Kitobni o'qish: «Чемоданы и слоны»

Чемоданы и слоны

Вместо предисловия

Нет такой чепухи, которая не нашла бы себе подходящего читателя.

А. П. Чехов

Главной особенностью армейского анекдота является то, что все его персонажи обычно считают друг друга идиотами. Командир муштрует салагу-срочника, пользуясь служебной властью, последний выстраивает свою защиту с позиции гражданской логики, но всё равно вынужден уступить, подчиняясь требованиям уставов. Чаще всего старший по званию представляется далёкому от армии слушателю ниже подчинённого в умственном развитии. В этом комичность ситуации, но в этом же, если разобраться, и её трагедия – таков основной сюжет. Иногда странность поведения военного настолько рафинирована рассказчиком, что наличие второго персонажа становится лишним. В таком случае действие упрощается, и остаётся только бедолага прапорщик или, в других вариантах, генерал, сержант или старшина, который сам загоняет себя в различные абсурдные с гражданской точки зрения ситуации. Однако справедливости ради следует отметить: даже в анекдоте редко бывает так, что поставленные перед военным задачи оказываются неразрешимыми. А что бывает, когда гражданское лицо попадает армию? Впрочем, я забегаю вперёд.

Если вы штатский человек, расскажите армейский анекдот профессиональному военному, и наверняка он не оценит шутки. Затем попросите его рассказать забавный случай из его службы, и, скорее всего, вы в свою очередь не поймёте, над чем тут можно посмеяться. Гражданская и армейская жизнь различаются своими законами, логикой, порядком, традициями, писаными и неписаными правилами, своей философией и, как следствие, юмором; различаются настолько, что представляют собой фактически разные миры, может быть поэтому ограниченные настолько высокими железобетонными заборами, увенчанными колючей проволокой, чтобы представители этих миров не задохнулись в припадке смеха, имея возможность подглядывать друг за другом. Однако эти параллельные реальности, исключающие свободный контакт между её представителями, не являются строго изолированными и служат на благо друг друга, а потому требуют наличия специальных порталов для их связи. Военкоматы, контрольно-пропускные пункты, военные кафедры, места сборов, выполняя свои функции по взаимодействию двух систем, неминуемо обречены стать ареной анекдотических ситуаций.

Армейский анекдот ошибочно воспринимается чем-то невозможным, парадоксальным, гротескным в реальной жизни гражданского обывателя. На самом деле стать его героем проще простого, а вот выбраться, наоборот, затруднительно. От сумы и тюрьмы не зарекайся, утверждает русская пословица. Кое-кому хотелось бы добавить в этот привычный список армию. Уверен, что найдутся и те, кто будет настаивать на отсутствии значимых отличий между трудностями воинской службы и обозначенными двумя категориями. Для этих людей армейская жизнь, коснись она их, становится настоящей трагедией, и даже возникшая возможность призыва нередко обращает их в паническое бегство; впрочем, не об этом теперь эта короткая повесть. В противоположность таким представителям гражданского населения существуют другие, кто осознаёт неизбежность обстоятельств и обращает свои старания на то, чтобы службу в армии пройти с минимальным дискомфортом. Именно так мы, студенты второго курса университета, не захотевшие после получения диплома служить рядовыми, но осознавая обязанность отдать свой долг, добровольно согласились стать действующими лицами этой истории и пройти весьма своеобразную школу под названием «военная кафедра», продолжительностью три года, к рассказу о чём теперь и перехожу с позволения уважаемого читателя. Отмечу только в завершение этого путаного предисловия, что все имена в настоящем повествовании изменены, сходства с реальными персонажами неслучайны, а описываемые события почти сплошь правда, иначе зачем было бы и писать об этом?

1

Воинская дисциплина обязывает каждого военнослужащего стойко переносить трудности военной службы, не щадить своей жизни для выполнения воинского долга.

Из дисциплинарного устава Вооружённых Сил Российской Федерации

Наше зачисление на кафедру должно было происходить на конкурсной основе по результатам последней сессии. Мы заполнили анкеты и сдали их начальнику курса подполковнику Уткину, показавшемуся нам тогда интеллигентнейшим и воспитаннейшим офицером (как быстро мы изменили это своё мнение). С каждым он провёл личную беседу и после разговора со мной сообщил, что планирует назначить меня командиром взвода, но назначил даже выше – командиром роты. Ничего, кроме лишних проблем, я от этого не получил, и, забегая вперёд, скажу, что по прошествии нескольких недель пожалел об этом и был рад постепенно скатиться до обычного курсанта. Вспоминая известную поговорку, можно сделать вывод, что солдатом я был так себе.

По факту на военную кафедру не взяли имевших ограничения по здоровью, все остальные без какого-либо конкурса были приняты. Следующим нашим шагом стала покупка формы. И вот мы, будущие офицеры российской армии, самостоятельно (это значило чаще всего с мамой или реже с папой) занялись поисками по военным универмагам. Следовало купить полевой комплект, состоящий из берцев, брюк, куртки, кепи, ремня, нашивок и эмблем. Лично моя форма неожиданно оказалась очень удобной, но больше подошла моей младшей сестре, которая весь вечер крутилась перед зеркалом и просила родителей купить ей такую же. Далее следовало пришить к куртке эмблемы рода войск и нашивки, что было не так просто, как мог бы представить непосвящённый читатель.

Учился с нами Иван Стопинцев, долговязый, худощавый и на первый взгляд ничем не примечательный однокурсник, пока не выяснилось, что носит он обувь пятьдесят второго размера. Времена нашего студенчества были несколько иными, чем сейчас, и большим достатком, понятно, мы не отличались. Плюс, какой аккуратности и дисциплины можно ожидать от вчерашнего абитуриента (год обучения не в счёт), вдруг почувствовавшего себя взрослым и самостоятельным? И вот, когда одним сентябрьским утром вся рота построилась в коридоре кафедры (не на плацу по причине случившегося дождя) – преимущественно подстриженная, выбритая, в новых берцах и форме, начищенная и подшитая, – Иван встал в конце второй шеренги в затасканных, страшных, пыльных сандалиях на босу ногу. Подполковник Уткин идёт вдоль строя, проверяет наш внешний вид и, периодически останавливаясь перед каким-нибудь студентом, изливает свою офицерскую желчь. За три «туловища» до Ивана стоит Антон Бабушкин – приветливый, отзывчивый, интеллигентный и с хорошей успеваемостью студент, намертво пришивший нарукавную эмблему рода войск на нагрудный карман. Вообще, самые сильные из нас в гражданских специальностях зачастую, столкнувшись с армейской действительностью, выглядели невероятно глупо, видимо, не имея в себе свойства быстро адаптироваться к своеобразию армейской философии, не понимая и не разделяя её. Совершенно необъяснимо, как Антон мог перепутать место для нашивки, но факт остаётся фактом. К слову, подполковнику Уткину достаточно было куда меньшего повода, чтобы продемонстрировать свой талант армейского красноречия. Далее последовали сравнения внешнего вида Бабушкина со слесарем ЖЭКа, вокзальным бомжом и охранником скотобазы, после чего товарищ подполковник поинтересовался, не положил ли Бабушкин на него некое анатомическое утяжеление, и завершил пятиминутный свой спич обещанием, что для Бабушкина ответная аналогичная ноша от Уткина будет совершенно непосильна.

На этом наш начальник курса, удовлетворившись собой, готов был закончить экзекуцию и, было, уже повернулся, как вдруг взгляд его упал на пыльные длиннющие скрюченные пальцы Стопинцева, то и дело медленно двигавшиеся, свисая из сандалий на пол кафедры. Уткин подошёл к жертве и остановился, слегка поводя подбородком в сторону, подобно герою Леонида Броневого в известном киносериале (вообще мне казалось это сходство – внешнее и поведенческое – далеко не случайным), заложив руки сзади и медленно раскачиваясь с носков на пятки. Надо сказать, что разводы подполковник Уткин проводил дольше всех остальных офицеров кафедры, и это позволяло студентам других курсов понаблюдать за «представлением», стоя тут же, но чуть в сторонке. В тот миг, когда Уткин дошёл до Стопинцева, в коридоре военной кафедры повисла гробовая тишина. Студенты и даже некоторые другие офицеры, выглянув из классных комнат, затаив дыхание ждали развязки. Напрасно некоторым казалось, что изощрённый за долгие годы службы в советской и российской армии мозг подполковника Уткина не находит достойных метафор.

– Вас как зовут, о, посланник Олимпа?! – наконец произнёс он.

– Студент Стопинцев, товарищ подполковник!

– Имя ваше как, товарищ студент?

– Иван, товарищ подполковник!

Уткин, ласково улыбнувшись, какое-то время не отрываясь смотрит Стопинцеву в глаза, всё так же раскачиваясь с пяток на носки и обратно, после чего переводит взгляд на сандалии и вежливо произносит:

– Пошёл на …, Ваня!.. – Здесь автор из уважения к читателю был вынужден многоточием заменить то короткое слово, которое ему скорее приходилось слышать, оказавшись рядом с какой-нибудь пьяной разборкой, а если не приходилось, то пусть дорогой читатель ограничится пояснением, что Иван был послан, как говорится, подальше, но при этом не так далеко, чтобы невозможно было дотянуться, если воспринимать прозвучавшее буквально.

Не сразу сообразив суть прозвучавшего в повисшей тишине, Стопинцев выходит наконец из строя, берёт пакет с вещами и покидает коридор военной кафедры, но не навсегда. Всё-таки вскоре ему удалось договориться с Уткиным и получить разрешение присутствовать на разводах в гражданской обуви, конечно, не в сандалиях, а в длиннющих прилично помятых первоначально коричневых ботинках, закрашенных гуталином.

Примерно с такого заряда бодрости начинался впоследствии каждый наш день на кафедре и так же заканчивался. Через год Уткина, у которого мы были вторым курсом (при положенном одном), сменил подполковник Русланов. Разводы, конечно, остались, но по сравнению с предыдущими это уже были не разводы, а школьные линейки. И максимум, что мог придумать новый начальник курса, это назвать нас «неандерлитанцами» или спросить о причине опоздания или отсутствия того или иного студента, не накатилась ли жена ему на майку в кровати, что тот не смог подняться.

2

Короткими перебежками от меня до следующего дуба!

Из приказа военнослужащему

Интересными были занятия по технической и огневой подготовке, тактическая же подготовка с бесконечными раскрашиваниями контурных карт, уставы были нудны и скучны. Некоторое разнообразие вносили занятия на плацу: строевая подготовка, отработка навыков использования защитных средств – противогазов, общевойскового защитного костюма, где представлялась прекрасная возможность посмеяться над своими товарищами. Редко случались другие практические занятия. Например, ориентирование по азимутам, когда группе из двух курсантов выдавался компас и маршрут, заданный направлениями по сторонам света и расстояниями, которые приходилось отмерять шагами, этот маршрут следовало зафиксировать адресами строений и представить на проверку. Практически все справлялись на отлично с этим заданием, получая при этом положительные впечатления от прогулки по городу. Нынешнее поколение курсантов наверняка бы открыло приложение в телефоне и выполнило упражнение, не вставая с лавочки, но мы тогда такой возможности не имели. Другое занятие вне стен кафедры состоялось на первом году обучения и анонсировалось нашими преподавателями как рытье окопов на Мамаевом кургане.

Своей зимней формы у нас не было, поэтому бушлаты и головные уборы мы получили в гардеробе кафедры. За редким исключением эта одежда песочного цвета старого советского образца выглядела как списанная (скорее всего, таковой и являвшаяся на самом деле), долго хранившаяся на складах, истлевшая, порванная и небрежно зашитая, дурно пахнущая сыростью, исписанная и разрисованная свастикой на подкладках и звёздами на погонах. Головных уборов всем не хватило, а потому половина роты выполняла боевую задачу в своих шапках: большей частью вязаных, но с вкраплениями меховых с висящими ушами. В результате переодевания вид каждого из нас приобрёл нечто среднее между детдомовцем и побирушкой. Далее было получено стрелковое оружие. Мне, как командиру роты, на тот момент автомат не полагался, видимо, по этой же причине не достался и пулемёт, зато, руководствуясь какой-то особенной военной логикой, мне выдали ручной противотанковый гранатомёт. Далее построение на плацу и выдвижение в сторону Мамаева кургана. Наш путь пролегал по холмам над Волгой, там, где теперь оборудована набережная, а тогда это была местность, занятая только одинокими машинами с уединившимися парочками, которым, разумеется, мы не преминули возможностью в соответствии с собственным воспитанием дать понять о правилах приличия. Предводительствовал нами майор Бунин, который периодически выкрикивал то «Воздух!», то «Вспышка!». Объяснив однажды, что после команды «Воздух!» мы должны максимально рассредоточиться, укрыться в прилегающей местности и отстреливаться от атакующей авиации, ему было непросто собрать нас, рассредоточившихся и ведущих бой, обратно. Выполнение команды «Вспышка!» мало чем отличалось от команды «Воздух!» в том смысле, что падать в едва примёрзшую лужу никто не хотел, и перед тем как её выполнить, рота также разбегалась в поисках чистого места.

Марш-бросок занял часа два, в то время как обычным прогулочным шагом можно было добраться минут за сорок. Кроме того, вместо анонсированного Мамаева кургана мы остановились на окраине Центрального парка культуры и отдыха, а рытьё окопов было заменено хождением в атаку слева-справа по одному и цепью среди прогуливающихся с колясками молодых мамочек или опытных бабушек. Первые атакующие действия роты не привели к каким-то серьёзным потерям, мы недосчитались только двух бойцов, учащихся на вечернем отделении, они попросту заблудились, а вот о дальнейшем стоит рассказать отдельно.

Это сейчас Парк культуры и отдыха имеет статус объекта российско-азербайджанской дружбы и привлекает множество отдыхающих своей обустроенностью и чистотой. Тогда же вид его был совсем иным: с северной стороны к нему примыкал разрушенный стадион, с юга одиноко стояло брошенное здание разорившегося ночного клуба с выбитыми окнами, с запада на парк наступали новостройки и отрезали от парка всё новые территории, а с востока завершал окружение крутой необустроенный и замусоренный обрыв над Волгой. Сам парк своим потрескавшимся, разрушенным и вздыбленным корнями асфальтом, сгнившими и повалившимися деревьями, брошенными постройками и ржавеющими каруселями советских времён повергал в печальное настроение. Объектом нашей атаки было назначено недостроенное кафе из красного кирпича, частично обвалившееся и превращённое отдыхающими в общественный туалет под открытым небом. Трудно было придумать более «подходящий и желанный» объект для атаки. Получив приказ майора Бунина, я собрал командиров взводов и отделений и поставил боевую задачу. Предварительно набрав булыжники, имитирующие наступательные гранаты, мы построились цепью и с криками «Ура!» устремились вперёд. По команде «Гранаты к бою!» туча камней полетела через отсутствующую крышу в середину постройки. После чего мы бегом бросились зачищать территорию. Испуг противника, во-первых, резко обозначался характерным запахом, во-вторых, тем фактом, что из окон кафе появилось несколько обросших морд противника, и с криками «Шухер!» и «Облава!» они, численностью до одного отделения, стали беспорядочно отходить в направлении предположительно их второй линии обороны. Кое-кто из преследуемых пытался периодически оказать сопротивление и швырял в ответ камнями и палками. Я решил развивать успех, пока есть такая возможность, и отдал команду «Пленных не брать!» (исключительно из санитарных соображений). Догнав противника до периметра парка, приняли решение закрепиться на достигнутых рубежах и ждать подхода тыловых служб в лице майора. Потери наши составили только одного студента Игоря Лаврикова, зацепившегося за арматуру, разорвавшего штанину по всей длине, вывалявшегося в грязи и в таком виде, предварительно разоружённого, отправленного на кафедру. Парк опустел. Мамочки и бабушки, похватав коляски, покинули зону боевых действий. Только одна старушка выражала нам благодарность за очистку парка от вражеских элементов и угощала конфетами, для остальных вся эта картина со стороны, должно быть, выглядела, как съёмка сцены дешёвого сериала «Бомжовские войны».