Вацлав Гавел: жизнь в истории

«Почетные пленники России»

После своего отъезда осенью 1938 года Эдвард Бенеш оказался в сложном положении. Второго президента Чехословакии охотно звали в Соединенные Штаты, где ему предложили читать лекции в одном из университетов, но в чисто политическом смысле вокруг него царил своеобразный вакуум. Если Бенеш и не был в западных, особенно европейских, политических кругах persona non grata, то и persona grata он тоже не являлся. Европа была удовлетворена исходом Мюнхена – премьер Чемберлен, как он сам говорил, привез в Лондон «мир для нашего поколения».

Но все постепенно стало меняться с началом Второй мировой войны, особенно после разгрома Франции и прихода к власти кабинета Уинстона Черчилля. Летом 1940 года Великобритания официально признала существование правительства в изгнании, а годом позже оно было окончательно признано в качестве законного правительства Чехословакии. Одновременно с этим Бенеш получил признание от СССР, и обе стороны обменялись послами. Послом Чехословакии в Советском Союзе был назначен Зденек Фирлингер – глава первого в будущем послевоенного правительства. А в 1942 году исполнится главная политическая мечта Бенеша: Великобритания денонсирует свое участие в Мюнхенском сговоре, а генерал де Голль сделает то же самое от имени Франции.

Отношения Москвы с лондонским правительством не были гладкими. В первые годы войны репрессировали около 15 тысяч чехословаков, бежавших в СССР; несколько сотен чехословацких граждан даже были расстреляны в Катыни. Лондон совершенно заслуженно подозревал советское руководство и обосновавшихся в Москве чешских коммунистов в том, что они пытаются подмять под себя формирующиеся в СССР чехословацкие части. (Формально они подчинялись лондонскому правительству, но де-факто оказались подразделениями Красной армии; военный атташе Гелиодор Пика пытался этому противостоять, но безуспешно. После коммунистического переворота 1948 года Пика был повешен как контрреволюционер и английский шпион.)

И все-таки бóльшая часть противоречий заметалась под ковер. Сталин не развязывал открытых конфликтов с «реакционной кликой»⁴⁸, как назовет в своих мемуарах лондонское правительство генерал Людвик Свобода. Достаточно сказать, что Москва безоговорочно признавала именно лондонское правительство, не создавая альтернативного, как это было в случае с Польшей и Югославией.

«Реакционная клика» платила Сталину тем же, понимая важность Советской армии для будущего освобождения страны. Многие считают, что война вообще стала переломным моментом в геополитическом мышлении Бенеша: теперь он уже не воспринимал Советский Союз в качестве инструмента полуфиктивных договоров, как в 30-х годах, а искренне верил, что безопасность Чехословакии может быть защищена только при добрых отношениях и с Востоком, и с Западом.

Итоги войны оказались для Чехословакии неоднозначными. Страна лишилась небольшой части территории, причем именно в пользу Советского Союза – Подкарпатская Русь была включена в состав Украинской ССР и остается частью Украины по сей день. Впрочем, эта аннексия была оформлена как исключительно добровольный шаг местного населения, никак не омрачающий отношений двух стран.

Чехословакия, разумеется, не считалась союзницей Гитлера и побежденной страной. При этом Ялтинские соглашения не прописывали ее судьбу столь явно, как судьбу Польши. Однако в правительство, в том числе и на высокие должности, уже были допущены коммунисты. Их лидер Клемент Готвальд стал заместителем премьера Фирлингера.

Сам Зденек Фирлингер, хоть и представлял Чешскую социал-демократическую партию, был после работы в Москве фигурой откровенно просоветской. Генерал Свобода считался в первом послевоенном правительстве беспартийным, но все понимали: портфель министра обороны отнюдь не в нейтральных руках. Примерно треть важнейших армейских должностей была занята коммунистами, тогда как другие политические силы в армии представлены не были – фактически вооруженные силы страны делились на «коммунистов и беспартийных». Джордж Кеннан язвительно называл некоммунистических министров «почетными пленниками России»⁴⁹.

Перед войной в коммунистической партии Чехословакии состояло 70 тысяч человек, в самом ее конце – около 30 тысяч. Но после войны партия стала расти ошеломительными темпами. Весной 1946 года количество членов компартии перевалило за миллион, а зимой 1948 года в ней состояло больше граждан Чехословакии, чем во всех остальных политических партиях вместе взятых⁵⁰.

Коммунисты стали победителями парламентских выборов 1946 года, хотя и не безоговорочными: в чешских землях КПЧ набрала 43,25% голосов, в Моравии и Силезии – 34,46% (и там, и там это было первое место). Коммунистическая партия Словакии набрала у себя немногим меньше, 30,48%, но в Словакии подавляющее большинство избирателей, больше 60%, отдали свои голоса Демократической партии. Потом эти цифры станут поводом для грустной шутки: только в Словакию коммунизм был внедрен с запада (то есть из Чехии), а не с востока. Но так или иначе, итоги выборов послужили однозначному усилению позиций коммунистов, а Клемент Готвальд возглавил новое правительство.

«Это глаза Милоша»

Семья Вацлава Марии Гавела в первые послевоенные годы серьезных трудностей не испытывала. Правда, Гуго Вавречка был сначала обвинен в сотрудничестве с нацистами, но суд освободил его от всех обвинений. Предприятия Бати были национализированы уже в 1945 году, и бывшего топ-менеджера вскоре оттуда уволили – ему, впрочем, уже исполнилось 65 лет.

А вот у Милоша проблемы только начинались. Комиссия по проверке работы киностудии в годы оккупации находилась под мощнейшим влиянием коммунистов. В 1946 году Гавела судил так называемый трибунал национальной очистки. Он был освобожден, но студию ему, конечно, никто возвращать не собирался – еще в августе 1945-го вышел декрет президента Бенеша о национализации кинематографа.

Официально бывшим собственникам запретили трудиться в своих компаниях лишь в 1951 году. Так, Вацлав Мария Гавел успел несколько лет проработать в «Люцерне» наемным служащим – его имущество было национализировано после 1948 года. Но чешское кино в услугах продюсера Милоша Гавела уже не нуждалось и еще меньше стало нуждаться в них после коммунистического переворота. Опытного менеджера хотел заполучить молодой израильский кинематограф – Гавел получил вполне официальное приглашение на работу, но не смог добиться разрешения на выезд. В 1949 году он вместе со своим любовником, официантом Душаном Губачеком, предпринял попытку бежать за границу. Им удалось перебраться в Австрию, но то ли по незнанию географии, то ли по невезению беглецы очутились в советском оккупационном секторе, откуда были выдворены обратно в Чехословакию.

За попытку бегства Милош угодил в тюрьму. Существует легенда, что за него к министру внутренних дел Вацлаву Носеку пошли просить Витезслав Незвал и известный чешский актер Ян Верих. (Иржи Восковец, партнер Вериха по знаменитому комическому дуэту, в 1950 году уехал в США и уже не вернулся. В историю чешской культуры вошла не только совместная театральная работа Вериха и Восковеца, но и их многолетняя переписка – фактически уникальное литературное произведение.) Носек, Незвал и Верих вместе отправились на охоту, и Носек якобы поообещал помиловать беглеца, если попадет в уже присмотренную утку. Министр попал, Незвал и Верих поручились, что Гавел больше бежать не станет, – и его выпустили.

Впрочем, в Чехословакии бывшему киномагнату все равно была уготована жизнь изгоя. Вацлав Мария Гавел даже не пустил брата на похороны Гуго Вавречки. (И дед, и бабка Вацлава Гавела скоропостижно скончались вскоре после объявления «акции Б» – запланированного коммунистами выселения крупной буржуазии из больших городов.)

Через два месяца после выхода из тюрьмы Милош Гавел вновь бежал за границу в компании Губачека, и на этот раз ему удалось пробраться в ФРГ. Он обосновался в Мюнхене, где начал судиться с киностудией UFA, доказывая незаконность чешско-немецких сделок во время Протектората. Часть его требований была удовлетворена, Гавел получил денежную компенсацию и даже пытался заниматься кинобизнесом, но не слишком удачно.

Не сложилась и его личная жизнь. Роман с Душаном Губачеком расстроился – сексуальная ориентация Душана вообще остается под вопросом, потому как впоследствии он женился. Совместно открытый ими чешский ресторан на первых порах, вероятно, был многим обязан славе и репутации Гавела, но настоящим его управляющим был именно Губачек. После серьезного разлада им пришлось судиться; суд склонялся не в пользу Милоша Гавела, и он сам пошел на соглашение сторон. Ресторан, оставшийся в руках Губачека и его жены, получил большую известность и попал во многие туристические справочники. В нем бывали Элизабет Тейлор и Билли Уайлдер, Вилли Брандт и Франц Беккенбауэр.

Гавел же торговал джинсами и цветами, прогорев, находил в себе силы открыть новое дело, но из череды неудач так и не выбрался. Умирал «создатель чешского Голливуда» в одиночестве и нищете. Родственники, вскрывшие его сейф после смерти, нашли там, по семейному преданию, пару запонок.

Правда, Вацлав Гавел еще успел повстречаться с дядей в 60-х годах, приезжая в Западную Германию на премьеры своих пьес. «Когда я видела его (Вацлава. – И.Б.) по телевизору, то говорила: это глаза Милоша», – признавалась уже в преклонном возрасте Лида Баарова⁵¹.

Коммунистический переворот. Судьба семьи. Школа

Победоносный февраль

«Я только что вернулся с Града, от президента республики. Сегодня утром я предложил господину президенту принять отставку министров, которые вышли из правительства 20 февраля этого года. Одновременно с этим я передал президенту список людей, которыми правительство должно быть дополнено. Могу вам сообщить, что президент принял все мои предложения в том виде, как они были поданы», – заявил Клемент Готвальд перед толпой, собравшейся на Вацлавской площади⁵².

13 февраля 1948 года министр юстиции Прокоп Дртина (это его отец жил и столовался у прадеда Гавела) внес на заседании правительства резолюцию против захвата силовых структур коммунистами. Коммунисты составляли в правительстве относительное большинство, но резолюция была членами кабинета поддержана со счетом 15:11.

17 февраля на утреннем заседании правительства Дртина и вице-премьер от Чешской национально-социальной партии (не путать с немецкими национал-социалистами) Петр Зенкл потребовали отчета о выполнении резолюции, но премьер отказался обсуждать этот вопрос, сославшись на отсутствие министра внутренних дел Носека. Затем Готвальд выехал на встречу с Бенешем, где сообщил президенту о начале политического кризиса и о желании оппозиционных партий создать «техническое правительство». Бенеш заверил Готвальда, что при любом развитии событий назначенный им кабинет будет состоять из членов всех парламентских партий.

В тот же день собравшиеся министры от оппозиционных партий (национально-социальной, демократов и «лидовцев» – Чехословацкой народной партии) решили, что в случае неисполнения резолюции они покинут правительство. Президиум ЦК КПЧ выпустил заявление, в котором призвал народ Чехословакии быть готовым «выступить против реакции».

18 февраля министры уже упомянутой тройки партий сообщили о бойкоте работы правительства. Социал-демократы заняли промежуточную позицию и явно были настроены добиваться компромисса. Петр Зенкл и министр внешней торговли Губерт Рипка посетили Бенеша. При этом первый вспоминал, что президент поддержал их в борьбе за резолюцию 13 февраля, а второй утверждал, что Бенеш выступал за досрочную отставку правительства: «Чем раньше, тем лучше, главное, чтобы выборы состоялись так быстро, как только возможно»⁵³.

Коммунисты досрочных выборов не хотели. Политический отчет советского посольства за 1947 год содержал некоторую тревогу даже по поводу выборов в намеченный срок: «Реакционные элементы внутри страны, активно поддерживаемые представителями Запада, продолжают считать, что в Чехословакии есть все данные для того, чтобы правые партии получили большинство на предстоящих выборах и изгнали коммунистов из правительства»⁵⁴.

19 февраля Готвальд встречался с лидерами социал-демократов – именно их присутствие позволяло сохранить правительство, а поддержка их парламентской фракции давала коммунистам большинство в парламенте. Однако переговоры провалились – социал-демократы отказались выступить вместе с коммунистами против остальных партий (хотя эту идею поддержал все тот же Зденек Фирлингер). После этого глава коммунистов вновь отправился к Бенешу и вновь получил гарантии того, что президент не назначит «техническое правительство».

20 февраля, не дождавшись убедительного ответа о выполнении резолюции, представители национально-социальной партии заявили об отставке, министры от «лидовцев» и Демократической партии к ним примкнули. Социал-демократы сообщили о своем отказе как поддержать демарш, так и сформировать правительство левого большинства вместе с коммунистами. Готвальд опять встретился с Бенешем, заявив президенту, что согласен на уход оппозиционных министров и готов представить кандидатуры для их замены.

На следующий день напряжение только продолжало нарастать. Коммунисты начали формирование так называемой народной милиции – первые отряды были созданы на крупных заводах Праги и Братиславы. В воскресенье 22 февраля в Праге прошел съезд заводских советов, который подавляющим большинством голосов поддержал Готвальда и запланировал общенациональную часовую забастовку.

23 февраля министерство внутренних дел ограничило деятельность партий, министры которых подали в отставку, и начало вооружать отряды народной милиции. Зденеку Фирлингеру снова не удалось продавить позицию прокоммунистического крыла социально-демократической партии – руководство соцдемов высказалось за реконструкцию правительства в рамках Национального фронта.

Вечером прошел обыск в центральном секретариате национально-социальной партии. В полдень 24 февраля началась общенациональная забастовка, в которой приняли участие более 2,5 миллиона рабочих. К вечеру группа социал-демократов из окружения Фирлингера при поддержке коммунистов и народной милиции захватила здание собственной партии и взяла под контроль ее центральный секретариат.

Ночью коммунисты приняли решение сконцентрировать свое давление на Бенеше, не вступая в переговоры с оппозиционными партиями. На случай, если тот откажется принять отставку оппозиционеров, была запланирована большая забастовка. Но оказать серьезное сопротивление Бенеш не мог. Это уже давно был тяжелобольной человек, переживший инсульт и страдающий болезнью Меньера.

25 февраля национальные социалисты ожидали приглашения на Град. Приглашения не поступило, и к Бенешу выехал генеральный секретарь партии Владимир Крайина, однако президент принять его отказался. Позже он не принял и министра юстиции Дртину. А во второй половине дня в ходе десятиминутной встречи с Готвальдом Бенеш согласился на все его предложения. После аудиенции Готвальд выехал на Вацлавскую площадь, чтобы триумфально выступить перед стотысячной толпой сторонников.

«Теперь, товарищи, когда воля нашего народа была так славно утверждена, необходимо сплотиться в мощном рабочем усилии, чтобы преодолеть все сложности, которые перед нами стоят, и чтобы построить из нашей республики, свободной от реакционеров, счастливый дом всех трудящихся», – закончил свое выступление Готвальд⁵⁵. Власть была в руках коммунистов.

Фактически февральский переворот прошел без кровопролития и почти без насилия. Один из лидеров современной Коммунистической партии Чехии и Моравии Йозеф Скала и вовсе пишет, что «унаследованная от масариковской республики Конституция была соблюдена до буковки»⁵⁶.

Эдвард Бенеш после этого отправился, по сути, в добровольную ссылку и показался на публике лишь дважды: на юбилее Карлова университета и на похоронах Яна Масарика – сына первого президента и министра иностранных дел, который вскоре после переворота то ли выбросился из окна, то ли был выброшен. В мае он отказался подписать новую конституцию страны, а 7 июня покинул свой пост. В сентябре того же года второй президент страны ушел из жизни.

«Люди из окружения президента Бенеша вспоминают о том, что он сопротивлялся давлению со стороны Готвальда. Тот же настаивал, что отказывается договариваться с представителями некоммунистических партий, и Бенеш наконец во всем пошел ему навстречу. К сожалению, необходимо сказать, что роль Бенеша в феврале 1948 года была не только постыдной, но при этом и судьбоносной для целой страны», – отмечает современный чешский историк Петр Блажек⁵⁷.

«Акция Б»

1948 год принес большие перемены в жизни Гавелов.

Гуго Вавречка предстал перед новым судом и по сфабрикованным обвинениям был приговорен к трем годам лишения свободы, но парадоксальным образом помилован Готвальдом.

Вацлав Мария Гавел меньше чем за год до революции вступил в самую (из всех действующих) непримиримую к коммунистам партию – Национально-социальную. Весной в 1947 году Губерт Рипка предложил ему войти в ее экономический совет. «Это уже было в то время, когда партия отстаивала перед коммунистами масариковскую демократию, пусть и с социалистической ориентацией. Я верил, что социализм обязательно должен заменить у нас капиталистический строй, который был помехой в достижении полной занятости и финансировании больших инвестиционных строек», – вспоминал Гавел-старший⁵⁸. И хотя большого вклада в работу партии он сделать попросту не успел, его репутация в глазах новой власти сильно пострадала.

В марте 1949 года Вацлав Мария Гавел был арестован и три месяца провел в заключении. Государственная безопасность подозревала его в причастности к тайной сети, организующей побеги врагов режима за границу. В конечном счете эти обвинения были сняты. Впрочем, автомобиль, отобранный при задержании, ему не вернули.

Двенадцатилетний Вацлав отправил находящемуся в заключении отцу стихотворение, которое может считаться его первым сохранившимся литературным произведением:

 
Moc nám tu scházíš,
leč já doufám stále,
že se vbrzku navrátíš,
že se objevíš nenadále.
Starost o Tebe máme,
a stále vzpomínáme.
 
 
Нам очень тебя не хватает,
Но я все еще надеюсь,
Что ты скоро вернешься,
Что ты неожиданно появишься.
Мы переживаем за тебя
И все время тебя вспоминаем.⁵⁹
 

Вскоре после переворота были национализированы «Люцерна» и «Баррандов», но, как уже было сказано, в «Люцерне» Вацлав Мария Гавел продолжал работать до 1951 года.

В 1952 году в стране проходила «Акция Б» – массовое выселение неугодных людей из крупных городов. Гавелы как представители крупной буржуазии были неугодны и получили декрет на переезд в местечко Альбрехтице на самом севере Чехии, в очищенном от немцев Либерецком крае. (В 2018 году в Albrechtice v Jizerských horách жило всего 346 человек, зато этот населенный пункт – третий во всей Чешской республике по длине официального названия, опережают его только Nová Ves u Nového Města na Moravě и Brandýs nad Labem-Stará Boleslav.)

Через закулисные переговоры Вацлаву Марии удалось затянуть выселение семьи, а потом и добиться разрешения уехать в Гавлов. Однако выяснилось, что Гавлов опечатан – местные власти предполагали, что дом принадлежал эмигранту Милошу. До выяснения обстоятельств семья по-прежнему могла оставаться в своей двухэтажной квартире в доме номер 2000 на набережной Рашина. В это время от инфаркта умер Гуго Вавречка.

Первоначально власти собирались отобрать квартиру в доме на набережной, но отцу будущего президента удалось и здесь постоять за свою семью. В конечном счете Гавелов не выселили, а «уплотнили», забрав нижний этаж. Туда въехали враждебные к Тито югославские коммунисты Милуничи; их сын Владо спустя много лет построит по соседству авангардный Танцующий дом, одну из визитных карточек современной Праги.

В марте 1953 года умер Сталин, а почти одновременно с ним – Клемент Готвальд. Вскоре после смерти вождей «акция Б» была остановлена.

Правда, еще в 1951-м Вацлава Марию Гавела уволили из «Люцерны», но со временем он смог найти себе работу – служащим в Государственном комитете физкультуры и спорта, а позже в Чехословацком союзе физической культуры. К новой жизни приспособилась и пани Божена. Так, с 1960 года она работала в краеведческом центре Пражской информационной службы: продавала экскурсионные туры, сама вела экскурсии и дольше всего проработала в Староместской ратуше – той самой, где ее когда-то выдавал замуж приматор Праги.

Можно сказать, что, пережив первые годы после революции, Вацлав Мария и его жена затем уже не сталкивались с серьезной дискриминацией. Зато ее пришлось изведать и Вацлаву, и Ивану: коммунистический режим откровенно отказывал «буржуазным деткам» в хорошем образовании. Как мы помним, в школу оба брата начали ходить в деревне недалеко от Гавлова, во время войны. Потом они посещали несколько школ в Праге. А в 1947 году родители отправили Вацлава в интернат в Подебрадах.