Kitobni o'qish: «Прометей: Владыка моря»

Глава 1. Оглядываясь назад

Я со своим напарником Михаилом находился на борту международной космической станции на орбите Земли, когда мы пролетели сквозь непонятное свечение и оказались в другом временном пространстве. Михаил погиб, пытаясь починить повреждение, причиненное нам космическим мусором. Мне не оставалось другого выбора, кроме как приземлиться на ставшей чужой Земле. Альтернативой было умереть на станции от голода и обезвоживания.

На Землю я попал в аварийно-спасательной капсуле «Союз», приводнившись на море, и течение вынесло меня на берег, который позднее я определил как южный берег Турции. Мне удалось прихватить со станции запас продуктов, медикаментов и немного одежды. В связи с ограниченным пространством многие вещи пришлось оставить на станции.

Я начал понемногу обживаться на новом месте, но угнетало отсутствие людей. И вот однажды я спас от рук дикарей-людоедов племени Канг троих подростков: Нел, Рага и Бара из племени Луома, уничтоженного более сильными неандертальцами. Нел стала моей женщиной, а ее братья – моими соплеменниками – Русами. Мы прожили на берегу бухты, куда течение принесло мою капсулу, два года. Потом, спасаясь от наступающего оледенения я принял решение плыть на плоту вдоль береговой линии, спускаясь к юго-востоку.

За время путешествия наше маленькое племя Русов пополнилось двумя девушками-подростками, которых я нарек Лоа и Моа. В дороге мы пережили столкновение с ужасным племенем каннибалов, состоявших только из мужчин, сумели их перебить и, наконец, нашли свою землю обетованную на территории будущего Ливана. В облюбованной нами бухте проживали бежавшие от каннибалов люди племени Гара (Лисицы).

Племя я взял под свое покровительство, и мы мирно уживались на протяжении нескольких лет. Меня назвали Макс Са, что значит Дух Макс, и я пользовался абсолютной властью. За четыре года в нашем селении Плаж произошли значительные события. В состав племени Русов вначале влилось племя Уна (Кабаны), а вслед за ними и племя Чкара (Выдры). Шторм и течение принесли в бухту рыжеволосую красавицу Мию, ставшую моей второй женой и оказавшейся вождем матриархального племени Нига, его я также взял под своё покровительство.

Мы сажали ячмень и чечевицу, научились ковать железо и нашли свинец. Прелести бронзового века стали явью. В скотном дворе появилась живность, путем регулярных тренировок я сумел создать маленький, но хорошо обученный и экипированный отряд.

Во время засухи, случившейся к концу пятого года моего пребывания на этой планете, через обмелевшую реку Литани перешли толпы дикарей, мигрирующих с юга. Они предприняли спланированную ночную атаку, однако мы не только отбились, но и разгромили их. Преследуя остатки дикарей, мы прошли на юг около ста километров, взяли пленных и вернулись с триумфом.

В момент, когда нам казалось, что все проблемы позади, и я уже забыл про найденный шлем американского летчика по имени Чарльз Тейлор времен Второй мировой войны, в небе появился самолет конструкции тех времен и приземлился рядом с нами. Один из прилетевших на нём американцев умер от прободной язвы желудка, но двое других стали моими верными соратниками.

Мы пережили нашествие саранчи и огромной армии дикарей, почти захвативших Плаж. Преодолели все трудности, приручили верблюдов и создали дромадерскую кавалерию. Я вернулся с Тиландером, Баром и Маа в бухту, где прожил два года, чтобы отбуксировать капсулу к месту нашего проживания. На охоте на нас напали дикари, Маа погиб сразу, я же потерял сознание от сильного удара по голове.

Мне пришлось стать членом племени неандертальцев, чтобы сохранить свою жизнь. Племя ушло на север и должно было вернуться на юг с наступлением холодов, но погибло от рук кроманьонцев, удалось спастись только мне и полукровке, которого я нарек именем Санчо. Оторвавшись от погони, мы вдоль реки добрались до Эгейского моря, потом до Дарданелл. Полученная мною в результате падения травма помешала нам идти дальше, и нам пришлось зимовать в пещере, куда внезапно вернулось давно облюбовавшее племя неандертальцев, среди которых оказалась и захваченная ими кроманьонка Ика. Пару месяцев спустя, пока я был на охоте, ее изнасиловал и убил вождь, чтобы спровоцировать меня на поединок.

Этого я не мог простить и одного за одним уничтожил маленькое неандертальское племя. Преодолев Дарданеллы на самодельном плоту, мы двинулись домой, уничтожая по пути встреченных неандертальцев. Несколько дней погостив в племени озерных Луома, скорее всего, являвшихся частью племени Нел, продолжили путь. Вскоре Санчо отравился, но могучий иммунитет неандертальца справился, и нам всего лишь несколько дней оставалось до Плажа, когда мы наткнулись на небольшое кроманьонское племя. Не окажись рядом мой приемный сын Бер с отрядом черного спецназа, мои приключения закончились бы на том морском берегу.

Возвращение домой получилось триумфальным: меня встречали всем Плажем, скандируя мое имя. Дома меня ждала семья: жены Нел и Миа, и рожденный Мией в мое отсутствие пятый ребенок названный Урром. С возвращением мое имя обрело дополнительную легенду. Любители подмечать всё необычное, дикари добавили к моему имени слово «Ра», что можно перевести как «бессмертный».

Теперь мое полное имя с учетом всех регалий звучало как Макс Са Дарб Канг-У Ра, что звучало для дикарей целым предложением: «Бессмертный Великий Дух Макс, исцеляющий людей и убийца людоедов». Именно так в начале Малого Императорского Совета и докладывал о моем приходе Бер, ставший не только командиром спецназа, но и начальником моей личной охраны.

Санчо сдружился с Рамом, тем не менее, не проходило дня, чтобы пару раз в день он не находил меня с неизменным вопросом: «Все хорошо, Макш?» Букву «С» в конце слова парню так и не удавалось выговорить, он привык к своему имени, но смешно произносил его «Саншо». Он тоже присутствовал на Малых советах, но в качестве устрашающего телохранителя. За восемь месяцев нахождения в Плаже на постоянной сытной и разнообразной кормежке неандерталец вытянулся и ростом практически сровнялся со мной и мог похвастаться метровыми плечами, даже Рам и Лар на его фоне казались дистрофиками.

Разногласия и недовольства, что проявились за время моего вынужденного отсутствия, ушли, но я сделал из этого верные выводы, прежде всего поддержав запрет Нел на свободное ношение оружия. Оружием на постоянной основе владели мои приближенные, американцы, члены моей семьи и личная охрана. Кроме того, оружие сохранила та часть регулярной армии, что несла охрану границ и несколько охотников. Остальным оно выдавалось по мере необходимости, для охоты или при выходе «Акулы» в море.

Неделю назад исполнилось семь лет, как я вступил на поверхность планеты. И неделю назад Тиландер закончил строительство второго корабля, практически вдвое превышавшего «Акулу» размерами. Пришлось долго ломать голову, придумывая название новому кораблю, но варианта лучше, чем «Варяг», я не придумал. «Варяг» сейчас проходил ходовые испытания. За основу тоже взяли идею драккара, но с некоторыми изменениями. Тиландер умудрился настелить палубу, создав таким образом две небольшие каюты и трюм, в котором отгородили место для отдыха матросов. Получился тридцативесельный драккар, но главную гордость американца составляла возвышавшаяся на двенадцать метров мачта с тремя парусами, словно на парусниках Средневековья.

Со временем Тиландер надеялся обучиться сам и обучить своих матросов обходиться без помощи весел. Уже пятый день он выводил «Варяг» в море, где по его команде матросы ставили и убирали паруса, пытаясь маневрировать. «Варяг» получился тихоходнее, его ширина достигала четырех метров при двадцати четырех в длину. Он мог взять на борт до сотни человек и рассматривался мной больше в качестве грузового судна. Для скоростных набегов на неведомые берега «Акула» походила лучше.

Но исследования средиземноморских берегов планировалось чуть позже: ближайшая задача – основание дублирующего поселения на Кипре, чтобы иметь возможность эвакуации при угрозе, которая отнюдь не мифическая: периодически из Форта появлялся гонец на верблюде, докладывая, что за рекой обнаружены немногочисленные отряды дикарей. Сто, двести и даже тысяча дикарей для нас не представляли проблемы. Другое дело – время их миграции, а оно, если не ошибаюсь, будет длиться тысячами лет.

Мы не можем прожить тысячу лет, прячась за стенами Плажа: если бы не ячмень, чечевица и рыба, то давно бы столкнулись с проблемой голода. Есть еще, конечно, домашний скот, но и его надолго не хватит. Постоянная охота привела к тому, что добыть животное стало проблемой, и даже моратории не в состоянии восстановить поголовье диких животных. Население Плажа растет, а значит, растет и потребность в еде. Рациона Русов изменился: они с удовольствием едят рыбу, супы из чечевицы, любят ячменные лепешки. Но уже шести полей под сельскохозяйственные культуры еле хватает, погреба понемногу начинают опустошаться.

Если перевезти часть племени на Кипр, а еще часть поселить в паре дней пути, образуя цепь поселений с возможностью прийти на помощь друг другу, проблема питания может исчезнуть.

В Плаже появилось очень много детей: месяц назад я поручил Зику провести перепись, результаты которой меня ошеломили. Одних детей до года аж семьдесят, а всего численность детей вместе с подростками – триста три. Еще двести двенадцать женщин и сто семьдесят один мужчина. Итого, почти семьсот душ населения, по меркам каменного века – это мегаполис типа Москвы.

Можно перевести сотню человек на Кипр, не считая членов моей семьи. Еще пару сотен расселить примерно там, где раньше стояла деревня племени Гара. Хотя, может стоит подумать о Родосе и итальянском «сапоге»? Родос мне очень нравился, как и Кипр, своим климатом и разнообразием флоры и фауны. А к Италии душа лежала всегда. Пока сделаю Кипр местом своей главной резиденции, окруженный со всех сторон морем остров недосягаем для врага, какие бы полчища не мигрировали на запад. Родос тоже неприступен, чего не скажешь об Италии, легко проходимой со стороны Франции, на территории которой я еще семь лет назад сам видел костер с МКС. Думаю, там обитают неандертальцы, к которым симпатий я испытывал ещё меньше, чем к мигрирующим черным кроманьонцам.

– Макс Са, ты не кушаешь. Сидишь и смотришь на дверь, – Нел тронула меня за плечо, вырывая из дум.

– Я не голоден, Нел, но спасибо, ты у меня прелесть, – приобнял жену, легонько шлепнув по пятой точке. На Нел сейчас домотканая юбка, сшитая женщиной по имени Тук. Топ прикрывает грудь, самодельная ткань ценится очень дорого, и мало кто может себе ее позволить. Стихийный базарчик вырос, примыкая одним концом к крепостной стене. Налог торговцы платят натуральными продуктами, но такой обмен неравноценен, пора задуматься о вводе в оборот денег. Металла для этого хватало: у Лайтфута и Рама накопился запас слитков из сплава никеля и свинца. Осталось только продумать форму и размер монеток и можно запускать печатный станок.

Нел смахнула тряпкой несуществующие крошки: ячменная лепешка так и лежала нетронутой. С моим возвращением Нел снова отошла на второй план, оставаясь в моей тени. Но грех держать ее в домохозяйках: с моей подачи жена стала первым и самым главным учителем в начальной школе, где вместе с ней Зик учил желающих читать, писать и простым арифметическим действиям. Основное время Зик уделял лечебным травам, в нашем дворце образовались целые снопы засушенных лекарственных трав. Когда у меня оставалось свободное время, я учил Зика готовить отвары, объясняя, против каких болезней и симптомов их использовать.

Больных и желающих выпить отвары приходило так много, что одно из помещений «школы», превратилось в мини-больницу, куда основательно перебрался и сам молодой лекарь. Пришлось даже сделать ему внушение, чтобы не готовил отвары всем подряд, а только по показаниям. Наиболее часто встречающиеся проблемы со здоровьем среди жителей Плажа – ушибы, переломы и производственные травмы. Несколько матросов размозжили пальцы, во время стройки «Варяга» двое сломали ногу, а еще один – руку . Дважды сам накладывал импровизированную шину, а в третий раз поручил Зику. Парень быстро усвоил, как достигается иммобилизация, и вполне успешно зафиксировал поврежденную ногу матроса.

Зик стал вторым адептом гигиены, после того как рассказал ему о бактериях и вирусах. Он долго не мог понять, как могут существовать организмы, невидимые глазу. Но когда до него «дошло», его параноидальное желание мыть свои руки и руки всех входящих в «больницу», выводило даже меня. За десять минут обеда парень мог раз пять спросить, все ли помыли руки.

Оглядываясь назад, с высоты прожитых на этой Земле семи лет, вынужден признать, что только счастливая случайность или небесное благоволение позволило мне выживать всё это время. Поначалу беспечность могла стоить жизни мне и моей семье. А неблагоразумная охота, когда, взяв с собой всего лишь одного Маа, я попал в плен к неандертальцам, могла разрушить все, что я создавал на протяжении шести лет. Задержись я в плену еще на полгода, возможно, застал бы на месте Плажа пепелище. Остатки Русов разбрелись бы по близлежащим территориям, быстро забывая все, что я прививал им годами.

Едва вступив на Землю, я столкнулся с проблемами, казавшимися в то время серьезными. Помню, как сетовал на книжных попаданцев, мастеров на все руки, которым «рояли» выпадали каждую минуту. Но сейчас, оглянувшись на пройденный этап, вынужден признать, что мне повезло не меньше. У меня в распоряжении оказалась целая МКС, вместо того чтобы убиваться горем после смерти Михаила, мне следовало бы к сборам подойти тщательнее. Течение вынесло меня в бухту практически неприступную с трех сторон, за хребтом оказалась соль, в горной гряде обнаружилась пещера с ледником. Одних этих подарков судьбы уже более чем достаточно, но Небо или скорее Бермудский треугольник, послало мне еще и американцев.

Лайтфут оказался ценнее золота: потомственный металлург и кузнец. Именно благодаря ему у нас появились: доменная печь, горн, печь для коксования, кираса и качественное холодное оружие, и это не считая топоров, лопат, пил и ножей. Уильям действительно стал счастливым лотерейным билетом, который я вытащил, даже не представляя его ценности.

Не менее ценным «роялем» оказался и матрос Тиландер, умевший обращаться с парусами и строить баркасы: «Акула», а теперь и «Варяг», маневрировавший парусами неподалеку в море, подтверждали это.

После моего возвращения, когда стих ажиотаж, Герман явился с повинной. Он, краснея и опустив голову, признал, что первую погоню свернул преждевременно, убежденный в моей смерти. И вторую погоню организовал скорее под натиском недовольных Русов. Что я мог ему сказать? Что я совсем не держу зла? Ведь продолжи они тогда погоню, я не потерял бы шесть месяцев вдали от дома, многократно рискуя жизнью. Но, вспомнив, как Тиландер рискнул жизнью и подставился под стрелу, спасая Нел, не мог не простить этого добродушного и немного хмурого американца.

– Герман, все это в прошлом, у русских есть поговорка: кто прошлое помянет, тому глаз долой. Просто помни, мы, русские, никогда не сдаемся и никогда не прекращаем погони или поисков, пока не получим неопровержимых доказательств. А когда получаем их, то мстим. И мстим так, чтобы другим неповадно было. А так как ты теперь Рус, как и все мы здесь, давай придерживаться таких правил. Мы не отступаем, не сдаемся и за кровь близких людей заставляем врага заплатить кровью.

– Я понял, этого больше не повторится. Вы, наверное, и в самом деле бессмертный, потому что выжить и вернуться из плена людоедов, такое даже в книгах не встречал, – Тиландер приложил руку к виску: – Разрешите идти, сэр!

– Вольно, матрос 1-го класса Тиландер, и спасибо, что спасли мою жену.

– Это был мой долг перед вами, – американец улыбнулся краешком рта. После ухода моряка я окончательно простил его в своей душе.

Это произошло восемь месяцев назад, а сейчас достроенный «Варяг» проходил испытания в море. На него я установлю крупнокалиберный пулемет и несколько баллист. Пусть я не стану пиратом Карибского бассейна и не смогу захватывать корабли противника, так как их еще нет в помине, но стану владыкой моря.

«Владыка моря» вслух произнес словосочетание, словно пробуя на вкус. А ничего так звучит, мне нравится!

Глава 2. Шестое чувство неандертальца

Прошло почти около месяца, прежде чем явился преисполненный гордости Тиландер и предложил небольшую морскую прогулку на стоящем . у причала «Варяге». Я предложил Нел сопровождать меня в эту небольшую прогулку, на что та радостно согласилась и бросилась переодеваться, выбирая из двух юбок. Кроме Нел со мной отправился Бер, теперь не оставлявший меня одного, и Санчо, который прослышал про мое желание выйти в море и уже сторожил меня у причала.

– Макш, не ходить, плохо, – даже спустя восемь месяцев проживания в Плаже, Санчо не научился свободно говорить. Его фразы состояли из одиночных слов, чаще всего – существительных и глаголов.

– Все нормально, Санчо, мы с тобой на паре бревен Дарданеллы пересекли, что может быть опасного на большом корабле? – отмахнулся я от неандертальца.

Но тот не собирался отступать, стальная клешня схватила меня за запястье, едва не заставив вскрикнуть от боли.

– Га (я чувствую опасность), – неандерталец смотрел спокойно, но твердо.

– Ха (все нормально, здесь безопасно), – но Санчо мой ответ не удовлетворил.

– Га (опасно, очень опасно), – неандерталец едва не рычал, стараясь донести до меня мысль, что выход в море приведет к катастрофе, и я сдался. Сдался, вспомнив, как часто чутье Санчо спасало нас от гибели, сдался, припоминая льва, уступившего мысленному воздействию неандертальца.

– Герман, отложим поездку, Санчо нервничает и переживает, он чувствует опасность.

– Судно надежное, может не стоит придавать значения словам и чувствам дикаря. И море очень спокойное, ветерок нас резво погонит в открытое море, где мы сможем в полной мере насладиться скоростью, – американец не настаивал, но слова его казались разумными. Я чуть было не наплевал на все страхи Санчо, но, вспомнив, что обещал себе быть предусмотрительнее, все же отказался от морской прогулки, чем вызвал досаду у Нел, которая с неприкрытой неприязнью смотрела на неандертальца, понимая, что именно к нему я решил прислушаться. Но выказать открытое недовольство побоялась, помня о моей привязанности к Санчо.

Переговорив пару минут с Тиландером и отложив прогулку на день, решил навестить Рама и Лайтфута. К моему удивлению, Бер тоже серьезно отнесся к словам Санчо. Как и следует заправскому телохранителю, он даже обыскал корабль на предмет возможной опасности. Ничего не найдя, все равно оставался настороже, держась возле меня в шаге, в полной готовности реагировать на угрозы. Вчетвером мы дошли до кузни, где орудовали Рам и Лайтфут, радостно приветствовавшие нас издалека.

В последнее время кузнецы больше работали над орудиями труда: мотыги, лопаты, топоры. Они выковали железный клин, и теперь соха стала не одноразовой, а нормальной, с металлическим ножом, что заметно ускорило вспахивание земли, облегчив труд пахарей.

– Здравствуйте, сэр, – приветствовал меня Лайтфут, вытирая грязные руки куском шкуры.

– Макс Са, – это Рам показывает свою радость и почтительность. Будучи по природе немногословным, он даже улыбался крайне редко. Для него не существовало авторитетов кроме меня. Правда, женившись, полукровка стал немного мягче и не таким грубым как раньше. Женщина и в каменном веке лепила из мужчины как из воска, если у нее имелась голова на плечах.

– И вам доброго дня, кузнецы Плажа, – немного витиевато ответил я на приветствие и, не дожидаясь обмена любезностями, продолжил, – Уильям, как ты относишься к идее, что мы начнем чеканить свою монету?

– Монету? В смысле, деньги, сэр? – Лайтфут разинул рот от удивления.

– Да, деньги. Из сплава никеля и свинца, чтобы было и достаточно пластично, и в то же время твердо. Думаю, нам хватит монет нескольких номиналов. Что скажешь?

– Не знаю, не думал об этом. Здесь разве нужны деньги, если все меняется и практически полное обеспечение на государственном уровне? – американец даже развел руками, дескать, зачем деньги, если все и так халява.

– Мы сейчас в первобытно-общинном строе, но пора переходить на следующую ступень. История всегда развивается по одному сценарию, и нам не избежать пути становления государства, переходя все эти формации, – я даже сам немного запутался от столь сложного объяснения. Но Лайтфут понял:

– Вы хотите ввести товарно-денежные отношения, чтобы умные и предприимчивые поднялись наверх и составили ваше дворянство?

– Примерно так. Кроме того, производить расчёт за работу деньгами удобнее. Лесоруб, углежог или рыбак сам решит, где и на что потратить деньги, – на миг перед глазами встало видение, как несчастные рабочие пропивают кровно заработанные в кабаке. «Нет, кабаков здесь не будет», – я мотнул головой, прогоняя видение.

– Вам плохо, сэр? – Лайтфут сделал пару шагов навстречу, но я успокоил его:

– Нет, все нормально, просто слегка задумался, – видя, что американец ждет от меня пояснений или инструкций, разъяснил. – Я принесу тебе образцы монет, а ты подумай над материалом, из которого можно будет приготовить пресс-формы для каждого номинала. Так как у нас есть разные металлы, и сами деньги в большом количестве нам не нужны, можно будет использовать свинец, медь и никель для монет разного достоинства.

– Хорошо, сэр, я что-нибудь придумаю, – пробормотал все еще ошеломленный американец, а затем добавил, – видел бы меня сейчас отец.

– А при чем здесь он? – не смог удержаться от вопроса, глядя на Лайтфута.

– Я в пятом классе пытался отлить долларовую монету, отец поймал меня за этим занятием и выпорол. Сказал, что, если я еще раз попробую такое сделать, он явится с того света и отрежет мне пальцы, – я расхохотался.

– Уильям, в этот мир вряд ли попасть с того света или из нашего мира, так что твоим пальцам ничего не грозит. Можешь успокоиться и не волноваться, ты будешь отливать монеты установленного государственного образца. Просто подумай насчет соотношения металлов в сплавах, чтобы наши дикари могли легко понимать ценность каждого номинала, даже не умея считать.

– Хорошо, сэр. Может, зайдете, Гу хорошо готовит, – пригласил Лайтфут, видя, что я собираюсь уходить.

– Нет, спасибо, пойду проведаю животных, – отказался я от приглашения и зашагал в сторону скотного двора, но Санчо вновь преградил мне дорогу:

– Макш, плохо, домой, – мне трудно было понимать Санчо на русском. Спросил его на родном для него языке:

– Га (опять опасность)?

– Ха (да, и очень близко, прямо сейчас).

– Ха (хорошо, что предлагаешь)?

– Ал (укрыться, спрятаться), – стоп, слово «Ал» до этого Санчо произносил всего один раз, когда по пути домой мы попали под снежную метель. Я помню, что и тогда он настойчиво предлагал спрятаться, но я ослушался и чуть не лишился яиц из-за внезапной жестокой метели.

– Ха (пошли домой), – на это неандерталец не возражал, лишь тревожно вглядывался в голубое безоблачное небо. Мы направились во дворец и когда достигли стены (а до дома оставалось всего сто метров) внезапно поднялся свирепый ветер. Вот только что стоял штиль и в мгновение ока ветер обрушился на нас с силой урагана. Небо заволокло тучами, из-за тонн песка, поднятого ветром, видимость упала практически до нуля. Ветер налетел с такой силой, что Нел сбило с ног, и я еле успел схватить ее за руку.

Что-то стальное обхватило меня вокруг пояса, поднимая в воздух. Нел, чью руку я не выпускал, также на миг оторвалась от земли. Могучий и широкоплечий Санчо двигался к дворцу спиной, укрывая меня от порывов ветра и песка. Нел плелась за нами, частично прикрытая нашими фигурами. Видимость составляла на более метра, но Санчо не ошибся и доставил нас к входной двери, втолкнул внутрь, а сам застыл на пороге, прикрывая от потоков песка, что швырял этот внезапный ураган. Бер проскользнул у него между ног и ввалился внутрь, отплевывая песок. Миа и дети находились дома, она как раз посадила всех кормить. Но как же остальные Русы? Этот ветер такой силы, что детей унесет по воздуху очень далеко. Даже может и в открытое море. С улицы слышалось завывание ветра, его сила нарастала, несколько раз мне показалось, что я слышу человеческие крики, но выйти и помочь им было не в моих силах.

– Санчо, не стой в дверях, – я потянул неандертальца внутрь, через образовавшийся просвет в лицо швырнуло песок. – Гигант снова замер в дверном проеме, практически полностью его закрывая. Мои дети были напуганы свирепым воем стихии: шкуры с окон сорвало, и песок горстями заносило внутрь. Прислонившись к простенку, мы молча стояли, вслушиваясь в звуки бури. Порой казалось, что они стихают, но через секунду завывание усиливалось. А потом внезапно все прекратилось, и наступила абсолютная тишина, прерываемая лишь скрипом песка на зубах. На мгновение мне даже показалось, что я потерял слух, настолько ухо привыкло к вою ветра.

– Ха (опасности нет, все хорошо), – Санчо отодвинулся в сторону, открывая вид на двор, где воздух посерел от медленно оседавшей пыли. Я подошел к проему и закашлялся: весь воздух настолько пропитался пылью, что казалось, словно ешь ее горстями. Лишь спустя минут двадцать снаружи окончательно прояснилось: солнечные лучи показались из-за расходящихся туч и облаков.

Следовало прояснить ситуацию, ведь не все жители имели столь крепкое жилище, как я. Стоило выйти во двор, как стали видны первые признаки произошедшей катастрофы. Две пальмы сломало ветром: верхушку одной отнесло к дальней стене, где ее дальше не пустил частокол. Вторую с корнями вывернуло из земли. Оставшиеся пальмы лишились почти всех перистых листьев и выглядели словно девушка, застуканная во время принятия душа: стыдливо и сиротливо.

Обе створки ворот, ведущих во двор, сорвало с петель. За стеной сломано еще около десятка пальм, которые я не давал рубить и берёг как зеницу ока. Одна створка ворот застряла в группе пальм неподалеку, вторая нашлась аж в двухстах метрах. Это какой силы был ветер, если учесть, что одну створку ворот с большим трудом несли вшестером. Хижины Нига стояли с южной стороны дворца и ближе всех к нему. Ветер налетел с севера, дворец, и стена частично прикрыли: только две хижины получили серьезные разрушения.

Жилища Уна и Гара пострадали практически все: у большинства отсутствовало покрытие из шкур и листьев пальм, с десяток вообще полностью разрушились, не выдержав урагана. Отовсюду, охая и ахая, появлялись люди. Первый труп женщины из черных я увидел недалеко от места, где еще утром висел гонг, теперь исчезнувший, а саму вековую пальму вырвало с корнями и обрушило на хижину, убив женщину. Ее муж и двухлетний ребенок не пострадали, но трагедия ошеломила их. Приободрив вдовца, я направился к побережью, опасаясь за целостность корабля и металлургических объектов.

Домна, горн и печь устояли, чего нельзя сказать о хижинах Лайтфута и Рама. Шкуры с них посрывало, местами вывалились колья, образующие остов хижины.

Но, как я и боялся, больше всего бед ураган причинил хижинам племени Выдр: только одна из тридцати выдержала ветер – хижина американца, построенная им после свадьбы. Все остальные попросту разметало. Ветер, не встречая препятствий рельефа, здесь разгулялся во всю мощь. На корабль я бросил всего один взгляд – стоит, пришвартованный к причалу, значит все в порядке. Люди бродили между разбросанными кольями, собирая свой нехитрый уцелевший скарб.

Наа и Тиландер поспешили мне навстречу, на лице старого вождя было написано такое отчаяние, что мне даже стало его жалко. Тиландер на правах зятя уступил слово тестю, сразу начавшего с причитаний:

– Макс Са, Макс Са, ничего не осталось, мы лишились хижин, мы все умрем с голоду. Сеть унесло, кемы (лодки) угнало в Соленую воду.

– Наа, успокойся, никто не умрет с голоду, я вам помогу, – не давая старому вождю благодарить себя, спросил у Тиландера:

– Жертвы есть?

– Пока знаем, что двоих детей унесло ветром. И одну женщину скинуло в море, спасти ее не удалось. Точнее скажу после полной проверки.

– Хорошо, Герман, я боялся, что жертв будет намного больше, – я уже повернулся, чтобы направиться в основной поселок, оценить ситуацию с пострадавшими, когда меня остановил голос американца.

– Сэр, корабль.

– Что с «Акулой»? – я похолодел, подходя к причалу, видел «Варяг», а вот «Акулы» не заметил.

– С «Акулой» все в порядке, я вчера вытащил ее на берег, чтобы почистить дно от ракушек и водорослей. Корабль немного занесло песком, но ничего не случилось. Я говорю про «Варяга».

Я оглянулся: корабль стоял у причала в сорока метрах от нас, мачта на месте, свернутые на рее паруса на первый взгляд не пострадали.

– «Варяг» стоит, с ним вроде тоже порядок? – я не понимал волнения американца.

– Нет, сэр. Как ветер утих, я первым делом осмотрел корабль и спустился в трюм. Сила ветра была такой, что, несмотря на швартовы и якорь, корабль так прибило к причалу, что треснул один шпангоут и две доски наружной обшивки ниже ватерлинии, в трюме вода.

– Говори яснее, Герман, – силюсь, чтобы не накричать на американца. Даже мне, сухопутной крысе, слова «в трюме вода» говорят о многом. Прежде всего, о том, что переезд на Кипр придётся отложить.

– Мне придется заменить шпангоут и часть обшивки, – Тиландер старается не смотреть мне в глаза.

– Так замени, подумаешь проблема, заменить пару досок, работа на несколько дней.

– Макс, – Тиландер крайне редко обращался ко мне по имени, – это не так. Придется вытащить судно из воды, почти полностью снять обшивку с поврежденной стороны, заменить шпангоут и снова собрать борт. Потом несколько раз его просмолить. Но главная задержка не в этом. У нас нет готовых шпангоутов и досок для обшивки. Сделать шпангоут и доски можно за неделю, но минимум месяц их придется сушить, прежде чем приступить к ремонту. С учетом наших возможностей и моих требований к качеству, я прошу два месяца.

Я лихорадочно думаю, случившееся нарушает все планы. У меня сложился четкий алгоритм предстоящих действий: перевезти семью и часть людей на Кипр, обустроить их там, направиться в морскую разведку к берегам Египта и вообще исследовать берега Средиземного моря. Два месяца, конечно, не критично, но все же лучше дать немного меньший срок, чтобы Тиландер торопился. С другой стороны, поспешив, он может что-то упустить, а это упущенное вылезет боком в самый неподходящий момент.