Kitobni o'qish: «Магия, рожденная среди кукурузных полей»
Глава 1
Мне было всего восемь, когда я оказался на пороге этого пафосного здания, чей фасад был украшен колонами и лепниной. Сквозь стекла огромных окон мало что было видно, внутри же обстановка оказалась не менее пафосной. Под ногами блестел паркет, его поверхность была такой гладкой, что в ней можно было рассмотреть свое отражение. А под высокими потолками висели огромные хрустальные люстры, подвески которых переливались теплыми оттенками. Они освещали каждое помещение, каждый уголок, когда солнце скрывалось за горизонтом.
А помещений было много, ведь это была школа. Для обычных людей это была школа искусств, куда каждый желал устроить своего ребенка. Ее можно было считать самым элитным учебным заведением в стране, но это была только видимость. И двери в нее были открыты не для всех талантливых детей, а только для тех, кто владел магией. И именно из-за этого меня взяли. Из-за этого и из-за того, что моя мама уже несколько лет преподавала в ее стенах.
На самом же деле я даже толком рисовать не умел, а петь просто ненавидел, но мне предстояло провести в этих пафосных стенах целых десять лет.
В первый раз, когда я оказался среди этих бесконечных коридоров и лестниц, я был очень растерян. Мне было очень неуютно среди этих белых стен, на которых почти всюду висели зеркала. Мне хотелось вернуться на улицу, но надо было найти группу, в которой я оказался до распределения. Все первогодки первые полгода учились вместе, они занимали самую большую аудиторию на первом этаже. Я смог отыскать ее только благодаря белым бумажным стрелкам, которые висели в воздухе. Они и привели меня к огромной деревянной двери, у которой уже успела столпиться толпа детей.
– И что теперь? – подумал я в тот момент, уставившись на них.
Все были такими разными, строгих требований к внешнему виду у школы не было. Поэтому больше всего выделялись те, кто был в чем-то напоминающем школьную форму. И меня тоже можно было к ним отнести. На мне были черные брюки, белая рубашка и серая жилетка с желтым орнаментом. Но еще больше внимание привлекали мои золотистые волосы, зачесанные назад и собранные в короткий хвост.
На меня уставились три девочки, что стояли у двери, и мне стало не по себе. Я хотел уйти, чувствуя себя не в своей тарелке, но не мог. Я так и не решился ни с кем заговорить, встал у окна в нескольких метрах от толпы и уставился на то, что происходило на улице. На машины, что проезжали по дороге, на людей, что куда-то шли, на здание, что располагалось напротив. Оно было таким же огромным и старым, как и школа и почти все здания в центре города.
– Внимание, дети, – внезапно прозвучал женский голос.
Я обернулся, как и все остальные, и уставился на высокую стройную женщину, что стояла у двери в аудиторию. У нее было вытянутое лицо, большие голубые глаза, а длинные русые волосы были распущены и слегка завивались на концах. Одета она была в черное платье с длинными кружевными рукавами, а на шее на золотой цепочке висел кулон в форме капли.
– Можете заходить в аудиторию и занимать места, – продолжила она и вошла туда первой.
В аудитории я оказался одним из последних и занял место в последнем ряду у окна. Там было так же светло и пафосно, как и в коридоре, не было только зеркал. На стене, у которой стояла женщина в черном платье, висела черная доска, как и во многих школах. Перед ней стоял огромный деревянный стол, на котором лежали книги, тетради и еще что-то.
– Доброе утро, дети, – сказала женщина в черном, когда все расселись по местам. – Меня зовут Анаис Пиррит, сегодня я проведу для вас небольшую вводную лекцию.
И как только она это произнесла, за ее спиной на черной поверхности доски в верхнем углу возникло ее имя. Оно словно было написано мелом, но мела вообще не было во всей школе. А потом немного ниже и уже посередине появилась надпись «Уровни магии».
– Серьезно? – был неприятно удивлен я.
Все, о чем она начала говорить, я уже знал и думаю, знал не только я, но и как минимум половина тех, кто присутствовал. Почти в центре доски появилось изображение равностороннего треугольника основанием вниз, он был поделен на три части: основание, середину и вершину.
– Думаю, многие из вас уже видели подобное, – продолжила Пиррит.
– Конечно, видели, – прозвучало в моих мыслях.
Кто-то из первых рядов поднял руку вверх, желая ответить, но Пиррит этого словно не замечала и продолжала говорить. Она спокойным неторопливым голосом объясняла разделение по уровням, которые когда-то ввели основатели первой магической школы. Все было просто.
– Так же, думаю, каждый из вас знает, что магия имеет природное начало. Что мы, одаренные, можем черпать энергию из природы и преобразовывать ее, управляя стихиями, которые лежат в основе этой пирамиды. Стихий этих всего шесть…
И снова в первых рядах поднялись руки желающих перечислить эти шесть слов.
– Земля, вода, воздух, огонь, свет и металл, – возникло в моей голове.
– Огонь, земля, воздух, вода, свет и металл, – произнесла Пиррит.
И в этот же момент в основании треугольника появилось шесть символов, соответствующих им. Огонь был похож на искривленную каплю с тремя остриями вместо одного, земля выглядела как три горизонтальные линии, воздух обозначался спиралью, вода – двумя волнами, свет – четырехконечной звездой, а символ металла выглядел как щит или тот же перевернутый треугольник со слегка выгнутыми сторонами.
– Магия стихий является низшей, она подвластна каждому, но обычно управление одного из элементов дается с особой легкостью, и чаще всего это вода. Никто не хочет вызвать небольшой дождь? – предложила Пиррит и уставилась на подоконник, на котором стоял большой горшок с аспарагусом.
На этот раз желающих нашлось немного, и Пиррит выбрала того, кто сидел ближе всего к растению. Им оказалась девочка с длинными черными волосами, она встала и немного приподняла кисти рук. И через секунду над зелеными стеблями появилась белая пелена, которая тут же стала небольшим облаком, из которого начало капать.
– Прекрасно, хватит, – произнесла Пиррит, когда на стебли начала капать вода.
Девочка опустилась на свое место, дождь прекратился, и туча растаяла в воздухе.
– На втором уровне стоит боевая магия, и к ней относятся всего два раздела: магия защиты и магия нападения. Все их заклинания и приемы основаны на низшей магии стихий, но они намного сильнее.
За спиной Пиррит над символами стихий появилось еще два символа: круг в круге и два перекрещивающихся меча.
– А как же магия исцеления? – произнес кто-то, кто сидел у стены.
– Исцеление стоит на ступень выше, – сказала Пиррит, уставившись на мальчика в спортивном костюме. – Эта магия так же берет свое начало на магии стихий, и ее отличительная особенность – воздействие непосредственно на тело любого живого существа.
– И на растения тоже? – спросил кто-то из второго ряда.
– Нет, – ответила Пиррит.
– Как нет? – удивился я.
– Это низшая магия земли, – объяснила Пиррит.
Она подошла ближе к окну, и мне стало видно символ, что появился в верхней части треугольника. Он выглядел как бокал, но это были не все уровни магии, и Пиррит продолжила, когда над вершиной треугольника появился еще один символ, похожий на волну, или скорее на извивающуюся змею.
– Высшей же магией принято считать магию трансформации, с помощью которой можно, например, изменить внешность или превратить один объект в другой.
Пиррит опустила взгляд на стол и уставилась на стакан, который через секунду начал преображаться. Его форма увеличилась и вытянулась, он перестал быть прозрачным, приобрел темно-синий цвет и в итоге стал вазой.
Мне не было видно реакцию детей, но не всех удивил этот трюк. И я тоже видел подобное далеко не в первый раз.
– Используя эту магию, надо следовать определенным правилам, – продолжила Пиррит. – Чаще всего из-за игнорирования некоторых нюансов возникают проблемы с превращением неживого в живое.
– Это уже некромантия, – подумал я и уставился в окно.
А за окном был внутренний двор и окна, за которыми было видно таких же студентов. Если бы я не был учащимся этого заведения, я бы увидел, как в том помещении танцевали, разбившись на пары. Но я видел то, что происходило на самом деле. А проходил в том помещении урок боевой магии, какие-то вспышки загорались и исчезали.
– А к чему можно отнести магию воскрешения? – спросил кто-то, явно стесняясь.
Я тут же повернулся, чтобы узнать, кто осмелился задать этот вопрос. Я посмотрел туда, откуда звучал голос, но, к сожалению, не смог понять, кому именно принадлежал тот девичий голос. Девочек там сидело сразу пять.
– Магия воскрешения под запретом уже более двадцати веков, – ответила Пиррит.
– Но к чему ее можно отнести? – снова спросил тот голос.
И на этот раз мне удалось узнать, кому он принадлежал. Его обладателем оказалась девочка с короткими черными волосами, которая сидела у самой стены.
– Это разделение было придумано задолго после того, как ее запретили. Но, как мне кажется, ее можно отнести к магии исцеления, – сказала Пиррит, немного задумавшись.
– Очень неудачного исцеления, – подумал я, вспомнив отрывки из фильмов про зомби. – Интересно, фантазии людей похожи на эту магию?
Моя рука сама потянулась вверх.
– Извините, использование такой магии, конечно, под запретом, но что будет, если ее использовать? Это будет похоже не зомби апокалипсис? – спросил я и в следующий момент ощутил на себе взгляды нескольких десятков пар глаз.
Пиррит тоже уставилась и тут же узнала во мне знакомые черты. Золотистые волосы, светлые глаза, я был очень похож на свою мать, которая в этот же день и узнала о том, какой вопрос я осмелился задать. И в этот же день я всем запомнился, как чудаковатый необщительный парень, с которым почти не нашлось желающих дружить. Я стал изгоем, каким себя и чувствовал с первых минут в этих светлых стенах. Но, как оказалось, я не был обделен талантом в магии и через полгода попал в класс, где учились самые одаренные дети.
Я оказался в группе, состоящей всего из одиннадцати человек, в ней было десять парней и одна девочка. Вместе с ними мне приходилось учиться, но мы не смогли найти общий язык. И свободное от занятий время я проводил с двумя такими же немного странными студентами: с Алонзо Галеном и Доротеей Гури. Той самой девчонкой, что первой спросила о магии воскрешения.
Возможно, она была даже более странной, чем я, ну, или, по крайней мере, выглядела более странно. У нее не было бровей, они были словно сбриты или выщипаны, а очень короткая челка не закрывала и четверти лба. Но назвать ее некрасивой было сложно и в первую очередь из-за огромных синих глаз и длинных ресниц.
У Алонзо тоже были красивые глаза, только карие, в остальном же ему не так повезло. У него был крупный нос, тонкие губы и огромный лоб, который с каждым годом становился только больше. Он был немного сутулым и часто носил спортивные костюмы, в которых выглядел как хулиган.
Доротея же, когда немного подросла, стала настоящей красавицей, правда, она оставалась такой же странной. Брови она также сбривала, а вот волосы немного отрастила, и их концы почти доставали до ее плеч. Фигура ее осталась хрупкой, кожа бледной, почти белой.
Встречались мы трое обычно на пятом этаже на лестнице у окна, зеркал там почти не было, что мне нравилось. Недалеко от этого места была аудитория, в которой проходили занятия по исцелению. Большая часть студентов считала это помещение самым жутким в школе, поэтому в той части обычно было тихо и безлюдно.
А вот Доротея, как и все ее одногруппники, успела за три года учебы привыкнуть к стенам того класса. Ее основной специальностью и было исцеление, и в тот понедельник у нее как раз там был первый урок, а почти сразу после него она присоединилась к нам.
– Привет, – сказала она, когда подошла.
– Привет, – тихо произнес Алонзо.
– Привет, что-то ты долго.
– Нас немного задержали, – сказала Доротея.
На ней, как и всегда, было что-то черное и мешковатое, а на плече висела небольшая сумка.
– Что на этот раз делали? – спросил у нее Алонзо.
– Зелье варили, – коротко ответила Доротея и разместилась на полу прямо под подоконником.
– Что за зелье? – спросил я и достал из кармана телефон.
– Снотворное зелье.
– Вроде подобное можно купить в любой аптеке, – сказал Алонзо.
– Не совсем подобное, подобен только эффект, – объяснила Доротея.
– Интересно рецепт снотворного людям случайно не какой-нибудь маг подсказал? – произнес я, уставившись на экран телефона.
– Спроси это лучше у Пиррит. Думаю, она тебя все еще не может забыть после нашего первого занятия, – сказал Алонзо.
– И что я такого тогда спросил? Все же видели фильмы про зомби? – продолжил я.
– Мне отец сказал, что лучше вообще не задавать подобные вопросы, – сказала Доротея, роясь в своей сумке.
– Что там у тебя? – спросил у нее Алонзо.
– Очередной учебник, – ответила Доротея.
– Еще чуть-чуть, – пробубнил я под нос.
– Кажется, он снова какую-то игру скачал, – сказала Доротея, уставившись на меня.
– Да, ферму, – ответил Алонзо.
– У людей она сейчас одна из самых популярных, – сказал я и нажал на пару кнопок, чтобы собрать то, что созрело.
– Гедеон, а твоя мама нормально относится к твоему увлечению человеческими играми? – спросила Доротея.
– Она знает только то, что у меня есть телефон, а про то, что на нем стоит, она не в курсе, – ответил я, продолжая смотреть в экран.
– Что это вообще? – спросил Алонзо, посмотрев в мой телефон.
– Что именно? – спросил я.
– Вон та башня.
– Это мельница, – сказал я.
– Мельница? – произнесла Доротея, поднимаясь с пола.
И через пару секунд на экран моего телефона смотрели сразу три пары глаз.
– Странный дом, – сказала Доротея, глядя на амбар.
– Ты о каком? – спросил Алонзо. – Они все странные.
– Мельница – это та башня с лопастями, а вон тот, у которого стоит грузовик – амбар, – сказал я.
– Я вообще впервые эти слова слышу, – признался Алонзо.
– Ну, на мельнице производят муку, а в амбаре многое хранится, – объяснил я.
– Многое что? – спросила Доротея.
– Фрукты, овощи. Все то, что я посадил на полях.
– Игра прямо про магию земли, – заметил Алонзо.
Почти то же самое прозвучало в моей голове, когда я впервые зашел в игру. Вместо меня по экрану перемещался мужчина в джинсовом комбинезоне, клетчатой рубашке и с соломенной шляпой на голове. Он собирал урожай, доил коров, поливал цветы и многое другое, что мне не приходилось делать ни разу. И как бы не были мне непонятны эти действия, эта игра мне определенно нравилась, на нее уходило почти все мое свободное время.
Но в тот же день мой телефон неожиданно разрядился прямо перед последним уроком, я засунул его в карман, спокойно послушал лекцию Пиррит и после этого отправился домой.
– До завтра, – сказал я Алонзо, которого встретил в коридоре.
– До завтра, – сказал он в ответ.
У него был еще один урок, а у Доротеи занятия уже давно закончились, и она должна была быть дома. Мне же предстояло немного прогуляться по вечерним улицам. В цвете заката их кирпичные стены казались уютнее, они были не такими серыми. Было шумно, особенно рядом с дорогой.
– Гедеон, – внезапно прозвучало за моей спиной.
Я обернулся и увидел свою маму, она была высокой, стройной, ее вьющиеся золотистые волосы были собраны в пучок, складки длинной юбки странного медного цвета трепал легкий ветер. Я остановился, чтобы она догнала меня. Долго ждать не пришлось, и совсем скоро мы пошли вместе под стук ее каблуков.
– Как дела в школе? – спросила она у меня.
– А я думаю, ты и так знаешь?
– Нет, я ничего не знаю.
– Ладно, – произнес я. – Написал два теста, результаты будут завтра.
– И все?
– А что еще?
– Я думала, ты мне расскажешь, как дела у твоих друзей.
– У них все хорошо. Доротея утром варила снотворное зелье, а у Алонзо новый костюм, – сказал я.
– А они разве с тобой учатся?
– Нет, мы все в разных группах.
– Кстати, – продолжила мама после короткой паузы. – Уже скоро тебе надо будет выбрать проводник. Ты уже решил, что это будет?
– Пока нет.
– В твоей группе уже у некоторых есть проводники. Я знаю, что у Мэлласа Раада и Гая Ри это обычные палочки. Может, ты тоже остановился бы на подобной классическом варианте?
– Мне это кажется слишком скучным, – признался я.
– Скучным? – повторила мама. – Надеюсь, ты не думаешь сделать свой телефон проводником?
– Нет, он же слишком ломкий, к тому же через пару лет может совсем выйти из строя.
– Но и в сломанном виде он может быть проводником, как и любая небольшая вещь, которая у тебя достаточно давно.
– Знаю, – произнес я и достал телефон из кармана.
Он был уже старым, на корпусе были видны царапины, цифры с кнопок стерлись. У мамы был точно такой же, только она его использовала редко, только звонила.
– Что же ты с ним делал? – спросила она, заметив, в каком он был состоянии.
– Просто использовал как обычный телефон.
– Может, отнести его в ремонт?
– Нет, он же нормально работает, но, если честно, я хочу новый, – сказал я и положил его обратно в карман.
– Ты же звонишь по нему только мне и отцу? – спросила мама и задумалась.
– Конечно, у Доротеи и Алонзо нет телефонов.
– А как же те, с кем ты учишься?
– Мне кажется, что только у меня во всей школе есть телефон.
Мы и не заметили, как добрались до дома, а жили мы в одном из кварталов магов. Он был небольшим, и соседей человеческого происхождения у нас не было. Люди туда вообще не могли попасть из-за барьера, который выглядел как огромные ворота.
Мы прошли через них и оказались на улице, которая не существовала на карте города. Правда, она была похожа на любую другую улицу, дома там были почти такими же, а по дорогам ходили маги, которых внешне невозможно было отличить от людей. Но, если присмотреться к происходящему, можно было заметить некоторые странности.
Например, отсутствие мусорных баков и мусора вообще – все отходы утилизировались за секунды при помощи магии. И с помощью той же магии происходило не только это, но и много других действий, на которые человеку бы пришлось потратить некоторое время. Даже такое, как просто дойти до почтового ящика, чтобы забрать газету.
Ящиков и не было, газеты и письма прилетали по воздуху рано утром и оказывались на подоконниках, в каминах или на кухонных столах. Но приходили и срочные письма, они обычно были в желтых конвертах, которые могли внезапно пронестись мимо. Так и случилось, когда мы были в нескольких метрах от двери в наш дом. Желтый конверт пролетел мимо меня.
– Кажется, оно полетело к соседям, – сказал я, уставившись на окно, которое приоткрылось на несколько секунд.
– Да, наверное, что-то важное, – сказала мама.
И через несколько секунд мы оказались в прихожей, где обувь сама снялась с наших ног. Ее заменили домашние тапочки, которые вылетели из-под комода и приземлились прямо у наших ног. У мамы они были бежевыми из мягкой ткани, а мои – желтыми. Я засунул в них ноги и отправился на второй этаж в свою комнату, где поспешил найти зарядное устройство в верхнем ящике стола.
– Что хочешь на ужин? – крикнула снизу мама.
– Салат, – крикнул я в ответ и подошел к шкафу.
Почти всю одежду, что висела в нем, выбирала мне мама, и в основном это были комплекты похожие на школьную форму. Белые и светлые рубашки, темные брюки и жилеты, среди которых можно было найти несколько ярких или с яркой отделкой.
В тот же момент меня больше интересовало то, в чем я ходил дома. Дверцы шкафа открылись, и с верхней полки вылетели клетчатые серо-зеленые штаны и такая же футболка. То же, что было на мне, начало расстегиваться, соскальзывать с тела и само вешаться на вешалки.
– Ужин почти готов, – раздалось снизу.
– Сейчас приду, – громко произнес я, когда на меня натягивались штаны и футболка.
И, конечно, когда я спустился в кухню, моя мама готовила не сама, ей надо было просто наблюдать за процессом. За тем, как нож продолжал резать зелень для салата, и за плитой, на которой в небольшой сковороде жарились три куска мяса. Не успел я и сесть за стол, как петли двери в прихожей заскрипели – пришел отец.
– Я дома, – сказал он.
– Проходи, ужин сейчас будет готов, – сказала мама.
Пока шнурки его ботинок развязывались, я сел за стол и уставился в окно, за которым что-то пролетело. А когда отец присоединился к нам, открылась дверца шкафчика, где хранилась посуда. Оттуда вылетели три белые тарелки и три прозрачных стакана – вся эта посуда, преодолев пару метров, приземлилась перед каждым из нас.
Сразу после этого открылся ящик рядом с плитой, и из него вылетели столовые приборы. Справа от моей тарелки оказался нож, а слева – вилка. И еще через несколько секунд сама тарелка была полна, на ней лежал кусок мяса и салат, заправленный оливковым маслом.
– Как прошел день? – спросила мама у отца.
– Неплохо, но могло быть и лучше, – ответил он. – А у вас как?
– Нормально, – ответил я, накалывая листья салата вилкой.
– Все, как и всегда, – ответила мама.
– Проводник уже выбрал? – спросил у меня отец.
– Еще нет.
– Ничего, у него еще есть время, – сказала мама.
– Да, но меня больше интересует, что именно он выберет, – продолжил отец.
Проводниками у магов обычно были небольшие предметы, к которым они как-то незаметно привязывались. У моей матери проводником была серьга в правом ухе, а у отца им были золотые часы, которые он снимал только на ночь.
Правда, они им были не всегда, до них проводником был галстук. Он был его первым, отцу и выбирать не пришлось, ведь он носил его почти каждый день. Но потом ему пришлось сменить его на более долговечный проводник, проведя небольшой обряд, во время которого от галстука ничего не осталось.
Если бы он этого не сделал, и с галстуком что-нибудь случилось, он бы потерял на время магию, и потом ему пришлось бы долго привыкать к новому проводнику. Но он вовремя заметил недостатки этого синего куска ткани, который к тому же вышел из моды.
Я был больше всего привязан к телефону, но понимал, что не стоило делать его своим проводником, и к тому же он был сделан обычными людьми. Я задумался над словами родителей, продолжая жевать овощи. Мне надо было понять, с чем из своих вещей мне часто приходилось контактировать, но ничего не приходило на ум.
– Если так и не сможет определиться, можно временно сделать проводником обычную палочку, – сказала мама, отрезая кусок от мяса.
Я так погрузился в свои мысли, что перестал улавливать смысл их разговора, а салата на моей тарелке становилось все меньше. Я ел только куски овощей и листьев, совсем забыв про то, что лежало с другого края тарелки. К мясу я всегда был как-то равнодушен, а с того вечера и вовсе перестал его есть.
Прошла ровно неделя, телефон сломался, и я не успел собрать кукурузу. Баллов за это должно было хватить, чтобы пройти на двадцать второй уровень, на котором я бы мог выращивать тыкву, которую в реальности ни разу не пробовал. Но из-за того, что перед глазами больше не было карты фермы, я смог немного разобраться в себе и выбрать проводник, которым стали мои собственные волосы. Они у меня были чуть выше плеч, и я каждое утро собирал их в хвост. Все были удивлены такому выбору, и только отец его сразу одобрил.
– Надо же, но это прекрасно, – сказал он, сидя за столом, после того, как узнал.
– Только теперь ему их нельзя стричь, – добавила мама.
– Но они часть его самого. Можно сказать, он одно целое со своим проводником, – продолжил отец.
– Но это так странно, впервые кто-то выбрал собственные волосы в качестве проводника.
– Ничего, главное теперь не облысеть, – сказал я, глядя на миску, из которой вылетали кусочки овощей и салата.
– Ты точно будешь только это? – спросила у меня мама, заметив, что моя тарелка уже была полна салата.
– Странно, что ты мяса совсем не хочешь, – добавил отец. – А ты, случайно, не заболел?
– Нет, я в порядке, я просто не хочу, – ответил я.
– Может, купить тебе что-нибудь в честь обретения проводника? – предложила мама.
– Ну, у меня сломался телефон, – сообщил я.
– Хочешь новый?
– Зачем он ему? Это же технология людей? – вмешался отец.
– Но у магов же нет ничего подобного? – сказал я.
– Нам это и не надо, мы можем обойтись и без них.
– Ну, тогда я не знаю, чего еще бы хотел.
– Может, новый костюм? – предложила мама.
– У меня их и так много, – сказал я, накалывая овощи вилкой.
Отец задумался над чем-то, моя же голова была ничем не занята, я продолжал есть салат. И на следующий день во время перерыва в школе тоже ел нечто подобное, а напротив меня сидели Алонзо и Доротея.
Они тоже обрели проводники: у Доротеи им стала подвеска с кисточкой, которая висела на замке сумки, а у Алонзо – кольцо, которое досталось ему от деда. Он его никогда не снимал в память о нем, и в тот момент оно тоже было на его среднем пальце.
– Люди это называют вегетарианством, – произнесла Доротея, глядя на то, что было в моей тарелке.
– Что-то ты неравнодушен к человеческому, – обратился ко мне Алонзо, чья тарелка была полна мяса.
– Мне просто нравятся овощи, – сказал я и обратился к Доротеи. – А откуда ты об этом знаешь?
– Об этом многие знают, – ответила она.
– А я впервые слышу, – признался Алонзо.
– Вегетарианцы не едят мясо, только овощи, фрукты, а некоторые еще и от молочных продуктов отказываются, – продолжила Доротея.
– А это не вредно для здоровья? – спросил Алонзо.
– Нет, организм обычно привыкает.
– Я бы ни за что не отказался от мяса.
– Но у него такой скучный вкус, – произнес я.
– Шутишь? – сказал Алонзо, уставившись на меня, и продолжил. – Ты вообще странный, у тебя одни из лучших показателей, а ты общаешься с нами.
– У него лучшие показатели в школе, – поправила Доротея. – И ты сам сказал, что он странный.
– Вам не нравится, что я общаюсь с вами? – спросил я.
– Нет, мы вообще все странные, – сказала Доротея.
– Я не странный, – сказал Алонзо.
– Но вместе с нами таким кажешься, – добавил я.
– Да вы издеваетесь?!
И правда, Алонзо по сравнению с нами выглядел совсем обычно. У него были короткие темные волосы, а носил он в основном спортивную форму, которая прикрывала его нескладную фигуру. Этим он был похож на обычных людей, но не знал об этом. Он учился в группе с уклоном на боевую магию, и в такой одежде ему было весьма удобно на занятиях, где приходилось немало двигаться. Он словно танцевал, отрабатывая приемы наравне с высокими широкоплечими парнями, на фоне которых смотрелся немного нелепо.
Мне же было все равно, как он выглядел и Доротее тоже. Я продолжал сидеть с ними за одним столом и встречался почти на каждом перерыве. Мне казалось, так будет всегда, но годы шли, а мы росли и менялись. Изменились и наши расписания занятий, из-за которых мы почти перестали встречаться. У Алонзо уроки начинались рано утром, у Доротеи – когда солнце начинало садиться, а у меня – днем. Не знаю, нашли ли они себе компанию или, как и я, проводили перерывы в полном одиночестве.
– И почему маги не пользуются телефонами? – иногда думал я, когда стоял у окна в полном одиночестве.
Мне было уже пятнадцать, мои волосы почти доросли до пояса, и я продолжал носить одежду, которую мне выбирала мама. Она, кстати, перестала пользоваться телефоном, и мы с ней стали иногда встречаться на перерывах. Только говорить нам было почти не о чем.
– У тебя снова лучший результат, – сказала мне мама перед лекцией, которую должна была вести у моей группы.
– Знаю, – произнес я. – Меня это совсем не удивляет.
– Уже через год у тебя начнется практика в департаменте магии.
– Как и у всех остальных.
– Ваш курс один из самых лучших, – продолжила мама. – Думаю, отец возьмет вас.
– Только из-за меня? – спросил я.
– Не знаю, но он точно гордится тобой.
Все она знала, а отец хотел, чтобы я занял место в его отделе. Родители давно все решили за меня, и в последнее время меня это угнетало. Все было очевидно, сначала я должен был закончить школу с отличием, потом блестяще показать себя на практике и сразу после нее оказаться в одном из офисов с видом на мерцающее озеро.
Таким представляли мое будущее мои родители, я же и понятия не имел, чего мне хотелось. О себе я знал только одно – я был вегетарианцем и не собирался этого менять. Вкус мяса мною был забыт, и более того, я почему-то стал ненавидеть его запах. И этот факт не прибавил мне друзей. Те, с кем я учился, продолжали считать меня странным, но очень умным сыном преподавателя. Каждый раз я сидел за первой партой и даже толком не слушал, о чем говорили мои учителя, и каждый раз мне было скучно.
Даже то, что объясняла моя мама, меня совершенно не интересовало, я просто сидел и смотрел в окно, за которым тоже не было ничего интересного. Та лекция была у моей группы последней, но не у моей мамы, и после ее окончания я должен был отправиться домой один.
Я терпеливо дождался конца и уже собирался покинуть кабинет, но не успел я и дойти до двери, как в меня врезался небольшой белый конверт.
– Это, наверное, от отца, – сказала мне мама.
– Нет, это от Доротеи, – произнес я, удивившись.
– Эта та, что из группы профессора Берона?
– Да, кажется, – ответил я, разворачивая конверт.
– Привет, Гедеон, надеюсь, у тебя все хорошо. Все мы трое давно не виделись, и Алонзо я написала почти такое же письмо, чтобы вы оба знали о том, что я переезжаю вместе с родителями на восток. Это точно надолго, или даже возможно я уже не вернусь. Я попытаюсь отправить еще одно письмо, когда освоюсь на новом месте. Хотела бы надеяться, что у вас все будет хорошо. Доротея, – было в письме.
Начал читать я еще в аудитории, а продолжил уже в коридоре у окна. Мама стояла рядом и наблюдала за мной, за моим лицом, которое впервые за долгое время было таким эмоциональным.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Доротея переезжает, – ответил я, сворачивая конверт, который рассыпался в пыль в следующий момент.
– Ясно, а я думала, вы перестали общаться.
– Нет, просто у нас всех расписание слишком разное, – продолжил я.
– Впервые вижу, что тебе письмо пришло.
– Я таких вообще ни разу не писал, – признался я. – Но, думаю, надо написать в ответ.
– Хорошо. У меня еще есть занятия, вернусь поздно, – сказала мама.
– А мне надо немного пройтись, – сказал я.
– Только не задерживайся.
– Ладно, еще увидимся, – произнес я и отправился в сторону лестницы.
Я даже не знал, можно ли было считать Доротею своим другом, но ее письмо меня явно выбило из колеи. Я даже решил написать не только ей в ответ, но и Алонзо, которого тоже давно не видел. Только сначала мне надо было собраться с мыслями, и я надеялся, что небольшая прогулка по городу поможет с этим. Я покинул стены школы и отправился в парк, где обычно гуляли и обычные люди.