Kitobni o'qish: «Последний человек на Земле»
В камине горел огонь. В огне сгорали книги. Сгорали тома Толстого, Чехова, Томаса Манна, сгорали труды Сартра, Бердяева, Хайдеггера. Это был очень большой камин и в нём можно было сжечь очень много книг.
Человек сидел на табурете. Он напоминал истукана. Он смотрел на огонь. В его будто стеклянных, застывших глазах отражались отблески пламени. Его пальцы с обгрызенными ногтями сжимали колени. Слышался только треск пламени.
Наконец человек поднял бессмысленный взгляд на портрет Достоевского, висевший над камином.
– Зачем ты был нужен?
Он захотел ножом искромсать портрет и сжечь обрывки, как он сжёг книги из отцовской библиотеки. Но Достоевский с портрета словно взывал к нему. Человек знал, что Достоевский хочет, чтобы он сам ответил на свой же вопрос и чтобы он ответил на вопрос вместо всех тех, чьи книги он сжёг.
Мучительно было человеку! Помимо писателей и мыслителей были и миллионы тех, чьи имена не сохранились, миллионы тех, кто вопрошал из небытия: зачем? зачем? зачем?…
И он, не в силах совладать с ужасающей ответственностью, дал слабину – сорвал портрет и целиком затолкал в огонь.
Прошла минута, другая и человек успокоился. Он посмотрел на наручные часы. У него осталось два часа. Каких-то два часа…
Его дом стоял на холме, у подножия которого текла река. Не так далеко возвышалась гора, на её обрыве ютилась небольшая церковь, давно заброшенная. Будучи ребёнком, человек мог подолгу всматриваться в отвесную скалу и церковь, напрасно пытаясь разгадать как древнему гению удалось так естественно, с такой чудесной гармонией вписать (подобно Богу) лёгкую, стройную, белокаменную церквушку в суровый горный ландшафт…
Кто-то окликнул его. Человек вздрогнул, огляделся. На кровати лежал тощий бледный старик. Усохшей костлявой рукой он поманил к себе. Человек отвернулся.
– Ты – всего лишь галлюцинация. Оставьте меня в покое!
– Подойди, – гнетущий стариковский голос.
И с удручающей суровостью, не умолкая ухало один за другим: подойди, подойди, подойди.
