Kitobni o'qish: «В лабиринтах Инфора»

1

– Вы не подскажете, где можно купить газету?

Вопрос произвел на портье впечатление разорвавшейся бомбы. Северину показалось, что его просто не поняли – однако старик исподлобь взглянув по сторонам, прижал к губам палец. Затем быстро открыл верхний ящик тумбы, рядом с которой стоял, и жестом пригласил заглянуть. В ящике лежала пожелтевшая газета. Это был позапрошлогодний экземпляр «Правды». Он что, сумасшедший?

– Сколько?

– Сто тысяч.

– Сто тысяч… чего? – опешил Северин.

– Рублей, – раздражённо пожал плечами портье.

«Точно, сумасшедший», – решил Северин, пробормотал что-то невнятное и вышел на улицу. Улица напоминала длинный коридор, который был образован двумя рядами стоящих вплотную семиэтажных домов. Ни киоска, ни деревца, ни фонарного столба, ни даже урны – пустое прямоугольное пространство. Совершенно пустое, если не считать припаркованной у подъезда машины. Но это была «регина», на которой ночью приехал сам Северин Басаврюк. Прикурил, сделал несколько торопливых затяжек и вернулся в гостиницу. Прошёл мимо напряжённого, как струна, портье, пересёк холл и направился в обеденный зал. Ресторан поражал неожиданным, почти домашним уютом: широкий ассортимент при умеренных ценах, быстрое и заботливое обслуживание, отменный вкус сгладили неприятное впечатление от разговора с портье. К себе Басаврюк возвращался уже навеселе. Взбежал по лестнице, напевая вполголоса песенку аргонавтов, попытался вставить ключ в дверь своего номера. Однако это ему не удалось – дверь открылась сама, вернее – при помощи стоявшего за ней мужчины средних лет, одетого в слегка франтоватый, но строгий костюм.

– Здравствуйте, Северин. Мы должны были вас встретить, но получили неточную информацию. Виновные в этом уже наказаны. Добро пожаловать в Инфор, – дружески улыбаясь, он взял Басаврюка под руку и ввёл его в номер. Навстречу им встала молодая женщина весьма приятной, но несколько официальной наружности.

– Знакомьтесь: Лада. Она будет вашим э-э-э… гидом. Со всеми вопросами обращайтесь к ней. Лада – хороший специалист. Молодой.

– Простите, но… – попытался было возразить Северин, однако незнакомец упреждающе поднял руку:

– Никаких «но». Вопросы возникнут, и лучше будет сразу иметь на них ответы, а не теряться в догадках. Словом, располагайтесь, чувствуйте себя как дома. А теперь вынужден оставить вас: дела, – бросил он уже с порога. – Желаю вам приятно провести время в нашем городе.

Басаврюк машинально пригласил Ладу садиться и попросил разрешения закурить. Приятная встреча, думал он. Такого не позволяли себе даже гебисты в свои золотые времена. Кто они? Мафия? Свита мелкопоместного диктатора? Чем обязан он столь задушевной встрече? Лада рассматривала Северина с неприкрытым интересом. Но это не был ни интерес обывателя по отношению к знаменитости, ни интерес женщины по отношению к мужчине. Скорее это была заинтересованность энтомолога, в поле зрения которого попала редкая букашка.

– Послушайте, – начал Северин с вежливостью связанного человека. – Мне не нужен гид. Я – писатель, и моя работа требует одиночества. И вопросы, которые могут возникнуть… Понимаете, я всё должен решать с а м. Я не собираюсь совать свой нос в ваши дела настолько, чтобы мне была нужна опека. Меня не интересует то, что происходит здесь и теперь. Как вам должно быть известно, я – фантаст, а не публицист.

– Вы заблуждаетесь, Северин, – возразила Лада. – Нам от вас нечего скрывать. Наоборот: мы заинтересованы в том, чтобы вы узнали Инфор как можно лучше. Дело в том, что вам одному будет действительно трудно во всём разобраться. У вас сложились определённые взгляды на жизнь, на порядок вещей… здесь – всё иное, Северин. Инфор не похож на другие города. Очень многое здесь покажется вам странным, порой диким… Признайтесь: ведь вас удивило наше посещение? В других местах так не принято, правда? А здесь это само собой. Здесь не принято по-другому – например, запирать дверь. Вас это не касается, вы – человек неотсюда: но если бы дверь запер местный житель, он нарушил бы тем самим нравственный кодекс. В особых случаях это влечёт за собой даже уголовную ответственность.

– Позвольте, – недоверчиво усмехнулся Северин. – А как же воры?

– Кому придёт в голову воровать у всех на глазах? На воровстве заработает кто угодно, но только не вор: сведения о нём тут же передаст информат.

– Осведомитель?

– Нет, таксофон-информатор. Здесь информат заменяет всё – телефон, радио, телевидение, печать. Когда появились информаты, исчезли даже сплетни – к чему секретничать и наушничать, если любой горожанин, сняв трубку информата, может тут же получить исчерпывающую информацию по интересующему его вопросу. Как видите, кое в чём мы утёрли нос и столице, Северин.

Вот это новость, – ошарашенно подумал Северин. Тут, не только нос, и не одной столице. Не секрет, что средства массовой информации приносят больше вреда, чем пользы: ниагары информационных помоев, исторгающиеся ежедневно в голову современника, притупляют его восприятие, лишают способности удивляться, вырабатывают иммунитет к новому и в конечном счёте приводят к обнищанию души. Однако, пока жив обыватель, о замене телерадиопресспрута на что-либо более приемлемое можно только мечтать. Кто бы мог подумать, что здесь, в глухой сибирской провинции, куда даже поезда не ходят…

– А летающие тарелки к вам не наведываются?

Лада насторожилась:

– Что такое летающие тарелки?

Она что, с луны свалилась?

– Извините, это я пытался пошутить. Не получилось – это за мной водится.

– Странная шутка, – недоверчиво усмехнулась Лада. – И что же она должна была означать?

– Нечто вроде птичьего молока. Кстати о птичках: здесь замечательный ресторан. Вы не будете возражать, если я приглашу вас на небольшой завтрак?

– В этом нет необходимости, – в усмешке молодой женщины проскользнула особая провинциальная гордость. Она неуловимым движением нажала клавишу, встроенную в подлокотник кресла, и две секунды спустя в номер вошла накрахмаленная официантка с красивыми длинными ногами и лицом ангела, грезящего паденьем.

2

Просыпался тяжело – словно выныривал на свет Божий из затопленных катакомб, о каменные своды которых вдребезги расшиб голову. Голова оказалась целой, но только снаружи. Изнутри же – малейшее движение, любой поворот мысли вызывали жестокую боль.

Было утро – яркий дневной свет разлепил судорожно сжатые веки и ударил в глаза. Потянулся задёрнуть шторы – штор не было.

«Нам нечего скрывать друг от друга. Мы знаем друг о друге всё», – вспомнились слова Лады.

Кажется, они неплохо провели время. Если судить по самочувствию, то очень неплохо. Северин закрыл глаза и сосредоточился, вспоминая вчера. Сколько же они выпили?

Северин знал, что функционеры – мастера по части выпивки, но чтобы женщина, да в такой степени? Официантка носилась, как белка в колесе. С самого начала попойка превратилась в партию некоей сложной игры – игры, на которой нужно было вытянуть из соперника побольше информации. Северина больше всего интересовало, на кого она работает. Лада пила не меньше гостя, но держалась не хуже его: её тоже кое-что интересовало. В конце концов Северин, почувствовав, что стул под ним превращается в карусельную лошадку и вот-вот сбросит седока, предложил ничью. Лада – если судить по цвету лица, она тоже уже вышла на финишную прямую – согласилась. Оказалось, что её интересуют всё те же летающие тарелки. Северин облегчённо вздохнул – надо же, ради такого пустяка чуть не дал запить себя до смерти – и выложил всё, что читал и слышал об НЛО. Приукрасил, живописал. Рассказал о встречах с прилетающими таким образом зелёными человечками, о летающих тарелках, сбитых над США и ЮАР, высказал и свои собственные соображения по этому поводу, предварительно обозначив их комментарием подвыпившего фантаста. Странно, однако именно его комментарии заинтересовали Ладу больше всего. Выговорившись, Северин пристал к ней с встречными расспросами – и оказалось, что он тоже пытался выведать секрет полишинеля. Лада и не собиралась этого скрывать.

Эти люди называют себя «дэзи» и состоят в ГУДИ, что значит Главное управление дезинформации. ГУДИ занимается сбором и сортировкой информации – с этой целью Лада и приставлена к Северину. Она явно о чём-то умалчивала, но Северин не стал выспрашивать: он достаточно принадлежал своей стране и своему времени, чтобы увидеть за словами Лады длинные ряды мрачных стеллажей некоей умопостигаемой картотеки, которые естественно, почти гармонично переходят в такие же длинные тюремные коридоры.

После сдачи позиций ещё выпили – кажется, на брудершафт.

Что было дальше, Северин не помнил.

Приподнялся на локтях. На спинке кровати висели дамские чулки. Этого только не хватало, – оторопел Северин. Потому что это было из вещей, которых он не позволял себе даже когда отключался. Особенно, когда отключался: в таких случаях его действия контролировались уже не сознанием. А подсознательный контроль был намного жёстче и не допускал ошибок.

– Доброе утро, – Лада была бледной и невыспавшейся, однако держалась великолепно. Что значит – человек на работе. Басаврюк даже по-доброму позавидовал её собранности. Чего-чего, а собранности ему не хватало. Лада присела на край кровати и принялась надевать чулки.

– Прости за нескромный вопрос, – Северин внутренне приготовился к увесистой пощёчине. – Это – тоже составляет круг обязанностей сотрудника ГУДИ?

– Правильным ответом была бы пощёчина, – кивнула Лада. – Однако не забывай, что мы – в Инфоре. Здесь пощёчины – бесполезная экзотика. Так что если тебе очень хотелось получить по твоей похмельной физиономии, можешь считать, что я тебе её должна. Что же касается… Честно говоря, я тоже ничего не помню. В конце концов, есть вещи, которые дэзи может себе позволить просто как человек.

– Ну да, криво усмехнулся Северин. – Ведь дэзи – не просто люди. Ведь это такая работа… Титанический труд во благо… Кстати, во благо чего?

– В наши планы не входит ссориться с тобой, и я ответила бы на твой вопрос, если бы он имел отношение к делу, – сердито отрезала Лада. – Но я здесь не для того, чтобы устраивать сцены. Да и ты приехал сюда не отдыхать и пьянствовать со сговорчивыми гудистками. ГУДИ ты не нужен: с нами-то как раз всё в порядке. Ты нужен городу. Ты прибыл сюда потому, что в тебе нуждается Инфор.

– Да ну, – усмехнулся Северин. – А мне почему-то казалось, что я здесь исключительно по собственной воле.

– Ну да, каждый из нас поступает по своей воле, сообразуясь с собственными вкусами и пожеланиями. Начнём с того, что Инфора нет ни на одной карте, даже на засекреченных. А на той карте, которая попала к тебе в руки и по которой ты сюда ехал, город был. Никто на большой земле даже не подозревает о существовании Инфора – ты же воспринял его как нечто, чего не может не быть. Думаешь, легко убедить человека отправиться в такую глушь?

– Но меня ведь никто и не убеждал…

– Убеждали. В том и искусство убеждения, что всё делается незаметно. Инфор звал и ждал тебя, Северин.

– Но какой в этом смысл? Зачем я ему понадобился?

– Город болен. Возможно, смертельно болен.

– Это, конечно, грустно – но я-то тут причём?

– Не знаю, – пожала плечами Лада. – Возможно, ты сможешь его спасти, возможно, знаешь, как это сделать. Заболевший зверь не отдаёт себе отчёта в том, как он ищет и зачем ест целебные травы. Та же ситуация и с городом. Он нашёл тебя инстинктивно, как больной зверь находит целебное зелье.

– Никогда бы не подумал, что придётся врачевать. Тем более города, – растерянно пробормотал Северин. – И на что жалуется наш больной?

– Это ты должен определить сам: любая информация с нашей стороны может вывести тебя на ложный путь. Походи по городу. Посмотри, послушай. Любая система подлежит логическому осмыслению. Тем более, речь идет не о теоретически возможных вариантах, а о твоём времени и о твоей стране. Однако остерегайся делать поспешные выводы и категорические заключения. По этому пути пошли многие – и все они остались здесь.

– Многие? Значит, я уже не первый?

– Не буду скрывать: по меньшей мере каждый третий из тех, кого ты встретишь на улицах, прибыл сюда спасать Инфор.

Северин любил распутывать абсурдные, порой даже тупиковые ситуации: он делал это с тем большим удовольствием, чем абсурднее казалось положение вещей. Он пришёл к выводу, что всякий абсурд – это плоскость соприкосновения нашего мира с иным миром, законы которого нам непонятны и чаще всего кажутся нелепыми. А что может быть увлекательнее для фантаста, чем открытие и исследование чужого мира? Ситуация же с Инфором становилась всё более абсурдной.

– Ты пойдёшь со мной?

– Нет. Ты должен быть с ним один на один. Если возникнут сложные вопросы, вечером обсудим. И ещё одно: открывай рот только для того, чтобы спрашивать. Если тебя даже о чём-то спросили – пытайся ответить вопросом на вопрос. Каждое твоё слово здесь – на вес золота. Информация – это деньги. Здесь – большие деньги, Северин.

– Погоди, а как же информаты?

– Информат – это другое. Это – бытовая информация. Где можно выпить, где – портки заштопать, кто кому морду набил, кто с кем переспал и так далее. Но так было не всегда. Было время, когда таксофон запросто отвечал на вопросы, над которыми учёные бьются уже тысячи лет.

– Постой, но ведь ты говорила, что таксофон тут же ответит на любой вопрос, интересующий горожанина!

– И это тоже правда, – грустно усмехнулась Лада. – Именно такая информация и занимает теперь горожан. И ещё одно: никому не говори, что ты – писатель. Беллетристика для них – ложь, даже если в ней целые залежи информации. А они терпеть не могут лгунов.

3

Улица оставалась пустынной: одинокий прохожий в конце её был несущественен и казался нарисованным. Басаврюк надвинул шляпу, засунул руки в карманы плаща и пошёл вдоль тротуара.

Ему и раньше приходилось попадать в нелепые ситуации – иначе и быть не могло, художник абсурден в любом обществе и абсурд начинается всякий раз, как только у него возникает необходимость контакта с обществом. Но в такой бред он еще не попадал. Даже с тяжёлого похмелья. Вышел на перекрёсток – небольшая круглая площадь была столь же пуста, как улица, по которой он пришёл; ни деревца, ни столба, не говоря уже о таких вещах, как газетные или табачные киоски. Стерильной пустотой поражали и две улицы напротив – они напоминали скорее унылые коридоры лабиринта, чем улицы. Лежавшая за углом несколько отличалась от них: её разнообразил дом, который выходил торцом на площадь, вернее, первый этаж этого дома. Этаж состоял из сплошной стеклянной стены, разрисованной цветными гастрономическими символами. Вывеска над гостеприимно распахнутой дверью сообщала, что здесь – ресторан.

У входа в ресторан стояла девушка. На ней было длинное, до полу кремовое платье с оборками и того же цвета шляпка с чёрным страусовым пером. Наряд девушке шёл и выглядел элегантно – однако такие вещи перестали носить по меньшей мере полтораста лет назад. Девушка ожидающе смотрела по сторонам: увидев Северина, она наклонилась и стала подтягивать чулок. Северин собрался было пройти мимо, но в последний момент передумал. Поравнявшись с незнакомкой, он нагнулся, опёрся ладонями в колени и заглянул ей в лицо:

– Вам помочь?

Девушка вспыхнула и бросилась прочь. Северин пожал плечами и пошёл дальше. Улица продолжала оставаться пустой, но он вдруг почувствовал, что на него смотрят. Окна. Тысячи бледных лиц выплыли из тёмных глубин жилищ и прилипли к стеклам. Северин нервно передёрнул плечами и споткнулся на ровном месте. Лиц стало ещё больше. Растерявшись вконец, он ускорил шаг и свернул в небольшой переулок. В нескольких шагах стояла телефонная будка с надписью «ИНФОРМАТ». Северин вошёл и увидел телефонную трубку, висевшую на «y»-образном рычаге. Снял её.

– Номер.

– Простите?

– Назови свой номер.

Северин осмотрел кабину – ни на рычаге, ни на стенах, ни на трубке никаких номеров не было.

– Простите, но здесь нет номера. Я только вчера приехал…

– А, уважаемый гость! – в голосе автомата появились дружелюбные нотки. – Добро пожаловать в Инфор. Могу посоветовать чудный ресторан. Прямо, затем налево до конца и за угол. Превосходные вина, изысканные закуски, великолепный интим… – информат отключился.

Северин постоял, недоумённо слушая отрывистые гудки, затем повесил трубку и вышел. В сущности, Лада об этом предупреждала.

А что, собственно, можно ещё предложить гостю города?

Достопримечательности? Культурную программу? А если нет ни того, ни другого? Естественно – выпить. Тем более, для аппарата, который выдаёт бытовую информацию и разговаривает по-русски. Стоп. В будке информата не было настенных росписей. Басаврюк немало поколесил по стране и встречал их везде – на маленьких полустанках и в больших городах, на заборах, стенах домов, лифтов, но чаще всего в общественных уборных и в телефонных будках. Настенные надписи – извечный спутник человека, они сопровождали его всегда, ещё с пещер. А здесь их нет. Что бы это могло значить? Жёсткий административный контроль, запрет? Но ведь запреты только стимулируют стенописцев, пресловутое русское «плевать!» вошло и поговорку. Никогда, никто не мог заставить человека отказаться от этого примитивного способа передачи информации… Информации?! Неужели до такой степени…

Переулок вышел на короткий проезд: проезд заканчивался широкой улицей, по которой шли люди. Шли в одном направлении, их становилось всё больше – точно у проходной большого завода перед началом смены. Люди скользили безмолвно и почти беззвучно, как тени: фасоны одежд были очень разными, но и мужские, и женские наряды имели один и тот же блёкло-серый цвет.

Северин вышел из проезда и влился в поток. Шаги шелестели, как ветер в листве. Толпа собиралась на площади, которою заканчивалась улица: площадь уже была забита, а народ всё подходил и подходил. Посредине площади на помосте стоял человек в элегантном, но таком же сером, как и все, костюме. Он поднимал над головой большой плоский конверт и восклицал:

– Дважды два восемьдесят. Кто больше?!

Северин встал за спинами задних, возбужденно переминающихся с ноги на ногу. Народ продолжал прибывать.

– Восемьдесят пять! – крикнул кто-то, нервно хихикнув.

Северин наклонился к пожилому человеку, который стоял перед ним:

– Что здесь происходит?

– Аукцион, – удивленно бросил тот через плечо.

– Дважды два восемьдесят пять – два!

– Девяносто! – взметнулась рука с той стороны площади.

– А что продают?

– Таблицу умножения.

Северин неистово сжал зубы, но не сдержался. Отвечавший и ещё несколько человек повернули к нему раздражённые лица.

Смех застрял в горле: Северин ошарашенно смотрел на того, с кем только что разговаривал. Старик смутился и обернулся к помосту.

– Галик Саакович! – неуверенно позвал Северин. Старик беспокойно переступил с ноги на ногу и протиснулся дальше вперёд.

– Профессор Азарян! – почти крикнул Басаврюк, однако тот не пошевелился. Зато обернулись другие – помоложе. Их бледные дремучие лица искажала злоба. Неужели обознался – рассеянно думал Северин, выбираясь из продолжающей собираться толпы.

После института прошло уже лет десять, но ведь…

– Дважды два продано за девяносто рублей! – догнало его уже в конце улицы. Навстречу ему ещё попадались люди в сером, но Северин избегал смотреть на их бледные лица: даже румянец возбуждения на этих лицах был окрашен в серый цвет. Свернул, прошёл квартал, снова свернул. Эта улица снова была пустой, если не считать одинокого прохожего, который сворачивал за угол в дальнем её конце, и кабины информата. Стенки кабины были девственно чисты, но Северина это уже не удивило – какие могут быть графитти, если непременные для других мест «Манька – дура» или «Долой коммунистов!» здесь, должно быть, стоят не меньше, чем в других местах чертёж невидимого истребителя или формула топлива для такой машины. Снял трубку.

– Номер.

– Это я, приезжий.

– А, привет… Тебе не понравился ресторан? Гм… Сейчас подыщем что-нибудь получше…

– Видишь ли… Дело в том, что… Да, у меня кончились деньги, – нашелся Северин.

– Что же ты сразу не сказал? Никаких проблем. Ближайший информаторий – первый поворот налево, через два квартала. Там у тебя кое-что купят. Сразу много не выкладывай – зашкалит приемник, и вместо заработать можешь устроить большой бабах. Несколько самых общих вопросов из области, в которой ты малокомпетентен. Самые поверхностные знания. Там большие очереди, но ты не обращай внимания – для гостей отдельный вход, с левого торца здания. Запомнил?

Дом, о котором говорил информат, был монументальным сооружением периода Третьей Конституции. В несколько его входов, которые терялись среди циклопических колонн советского ордера, вползали длинные серые змеи очередей. Высоко на фронтоне – прочитать можно было только придерживая шляпу – выстроились золотые литеры:

Информаторий

приём информации от населения

Бледные лица серых, точно подсолнухи, оборачивались к подходящему. Город стёр с этих лиц их первоначальный цвет, лишил их черт национального характера – но и теперь без труда можно было понять, что здесь собрались не только славяне и тюрки. То и дело попадались тяжёлые челюсти германцев, истлевшие глаза латинян, экзотические формы африканских лиц… Здесь были все, кто возводил Вавилон…

Северина передёрнуло, в первое мгновение он не поверил своим глазам.

Сделал шаг навстречу: бледнолицый смутился и опустил глаза. Нет, всё правильно – ошибки быть не может. Необычный разрез огромных, но в то же время глубоко посаженных глаз, родинка на переносице. А шрам на подбородке – это он сам, Северин, сделал отметину, когда его, охваченного пьяным буйством, друзья пытались удержать. Северин скрипнул зубами: он был готов ко всему, он ожидал встретить кого угодно, но только не…

– Марий, – тихо позвал он.

Монастырский внимательно рассматривал свои ногти, свинцово-серый румянец окрасил его бледные щёки.

– Марий, посмотри на меня, это я, Северин, – глухо, с трудом сдерживаясь, сказал Басаврюк. Марий, прячась за спину стоящего перед ним, боязливо выглянул. В его глазах тоже стояли слёзы. Но это не были слёзы узнавания – это были слёзы ребёнка, которого незаслуженно обижает незнакомый взрослый.

– Марий! – прохрипел Северин и ринулся к нему, но серые встали стеной, заслонив Монастырского. Выражение дремучей, животной злобы проступило на их лицах: сжав кулаки, стенка подалась вперёд.

Северин повернулся кругом и пошёл прочь. Слёзы катились по его щекам, глухими рыданиями вырывались из горла.

Прошло несколько часов, прежде чем Северин смог остановиться. Он вошёл в кабину информата и снял трубку.

– Номер.

– Мне нужно выпить, – сказал Северин.

Информат ободряюще рассмеялся:

– С этим без проблем. Да ты не скисай – другие выдерживали поменьше твоего. Подними голову: ресторан как раз напротив, через дорогу.

Северин поднял голову – в первом этаже дома напротив действительно был ресторан. Заведение было другим – и по стилю, и по форме, – однако у входа в него стояла всё та же девушка в кружевном кремовом платье и того же цвета шляпке со страусовым пером. Её блестящие глаза из-под шляпки взволнованно смотрели на Северина. Басаврюк собрался было пройти мимо, но в последний момент передумал. Поравнявшись с незнакомкой, он остановился и спросил, грустно усмехнувшись:

– Ну так что же у нас с чулками?