Kitobni o'qish: «Виктория»
В. Р. Осадчей.
Тысяча восемьсот шестидесятый год в Сэнгамоне, воистину, стал годом бедствий. Январская засуха на юге выжгла урожай фруктов, бататов, пшеницы и хлопка, а спустя полтора месяца тайфун довершил дело, смыв посевы и рощи на севере. Россия, традиционно хорошо относившаяся к далекому тихоокеанскому королевству, буквально спасла Сэнгамон от голода, поставив в конце весны большую партию пшеницы и ржи. Но за зерно пришлось заплатить золотом. Кроме того, личный посланник императора Александра Второго, граф Владимир Истомин, весьма настойчиво и непрозрачно намекнул сэнгамонскому королю Джонатану Пятому, что его страна в счет долга готова приобрести линейный корабль и два фрегата для восполнения потерь Тихоокеанской эскадры в Крымской войне. Положение складывалось совершенно безвыходное, и корабли пришлось отдать, так как парламент решительно проголосовал за урезание военного бюджета. Денег в казне оставалось и без того негусто, в то время как флот был, по мнению сенаторов, непомерно раздут. Король подписывал рескрипт о передаче линкора "Монструм Магнум" и фрегатов "Веста" и "Геката" с тяжелым сердцем: вместе с ними за границу уходили новейшие и секретнейшие нарезные шестидюймовки профессора Ласкондера – орудия, бравшие навылет самый толстый дубовый борт неприятельского корабля. По сведеньям с Артиллерийского полигона, снаряд из такой чудо-пушки пробивал даже доселе неуязвимую французскую броню фирмы Крезо. Одно радовало: в России не было возможности производить снаряды для ласкондеровских пушек, и после расходования боекомплекта союзники вновь будут вынуждены обратиться на сэнгамонские оружейные заводы…
Но самый страшный удар по Сэнгамонскому королевству нанес бомбист – одиночка Рон Меркер, умудрившийся в обнимку со своим смертоносным шаром очень точно броситься под локомобиль короля во время празднования тезоименитства королевы Альмы пятого июня. От самого бомбиста, а также и от короля с королевой остались лишь кровавые лохмотья, а их единственная дочь, наследница престола кронпринцесса Виктория Доннинг отделалась легкими ранениями. Страна оказалась фактически в ситуации безвластия, ибо никаких законов на случай полной гибели или выбытия из строя августейшей семьи просто не существовало.
Вообще-то, народ любил Доннингов, правивших Сэнгамоном с самого момента образования государства, еще с начала семнадцатого века. Основатель гостеприимной страны, король Джонатан Первый, приходился кузеном первооткрывательнице островов Вите Крусэйдер. Не злоупотребляя властью и не самодурствуя, Доннинги за одно короткое столетие вывели свою страну в ряд богатейших мировых держав. Но молодой философ – вольтерьянец Меркер путем логических умопостроений пришел к выводу о том, что конституционная монархия является для его страны страшным злом. Единственным способом покончить с самовластием, с его точки зрения, являлось убийство короля, после чего мужская линия Доннингов пресекалась. Фанатик претворил план в жизнь просто и эффективно: избалованные народной любовью за двести с лишним лет, монархи Сэнгамона не особенно беспокоились о своей безопасности. В результате конный гвардеец не успел перехватить метнувшегося из ликующей праздничной толпы неприметного человека в сером сюртуке и цилиндре, упавшего прямо под колесо локомобиля. Хруст костей философа-бомбиста потонул в грохоте взрыва…
Даже сейчас, месяц спустя, принцесса содрогалась от воспоминаний именно об этом хрусте. Ее отец, представительный сорокапятилетний красавец в парадном мундире, и мать, тоненькая и изысканно – элегантная в своем парадно-выходном фиолетовом платье и широкополой шляпке, сидели на переднем диване локомобиля. Королева встретилась взглядом со своей дочерью, счастливо улыбнулась, слушая восторженные крики горожан… Вдруг экипаж покачнулся, переезжая тело самоубийцы. А затем грянул гром… Принцесса пришла в себя, лежа на брусчатке мостовой футах в десяти от догорающих останков королевского локомобиля. Ее окружали гвардейцы-ликторы…
Пока Виктория, все еще кронпринцесса, лечилась от многочисленных ожогов и незначительных, но от этого не менее болезненных ран, события развивались очень быстро. Как только известие о гибели Джонатана Пятого достигло Дарметта, столицы Помпеи, многочисленный боевой флот этой страны поднял паруса и вышел в море. Намерения помпейцев стали вполне ясны, когда к западу от острова Гагрида они атаковали небольшую сэнгамонскую эскадру, находившуюся под началом адмирала Годсела Чиппи, главнокомандующего сэнгамонским флотом, недавно назначенного на эту должность личным распоряжением министра обороны маршала Рекуина. Чиппи проявил себя с наихудшей стороны: бездарно маневрируя, он так и не смог занять выигрышную позицию и вести огонь всеми бортами, а затем, когда противник, осыпая сэнгеров ядрами, отобрал у них ветер, сэнгамонский главнокомандующий отдал приказ запустить паровые машины на полную мощность и отходить. Численное превосходство было на стороне помпейцев, но ласкондеровские пушки давали Чиппи огромное преимущество в мощи залпа. Сражение можно было закончить если не победой, то, по крайней мере, не позорным бегством. А на отходе произошло самое страшное и непоправимое: у линкора "Виджилент" взорвался паровой котел. Кочегары и большая часть машинной команды даже не успели испугаться. Командир линкора приказал уходить под парусами, но получил указание от Чиппи: эвакуировать экипаж и взорвать корабль во избежание сдачи в плен. Да, в случае угрозы захвата сэнгамонского корабля противником его предписывалось взорвать, чтобы сберечь секрет пушек Ласкондера. Но угрозы захвата-то не было! Пузатые помпейские линкоры нипочем бы не угнались за длинным и узким "Виджилентом", готовившимся поставить лиселя и, пользуясь попутным северо-восточным ветром, посоревноваться в скорости с чайным клипером. Матросы уже были посланы по вантам, когда Чиппи повторил сигнал. Командир "Виджилента", скрепя сердце, отдал приказ об оставлении корабля и подготовке к взрыву. Но Чиппи не только не прикрыл эту операцию – казалось, он попросту забыл о раненом линкоре. Экипаж "Виджилента" сидел в переполненных шлюпках, качавшихся на двухбалльной зыби. Морякам осталось лишь потрясать кулаками и посылать страшные проклятия в адрес своего главнокомандующего, чья эскадра на всех парах бежала на юг. После того, как корабль взлетел на воздух, помпейцы не стали утруждать себя пленением его экипажа, и просто бросили моряков на произвол судьбы. Экипаж "Виджилента" канул безвестно, весь до единого человека.
Министр обороны явился к Виктории в военно-морской госпиталь и доложил о начале войны и поражении в первом бою. Принцесса пришла в ярость, узнав о подробностях. Фельдъегерь доставил в Адмиралтейство предписание от Виктории: как только эскадра бросит якоря в столице, адмирал Чиппи обязан был явиться в госпиталь к принцессе с прошением об отставке. Но он так и не явился. Вместо этого адмирал направил на высочайшее имя депешу, где в изысканнейших выражениях извинялся за отсутствие, ссылаясь на подхваченную в походе тропическую лихорадку. Он просил принцессу повременить с его отставкой и дать возможность "загладить и искупить кровью" свою вину, вызвав помпейцев на генеральное сражение к северу от мыса Стоун Нидл.
По существовавшим правилам, Чиппи в связи с болезнью обязан был сдать дела своему заместителю и лечь в госпиталь, но он предпочел держаться подальше от принцессы, и отлеживался в своей каюте на флагманском линкоре «Лайонесс» под наблюдением личного врача. Во всяком случае, такова была официальная версия.
Стояло раннее утро. Отдав должное завтраку, доставленному с дворцовой кухни, Виктория вернулась в свою палату, уселась у нерастопленного камина, и, морщась, раскрыла книгу по морской тактике. Посеченные осколками руки основательно поджили, но все еще болели. Врачи настаивали, чтобы принцесса побыла в госпитале еще неделю, но государственные дела не ждали. Парламент бездействовал, пребывая в состоянии тихой паники: эти люди, как оказалось, могли лишь полемизировать с монархом и всячески доказывать свою необходимость, но к реальным действиям в создавшейся ситуации были совершенно не готовы. Государственный секретарь, старый опытный лис Эдмон де Ферье, личный друг королевской семьи и учитель принцессы Виктории, был выдающимся политиком и администратором, но сейчас едва ли мог принести ощутимую пользу. Искушенная в дворцовых делах двадцатичетырехлетняя принцесса должна была взойти на престол. Хватит лечиться!
–Ваше Высочество! – прервал ее раздумья звонкий девичий голосок. На пороге палаты стояла первая фрейлина двора, ближайшая подруга Виктории, Сьюзен Ренуар. Сейчас эта красотка, некогда кружившая головы чиновникам, царедворцам и гвардии, и вертевшая своими любовниками, как ей того хотелось, дневала и ночевала в госпитале, самоотверженно выполняя обязанности сиделки, наперсницы и личного секретаря принцессы.
– Привет, Сюзи! Что скажете? Э, да на вас лица нет. Что-то серьезное?
– Измена. Там ждет Крюгер, из контрразведки. Чиппи – в Адмиралтействе. Он объявил о Вашем низложении. – Сюзи была бледна, зрачки ее расширились от ужаса.
– Что-о-о?! Мало того, что бездарь, еще и изменник! Зовите Крюгера, и распорядитесь, чтобы ликторы обеспечили нам охрану и оружие. Действуйте, Сюзи, быстро!
В дверях Сюзи столкнулась с генералом Крюгером – невысоким широкоплечим мужчиной с до блеска выбритой головой. Крюгер был одет в полевой зелено-серый мундир и мял в руках форменную шляпу. Лицо его, умное и неприметное, как и у любого квалифицированного тихаря, сейчас застыло.
– Ваше Высочество, Чиппи в данный момент находится в Адмиралтействе. Там его многие поддерживают. Он уже келейно объявил о Вашем низложении и о том, что он собирается заключить мир с Помпеей на их условиях. У нас в морском ведомстве есть свой человек. Прошу Вашей санкции на арест Чиппи. Внезапность пока на нашей стороне.
– Какой, к чертям, арест! – Виктория резко поднялась, отбросив книгу – Едем в Адмиралтейство. С ротой гвардейцев. Он вообще не должен выйти оттуда.
Без доклада вошел капитан ликторов, принесший Виктории легкую кирасу, длинный плащ черной тонкой фланели, легкие ботфорты и два короткоствольных револьвера. Облачение заняло меньше минуты. Сюзи, в таком же черном плаще, ждала принцессу и Крюгера у подножья широкой мраморной госпитальной лестницы. Ликторы из гардемарин, в темно-зеленой повседневной форме, с револьверами, абордажными саблями и метательными ножами на поясах, окружили их плотным кольцом и сопроводили до стоящего под парами локомобиля. Двое ликторов безмолвными пантерами вспрыгнули на запятки королевского экипажа, еще двое заняли места в салоне у окон, выставив наружу стволы револьверов. Остальные гардемарины последовали за локомобилем верхами. Выехав за ворота госпиталя, кавалькада свернула на Ферретт Рэй, и, с грохотом копыт и пыхтением пара, устремилась к Лебяжьему мосту. Встречные всадники и повозки шарахались в стороны и прижимались к обочинам. Вид королевского локомобиля, мчавшегося под эскортом вооруженных до зубов всадников на вороных лошадях, вызывал тревогу и страх. Горожане оборачивались, провожая кортеж принцессы обеспокоенными взглядами до тех пор, пока он не скрывался из виду.
Миновав застроенные высоченными громадами зданий улицы острова Тракс, королевский экипаж затормозил у парадного входа Адмиралтейства – довольно безвкусного серого дома, занимавшего целый квартал. Еще из окна Виктория заметила двух вооруженных часовых у дверей.
– Дамы, прошу вас прикрыть лица. – сказал Крюгер тоном, не терпящим возражений. Виктория и Сюзи подчинились, нахлобучив капюшоны плащей на самые глаза и спрятав волосы. Ликторы, распахнув дверцы, выпрыгнули наружу. Крюгер спустился на мостовую первым. Спешившиеся гардемарины, бросив коней, вновь окружили своих подопечных. Зловеще блестели в тусклом свете пасмурного душного дня клинки обнаженных абордажных сабель. Процессия направилась к часовым. Крюгер, сделав Виктории и Сюзи успокаивающий жест, протиснулся между двумя гвардейцами и подошел к дверям первым.
На часовых буквально лица не было. Это были морячки из берегового резерва, почти мальчишки, в парадных сине-белых форменках, вооруженные винтовками "Джоук". Оба явно видели это оружие чуть ли не в первый раз в жизни, и были полны решимости умереть на посту, но не пропустить внутрь здания никого. Матросики при приближении процессии взяли винтовки наперевес. Стволы буквально уперлись Крюгеру в грудь. Генерал выглядел невозмутимым.
– Прошу дать дорогу, господа часовые! Я генерал Крюгер, контрразведывательный департамент двора. – это была официальная формула при проходе на территорию военного объекта.
– Никто не допускается без разрешения короля, скрепленного Военной Печатью.
– Король мертв. Требую пропустить!
– Именем принцессы Виктории! Прохода нет! Будем стрелять!
– Парень, сними для начала винтовку с предохранителя. – Крюгер позволил себе улыбнуться одними губами.
Принцесса раздвинула цепь ликторов и откинула капюшон с лица. Ее рыжевато-золотистые волосы рассыпались по плечам, королевская диадема блеснула.
– Это кто здесь бросается моим именем?!! А ну-ка, парни, в сторону, пока я не рассердилась. Быстро!
Матросики, видимо, с удовольствием оказались бы в тот момент миль за тысячу от Адмиралтейства – на уютном и безопасном острове людоедов, или просто в гостеприимном открытом океане, на утлом плотике. Вид генерала контрразведки был, бесспорно, грозен, безмолвные гардемарины – усачи с обнаженными саблями за его спиной не оставляли морячкам никаких шансов на жизнь, у гвардии явно чесались руки пустить сталь в ход. Это были те, кого часовым и предписывалось задержать любыми средствами. Именно такой приказ отдал им лично главнокомандующий флотом. Оба паренька понимали, что сейчас им предстоит умереть на посту, не отступив с него, а трусость в число их недостатков не входила. Но под взглядом стальных глаз хрупкой девушки в королевской диадеме, с лицом, покрытым мелкими поджившими шрамиками, матросики обратились в соляные столбы, взяв "на караул".
– Так-то лучше, господа часовые. – сказала Виктория – Все за мной!
Она первой смело вошла в темноту подъезда, едва Крюгер распахнул дверь. Генерал хотел войти первым, но даже он невольно сделал шаг назад, встретившись взглядом с принцессой.
На парадной лестнице было не протолкнуться от матросов берегового резерва. Большинство из них были вооружены "Джоуками" и держали вход под прицелом. Ликторы, грохоча сапогами по гранитной мозаике пола, на ходу пряча сабли в ножны, обнажая револьверы, спешили прикрыть принцессу. Но девушка отважно шагнула вперед, под прицел, и подняла руку. Все звуки в вестибюле стихли. Виктория видела глаза поверх стволов. Матросы узнали ее. В этих глазах читалось смятение.
– Все здесь знают, кто я такая? – спокойно и твердо спросила Виктория.
Молчание.
– Для слепых говорю: я – кронпринцесса Сэнгамонская Виктория Доннинг! Адмирал Чиппи, кажется, приказал вам никого не допускать в Адмиралтейство моим именем? Так вот, господа, я отменяю его приказ своей властью. Смирно!
Если хоть у одного из этих обормотов не выдержат нервы, начнется сеча, мясорубка, из которой ей вряд ли выйти живой. Но – нет! Первые шеренги матросов, а за ними и те, кто стоял выше по лестнице, грохая прикладами об пол, становились по стойке "Смирно". Все, до последнего человека. Принцесса обернулась к ликторам:
– Господа гардемарины! Эти люди были введены предателем в заблуждение. Они невиновны. Прошу иметь это в виду.
Развернувшись, она решительно направилась к лестнице. Ликторы вновь сомкнули вокруг принцессы кольцо. Матросы толпой последовали за процессией.
– Где Чиппи? – на ходу бросила Виктория. Один из ликторов обернулся к ближайшему матросу и повторил вопрос принцессы.
– В конференц-зале на третьем этаже, Ваше Высочество. У них заседание… Он говорит, там сейчас все руководство флота.
Bepul matn qismi tugad.