), который изобретал всевозможные устройства, начиная от водяных часов и заканчивая сложнейшими заводными механизмами. Таких компонентов и техники прежде мир не встречал. Величайшим достижением аль-Джазари стала «Книга знаний об остроумных механических устройствах», где приводились схемы более сотни изобретений. Аль-Джазари стал известен как Леонардо да Винчи арабского мира.

Вообще есть мнение, что Леонардо находился под влиянием работ аль-Джазари, умершего за два века до его рождения, и что-то из них «заимствовал». Таким образом, Леонардо перенял факел прогресса, брошенный исламским миром, когда угас свет его золотого века. На самом деле влияние, оказанное аль-Джазари на Леонардо, куда сильнее, чем кто-либо предполагал, – и скоро вы об этом узнаете.

Таков путь прогресса: эстафета передается из рук в руки, из века в век, из одной страны в другую.

Однако вернемся к мысли о том, что необходимость – мать изобретений. Сам собой напрашивается вопрос: «Какая необходимость сильнее прочих подстегивает прогресс и изобретательство?»

Ответ простой: война.

 
βουλοίμην κ’ ἐπάρουρος ἐὼν θητευέμεν ἄλλῳ,
ἀνδρὶ παρ’ ἀκλήρῳ, ᾧ μὴ βίοτος πολὺς εἴη,
ἢ πᾶσιν νεκύεσσι καταφθιμένοισιν ἀνάσσειν.
 

 
– Лучше б хотел я живой, как поденщик, работая в поле,
Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный,
Нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать мертвый⁴.
 

Призрак Ахиллеса в «Одиссее» Гомера

Счастлив будет тот, кто прислушивается к словам умерших.

Леонардо да Винчи

10 декабря 1515 г.

Италия, Рим

Художник склонился над мертвой головой. Жуткое украшение стояло посреди стола, насаженное на колышек и идеально освещенное утренним солнцем. Собственно, из-за хорошего света маэстро и предпочел работать в мастерской при Бельведерском дворце. Находясь на священной земле Ватикана, он без малейшего колебания искусно срезал кожу со щеки девушки. Бедняжка чуть не дожила до семнадцатилетия.

Трагедия, конечно, зато художнику досталась отличная модель.

Он обнажил тонкую мускулатуру и, щурясь, осмотрел волокна, соединяющие скулу и обвисший уголок рта. Следующий час он осторожно подергивал за них, отмечая движения бледных губ и прерываясь лишь затем, чтобы ловким движением левой руки сделать очередной набросок на листе пергамента. Он отмечал все: ширину ноздрей, складки на щеке и под нижним веком.

Наконец удовлетворенный, художник с хрустом в спине распрямился и отошел к мольберту. Взял кисточку из конского волоса и присмотрелся к незавершенной левой стороне портрета, лицо на котором навеки замерло в три четверти оборота. Без модели приходилось работать по памяти. Обмакнув кисть в краску, он добавил мазок у нижней губы. Пустил в ход знания, почерпнутые благодаря вскрытию.

Довольный, отошел на шаг.

«Вот так-то лучше… намного лучше», – подумал он.

Двенадцать лет назад, еще когда маэстро жил во Флоренции, богатый купец по имени Франческо дель Джокондо заказал ему портрет молодой супруги, прекрасной и загадочной Лизы. С тех пор художник всюду возил с собой незавершенную работу: из Флоренции в Милан, а оттуда – в Рим. Однако до сих пор не был готов расстаться с ней.

Микеланджело, выскочка, порой деливший с ним жилье, со свойственной юнцам дерзостью насмехался над такой увлеченностью и нежеланием заканчивать портрет.

Ну и пусть его.

Казалось, глаза портрета следят за художником. Кожа девушки на холсте лоснилась в холодном утреннем свете, а угли в остывающем очаге лишь усиливали впечатление.

«Годы идут, знания растут, и ты получаешься у меня все прекраснее».

И все же работа была пока не готова.

За спиной у художника отворилась дверь. Стон петель напомнил о прочих обязанностях, более срочных заказах. Маэстро раздраженно стиснул кисть – в который раз его отвлекают от созерцания этой улыбки!

Мягкий виноватый тон подмастерья слегка сгладил подпорченное настроение.

– Маэстро Леонардо, – обратился к учителю Франческо, – я подготовил все, что вы просили, в дворцовой библиотеке.

Леонардо со вздохом отложил кисть и снова отвернулся от Лизы.

– Grazie⁵, Франческо.

Он направился к висевшему у двери подбитому мехом плащу. Взгляд Франческо упал на полуосвежеванную голову. Глаза юноши расширились, лицо побледнело, и все же он воздержался от замечаний.

– Брось пялиться, Франческо. Пора бы перестать пугаться таких вещей. – Накинув плащ, Леонардо подошел к двери. – Хочешь быть художником, ищи любых знаний. Всюду, где только можно.

Франческо кивнул и последовал за учителем.

Вдвоем они спустились по каменным ступеням и вышли во внутренний двор Бельведерского дворца. Схваченная инеем, лужайка побелела; пахло дымом. В обе стороны вдоль крыльев здания тянулись строительные леса. Ощущение грядущих перемен будоражило, распаляло в груди огонь надежды.

Наконец, когда нос уже горел от холода, Леонардо с Франческо достигли папского дворца. Капеллу в нем, кстати, недавно расписал проклятый Микеланджело.

От раздражения Леонардо даже забыл о холоде. В прошлом году он, вооружившись фонарем, прокрался в капеллу далеко за полночь. Оказывать Микеланджело честь, признавая его работу? Вот еще! Леонардо изучил ее втайне. Он помнил, как восхищенно оглядывал потолок, подмечая новаторское использование законов перспективы на таком обширном полотне. Даже взял на заметку некоторые приемы.

Злой на молодого художника, Леонардо вспомнил, как сам недавно упрекнул Франческо: «Ищи любых знаний. Всюду, где только можно». Впрочем, это не значит, что источник заслуживает признания.

Все еще сердясь, Леонардо поднялся по ступеням, кивнул гвардейцам и вошел во дворец.

Франческо, видимо, уловил его раздражение и потому предпочитал идти впереди, ведя учителя к библиотеке. Он трудился там всю ночь, облазил пыльные полки и шкафы в поисках материалов, нужных Леонардо для очередного заказа.

Время стремительно уходило.

Через три дня Леонардо вместе с папой Львом X отбывал на север в Болонью, на встречу с французским королем Франциском I, который недавно захватил Милан. Решать предстояло дела государственной важности, однако король повелел Леонардо присутствовать. Странное требование сопровождалось письмом.

Король, знавший о талантах Леонардо, намеревался заказать нечто великое в ознаменование победы Франции. Суть он изложил в подробностях: нужен золотой механический лев, который не просто ходил бы сам по себе, но чтобы у него раскрывалась грудь, обнажая скрытый внутри букет лилий, символ Франции.

Франческо, всюду сопровождавший Леонардо, словно прочитал мысли учителя:

– Думаете, вам под силу измыслить этакую золотую махину?

Леонардо взглянул на юношу.

– Уж не сомнение ли я слышу в твоем голосе, Франческо? Ты ставишь под вопрос мою искусность?

Юноша запнулся, залившись краской.

– Не… нет, конечно же, учитель.

Леонардо улыбнулся.

– Вот и славно, ведь мне хватает собственных сомнений. На одной самонадеянности многого не создашь. Великие работы слагаются из божественного дарования и смертной скромности.

– Скромности? – Франческо заломил бровь. – Вы о себе?

Леонардо хихикнул. А мальчишка-то хорошо его познал.

– Заносчивость хорошо показывать толпе, чтобы убедить мир, как ты уверен во всяком своем предприятии.

– А самому себе?

– Скромность нужна, чтобы измерить пределы своих сил, понять, когда пора расширить горизонты знаний. – Леонардо вспомнил, как упоенно разглядывал потолок капеллы и чему научила его работа Микеланджело. – Это исток подлинного гения. Человек, вооруженный достаточным знанием и изобретательностью, свернет горы.

Намереваясь доказать это утверждение, он поспешил в библиотеку.

10:02

«Хоть бы все было не зря». Франческо придержал наставнику дверь и проследовал за ним в папскую библиотеку. Про себя он молился, чтобы его труды не разочаровали этого великого человека.

Главное хранилище встретило посетителей запахами влажной старой кожи и плесневеющих страниц. Тянулись к стропилам и перемежаемые бледными призраками статуй деревянные полки. Впереди на широком столе горела одинокая лампа в окружении аккуратных стопок книг, отдельных страниц и даже пирамиды свитков.

Леонардо приблизился к столу.

– А ты не терял времени даром, Франческо.

– Я старался, – со вздохом ответил подмастерье. – Арабскую книгу оказалось найти особенно трудно.

Леонардо обернулся.

– Так ты ее отыскал? – вскинул он брови.

Не скрывая гордости, Франческо указал на толстый том в самом центре подборки. Кожаный переплет почернел и вытерся со временем, однако золотое тиснение по-прежнему ярко сияло в свете лампы. Леонардо провел пальцем вдоль изящной арабской вязи: «كتاب في معرفة الحيل الهندسية» – и прочел вслух: «Китаб фи марифат аль-хиял аль-хандасийя».

Франческо, понизив голос, перевел:

– «Книга знаний об остроумных механических устройствах».

– Написана два века назад, – уточнил Леонардо. – Можешь ли ты вообразить золотой век ислама, когда невероятно почитались наука и познание?

– Хотелось бы мне когда-нибудь отправиться в те земли.

– Ах, дорогой Франческо, уже слишком поздно. На них опустилась тьма войны и невежества. Тебе бы там не понравилось. – Леонардо коснулся переплета книги. – К счастью, древнее знание уцелело.

Он открыл книгу наугад. Арабская вязь ручьями чернил обтекала цветное изображение фонтана: из клюва павлина вода падала на сложную систему шестеренок и барабанов. Франческо знал, что и остальная часть книги полнится изображениями различных устройств, многие из которых способны двигаться сами по себе, как тот же лев, заказанный французским королем.

– Книгу написал Исмаил аль-Джазари, – сказал Леонардо. – Блестящий художник и главный инженер династии Артукидов⁶. Подозреваю, из этой книги мне удастся почерпнуть много знаний, которые помогут сконструировать золотого льва для короля Франции.

– Возможно, есть еще одна книга, которая окажется вам полезна, – прозвучало за спинами учителя и ученика.

Леонардо и Франческо разом обернулись к двери, которую по недосмотру оставили открытой. В проеме стоял невысокий, крепко сбитый мужчина. Простая белая сутана и пилеолус⁷ будто сияли в скудном сиянии лампы. Франческо со свойственной юноше прытью упал на колени и опустил голову. Леонардо же едва успел преклонить колено, когда священник заговорил вновь:

– Будет. Встаньте, вы оба.

Франческо повиновался, хотя головы поднять не смел.

– Ваше Святейшество.

Папа Лев Десятый оставил у входа двух гвардейцев и прошел к художникам. В руках он бережно держал тяжелую книгу.

– Я слышал, что ваш подмастерье роется в наших библиотеках. О цели его поисков мне тоже донесли. Смотрю, вы намерены сделать все возможное, дабы ублажить нашего гостя на севере.

– Говорят, король Франциск бывает довольно требователен, – признал Леонардо.

– И воинственен, – подчеркнуто добавил папа. – Хотелось бы, чтобы это свое качество он проявлял исключительно на севере. А значит, разочаровывать его королевское высочество не стоит, если только он не двинет свои армии дальше на юг. Во избежание такого поворота я решил отрядить вам в помощь собственных людей.

Папа Лев подошел с книгой к столу.

– Вот, отыскали в Священном ларце.

Франческо удивленно замер. Священный ларец – это личная библиотека пап, в которой, по слухам, хранятся удивительные книги: и христианские, и те, что были написаны еще на заре веры.

– Ее добыли во время Первого крестового похода, – объяснял понтифик, водружая книгу на стол. – Персидский труд о механических устройствах, написанный в девятом веке от Рождества Господа нашего. Мне показалось, он тоже будет вам полезен.

Явно заинтригованный, Леонардо приподнял непримечательную обложку, с которой давно стерлось тиснение. Увидев же имя автора, он резко обернулся к понтифику.

– Бану Муса!

Его Святейшество кивнул и перевел:

– Моисеевы дети.

Франческо раскрыл было рот, намереваясь задать вопрос, но тут же, смущенный, закрыл и замер.

Леонардо, впрочем, чуть обернувшись в его сторону, ответил:

– Моисеевы дети – это три брата из Персии, жившие за четыре века до аль-Джазари. Аль-Джазари в своем труде упоминает их имена, называя источником вдохновения. Я и не думал, что до наших дней сохранился хоть экземпляр их работы.

– Не понимаю, – прошептал Франческо, подходя ближе. – Что это за книга?

Леонардо накрыл ладонью страницы с древним текстом.

– Подлинное чудо. «Книга об остроумных устройствах».

– Но… – Франческо перевел взгляд на книгу, лежавшую подле нее, которую он с таким трудом отыскал.

– Да, – признал Леонардо, – наш высокочтимый аль-Джазари назвал свое творение в честь более древнего труда, слегка изменив заглавие. Говорят, эти три брата, Моисеевы дети, десятилетиями вслед за падением Римской империи собирали и сберегали греческие и римские тексты. Со временем братья, основываясь на обретенных знаниях, составили собственную книгу изобретений.

– Однако, – присоединился к ним папа, – братьев интересовали не только познания в науке. – Открыв книгу в самом конце, понтифик вынул из нее стопку невшитых страниц. – Что скажете?

Леонардо прищурился, вглядываясь в испещренный вязью пожелтевший пергамент.

– Это раннеарабский, – покачал он головой. – Я не большой его знаток. Со временем, может статься, у меня и вышло бы…

– В моем распоряжении есть знатоки арабского, – отмахнулся папа. – Им удалось перевести текст. Похоже, это одиннадцатая часть одного крупного поэтического произведения. Вступление гласит: «К морю и к ждавшему нас на песке кораблю собралися все мы и, сдвинувши черный корабль на священные воды, мачту на нем утвердили и к ней паруса привязали».

Франческо нахмурился, гадая, где он уже слышал эти строки.

Понтифик тем временем продолжил декламировать перевод по памяти:

– «Взявши барана и овцу с собой, на корабль совокупно взошли, сокрушенные горем, лиющие слезы… и пошли по течению вод Океана берегом к месту, которое мне указала Цирцея».

Франческо, не в силах сдержаться – до того сильно было удивление, – ахнул, перебивая папу:

– Цирцея… Так ведь это же из…

Леонардо сдвинул страницы и подтвердил его догадку:

– Хотите сказать, это перевод «Одиссеи» Гомера?

Не скрывая гордости, Его Святейшество кивнул.

– Сделанный на арабский приблизительно девять веков назад.

Если так, то это, выходит, самое раннее письменное изложение поэмы. Дар речи вернулся к Франческо, и он спросил:

– Откуда же здесь, в персидской книге о механических устройствах?…

– Возможно, причина в этом.

Папа показал последнюю невшитую страницу, на которой была выполнена затейливая иллюстрация. Она напоминала механическую карту с шестернями, витыми проволоками, и охватывала Средиземноморье и примыкающие земли. Тем не менее выглядела карта незавершенной.

– Что это? – спросил Франческо.

– Загадка, – обратился папа к Леонардо, – которую, как я надеюсь, вы, мой дорогой друг, сумеете решить. Мои переводчики осилили всего лишь несколько намеков.

– Каких же? – Глаза Леонардо горели возбуждением. Тайна его заинтриговала.

– Первая подсказка. – Папа постучал пальцем по страницам с арабским переводом «Одиссеи». – В этой песне рассказывается о сошествии Одиссея в подземный мир, в страну Аида и Персефоны, то есть в греческий ад.

Франческо недоуменно нахмурился.

Папа указал на иллюстрацию с механизмом и пояснил:

– Похоже, что Моисеевы дети пытались сконструировать устройство, которое указало бы им путь. – Тут он очень пристально посмотрел на Леонардо. – Дорогу в преисподнюю.

– Бессмыслица, – усмехнулся художник.

– С какой стати братьям было искать дорогу в такое место? – вздрогнув, спросил Франческо.

Папа пожал плечами:

– Никто не знает, но меня это тревожит.

– Почему? – спросил Леонардо.

Папа посмотрел на маэстро и его подмастерье, словно готовясь исповедаться. Потом указал на последнюю строку под иллюстрацией.

– Здесь сказано, что Моисеевы дети отыскали его. Обнаружили вход в ад.