Тёмный дар

– Эй! – воскликнул Джейкоб. Он встряхнул Кару за плечо, заставив её вернуться к реальности. – Ты что делаешь, а? А ну, прекрати на меня так пялиться!

– Ой, простите! – сказала она и попятилась назад. – Простите, пожалуйста!

Глядя за спину фермеру, она видела, что свиньи уже выстроились в ряд на краю закута и смотрят на неё с жадным вниманием. Они наконец-то прекратили хрюкать.

Дети поднимались обратно в гору. Мальчик был в новых варежках, девочка несла мешок из-под картошки с шестью кукурузными початками. Оба молчали. Мальчику это было нелегко: он обожал наполнять воздух словами. Однако он неплохо научился считывать разные смыслы сестриного молчания, и по её поджатым губам и побелевшим костяшкам пальцев, сжимающих мешок, видел, что этого молчания лучше не нарушать.

Ни он, ни она не заметили птицы.

Птица сидела на ветке прямо у них над головами, и в грудь у неё был вделан глаз. Существо уставилось на девочку и с особенным интересом – на деревянный медальон у неё на шее. Птицын глаз завертелся волчком, замелькали разные цвета: серый, будто камень, голубой, как морская волна, зелёный, как лесные кроны, – и наконец сделался огненно-алым. Птица наблюдала за детьми, пока они не исчезли вдали, потом развернула крылья и неожиданно стремительно понеслась в Чащобу, на доклад. После всех этих лет девочка наконец дозрела.

2

Кара опоздала. Она шла между безукоризненно выровненных парт, мимо девочек в одинаковых школьных платьицах и мальчишек в белых рубашках и штанах с помочами. Смотреть вперёд. Ни с кем не встречаться глазами, главное – ни с кем не встречаться глазами. Чем меньше на неё обращают внимания, тем меньше её ненавидят. Краем глаза она увидела, что место Грейс пустует. И хотя Кара готова была завопить от радости, лицо её осталось каменным. Они не любят, когда она улыбается.

Кара села на место в тот самый момент, как в класс вошел наставник Блэквуд. Старик, держа в руке розгу, только что срезанную с молодого тамаринда, окинул взглядом своих юных подопечных, дожидаясь тишины. Ждать пришлось недолго. Одно дело, когда розга стоит в углу класса. Но когда наставник Блэквуд держал её в руках, весь класс понимал, что это сулит боль и муки. И хотя старость заставляла почтенного наставника сутулиться на ходу и время от времени терять нить рассуждений во время урока, по части поддержания дисциплины он не сделался ни медлительней, ни снисходительней.

– Трудись прилежно, ничего не желай! – провозгласил наставник Блэквуд.

– Сохраняй бдительность! – в один голос откликнулся класс.

Наставник Блэквуд улыбнулся и дотронулся до плеча мальчика в первом ряду, на пару лет старше Таффа. В старшей школе учились дети с восьми до четырнадцати лет, но ни для кого не было секретом, что наставник Блэквуд предпочитает детей помладше.

– Как всем вам известно, Тимоф Клэн прежде, нежели записать свои наставления касательно Пути, очистил мир от ведьм, принеся себя в жертву, благодаря чему мы почти две тысячи лет можем наслаждаться покоем.

Он двинулся вперёд по классу, поочерёдно выцеливая взглядом каждого из учеников, ни на миг не выпуская из рук розги.

– Но, что бы там ни воображали неблагодарные глупцы в Миру, это отнюдь не означает, что магия мертва. Нам, преданным последователям учения Клэна, это известно до-под-лин-но!

Он остановился напротив Кары, и девочка ощутила, как по шее у неё сползает капля пота. «Ну, в чём меня теперь-то обвинят?»

– А потому, ученики мои, вам надлежит научиться распознавать знаки души, коей грозит опасность! Не только опасность сделаться ведьмой, но также и опасность предаться магии в её обыденных разновидностях, ибо и это есть отпадение от Пути. Нам надлежит сохранять непрестанную бдительность, чтобы быть готовыми, когда Тимоф Клэн возвратится и вновь поведёт наш народ к величию.

Наставник Блэквуд отошел от Кариной парты и двинулся дальше, к доске. Она вздохнула с облегчением.

– «Но какие же знаки мне следует искать?» – спросите вы.

Он поднял руку и принялся загибать пальцы.

– Дитя, что недовольно днём, проведённым в честных трудах. Дитя, что желает большего. Дитя, которое меч-та-ет! Ибо когда сердце чего-то желает, какие двери мы отворяем? Каких демонов призываем поселиться в наших душах?

Он остановился. Старческие губы возбуждённо дрожали.

– Вы согласны, мистер Гаррис?

Бенджамин Гаррис, десятилетний мальчик с румяными щеками и пышной копной рыжих волос, резко выпрямился у себя за партой.

– Да! – выпалил он. – Да, конечно… сэр!

Наставник Блэквуд кивнул, легонько постукивая розгой по раскрытой ладони.

– Весьма утешительно это слышать. Ну, ступайте к доске, будьте любезны.

Бенджамин заозирался, надеясь на помощь товарищей, но те, не сговариваясь, уставились на крышки своих парт. Каре сделалось жалко Бенджамина. Она не могла назвать его своим другом, но он никогда не бывал с ней жесток, никогда не принимал участия в развлечениях Грейс.

Бенджамин вышел к доске и теперь испуганно смотрел на наставника Блэквуда.

– Приближается праздник Теней.

– Да, сэр.

– Тебе нравится этот праздник, а, Бенджамин?

Мальчик нервно сглотнул, не зная, какого ответа ждёт учитель. И неуверенно кивнул.

– Это хорошо, – сказал наставник Блэквуд. – Мне он тоже нравился, когда я был в твоём возрасте. Ну, а что тебе больше всего нравится на празднике Теней?

Бенджамин уже собирался было ответить, но наставник Блэквуд вскинул руку.

– Постой, дай угадаю. Знаменитые сидровые пончики вдовы Миллер?

– Ну да, это правда, сэр! – сказал Бенджамин.

– Вкусные пончики, а?

Бенджамин расплылся в улыбке.

– Я их целый год жду! Моя мама пытается испечь такие же, но у неё всё не то выходит. Уж она так злится, когда я ей говорю, что у вдовы Миллер вкуснее!

Наставник Блэквуд негромко рассмеялся и приобнял ученика за плечи.

– Жалко, что нельзя прямо сейчас съесть такой пончик, а?

– Даже удивительно, что вы об этом заговорили! Я только вчера говорил друзьям, как бы мне…

Он вдруг умолк и зажал рот ладонью.

– Ну давай, Бенджамин, давай. Повтори то, что ты говорил своим друзьям.

– Я лучше не буду, сэр…

– Ну почему же? Вот они не постеснялись мне всё рассказать. Пожалуйста, поделись своими словами со всем классом! Нет, конечно, если ты предпочтёшь рассказать об этом самому фен-де Стоуну, я, пожалуй, смогу устроить визит нашего замечательного предводителя…

– Я сказал, что мне бы хотелось съесть такой пончик прямо сейчас… – сказал Бенджамин.

Класс разразился аханьем и испуганным ропотом.

– Тише, тише! – воскликнул наставник Блэквуд. – А теперь скажи, Бенджамин, должно ли Дитя Лона чего-то желать?

– Нет, сэр.

– А почему?

Губы у Бенджамина задрожали. Он изо всех сил сдерживал слёзы, но проигрывал борьбу.

– Потому что желание не может заставить что-то сбыться. Это просто одна из разновидностей магии. А магия – худший из грехов… сэр.

– Вот то-то, сынок! Молодец!

Наставник Блэквуд вскинул розгу.

– Ну, а теперь подставляй руки, чтобы поскорей покончить с этим делом. Мы и так потратили много учебного времени.

Остаток утра миновал без происшествий. Арифметика. Урок истории – о первой битве Тимофа Клэна с Пещерными Ведьмами. Списать на грифельную доску отрывок из «Пути»…

Наконец учеников ненадолго отпустили пообедать. Кара, стараясь ни с кем не встречаться глазами, пробиралась между группками детей, рассевшихся на траве перед школой. В животе бурчало от запаха жареных пирожков с репой и коричного хлеба, но Кара теребила серенькую у себя в кармане, и на душе становилось веселее. «Пожалуй, этого хватит, чтобы купить небольшую дыньку: не самую отборную, конечно, но лучше, чем ничего. Вот папа-то удивится, когда я принесу его любимую…»

Что-то холодное шлёпнулось ей в спину.

Кара шла дальше, не обращая внимания на хохот за спиной. Она уже знала, что это самое разумное – любая реакция их только раззадорит. «Ничего, это просто грязь, отстирается!»

– В следующий раз камнем пульнём, девка-ведьма! – крикнул кто-то.

– Вся в мать пошла! – добавил другой, но прежде, чем травля разгорелась всерьёз, Кара свернула за угол школы – туда за ней никто не последует.

Тропинка была грязной и неровной, но Кара знала этот холм как свои пять пальцев и быстро поднялась на вершину. С утра ветер сделался позубастее, и девочка обхватила себя за плечи, глядя на остров с высоты. Ухоженные фермерские земли расцвечивали остров бурым, жёлтым и зелёным; дальше, насколько хватал глаз, простирался океан. А прямо под ногами у Кары, на юге, дремали после утренней суматохи лавки и домики. Одинокая телега тряслась по каменистому участку дороги, выезжая из деревни.

Запад, восток, юг. В этих направлениях Де-Норан выглядел как идеальное убежище для избранных последователей Тимофа Клэна.

Кара посмотрела на север.

В той стороне даже небо было иным: тошнотворно-серым, заражённым провисшими облаками. Опасные сорные травы Опушки ковром устилали северную границу Де-Норана, а дальше высились гороподобные деревья, что стояли ствол к стволу, будто часовые, пряча от глаз загадочный лес, что покрывал почти три четверти острова. У него было много имён, у этого леса. Иногда его называли «Чёрным лесом», или «Лесом Запретных Даров», или просто «Сордусовым царством». Но обычно его звали «Чащобой».

– А я уж подумал, не заблудилась ли ты!

Кара улыбнулась и быстро подошла к валуну, нависшему над самым южным обрывом. На валуне сидел и смотрел на океан мальчик. Кара села рядом, свесив ноги в пустоту.

Лукасу Уолкеру сравнялось тринадцать. У него были мягкие карие глаза и волосы с прозеленью. В отличие от мальчишек в школе, ходивших в белых рубашках и безукоризненно отглаженных чёрных брючках, Лукас носил грубую коричневую блузу чистильщика. Ногти у него были зеленые от работы, и Кара чувствовала запах дыма с Опушки, въевшийся в кожу и одежду намертво, сколько ни оттирай.

– Извини, что опоздала, – сказала Кара.

Лукас взглянул на мокрое пятно грязи у неё на спине, махнул рукой, чтобы она повернулась, и принялся отчищать, насколько получится.

– Что там нынче нёс старый Блэквуд? – спросил Лукас. – Дай угадаю!

Он вытянулся и заговорил в нос, искусно подражая голосу старого учителя.

– Ведьм можно найти повсюду, если знать, какие знаки искать! Вот, к примеру, если у ребёнка раз был день рождения – это ничего, но если день рождения празднуют каждый год? Это магия, говорю я вам! Магия! Или вот другой знак, на который стоит обратить внимание: это дети, которые ходят на своих двоих! Или, скажем, дышат через нос! О да, о да, ужасные носодышатели! Эти точно хуже всех!

Кара рассмеялась было – но тут же зажала рот ладонью. С такими разговорами недолго и внимание серых плащей привлечь, если кто-нибудь их подслушает!

Лукас стёр остатки грязи.

– Ну что, так лучше? – спросил он.

Кара кивнула.

– Странное дело, – сказала она, подтягивая коленки к груди. – Ведь если бы они правда думали, будто я ведьма, они бы должны были меня бояться. А если бы они меня боялись, я думаю, они бы себя вели…

– Не как бешеные волки?

Она пожала плечами.

– Как-нибудь иначе.

Лукас отхлебнул своего похожего на ил чаю и слегка поморщился. Все чистильщики ежедневно пили этот чай, чтобы очистить организм от вредоносного дыма, которым они дышали. На вкус он был ужасен, зато помогал выжить.

– Чайку? – с улыбкой предложил Лукас. – Сегодня он особенно отвратительный!

Кара показала ему язык. Она никогда не могла выпить ни глоточка этой жижи, и Лукас обожал её этим поддразнивать.

Внезапно его лицо сделалось серьёзным.

– Травы на Опушке прут быстрее, чем я когда-либо видел, – сказал он, откидывая волосы назад. – Мы все работаем посменно, по четырнадцать часов, и всё равно не успеваем. И с каждым разом… Чащоба как будто надвигается чуточку ближе. Мы не сможем удерживать её вечно. И сорняки становятся всё опаснее. Помнишь моего друга Гаррена?

Кара кивнула. Молодой чистильщик как-то раз помог ей дотащить мерку гашевицы. Она была уверена, что никогда в жизни его не забудет.

– Так вот, он наступил на побег синего плюща – такого никто из нас ни разу не видел, даже старики, – и тот в секунды прожег ему весь башмак. Мы его еле успели оттащить. Он смотрел, как нога уходит в землю, и валился с ног, будто его Сордус поцеловал.

Кара побледнела, и оба смолкли.

– Извини, – сказал Лукас.

В отличие от большинства чистильщиков, Лукас был не суеверен и имя Лесного Демона произносил так же непринужденно, как своё собственное. Но за те короткие годы, что Кара провела с матерью, мать успела вселить в неё безрассудный и всепоглощающий страх перед Сордусом, и этот страх владел ею и по сей день.

– А у меня было на редкость интересное утро, – сказала Кара. Она принялась рассказывать ему утреннюю историю во всех подробностях. Лукас слушал, как и всегда, пристально глядя ей в глаза. Если есть на свете человек, который может ей помочь понять, что же произошло, так это Лукас.

– Я вообразила, что свиньи творили с ним такое… это было ужасно! – сказала она. – Я хотела его наказать.

– И отлично! Я тоже хочу его наказать! Он же тебя надул!

– Но о таких вещах никому думать не следует. Тем более Детям Лона!

– Ну это же просто мысли! – сказал Лукас. Он развернулся к ней лицом. – Ничего плохого ты не сделала. Что бы там ни говорили, ты не такая, как она. Запомни это!

Подняв голову, чтобы посмотреть ему в глаза, Кара увидела, как чёрный силуэт пролетел и сел на спину Лукасовой рубахи.

– Не шевелись! – сказала она.

– А что такое?

– Тс-с! – сказала она, вставая на ноги и обходя Лукаса. – Говорить – это тоже шевелиться.

– Нет. Говорить – это сказать мне, в чём дело.

Она нашла сквита, размером не больше напёрстка. Он уселся между лопаток Лукаса, растопырил жвалы и подыскивал местечко, откуда лучше начать.

– Это сквит, – сказала Кара.

– Что ещё за сквит? Они вредные? Звучит так, будто вредные.

– Они редкие. Обычно они появляются только в тёплый сезон, если только они не спариваются. И тогда…

– Они кусаются?

– Ну… не совсем.

– Это не тот ответ, на который я надеялся.

Изо рта сквита выдвинулось жало, похожее на штопор, и принялось ввинчиваться против часовой стрелки. Жало проткнуло Лукасову блузу и врылось в тело. Лукас напрягся – на поверхности его кожи выступила крохотная капелька крови.

– Сиди смирно, – сказала Кара. Она боялась, что если попытаться схватить сквита, она может его напугать, и тогда он примется ввинчиваться ещё быстрее. Поэтому она положила указательный палец на спину Лукасу.

– Иди-ка сюда, – сказала она, и сквит вынул жало и переполз на её палец. Девочка сомкнула ладони над крохотным созданием, и его крылышки затрепетали от удовольствия.

«Что бы это значило, – подумала она, – что смертельно опасная тварь относится ко мне с такой любовью?»

– Ошибаешься, – ответила она Лукасу почти шёпотом. – Я такая же, как она.

Кара разжала руки и выпустила сквита. Сквит полетел на север.

3

В торговых рядах яблоку негде было упасть. Кара крепко держала Таффа за руку, пока они пробирались в толпе других покупателей. Кара знала, что Тафф боится толпы, хотя он в этом и не сознавался.

– А может, сперва сходим домой и спросим у папы? – спросил он. – Вдруг ему на что-то деньги нужны, а мы не знаем.

– Да нет, я думаю, что всё будет нормально, – ответила Кара. Братишка не знал, что в последний год Кара сама распоряжалась их усыхающими финансами. Если отдать серенькую папе, он её наверняка просто потеряет. Хотя Таффу она этого говорить не хотела. Несмотря на всё случившееся, Тафф папу всё равно обожал, и Каре хотелось сберечь это чувство как можно дольше.

Внезапно Тафф отпустил её руку и зашёлся кашлем. Высокая тетка, примерявшая новый чепчик, развернулась и злобно зыркнула на него.

– Нечего тут соплями трясти! – рявкнула она. Тётка стремительно промаршировала на другой конец магазина, но Тафф все же успел вытереть длинную соплю о спину её платья.

– Ну Тафф! – шёпотом одёрнула Кара. – Так нехорошо!

– А она со мной хорошо, что ли?

– Знаешь, сломав вторую ступеньку…

– …Лестницу не починишь. Знаю, сестричка, знаю.

Кара позволила себе чуть заметно улыбнуться.

– Хотя, конечно, – добавила она, – это было отчасти уместно.

Тафф улыбнулся в ответ.

– Это почему?

– Да она сама такая… сопли пузырём!

Тафф покатился со смеху. Прочие покупатели принялись на них оглядываться. Кара знала, что внимания к себе лучше не привлекать, но смех у Таффа был такой звонкий и заразительный, что ей было всё равно.

Но вскоре смех снова сменился кашлем. Теперь Кара отчетливо слышала хлюпанье, подбирающееся к легким Таффа. Деньги придется потратить на лекарство… К счастью, Кара знала, что им надо: простое укрепляющее снадобье, за которым не придётся идти к доктору Мэттеру. Конечно, на одну серенькую целой бутылки не купишь, но Таннер Стормфилд, продавщица, продаст ей одну дозу, и Тафф её выпьет прямо в магазине. Они уже так делали.

– Да нет, Кара, – сказал Тафф, когда они подходили к ряду, где продавались бинты, запечатанные пузырьки и разнообразные мази, – со мной всё нормально!

– Нет, Тафф, не нормально. Сам же знаешь, что будет…

– Я не хочу тратить семечку на ерунду!

– Твое здоровье – не ерунда.

– Кара, ну пожалуйста! – взмолился он. – Не трать её на меня!

Девочка наклонилась к брату.

– Маленькие дети часто болеют. С возрастом они это перерастают. И ты это перерастешь, Тафф. Прямо сейчас тебе тяжело, но когда ты станешь старше, ты сделаешься высоким и сильным. И я знаю, что тогда ты будешь заботиться о нас – и обо мне, и о папе.

Она погладила братишку по щеке.

– А до тех пор я буду заботиться о тебе. А ты будешь меня слушаться. Договорились?

Тафф коротко кивнул. Ему это всё не нравилось, но сестре он верил больше, чем кому бы то ни было на свете.

– А ты правда думаешь, что я вырасту высоким? – вполголоса спросил он.

– Как дерево фенрут! И сильным.

Этот разговор, как часто бывало, перешел в игру.

– Насколько сильным?

– Таким сильным, что сможешь швырять тюки сена отсюда до самого океана! И валить деревья ударом кулака.

– А коровами жонглировать смогу?

– А то как же! Но ты этого делать не будешь. Потому что это было бы жестоко.

Тафф захихикал. Он попросил разрешения подождать Кару на улице: другие ребята ему клялись, что поблизости растёт дерево, на коре которого отпечаталось лицо Сордуса, и Таффу хотелось на него посмотреть. Кара тоже слышала эти дурацкие слухи, когда была в младшей школе, но не видела смысла портить ему удовольствие. Она сказала Таффу, чтобы он ждал её через несколько минут.

Кара нашла, что искала, под коробкой тянучек от боли в животе. У бутылки был такой вид, словно она уже очень давно стоит тут на полке. Вряд ли это как-то скажется на эффективности снадобья, но надо все же спросить у продавца…

Когда Кара обернулась, прямо за спиной у неё стояла Грейс. И улыбалась.

Это был дурной знак.

– Добрый день, Кара! – пропела Грейс. Её тон был сама любезность. – Как я рада тебя видеть!

Грейс, вне всякого сомнения, была самой красивой девочкой в деревне. Однако то была странная красота. Глаза – пронзительно-голубые, будто самоцвет, только что найденный в шахте. Яркость глаз подчеркивали длинные, шелковистые белые волосы, перевязанные розовой лентой. По всем правилам Грейс следовало бы прятать такие необычные волосы под шляпкой или под чепчиком: ведь любые физические особенности, от раздвоенной губы до крохотной родинки, зачастую рассматривались как знак того, что дитя «тронуто магией» и за ним надо смотреть в оба. Но Грейс это, по-видимому, не касалось. Она гордо носила свои волосы, каждый день вплетая в них яркую ленту нового цвета, и жители деревни восхищались её «мужеством».

С их точки зрения, Грейс ничего дурного сделать не могла.

За спиной Грейс могучей тенью маячил её постоянный спутник, здоровенный малый по имени Саймон Лодер, с постоянно приоткрытым ртом, что придавало ему какое-то растерянное выражение. Годам к шестнадцати Саймон мог бы уже работать в поле – при его росте он бы запросто пахал за троих взрослых мужчин. Возможно, со временем он бы даже стал владельцем собственной фермы: он происходил из хорошей семьи и, как все говорили, рос энергичным и довольно умненьким мальчиком.

Всему пришёл конец, когда Саймон в восемь лет забрёл в Чащобу.

Искать его никто не решился, даже родители. Ребёнка сочли пропавшим – говорили, что его забрал Сордус. И отчасти это была правда. Ребёнок, который вернулся в деревню два дня спустя, пошатываясь, в окровавленной одежде, был совершенно другим мальчиком. Его разум был погублен безвозвратно. Теперь Саймон почти не разговаривал, а если разговаривал, то только с Грейс.

Кара его жалела, но в то же время боялась его: её пугало то, как он не сводит глаз с Грейс. Все толковали о том, какая Грейс милосердная, как она следует Пути тем, что дружит со злосчастным ребёнком. Но Кара-то знала, что доброта тут ни при чем. Саймон просто инструмент, который у Грейс всегда под рукой – опасный, как топор, и для Грейс намного удобнее топора.

– Тебя не было в школе, – сказала Кара как можно более бесстрастным тоном. Сегодня она была не расположена играть в игры Грейс.

Грейс опёрлась на свою трость, вырезанную из ясеня, поваленного молнией.

– У меня с утра нога разболелась. Я с постели встать не могла.

– Очень тебе сочувствую, – сказала Кара. – Наверно, это тяжело.

– Да, Кара. Очень тяжело. Ты себе просто не представляешь, какая это боль.

И, хотя Грейс по-прежнему улыбалась, глаза у неё вспыхнули голубым огнём.

Левой ноги Грейс никто никогда не видел: в Де-Норане женщины не носили юбок выше щиколотки, а купаться Грейс не ходила. Но, по слухам, нога у неё была кривая и иссохшая.

И в этом Грейс винила Кару.

– Я пропустила что-нибудь важное? – спросила она.

– Да нет, – ответила Кара.

– Когда я стану фен-де, первым же приказом отправлю наставника Блэквуда в чистильщики. Он мне надоел.

Кара вежливо кивнула и сделала шаг в сторону прилавка.

– Ну, выздоравливай.

Саймон преградил ей путь.

– Дай угадаю, – сказала Грейс, глядя на бутылку в руках у Кары. – Этот щенок опять болеет?

Говоря, она поправляла бутылочки на полке, так что они выстроились в ровный ряд.

– Когда я стану главной, все будет иначе. Таким щенкам, как он, будут просто сворачивать шею. Так будет намного лучше. Эти бестолковые чистильщики трудятся не покладая рук, и всё равно Чащоба мало-помалу надвигается с каждым годом. Наша часть острова делается все меньше и меньше. У нас нет места для всяких заморышей.

Жестокие слова Грейс, как всегда, прятались под непринуждённым тоном дружеской болтовни. Она ни на секунду не переставала улыбаться. Любой, кто был в магазине, видел всего лишь девочку, щебечущую с подружкой.

Кара посмотрела ей в глаза.

– Не говори так о моём брате!

Это прозвучало громче, чем хотелось Каре.

Таннер Стормфилд выглянула из-за прилавка.

Грейс положила свою маленькую ручку Каре на плечо, как будто успокаивала её.

– Что, Кара, правда глаз колет? Уж кому и знать, как не тебе!

Она помолчала.

– Эта бутылка стоит целую жёлтенькую, а то и больше. Где это бедная дочка фермера раздобыла такие деньжищи, а?

– Я бутылку покупать и не собираюсь!

Грейс картинно вздохнула.

– Ну не собираешься же ты её украсть!

– Нет, конечно! Миссис Стормфилд за серенькую нальет Таффу одну ложку. А насчёт завтрашней порции я что-нибудь придумаю.

– Так у тебя есть серенькая? Вот новость так новость! Давай-ка её сюда.

– Что?!

Грейс вздохнула с таким видом, как будто что-то объясняла непонятливому малышу.

– На прошлой неделе вернулся торговый корабль. Они привезли из Мира новые, невиданные конфеты. Я хочу попробовать такую конфету, а кошелёк оставила дома. А как я уже сказала, у меня сегодня нога болит. В общем, мне нужна твоя серенькая.

– Ну конечно, Грейс. А ты мне её потом, разумеется, вернешь.

– Нет, не верну.

Она подставила ладонь, держа её вплотную к телу, так, чтобы со стороны видно не было.

– Ну, давай семечку!

– А почему, собственно?

– Потому что в конце концов ты мне всё равно её отдашь. Я просто хочу избавить тебя от лишних неприятностей. Клянусь Клэном, Кара, – можно подумать, ты не знаешь, кто твои настоящие друзья!

Грейс всё держала ладонь. Ждала.

Кара почувствовала, как гнев охватывает её с головы до пят, точно лесной пожар. С Грейс всегда бывало так. Для всех остальных – сплошные сахарные улыбки, настоящий подарок для деревни. Никто не ведал её тёмной души, кроме Кары.

Обычно ей удавалось не обращать на Грейс внимания. Но мелкие несправедливости этого дня, копившиеся одна за другой, вывели Кару из равновесия.

Она ударила Грейс по руке.

Кара сразу поняла, какую ошибку она совершила, но было поздно. Грейс уже валилась назад, она попыталась было ухватиться за полку, но вместо этого только смахнула на пол банку с вареньем. Осколки полетели во все стороны, увечная нога Грейс вдруг подломилась, и она рухнула к ногам Кары.

От боли она всхлипывала вполне убедительно.

– Я же до неё едва дотронулась! – тихо сказала Кара.

Могла бы и не говорить. Её никто не слушал.

Саймон одним плавным движением наклонился и поднял Грейс на ноги: несмотря на свои размеры, он был проворен, как кошка. И тут же Грейс окружили озабоченные покупатели, спрашивая, не позвать ли папу. Грейс махнула рукой с решительным видом, говорящим о том, что она испытывает невыносимую боль, но слишком самоотверженна, чтобы кого-то беспокоить.

Убедившись, что Грейс не пострадала, все накинулись на Кару.

– Ах ты язычница! – сказала Бетани Джеймс, старая карга с серповидным шрамом на подбородке. – Неужто бедная девочка без того мало страдала?

– Да она сама…

– Не слушайте её, врет она всё! – сказал Вильям Элиот, бородатый мужичок ростом не выше Кары. – И мать у ней такая же была, за словом в карман не лезла. А чем это кончилось, мы все знаем!

Вильям смерил Кару взглядом, подступив вплотную, так что она почувствовала, как изо рта у него несёт жареным луком.

– И лицом на неё похожа как две капли воды! Вот посидит ночку в Колодце, научится уму-разуму, пока не поздно! Схожу-ка я за серым плащом, подам официальную жалобу…

Однако не успел Вильям дойти до выхода из магазина, как Грейс вскричала:

– Ах, постойте! Кара не виновата! Она меня просто чуть-чуть толкнула! Я просто… мне просто тяжело держаться на ногах, потому что… потому что…

На глаза Грейс навернулись слёзы.

Миссис Джеймс обняла её за плечики.

– Ты слишком добра, моя милая! Ещё защищать её пытаешься, после того, что она с тобой сделала! Самому Тимофу Клэну нелегко было бы проявить такое всепрощение.

Тут деловито вмешалась Таннер:

– А из-за чего вы, собственно, повздорили-то?

Грейс потупилась. Сама скромность и невинность!

– Ну, говори ты! – велела Таннер Каре.

Кара пожала плечами. А что говорить-то? Всё равно всё без толку. Кто ей поверит?

Таннер скрестила на груди свои ручищи, мощные и ловкие, не хуже, чем у любого мужчины.

– Девочки, – объявила она, – это мой магазин, и уж я разберусь, что тут произошло!

Грейс что-то пробормотала – так тихо, что никто не разобрал ни слова.

– Что-что? – переспросила Таннер.

Грейс повторила, уже погромче:

– Она отняла у меня серенькую…

Кара пришла в ужас. Не оттого, что Грейс это сказала – а оттого, что она с самого начала не догадалась, к чему та клонит.

– Я этого не делала! – воскликнула она.

Но даже самой Каре было слышно, как беспомощно и фальшиво это звучит.

– А ну цыц! – рявкнул на Кару Вильям. Он подобрал с пола трость Грейс, вручил ей и ласково похлопал девочку по руке. – Ну-ка, расскажи, как это вышло!

– Я пришла купить какой-нибудь мази для ноги. Я увидела Кару и подошла к ней, хотела обсудить, что было в школе. Я не смогла сегодня пойти в школу, потому что болела, и мне не хотелось отставать от класса. Я подумала, может, Кара мне расскажет то, что я пропустила. Но она только и делала, что расспрашивала, есть ли у меня деньги. Наверно, это все те новые конфеты, ей очень уж хотелось попробовать…

– Сладкие кристаллы… – сказала Таннер.

– Ну да, они самые. Беда в том, что у неё не было денег. Нет, конечно, я предложила её угостить. Я же надеялась, что тогда она согласится помочь мне с уроками, а то я каждый раз так беспокоюсь, когда пропускаю школу. Но стоило мне достать семечку, как Кара её тут же выхватила у меня из руки, а я упала. Нет, Кара меня не толкала! То есть, может, она и толкнула, но это вышло нечаянно. Она бы никогда так нарочно не поступила. Кара на самом деле очень добрая девочка, если познакомиться с ней поближе…

– Это моя серенькая, – сказала Кара. – Я сегодня утром сделала кое-какую работу на ферме у Лэмбов. Можете у них спросить, если мне не верите.

С тем же успехом она могла бы разговаривать с ветром.

– Серого плаща позвать надо! – сказал Вильям.

– Да, – согласилась Таннер. – Воровство безнаказанным оставлять нельзя!

– Пару часиков в Колодце, а?

– Это самое меньшее.

– Ой, не надо, пожалуйста! – воскликнула Грейс, хватая за руки Таннер. – Я же знаю, что Кара просто пошутила. Да, у неё странное чувство юмора, и со стороны шутка, которую она со мной сыграла, может показаться несказанно жестокой, но, по крайней мере, это позволяет мне чувствовать себя, как будто я здоровая! И ведь я же знаю, что она собиралась мне её вернуть. Правда, Кара? Ведь ты же собиралась мне её вернуть, да?

Все обернулись к Каре, ожидая её ответа.

Девочка подумала было, не стоит ли ещё раз заявить, что она ни в чем не виновата – но, похоже, смысла нет. Грейс в ответ просто улыбнётся, или надует губки, или расплачется – и все Карины оправдания разлетятся вдребезги.

– Я её верну, – ответила она безжизненно-ровным тоном. – Я просто неудачно пошутила.

Грейс тут же просияла. На Кару она поглядела с нескрываемой гордостью, как будто Кара собачка, которая только что выполнила превосходный трюк.

Таннер зашла за прилавок и достала швабру.

– Ну, девочки, баловства я у себя в магазине не потерплю! Кто-то должен прибрать этот беспорядок.

Грейс кивнула, как будто это было более чем разумно.

– Кара, ты знаешь, мне так трудно наклоняться, но если ты подашь мне швабру, я…

– Вот ещё вздор! – воскликнула миссис Джеймс, тыча костлявым пальцем в сторону Кары. – Ведьмина дочка всё это натворила, её и наказать следует!

– Вот-вот! – воскликнул Вильям и закивал так яростно, что Кара подумала, как бы у него зубы изо рта не вывалились. Он приобнял Грейс за талию. – Ты тут ни соринки не подымешь, лапушка моя! Идем-ка, мы проводим тебя домой.

Таннер ткнула ручку швабры в руки Каре.

– Ты ничего не забыла? – спросила она.

– И точно! – воскликнула миссис Джеймс, и Кара с шокирующей отчётливостью вспомнила, как колыхалось лицо старухи в свете факелов тогда, в ночь казни её матери. – Ты головой не ослабела, а, девка?