Kitobni o'qish: «Стрельцы»

Shrift:

Пролог

7202 год от сотворения мира, или, по новому летоисчислению, 1694 год от Рождества Христова, прошёл для Фёдора успешно. Он заметно раздвинул границы своего дела, открыл торговую лавку в Москве, неоднократно выезжал и выискивал нужные связи и людей через Аптекарский приказ. Москва встречала его шумно, весело, многолюдно, сразу легла на сердце, и он всё чаще и чаще задумывался об этом большом каменном городе.

Наконец-то Фёдору удалось решить вопрос о приёме своих младших братьев – двойняшек Андрея и Наума – по прибору на стрелецкую государеву службу. С кем-то поговорил, кому-то обещал, а кого-то одарил, нашёл поручителей из числа пятидесятников городского разрядного стрелецкого полка, и полковник твёрдо пообещал до конца года взять Андрея и Наума на службу. Но при этом высказал предположение о том, что молодых новобранцев, как не обременённых хозяйством и семьями, могут направить в составе сотни стрельцов – сведенцов в Москву по распоряжению Стрелецкого приказа. Молодому государю потребовалось много молодых ратников.

Младшие братья, Матвей и Порошка, не доставляли хлопот Фёдору. Заметно вытянувшиеся крепыши, белоголовые, с редкой белесой молодой порослью на лицах, они, как и их старшие братья, отдалились от Фёдора и большую часть своего времени находились в деревне; проживали в отцовском, заново отстроенном доме, охотились, рыбачили, добывали жемчуг, помогали Вауле с пчёлами и в хозяйственных делах. Братья с нетерпением ожидали весточки, чтобы следом за старшими отправиться на стрелецкую службу, в новую жизнь.

Младшая сестрёнка Голуба, юная красавица, дождалась исполнения своей мечты и в один из зимних дней с обозом в сопровождении Дружины и Нечайки появилась в доме у своего дяди, пана Ярослава, чем немало смутила его, но через некоторое время покорила всех своей привлекательностью, красотой и непосредственностью. Все – родственники, друзья и знакомые семьи пана Ярослава и даже его работники – были от Голубы в восторге и уже через несколько дней пребывания стали считать её своим очень близким и родным человеком. Разговоры о её возвращении домой пресекались и переводились в шутку. Голуба уже и сама привыкла к новому дому и новому окружению, а пан Ярослав и его жена, пани Берта, считали её членом семьи и своей старшей дочерью.

Тётя, пани Ядвига, беспрестанно приглашала Голубу к себе в дом, постоянно обнимала и баловала: Голуба напоминала ей мать, пани Ксению, на которую была очень похожа.

В жизни пана Ярослава многое поменялось, он стал прекрасным семьянином, продолжил дело своего отца и брата, укреплял финансовое положение семьи, в том числе и торговлей с Фёдором.

Пан Станислав служил в свите короля исполнителем отдельных поручений и, несмотря на некоторую занятость, использовал любую возможность для регулярных встреч со своим старшим другом паном Ярославом: они занимались в зале уроками фехтования или вместе с детьми проводили время в играх и веселье. Пан Станислав, несмотря на возраст (он разменял уже четвёртый десяток), жил без семьи, службой королю, чем вызывал беспокойство родных и близких, даже короля. Но он лишь усмехался, когда слышал предложения о женитьбе, и молчаливо пожимал плечами.

Пани Ядвига четырежды становилась матерью, и пан Станислав, её второй муж, гордился женой, был без ума от своих детей.

Он строго выполнял свои воеводские обязанности, активно пополнял казну и был обласкан королем, пользовался заслуженным авторитетом шляхты.

В эти годы молодой русский соцарь Пётр Алексеевич Романов твёрдо вставал на ноги и поднимал за собой русский народ, строил сильное государство. Устранив соперников, претендовавших на царскую корону, переживая смуты и бунты, опираясь на результаты проводимой, но не завершенной реформы вооруженных сил, он нетерпеливо рвался в Европу и к морским просторам, окружающим русское государство и с юга и с севера. Но одновременно вынужден был отвлекаться на отражение агрессии соседних государств и народов, защищать рубежи большой страны от постоянных набегов, обеспечивать внутренний порядок и спокойствие.

Соцарь Пётр мечтал стать единственным правителем сильного русского государства и вывести народ из летаргического сна, создать культурное и цивилизованное общество и все свои силы направлял для достижения этой цели.

Глава первая
ЦАРИЦА НАТАЛЬЯ КИРИЛЛОВНА

31 января 1694 года тридцатилетний боярин Лев Кириллович, родной брат царицы и дядя царя, начальник Посольского приказа и один из главных управителей русского государства, сидел в опочивальне возле ложи своей сестры и слушал пение и скрип невесть откуда появившегося сверчка. Слёзы катились по его щекам и зависали на усах – время от времени он смахивал их и вновь сидел без движения. Свечи чадили; тепло, даже жар, заполнил комнату. По комнате неслышно и суетливо передвигались две девки, обыскивая углы и закоулки, заглядывая за этажерку, под стол, кресла и стулья, разыскивая сверчка, а третья, раскрыв рот, внимательно смотрела на царицу, ловя её любое движение и стараясь угадать возможное желание.

Внезапно ночная трель сверчка прекратилась, и царица-матушка, очнувшись и пошевелив рукой, попросила воды. Лев Кириллович, а следом за ним и все присутствующие в опочивальне перекрестились, девка бросилась с водой к царской ложе.

«Дурной знак, – подумал Лев Кириллович, – сверчок прекратил петь и сестра проснулась. Но, кажется, снова обошлось».

Лев Кириллович всем был обязан своей сестре-царице: своей жизнью, своим положением, богатством, любил свою сестру за её ум, осторожность, самоотверженность и способность в любых обстоятельствах защищать свою семью.

Уже несколько месяцев Наталье Кирилловне, или «лапотной царице», как в раннем замужестве за скромное происхождение за глаза называли её придворные, временами досаждали сердечные боли и общее недомогание. Гвоздь так и сидел в её груди, в самом сердце: ни вытащить, ни заколотить! Она слишком устала от бесконечной борьбы за существование своей семьи и за власть, а сын Петруша всё занят высокими мечтами и военными играми, уклоняется от управления государством. Не так остро, но в стране продолжала существовать неустойчивость, обусловленная длительной и ожесточённой схваткой с Милославскими, переходом верховной власти от Фёдора к Петру, от Петра к Софье, Ивану и Петру, потом к Софье и опять к Ивану и Петру; несколько обострилось тайное противостояние между боярскими группировками и начальниками приказов, стремившимися к расширению своих полномочий и часто в ущерб государственным интересам.

Лев Кириллович поплёлся к себе отдохнуть, ждать утра и приезда Петра. Утром чуть свет вскочил, привёл себя в порядок, справился о здоровье сестры, выслушал краткий доклад подьячего Посольского приказа, отдал необходимые распоряжения и направился в комнату царицы.

Наталья Кирилловна, утопая в подушках, высоко лежала на спине и, тяжело дыша, смотрела на просветы окна. Услышав открывающуюся дверь, повернула голову в сторону брата и улыбнулась уголками губ:

– Напугала ночью? Я сама не ожидала такого конфуза, будто воздух мне кто-то перекрыл.

– Обошлось, матушка-царица. Слава богу, – перекрестился Лев Кириллович.

– Нет, Лёвушка. Я сверчка давеча слышала. Не к добру это, – отрывисто и тихо прошептала Наталья Кирилловна. И добавила: – Петруша бы быстрее приезжал! Смотри, не досаждай ему рассказами обо мне. Может, всё и обойдётся. Не раз уже такое бывало.

Наталью Кирилловну уже несколько дней преследовала череда полудрёмных снов и видений из её прошедшей жизни.

Ей было девятнадцать лет, когда она впервые своей красотой и статью привлекла внимание царя Алексея Михайловича, а потом, на царских смотринах, тридцать шестая по счёту оказалась первой претенденткой в царёвы невесты и, наконец, второй женой русского царя.

Ласковые беседы боярина Артамона Сергеевича Матвеева, родственника и воспитателя, с настойчивыми просьбами отвлекать от горестных дум Алексея Михайловича после смерти его первой жены, она запомнила навсегда. Молодой красавице нужно было привнести перемены в жизнь сорокалетнего царя. И она старалась, и всё получалось: по её просьбам отменялись запретные приказы о танцах, пениях и играх во время пиров, а затем царским указом был создан профессиональный театр, спектакли которого соответствовали европейским традициям того времени и устраивались с декорациями, занавесом, оркестром, сценой и костюмами.

Она любила своего царя и в муках родила ему сына, наследника, нового царя российского. Она помнила предсказания Симеона, придворного астролога, который тихо сообщил царю, что их сын будет крепким воином, победит множество врагов, заслужит великую славу и станет самым значимым и почитаемым русским царём.

Трое суток длились её мучения, и 9 июня 1672 года в час ночи Большой колокол Успенского собора Кремля возвестил о появлении на свет их сына Петруши.

Ей вспомнился и стрелецкий бунт 1682 года, когда гневная народная толпа растерзала её воспитателя боярина Матвеева.

За прошедшую жизнь она растеряла близких и преданных людей, но сохранила жизнь Петра. Когда требовалось, она изображала покорность и без сожаления покидала Кремль ради спасения сына, ради того, чтобы из пугливого, нервного и психически неуравновешенного ребёнка воспитать волевого бесстрашного воина и великого царя.

Первыми воспитателями царевича, которые учили его думать по-русски, писать и читать, знакомили с историей родного государства, были думный дьяк Никита Зотов и подьячий Оружейного приказа Афанасий Нестеров.

Она создала будущему царю «потешные» войска, которые не только обеспечивали его безопасность, но и закрепляли военные навыки, ковали царский характер и дали возможность подбирать молодых единомышленников для реализации его дел и задумок.

«Потешные» войска создавались преданными царице людьми, а набор производился строго в определённом порядке. Позднее был построен «потешный город» Пресбург, в котором проживали принятые на службу подростки, их одевали в одинаковую форму и выплачивали жалование, а по мере взросления выдавали боевое оружие. Среди учащихся были дети придворных конюхов, сокольников, стольников, знатных семей: Голицыных, Стрешневых, Мещерских.

Обучением дворянских подростков занимались иностранцы, благодаря которым ученики смогли изучить по несколько иностранных языков; это открывало им возможности в дальнейшем обучении за рубежом.

Руководил обучением молодого «потешного» войска Ромодановский Фёдор Юрьевич, представитель рода Рюриковичей, ближайший друг царя Алексея Михайловича.

Когда количество учащихся «потешного» войска перевалило за три тысячи, их разделили на два полка: Преображенский и Семёновский – первые полки русской регулярной армии.

Царица сделала всё, что было в её силах: переиграла Софью, передала царскую власть Петруше, но он не хотел заниматься государственными делами, а всё возился с «потешными» войсками, строительством на Плещеевом озере «потешной флотилии», а потом увлёкся этой немкой – Анной Монс.

«Когда же он наиграется в военные игры и кораблики и займётся царскими делами, – подумала царица. Её время уходило, и она чувствовала это.

В письмах царица звала Петрушу к себе, пыталась чаще видеться с ними, но он удалялся: рвался то на озеро, то в Архангельск, то в Кукуй, немецкую слободу.

Колокольный звон, шум и крики на улице, а за ними топот в коридорах Кремля заставили её напрячься и бросить требовательный взгляд на молодую девку: та кинулась к царице, стала поправлять ей волосы, одежду, подушки. Управилась вовремя: когда Наталья Кирилловна оттолкнула её взглядом, дверь распахнулась. Высокий и раскрасневшийся от морозного дня, быстрого бега и кремлёвской жары царь Пётр влетел в комнату и кинулся к матушке:

– Маменька, что с тобой?

– Сердце сковало, Петруша. Поговорить нам надо.

Пётр поднял голову, оторвал взгляд от маменьки и повёл глазами по комнате: стольники, бояре, плотной толпой полукругом стоящие около царёвой ложи, попятились, шарахнулись к двери, но несколько знатных бояр остались в комнате. Пётр пристально посмотрел в глаза Льва Кирилловича и кратко произнёс:

– Все.

Наталья Кирилловна осталась наедине со своими детьми: с Петенькой и Наташенькой.

4 февраля 1694 года царица Наталья Кирилловна Нарышкина, вторая жена царя Алексея Михайловича Романова, мать царя Петра Алексеевича, в московском Кремле на сорок третьем году покинула земную жизнь.

Царя Петра Первого до конца дней его во всех делах, начинаниях и боевых сражениях сопровождало тихое, чуть слышное благословение любящей матери, царицы Натальи Кирилловны: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, Благослови, освяти, сохрани чадо моё силою Животворящего Креста Твоего. Аминь».

Глава вторая
ВРЕМЯ НЕ ЖДЁТ

Молодой соцарь Пётр Алексеевич уже несколько дней был в задумчивости, о чём-то размышлял, что-то выспрашивал у Ромодановского, Прозоровского, Стрешнева, Нарышкина и других бояр. Ему нужно было вникать в механизмы управления государством, но он тянул время, хотел получить отсрочку от рутинных дел и команду управленцев, собранную матерью, царицей Натальей Кирилловной, менять не стал – не время ломать то, что много лет исправно работает и даёт результаты. Боярская Дума худо-бедно исполняла свои функции, отдельные Думные бояре являлись его сподвижниками и активно помогали ему во всех делах и начинаниях. Так, Ромодановский был руководителем «потешного» войска с момента его создания, ведал Тайным приказом, был предан семье Нарышкиных, являлся основным советником царицы и молодого царя, а временами фактически управлял царством; Прозоровский возглавлял Приказ Большой казны, Нарышкин – Посольский приказ, а Стрешнев – Разрядный приказ.

К вступлению Петра на престол завершалась реорганизация структуры управления государства, вооружённых сил. Шла реорганизация старых либо создание новых Приказов. Все ратные люди и войска разбиты по разрядам, установлены состав и численность разрядных полков: конные полки сокращены, число пехоты увеличено путём включения в её состав стрельцов, казаков и пушкарей; был введён новый строй войск – ротный и полковой.

Московские стрельцы были переформированы в полки и распределены по разрядам, начальные люди переименованы в полковники, подполковники и капитаны. Но правовое и экономическое положение стрельцов заметно ухудшилось.

По Москве носилась какая-то настороженность и неопределенность, все были в ожидании скорых действий царя, и они наступили, как всегда, неожиданно.

Поздним вечером 19 января 1695 года думный дьяк Посольского приказа Возницын Прокофий Богданович был срочно вызван к государю в Кремль.

Прокофий уже заканчивал ужинать, когда собаки взбесились от требовательного стука в ворота; вместе со стуком во двор ворвались двое служивых с Александром Меншиковым, приказали одеваться и ехать с ними. Жена, Мария Борисовна, заголосила, пыталась узнать от служивых хоть что-нибудь, но Прокофий прикрикнул, и она затихла.

На территорию Кремля проскочили через Спасские ворота и бегом кинулись к комнате царя. Стоящий у двери служивый открыл дверь, Прокофий перекрестился и, вслед за Меншиковым кланяясь, ступил в комнату.

Государь Пётр Алексеевич стоял у окна и смотрел в темноту. У стены, на скамье, сидели Ромодановский с Нарышкиным и тихо разговаривали меж собой. Рядом, закрыв глаза, сидел Прозоровский, шевелил губами и, казалось, что-то пересчитывал; у стола стоял Стрешнев, к которому тут же подошёл Меншиков. Отдельно в кресле сидел Белгородский воевода боярин Шереметев Борис Петрович.

Возницын быстро и удивлённо окинул воеводу взглядом и у него мелькнула мысль: «Неспроста он здесь. Как я мог пропустить приезд в Москву южного воеводы?»

Государь повернулся, задумчиво, отрешенно и недобро посмотрел на Прокофия:

– Расскажи мне, думный дьяк, о турках и их союзниках!

Все присутствующие в комнате затихли и обратили взгляд на дьяка. А Прокофий, волнуясь и пытаясь потянуть время, чтобы понять, с чем связан вопрос царя, начал издалека об отношениях России с европейскими странами, их союзе со Священной Лигой; об Османской империи и Крымском ханстве. Но царь нетерпеливо перебил его:

– Пронька, ты мне лишнего не рассказывай, время жалко. Расскажи о турках и татарах, их силах и союзниках. И не надо истории. Что доносят, как у них сейчас и какое положение?

– Государь, последние походы Голицына пять лет назад на Крымское ханство в связи с обязательствами перед Священной Лигой закончились безрезультатно. Но мы тогда сильно напугали и татар и турок, сорвали их союз: татары не участвовали в битве под Веной. А мы получили свои выгоды: от Речи Посполитой договор о «вечном мире» и левобережную Украину. Турция не выполнила наших требований, мы находимся с ней в состоянии войны вместе с союзниками: Австрией, Речью Посполитой и Венецией. Но эти союзники сейчас стремятся закончить войну с османами и заключить перемирие – они получили то, что хотели: Порта ослабла в войне и после поражения под Веной приостановила продвижение по Европе. Она уже не страшна Священной Лиге…

Думный дьяк понял, что государь обдумывает и замышляет возобновление военных действий с южными соседями. Вероятно, поэтому Шереметев тайно прибыл в Москву. Возницын успокоился, он уже неоднократно докладывал Нарышкину о крымских татарах и турках в Азовской крепости, которые активно торгуют русскими полонянами и полонянками: Посольский приказ непосредственно участвовал в их выкупе, освобождении и отправке на родину.

И Возницын рассказал царю о том, что только во время походов Голицына десятки тысяч русских попали в татарский плен, а крепость Азов является основным местом торговли русскими.

Также он отметил, почему походы на Крымское ханство оказались неудачными: переход по незаселённой сухой степи оказался слишком трудным испытанием для русской армии. Нужно использовать для походов на юг водные пути, и тогда Россия получит выход к южному морю.

– Ишь ты, какой сообразительный, – Пётр Алексеевич энергично подошёл к столу, где была раскинута карта, которую рассматривали его дядька-наставник, Тихон Никитич Стрешнев и Меншиков, – пойди сюда! Покажи на карте!

Дьяк осторожно шагнул к столу, посмотрел и провёл пальцем:

– Государь, на юг я вижу три водные пути: по Днепру, Волге и по Дону.

– Так-так. Иди домой.

Пётр, поискав глазами, схватил трубку и стал набивать её табаком.

Пётр Алексеевич продолжил задавать вопросы боярам, которые порой ставили их в тупик. Уже более полугода прошло с того момента, как он дал задание своему окружению на обдумывание и разработку плана для южного похода. Сейчас было заметно, что он принял сложное для себя решение и делал важные уточнения: у Прозоровского выяснял о состоянии казны и финансировании походов, а у Тихона Стрешнева о количестве войск; Ромодановского и Шереметева расспрашивал о подготовке к походам, маршрутам, судоходстве рек и речных флотилиях.

После смерти матери, царицы Натальи Кирилловны, царь уже неоднократно обсуждал с боярами противостояние с турками и татарами, о необходимости возобновления боевых действий и возможности, наконец-то, добиться выхода к Чёрному морю. Сейчас, после раздумий и советов, он готов утвердить предложенный план продвижения на юг двумя потоками: от Севска и Белгорода – стотысячной армией старого строя в низовья к устью Днепра для завоевания Крымского ханства и от Воронежа и Москвы – войсками нового строя к устью Дона с захватом Азовской крепости.

Молодой государь готовился к походу долго, после смерти матушки он терпеливо выяснял, отмерял, выспрашивал и боялся ошибиться в первом своём военном решении, а потом вдруг понял: ему уже двадцать два года, пора начинать. В таком возрасте Александр Великий завоевал Малую Азию! Время не ждёт! Завтра же он подпишет Указ и вручит его опытному воеводе Шереметеву.

Пётр задумчиво сосал трубку и рассеяно рассматривал своих бояр, оценивая и вспоминая их заслуги и недостатки.

Присутствующие бояре были возрастные, имели большой опыт ведения дел и заслуги перед государством, всегда были верны его семье и ему лично, не были замешаны в интригах. Пётр помнил их с детских лет как своих опекунов и советников матери, царицы Натальи Кирилловны.

Самому старшему из бояр, Фёдору Юрьевичу Ромодановскому, было уже пятьдесят пять лет, и он значительную часть своей жизни посвятил Петру, его безопасности и охране, выполняя наказ его отца, царя Алексея Михайловича.

Думные бояре, Пётр Иванович Прозоровский, Тихон Никитич Стрешнев, Лев Кириллович Нарышкин, связаны были с ним одной идеей – добиться выхода к Южному и Северному морям; Алексашка Меншиков предан беспредельно.

Пётр в упор, внимательно посмотрел на моложавого, родовитого боярина Бориса Петровича Шереметева. Тому было чуть больше сорока лет, высокий, голубоглазый, с открытым лицом и изысканными манерами, беловолосый, одетый по европейским правилам, с хорошим запахом и побритым лицом, он производил очень приятное впечатление, вызывал доверие и уважение. Когда-то он был оруженосцем отца Петра, Алексея Михайловича, неоднократно руководил походами на татар и уже длительное время был Белгородским воеводой. Отдалённость от Москвы избавила его от участия в заговорах и политических интригах.

Шереметев поднял голову, как будто оживая вопроса.

– Что скажешь, боярин, по плану похода на османов? – спросил Пётр.

Шереметев с достоинством качнул головой и произнёс:

– Государь, я готов исполнить царскую волю. План разрабатывался с учетом Вашего указания, он хорош и принесёт нам победу.

Пётр Алексеевич с удовлетворением, одобрительно кивнул и произнёс:

– Завтра будет объявлен царский Указ о наступлении на Крымское ханство.

20 января 1695 года начиная с раннего морозного утра и на протяжении дня неоднократно объявлялся Указ Первого Царя и великого князя всей Руси Ивана Пятого и Второго Царя и великого князя всей Руси Петра Первого: всем стольникам, стряпчим, дворянам московским и иным воинским людям с дружинами велено было собираться в Белгороде и Севске для помысла над крымским ханом. В указе предписывалось Большому воеводе Белгородского приказа боярину Шереметеву совершить поход Крымской большой ратью в низовья реки Днепра. О турецкой крепости на реке Дон в указе не упоминалось ни слова.