Kitobni o'qish: «Солнечный ветер»

Shrift:

Его звали Генри. Генри – Безмозглый. Не потому, что он был глупым, а потому, что у него в прямом смысле отсутствовал головной мозг. Его настоящая личность дремала в медикаментозной летаргии, покоясь в заполненном специальным гелем саркофаге. Временами связь терялась, и Генри уходил в болезненное пограничное состояние, похожее на сонный паралич. Вероятно, последствие солнечной радиации.

Они были очень близко к Солнцу. Ближе, чем мог находиться любой живой организм. Громадный солнечной парус раскинулся на километры, натянутый в вечной борьбе с титанической гравитацией светила. С чем – с чем, а уж с энергией дела обстояли слишком хорошо. Они копили её, превращали в антиматерию и посылали при помощи квантовой телепортации на орбитальные станции Земли и Марса.

Генри-Безмозглый был специально выращенным телом, приспособленным для работы в космосе. Вакуоморфом. Оптоволоконный кабель уходил в позвоночник, опутывал двигательные нейроны. Большинство рефлексов контролировал спящий в ванне с маслянистой жидкостью астронавт, он же – Генри Каннингем. Сердцебиение и основные метаболические процессы обеспечивал примитивный нейронный отросток, обмотавший оптоволоконный кабель тонкой паутиной. Нейроны, реагирующие на свет, чувствовали каждый фотон, преобразуя его в электрические импульсы и посылая их к массивным конечностям.

– “Отыковка!”– Собеседник выговорил это слово медленно, делая ударение скорее на первый слог, произнося вместо “О” фонему “А”.

Генри захотелось вдохнуть, но у Безмозглого тела не было лёгких. Кислород поступал прямо в кровь. Огромный, в полтора человеческих роста зеркальный скафандр с массивными шлангами теплоотвода выплыл из шлюзовой камеры. Каннингем видел одновременно камерами, установленными и в скафандре, и над герметичной дверью шлюза. Это не было похоже на разделение изображения на мониторе, каждая картинка лишена какого-бы то ни было позиционирования на внутреннем полупрозрачном экране сознания. Рефлексы астронавта имплантированы искусственно, и чувствуются также чуждо. Хотя, он давно забыл родные ощущения. Когда он поднимался из саркофага и смывал с себя противный полимер, на мгновение проскальзывала искра ностальгии, но она быстро угасала. Он практически ничего не чувствовал, хотя и ощущал. Ему были безразличны порнографические галлюцинации, и хотя тело испытывало оргазм, завеса безразличия портила даже то первобытное и естественное, что ещё оставалось в Генри.

Связь с обитаемым космосом у него была. Квантовая связь не передавала информацию, и поэтому сообщение доходило до Земли за 9 минут, и столько же шло обратно. Однако Каннингем утратил желание вести личную переписку. Он отправлял рутинные отчёты, собственную биометрию и биометрию Безмозглого, но на далёких орбитах от него не получали ни одного эмоционального письма.

Скафандр выплыл наружу, за массивный термощит. Генри привычным движением развернулся и направился вдоль длинной гиперболоидной конструкции, поддерживающей раздувшиеся солнечные паруса. “Мачты” – так их называли на сленге астронавтов.

Торможение. Солнечный свет отфильтровывается, чтобы не вывести из строя видеокамеры. Тяжёлый Безмозглый медленно останавливается, рука вытягивается и хватается за композитную структуру “мачты”.

Температурные сенсоры обнаружили некую аномалию около месяца назад. Её бы списали на программную ошибку. На Земле строили различные теории о её природе, а Генри это почти не волновало. Теперь, когда погрешность в получаемой от солнечных батарей энергии не достигла значения, которое уже нельзя просто так игнорировать, была получена команда на осмотр потенциально повреждённго паруса. Если бы это был простой разрыв из-за попадания микроастероида, сенсоры бы сразу отреагировали. Это не могло быть и программной ошибкой: после всестороннего анализа никаких “багов” выявлено не было.

Безмозглый выпускает струйку сжатого гелия и подплывает к краю паруса. Полимерный полог, экранирующий смертоносное излучение, разворачивается, и существо отталкивается ногами от мачты.

Мгновение, и телеметрия заполняется помехами. Солнечный ветер вызывает паразитные токи в электронике, но защитные контуры и системы самоустранения ошибок в программном коде пока что справляются. Скафандр раскаляется даже сквозь полог, и Каннингем чувствует повышение температуры тела клонированного вакуоморфа. Он медленно поворачивает голову. Полог закрывает участок солнечного паруса, и на мгновение становится видна тёмная субстанция, покрывающая блестящую поверхность.

Генри протягивает чужую руку и снимает часть мягкой структуры, помещая её в контейнер. Отталктвается. Нервы на пределе, обжигающая боль солнечной радиации прорывается сквозь нейронные фильтры, и Каннингем медленно теряет связь с симуляцией. Последний рывок, не совсем осознанный, но точный, рефлекторный, выталкивает киборга из пекла. Он с трудом перебирается на внутреннюю поверхность паруса и медленно направляется к обитаемому отсеку.

Около часа рутинной работы Каннингем не запомнил. Существо нужно было завести в шлюз, простерилизовать, подключить к его организму медицинский анализатор и, наконец, усыпить. Генри и сам вскоре уснул, хоть Собеседник и хотел ему что-то сказать. Свинцовое безразличие подступило неожиданно.

Разум растекается по подсознанию. Странные и яркие сновидения, образы родного и далёкого детства, которого у него никогда не было. И пустота, навязчивая и осязаемая. Он внезапно выскочил из “теты” в “бету”, когда разряд электрического тока мгновенно пробудил мозг. Он не успел получить контроль над интерфейсом саркофага, и рефлекторно забился внутри, пытаясь разорвать полиэтиленовый полог.

Bepul matn qismi tugad.

7 022,09 s`om