Kitobni o'qish: «Волхв. Сердце угасающей жизни»
Старый дуб
Солнечный лучик скользнул по лицу, дразня обещанием светлого дня. Мечеслав любил этот сон – он возвращал его в те времена, когда маленький мальчик в одной льняной рубашке бежал по свежей траве, вдыхая запахи лета. И у кромки луга его ждала мама – всегда такая красивая, в синем сарафане и косой до земли…
Шорох крыльев.
Мечеслав открыл глаза и взглянул на долину сквозь очки респиратора. Над бывшими лугами уже много лет клубился туман, горький и сырой. А солнце люди теперь видели лишь во снах – небо навек затянули грязно-серые тучи. Были ли крылья? Мечеслав прижался спиной к старой коре дуба и задрал голову, высматривая нарушителя. Потемневшие листья покачивались на скрюченных ветвях, похожих на жутковатые пальцы, жадно цепляющиеся за покидающую этот мир жизнь.
Этот дуб стоял здесь до того, как на благодатные земли легла тень войны. И будет стоять, когда остатки человечества сгинут в небытие, как Мировое Древо на Алатырь-камне, вечное отражение покоящейся на его плечах реальности. И Мечеславу, младшему волхву дружины темнейшего князя Святогора, иногда становилось мучительно стыдно перед дубом. За то, что они, волхвы, тянут из измученной природы последние жилы, не для того, чтобы сотворить – распределить жалкие крохи силы. А значит – забрать у кого-то, кто слабее.
Остаётся только надеяться, что, может быть, однажды радостная весенняя зелень вновь распустится на древних ветвях, и другие люди – чище, чем они, придут сюда водить хороводы.
Птица присела на плечо и сердито ухнула, коря его за невнимательность. И даже ко всему привыкший волхв не смог сдержать удивлённого возгласа: сова. Просто сова – какими они были прежде, до того, как создания разгневанной природы превратились в жутких монстров. Мечеслав осторожно погладил птицу ладонью в толстой перчатке. Та благодарно ухнула и уронила ему на колени письмо. И это было так странно: где сейчас могут позволить себе пользоваться бумагой так расточительно – всего несколько строк на целый лист!
И лишь когда до глубин разума дошло содержание, Мечеслав застыл, будто поражённый небесным громом:
Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе Созидательной Магии в море-океане на острове Буяне.
Занятия начинаются первого дня вересня. Отправьте своё согласие с этой совой.
Сова важно выпятила грудь от возложенной на неё миссии и авторитетно ухнула. Мечеслав смял письмо и выругался:
– Придурки окаянные, это не смешно!
Что тут говорить, в его возрасте и при его должности верить в Школу Созидательной Магии, где учат дарить жизнь, а не отбирать последнюю, было просто глупо и наивно. Молодой волхв сделал пару шагов, но оглянулся. Ему показалось, или старый дуб качнул кроной, будто благословляя в дальний путь?
Что, если подумать, он теряет? Да ничего! Туман, респиратор, да чёрную ненависть к самой уважаемой и почётной в долине стезе. Мечеслав разрешил себе поверить – путь даже ненадолго. Он аккуратно расправил смятую бумагу, перевернул лист и занёс ручку, чтобы написать ответ…
Ростки жизни
Лица матери Мечеслав не видел очень давно – лишь глаза, всё такие же любящие и добрые, смотрели на него сквозь полупрозрачные стёкла очков. Иногда он думал, что может это и к лучшему: туман минувшей войны уродовал людей, внутренне или внешне – не имеет значения. А так он навсегда запомнил маму молодой – и неважно, что роскошная коса с годами превратилась в короткий светлый ёжик, а спина согнулась от горя и бедствий, обрушившихся на долину. В новом мире не было места красоте.
И когда странная птица уронила на колени молодого волхва письмо, словно говоря: «надежда есть» – единственное, о чем печалился Мечеслав – не разочарует ли маму его уход. Может, она скажет: «сынок, пора перестать верить в сказки»? Или предупредит строго: «уйдёшь сейчас – и назад не воротишься». И будет совершенно права: никто не будет искать сгинувшего среди диких земель, но с дезертирами у князя разговор короткий.
Но мать лишь обняла его, крепко-крепко, как в детстве, голос зазвучал ласково, несмотря на маску:
– Добрый путь, сынок. Если сможешь – спаси нас. Если нет – будь счастлив.
И сколько бы Мечеслав ни приучал себя ничего не чувствовать, одинокая слеза скатилась по щеке, намочив подкладку респиратора. В тот момент он верил, что обязательно вернётся – научится дарить жизнь и вернётся.
Школа Созидательной Магии ждала его.
Гонец из Школы, как условились, встречал его возле старого дуба. Он был точно так же облачён в защитный костюм – а в этих местах по-иному и нельзя. Молча кивнув в знак приветствия, он взмахнул рукой, будто открывая дверь в другой, лучший мир. И дверь открылась – сквозь искрящуюся воронку Мечеслав увидел голубое небо. Солнце. Зелёную траву. Посланник нетерпеливо толкнул его под лопатки, и Мечеслав шагнул в новую жизнь.
Кричали чайки – не злобным гоготом мстительных гарпий. То был обычный птичий клич – одна из мелодий гимна матушке-природе. Синее море лениво набегало на жёлтый песок. Мечеслав сдёрнул маску – и зажмурился, подставляя лицо солнечным лучам.
– Потом надышишься, – ворчливо поторопил его проводник. – Ждут тебя.
Крепость на горе издалека виделась, как царские палаты. Расписные терема, наличники с исконным узором – всё так правильно и гармонично, что Мечеслав начал воображать премудрых старцев в белых робах, что говорят с ветром и понимают шёпот моря. Но вдоль всего пути – никого. Будто бы скрываются до поры, а вдруг недостойным окажется новый ученик? Сердце волхва сковал липкий страх: что, если впрямь нет ему прощения за былые дела?
Долго ли коротко ли, проводник втолкнул его в кабинет, где за столом сидел не благообразный учитель – человек в чёрной военной форме. Он улыбнулся, вроде бы дружелюбно, а вроде бы насмешливо:
– Новобранец, значит? Волхв? Мечеслав?
Нет ничего страшнее звона в ушах, когда мечты разбиваются о суровую реальность. Но годы в дружине не прошли даром – Мечеслав выпрямился и с холодным спокойствием произнёс:
– Я пришёл в Школу Созидательной Магии, а не военный лагерь.
Человек в форме ответил, в голосе его послышалась ностальгия и сочувствие:
– Какие времена, такая и одёжа, сынок.
Он затянулся короткой самокруткой и медленно выдохнул серый дым:
– Мы не можем, как встарь, созерцать движение небес и сажать священные рощи. Мы ведём войну – с такими бездарями, как этот ваш Святогор, Афольфус, Эрлих… надменные князьки, уверенные, что после них – хоть потоп. И поэтому я хочу спросить тебя, сынок… готов ли ты воевать за жизнь и мать сыру землю?
