Kitobni o'qish: «Контра»

Охранник, находившийся на одной из угловых вышек периметра пролегающей КСП вокруг лагеря, согревался шагами – два метра от одной стенки и обратно. С вышки, было видно горение электролампочек по периметру ограждения лагерных построек, ограниченного двумя рядами колючей проволоки от бесконечной тундры. Время подходило к смене караула. Было начало зимы, в свои права вступали долгая полярная ночь и снежная зима. Снег выпал давно в этом проклятом людьми и, наверное, Богом уголке земли хотя, его было не так много. Толщина его не доходила до колена человеку. Недалеко, от сжатого колючкой пространства лагеря, находился город Воркута.

Воркута, Воркута… – Сколько ты перемолола в себе людей и виновных в чём-то и невиновных? Сколько похоронено вокруг тебя людей и осуждённых и не осуждённых? Да и сама ты, наверно стоишь, на людских костях. Так и лежат они до сих пор, в сохранности вечной мерзлоты, ожидая часа, когда прозвучат трубы архангелов для пробуждения всех мёртвых на Суд Божий. Как говорится в Святом Писании – «…и станет тесно на сея земле от поднявшихся людей из-под неё по велению Бога, на Суд его…».

Название город получил Бог знает когда, наверно со времён его обоснования или с высадкой первой партии заключённых в этом крае? Означало оно с перевода русского языка на украинский – «Воривський Кут». Слово «вор» – ясно. А «кут», в переводе на русский с украинского языка, будет означать – «угол». Итого – Воровской угол. Воровской кут, куток, куточек… ВОРКУТА.

Сегодня, края обитания воров в законе новые, как новые и их законы и сами госказнокрады. Нет, не тех воров, которыми ранее и сейчас удобряли и удобряют, тая вечную мерзлоту Севера. И не те, чисто воровские законы, которые слагались ворами по всем мыслимым и не мыслимым точкам в России: и в холодной тундре, в глубоких шахтах, в дремучей тайге и у гремящей драги. Как говорят – вечная им память, земля пухом!.. Трогать их не будем.

Сегодня, если оперировать словами Фемиды, и разными жаргонами, государственные воры, это стоящие у власти лица. И закон у них, тоже свой, карманно-государственный. И находятся они не в суровых краях, как когда-то, а также и сейчас честные воры, а как говорят, по мегаполисам. И едят они и пьют не баланду занюханную и воду талую на костре снеговую, а яства дивные и вина пьют заморские. Срок, тоже не «мотают», не живут в лагерях и не спят на «шконках», а живут на поселениях, (нет не в лагерных поселениях), в местах чудных и в высоких теремах, где стоят в них писсуары, унитазы и ванны золоченные. А по окончании труда-службы в Стольном граде – летом «каникулы». Проводят они их на водах лечебных чужестранных, под деревьями диковинными – пальмами. «Цвинькать» наущаются по – аглицки или по – голштински, чему и чада свои пытаются наущать. И ничего. Батогами не бьют их сегодня на площадях за казнокрадство, (а впору бы), и ноздри не рвут им клещами, как в прошлые века в России, за такие дела. Главное, не выжигают тавро на их лбах -«ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ВОР». Правильнее выразиться – ГОСУДАРЕВЫ ВОРЫ. Вот была бы картина маслом, – сидят в Думе достопочтённые мужья, а на их лбах выжжено слово. Как не посмотрят друг на друга, так и вспомнят – кто они? Даже тростью не бьют их президент с премьером, как когда-то бивал всех, даже Меньшикова, Пётр Великий. А дарят им в награду, за оные деяния, шубы соболиные и медали на цепях золоченые, «кареты» дорогие, да вотчины жалуют. Наступили времена тяжкие, для народа русского. СМУТА!.. Нет сегодня на Руси Минина и Пожарского, и Вече рухнуло в 90-х годах, на площади. Да и Синод, как говорят, – Федот, да не тот. О-хо-хо!.. Каждому столетию – свои глупцы и умные…

Хотя охранник был одетый тепло, но сама почти недвижимость человека на вышке, способствовала его охлаждению. Он был занятый мыслью о будущей зиме и своей дальнейшей службе, посмотрел в сторону, где должно будет скоро показать свои холодные, скользящие по вершине земного шара лучи Солнце. Только лучи. Брезжил несмелый рассвет. Раскинувшаяся вокруг лагеря белоснежная тундра, давала возможность, на своей белизне, заметить малейшую тёмную точку на большом расстоянии от лагеря. Сам лагерь был расположен за полосой, на которой, постепенно заканчивалась таёжная растительность всех видов деревьев. Правда, не так далеко, за увалами сопок в сторону юга, была низкорослая и редкая поросль ели и берёзы, похожая на искорёженный морозами и ветрами пьяный лес. Намного дальше отсюда, эта искорёженной этой порослью поднимался уже выше и где-то уже южнее, превращалась во что-то похоже на лес. Словом – Полярный круг. Это была Полярная зона для людей, всех национальностей в России, как в царской, Советской и в современной.

Оторвав временно свой взгляд от КСП, при передвижении в ограниченном пространстве, охранник вдруг замер, рассматривая появившуюся внезапно далеко в тундре, в стороне увала, оленью упряжку. Она явилась словно привидение, еле-еле просматриваясь глазами человека. Сначала находилась на одном месте, потом, начала быстро передвигаться в направлении лагеря, но как бы немного минуя его. Странно, но видны были только олени. Они передвигались так, как могут двигаться только впряженные в нарты. Ни нарт, ни погоныча не было видно. А далеко, на сопке, краснел то ли костерок, то ли небольшой газовый факел. Этот мерцающий свет, охранник замечал уже несколько раз в свою смену. Забыл обо всём, напрягая зрение глаз до выступивших слез, он увидел, как условная упряжка остановилась и возле неё, внезапно, возникла крошечная фигура человека в черном одеянии. Было такое понимание действительности, что человек до этого был в белом маскировочном халате, а потом скинул его из себя или появился из-под снега, но снега было ещё не так много для того, чтобы в нём смог спрятаться человек. На нартах, которые чуть-чуть проявились при приближении упряжки к лагерю, никого не было. Появившийся у них человек, сел в нарты, и упряжка помчалась прочь от лагеря, в сторону увалов и мелкой растительности на Юго-Запад. Вытирая выступившие слёзы из глаз от напряжения, охранник немедленно доложил в караульное помещение начальнику караула о случившемся. Мгновенно, в лагере, включилась воющая сирена тревоги, в квадрате зоны вспыхнул дополнительный свет электрических лампочек. В несколько минут произошла досрочная смена охранника на вышке, и он уже стоял в кабинете начальника зоны полковника Журова Владимира Францевича.

По виду полковника было заметно, что он явился в свой кабинет после крепкого сна и хорошей дозы принятого вчера вечером спиртного. Кто не пьёт в этих местах? Все пьют, даже женщины с охраны и обслуживающего персонала лагеря. Да что там лагерь? Вся Россия пьёт. Кого и как эти женщины обслуживают, бог знает? Но точно, жизнь без них, в этих краях, была бы не мыслима, не та. А без спиртного – жить вообще здесь нельзя. Без «разрядки», с ума можно сойти. Но, как говорят на Руси, – «…не оскудеет сосуд пьющего…». И сегодня, правительство, вновь заключает новые договора на поставку «чернила» в Россию… Пейте! Забодай вас бычара!..

Рядом, на стульях, сидели его заместитель подполковник Филимонов Сергей Исаевич, чуть дальше, оперативный состав лагеря. У края длинного стола стоял охранник, которого досрочно сменили на вышке. Он-то и был главным гвоздём поднятой тревоги в лагере.

– Ну, рассказывайте сержант Мордасов, что там произошло, в тундре, возле лагеря? Что видели? – спросил его, казалось сонным голосом, полковник Журов. Вид полковника был обманчивый. На самом деле, этот человек был совсем другим. Что касается службы, как говорят – дока. Зубы почти съел на этой службе. По своему характеру был справедливый, выдержанный. К своим всем сотрудникам относился ровно, где можно – попускал бразды, где нужно – взнуздывал. Даже к заключенным относился, как они сами говорят о нём – «по понятиям». Это было потому, что полковник понимал то, что многие сегодня плохо понимают – «зэк – лишенный свободы передвижения человек» и только. Никакую отсебятину он не добавлял. А его служба должна обеспечить: охрану, быт, работу, питание, воспитание, а на сегодня, даже отпуск заключенным. Перевоспитанием зэков не занимался, знал одно – … горбатого могила исправит или и без воспитания выправятся, поймут, топтать им и дальше тундру, или нужно успокоиться на год или два? Нисколько не бравируя, он, мог зайти один за колючку, в период мелких бунтов, к зэкам без оружия. Его понятия были таковы – раз он «хозяин», значит, ему нет запретных углов в его «хозяйстве» в любое время. Правда, в этом лагере работает не так давно.

Стоявший в конце стола охранник Мордасов Геннадий Николаевич был уроженец Мордовии. Небольшого роста, крепко сбитый кряжистый мужчина, отслуживший в разных лагерях более двадцати лет. Срок немалый и сам по своему складу характера, был малый – не дурак. Имея образование всего восемь классов, попал на зону по рекомендации, понял: лучше стоять здесь, с карабином или автоматом в руках до самой пенсии, чем пахать землю, пусть даже в Сочи. Правда, вот семьёй он не обзавелся – к чему? Раньше караулил в женских лагерях, хватало «мяса», как он выражался, по поводу женской плоти. Потом, один раз всего «спалился» на этом «мясе» и понял, нужно бросать мясное и переходить в состояние поста. И всё – таки, его откинули от женского лагеря насовсем, как грудного младенца-переростка от материнской груди. Этим помогли избавиться ему от «скоромного», но в личное дело не вписали все его похождения о том, как ревели некоторые женщины-заключённые от его «любви», конечно те, которые не желали такой связи. И руки накладывали на себя и на колючку бросались под пули. Бросались от отчаяния, куда угодно, но только не под него. Ну, как говорят, чего не бывает. Не все такие морально-устойчивые и преданные своим мужьям. А если точнее, – пред Богом чисты… Большинство – «милостивых», «подающих» … Чего скрывать правду, даже желающих таких связей. Сегодня проще. Для таких дел есть разные «подсобные» хозяйства, в которых молодых девочек – море! Приедет кто-то сверху проверять, тут тебе всё, сами женщины, аж бегут, только кликни… Так и дослуживал он здесь под Воркутой около десяти лет в мужском лагере, из двадцати, что уже имел за спиною, до долгожданной пенсии. Конечно, привычку свою, как холостяк, совсем не забросил. Хотя, педерастом он не был и с мужиками в постели замеченный не бывал.

После 90-х годов ему хватало «местных» женщин, гражданского и вольнонаёмного персонала. Редкие, ненасытные женщины по своему передку, невзирая на свои ранги и должности мужей, узнавали одна по одной от подруг о силе Гены по «бабьему делу» и кто, из интереса, кто-то, из «голодухи» по сильному и устойчивому телу мужскому, пробовали частенько, какие гены у Гены? Экзотика! Но он, никогда не трогал жён высоких рангов по лагерю мужей. Хотя, некоторые пытались залезть к нему в штаны. Знал твёрдо, – если он охраняет сейчас кого-то, то после – будут охранять его.