Kitobni o'qish: «10 заповедей. Озаренное видение»

Yvan AMAR

Les Dix Commandements intérieurs

L’Obligation de conscience

Редактор Константин Кравчук

© 1995, 2004. Texte: Nadège Amar, Anaïs Amar, David Amar

© Photo: Silvia Reichenbach

© ООО ИД «Ганга». Издание на русском языке, 2025

10 заповедей

Иван Амар

Вводное слово

Посвящается памяти моего деда, Шеломо Амара, раввина и переписчика Торы

Меня воспитывали не как иудея. Я получил христианское воспитание, а затем на мой духовный путь сильно влияла Индия. Теперь я вновь вернулся к иудейской традиции, поскольку считаю, что важно возвращаться к своим корням и воплотить их глубинные ценности в сокровенной истине.

Этим комментарием к Священным заповедям я надеюсь почтить ортодоксальную традицию и извлечь из нее живительную силу, которая так нужна всем нам. Тем самым я хотел бы почтить память моего деда, настоящего праведника.

Посвящаю эту книгу моим детям, Анаис и Давиду, которых я попросил (впервые, в контексте этих комментариев на Десять заповедей) посетить один из моих семинаров.

Они уже – завтрашнее. Наши дети – наше будущее, наша надежда и величайшая ответственность.

Пусть они знают, как я дорожу ими, в каком долгу я перед ними за то доверие и невинную любовь, которую они дарят мне с того дня, когда увидели мир. Пусть они знают, как я благодарен им за то возрастание, что они дали мне самим своим присутствием, и как я жалею о своих недостатках и несуразностях, которые проявлялись в нашем общении.

Я искренне надеюсь, что эти комментарии всегда будут сопровождать их по жизни и поддерживать их на каждом жизненном этапе. Надеюсь, они станут для них оплотом памяти о моей любви и уверенности в ней; а для остальных – оплотом уверенности в любви «нашего Отца небесного» ко всем нам.

Предисловие

Иван,

Ты попросил меня написать предисловие к своей книге. Разве я мог отказать? В твоем призыве столько тепла, доверия и дружеского внимания! Меня тронула просьба из твоего письма: «Только подумай, как мне будет радостно видеть на этой книге рядом со своим – твое имя, имя человека, кто видел начало того пути, который привел к созданию этой книги!»

Я позволю себе снова пробудить память о нашей встрече, которую я описываю в моей последней книге – Nomade de l’Eternel («Кочевник Вечности»).

«Стояла темная ночь. Я постучал в двери ашрама. Мне открыл молодой француз в одной набедренной повязке. Его выдавал акцент. С теплой улыбкой он предложил мне располагаться как дома в его комнатушке. Он жил здесь уже три года в присутствии духовного учителя, Чандры Свами, который помогал ему «найти путь его души». До глубокой ночи мы говорили о высшей цели существования, как будто знали друг друга вечность.

Устав, наконец, я прилег на коврик, чтобы поспать. Несколько раз за ночь я просыпался и видел, что этот молодой человек двадцати двух лет погружен в глубокую медитацию, он сидел в позе лотоса, а его лицо сияло от радости. Утром мы продолжили разговор. Он уверенно и мягко сказал: «Все построения ума, скрывающие Истину, исчезают, когда мы соприкасаемся с абсолютным. „Я“, которое я есть – единственное реальное богатство. Через него я могу приобщаться к „я“ всех моих братьев и человечества. Ты не тот, кем себя считаешь. Мы всегда считаем себя чем-то; если убрать это „что-то“, останется „Я есмь“. Мое увлечение политикой было наркотиком, избеганием. Реальное – это внутреннее приключение… Духовная эволюция требует времени. Нельзя запретить детям „играться с машинками“. „Серьезные“ европейцы упускают из виду самую Суть. Однажды они поймут, что живут во сне, в искусственном мире…»

Безмолвие – достойный сосуд для этих слов, полных умиротворения, рожденных безмолвием. В воздухе раздается лишь карканье пары ворон, живущих неподалеку. Комнатушка, где мы сидим на цементном полу, пуста. Мне не хочется ни о чем спрашивать. Боюсь, что вопросы будут пустыми. Снаружи женщина зовет: «Ананда, Ананда…» Они перекидываются парой слов на хинди. Молодому мистику впору его индийское имя: оно означает «блаженство», одно из имен божественного начала. Он доверительно продолжает: «Пока человек занят только внешними вещами, ему не найти истины. Он тщетно ищет вне себя то, что находится внутри. Обнаружив это сущностное „Я“, он обретет всё… мы должны вернуться к своим истокам, корням, к основе своего бытия. Это вечный Христос, Отец, то, что даосы называют „простотой без имени“, а философы – „целью жизни“. Находя этот корень, одинаковый для всех людей, человек понимает, что нужно делать… Когда в уме есть покой, в нас раскрывается умиротворенное присутствие. Я искал счастья в обладании вещами, но тщетно. Здесь у меня есть всё в изобилии. Бесполезно говорить тебе об этом. Ты не поймешь, если сам не пережил такой опыт. А для этого нужно долго „практиковать“».

Он добавил: «Приходи взглянуть на моего учителя. Он сейчас дал обет полного молчания, но его взгляд откроет тебе кое-что, если тебе доступна благодать…»

Лицо этого свами на самом деле выражало и вопрошание, и призыв. К нему нельзя было остаться равнодушным!

Я храню твои слова в своем сердце, Иван. Они до сих пор звучат во мне.

Ты приехал ко мне в 1973 г., вернувшись из Индии. Я помогал разным молодым людям, потерявшим ориентиры из-за школьного образования, перенасыщенного риторикой, встать на путь священника. Наблюдая за тем, как они слушают тебя, я вспомнил притчу о львенке. Его мать умерла при родах. Львенка забрали овцы. Он стал считать себя овцой, блеял и поедал траву вместе с остальным стадом. Но однажды ему встретился настоящий лев, который по-настоящему рычал. Тогда в нем пробудилась его истинная природа. Эти молодые люди как будто ощутили, что стены их материалистической тюрьмы дают трещину. Ты начал с агностицизма, обратился к Индии и пришел к совершенно экуменическому иудейскому мистицизму – что за приключение!

Я с удовольствием вспоминаю о времени, которое провел у тебя в гостях в 1987 г. Я чувствовал, что наблюдаю эволюцию. Ты ли изменился, или я стал смотреть на тебя по-другому? Я почти с болью наблюдал, что тебя увлекают многие «профанные» занятия (словно священного не существует «вне храма»!). Ты открыл для себя в человеческой любви новый лик Абсолюта. Благодаря Надеж Песня Песней [Соломона] стала тебе ближе Упанишад. Анаис и Давид, словно великолепные оливковые деревья, придали твоему странствию глубину корней. С тех пор твоя дружба со мной также вовлекала их. Ради любви к этим трем существам йогин стал внимательным и сознательным человеком, о котором говорят библейские книги. О! Сколько чудесных минут я провел у тебя в сарае, дома, в саду под пение цикад!

Ты рискнул стать обычным человеком. Жизнь, словно мать – нежность вечного «Я есмь» – взяла тебя в свои руки и доверила тебе задачу. Рано или поздно тебе нужно будет делиться своими открытиями. Согласно иудейской традиции, которую я также пытаюсь освоить последние сорок лет, когда «Я есмь» обращается к человеку, дело касается не только его. «Кого мне послать?», – спрашивает Бог, чувствуя, что нельзя терять времени.

Я прочел учения, которое ты давал в течение этой недели, примерно за двенадцать часов. Ты назвал эти учения «семинаром». Мне жаль, что за те семь лет, что я провожу «семинары», я еще не научился так распространять семена учения. Ты, скорее, пытаешься пробудить людей, а не читать лекцию, формировать, а не информировать. Это Знание (co-naissance), «со-рождение», как сказал бы еще один авантюрист Духа, Поль Клодель.

Но мне недостаточно просто читать. Я хотел обсудить с тобой всё только что услышанное. Я говорю «услышанное», потому что разговорный язык этих семинаров делал меня, скорее, слушателем, чем читателем. Я был ошеломлен, когда обнаружил, что в своей книге ты посвятил много страниц моей вере. Слова «Как Я вас полюбил, так и вы любите друг друга»¹ – душа «великих изречений» Вечного. Ты показал, что нельзя претендовать на то, что любишь и служишь божественному Абсолюту, Единственному, Вечному, YHWH, не любя и не служа Его творению. В человеке Бог иногда унижен, а иногда – прославлен. Бог пустился в великое приключение Любви, единственное подлинное приключение.

В людях, которых мы не любим, Бог живет пленником, как бы с кляпом во рту. Мы должны освободить вечный Лик, спрятанный в каждом лице. «Чего вы не сделали для одного из самых малых, того и для Меня не сделали»². Помню, как один индийский проводник нашел меня в лохмотьях, без билета и документов в поезде из Бенареса в Дели. Меня обобрали до нитки. Он написал на листке бумаги: «Этот человек в беде. Помогите ему!» – и поставил на нем официальный штамп железной дороги.

«Не человек ждет Мессию, а Мессия ждет человека», – говорил Джози Айзенберг. Когда ты всерьез посвятишь себя изучению Заповедей блаженства, ты дашь людям еще больше. Когда ты излагаешь Заповеди, Иван, в какие чудесные тона окрашиваются иудейская и христианская традиции!

Я представитель католической традиции. Если я и краснею из-за этого, то лишь от удовольствия. Больше того, я священник. Я нахожу полноту радости в любви «Я есмь», которое иногда называю «Иисусом»… С греческого слово «католический» переводится как «вселенский»! Если мы поставим рядом все наши пристрастные точки зрения, а углы наклона наших шор расположим близко друг к другу, то в итоге получим панорамное видение.

Я попросил тебя определить, что есть Бог, словно «запредельное всему» можно выразить словами. Ты ответил: «Он – не я, и не другой. Он есть отношения». Помню, как в молодости (где-то в двадцать девять лет) с восторгом открыл для себя, что вселенское Сущее как таковое есть «отношения существования». Бог говорит «Я» и говорит «ты». Когда нас объединяет с Ним подлинная связь, мы являемся Его образом. «Только потому, что Бог говорит мне «ты», я могу говорить „я“», – писал мой друг Морис Клавель. Одну из осей моей веры выражают слова Максима Исповедника: «Обратив взор на Христа, Отец призвал к бытию всякое существо».

Когда ты, Иван, произносишь эти простые слова: «Бог не на небесах. Он во взгляде любящих друг друга», – ты вызываешь в слушателях память об истине, которой они не осмеливались поверить, но которая есть родник внутри их существа. Превер не стал бы говорить: «Отче наш, сущий на небесах, оставайся там!», если бы он побывал на твоем семинаре. Слово «небеса» на иврите отсылает не к мысли о расстоянии, а дает ощущение интенсивности, глубины и святости.

Книги «Первого» Завета (я намеренно не говорю «Ветхого»!) требуют расшифровки, иначе мы слышим какое-то бормотание, которое толкуем в угоду своему настроению и воображению. Я не знаю, похвалил бы тебя твой дедушка-раввин за твои достижения, подтвердил бы он твою «подлинность», но рискну допустить, что истина, с одной из стороны, есть «то, что помогает нам не умирать и помогает любить». В этих словах – два варианта происхождения твоей фамилии Амар (на иврите и испанском).

Иван, благословенный друг, ты – ученик не Бога любви, но Бога милосердия (Хесед-Рахамим). Ты не выносишь фетвы,³ ты обращаешься «как друг к сердцу друга».

Тебя заклеймят «нью-эйджером», хотя у тебя аллергия на такие вещи. Ты сурово относишься к своему пути; тебе не интересен религиозный «рынок». Вряд ли можно вписать тебя в какую-то категорию. Ты похож на нашего отца Авраама: «Он шел, не зная, куда идет». Ты похож на нашего отца Моисея – ты созерцал горящий куст, и он опалил тебя.

Повороты твоего пути – кажется, знак определенной эпохи. В шестидесятые мы обратились к Востоку в поисках тех новых смыслов и форм поклонения, без которых задыхается человек. Сегодня, от изгибов Ганги мы вновь вернулись к мистикам Ближнего востока и Запада. В 1972 г., на берегах Ганги именно ты познакомил меня с Ангелусом Силезиусом!

В тебе, Иван, соединились блаженный Августин и рабби Нахман из Брацлава: «Единственное, что мучит человека – печаль изгнания».

«Господи, Ты сотворил нас для Себя, и наше сердце не успокоится, пока не найдет Тебя».

И я до сих пор слышу мягкий голос того юноши двадцати двух лет, который открыл мне двери ашрама Чандры Свами: «Все мистики говорят на одном языке, ведь у них одна родина».

Отец Стэн Ружье

Изначальный договор

Человек – это поиск смысла.

Он – живой вопрос, воплощенное искание. Искание сотворило человека и продолжает его творить. Человек невозможен без искания. Человек подчинен этому творческому поиску. Он слышит зов смысла, он ищет. Его главный долг, смысл и достоинство – в том, чтобы слышать этот зов, служить вечному исканию. Человек пытается познать тайну, он – разум «не знаю», исследующий сам себя. Человек с начала времен спрашивает о смысле своего существования, о смысле существования вообще.

Некоторые ищут ответ через исследование окружающего мира. Они наблюдают и выявляют скрытые и неожиданные структуры, свойственные разумной и организованной «материи». Другие обратились внутрь себя, к собственному сознанию, внутреннему источнику, который знает, видит и воспринимает. Они увидели, ощутили и познали разумный и организующий «дух».

Все эти искатели видят одно и то же, но называют это по-разному. Как поэты, так и мудрецы, ученые, художники, они приносят огонь человечеству, а места, где они живут, становятся очагами культуры, колыбелью цивилизации.

Одним из них – таких великих людей – был Моисей. Место его исканий – между Египтом и Израилем, в пустыне и у подножия небольшой горы Синай. Вершина этой горы соединилась с его сердцем, и эти земли стали местом откровения, пламенем, которое горит и не угасает. И То, что с незапамятных времен толкает и призывает человека, То, что привело Моисея на вершину горы и обратилось к нему из сердца сияния, говорило с ним и открыло ему Свое Имя: YHWH, «Я есмь».

Когда в нем говорит То, разум Моисея озаряется. Он «слышит» и «видит». То, что мы зовем Богом, настоящее имя которого «Я есмь» – также «Я есмь» Моисея. В «Я есмь» скрыто видение единственности. «Я есмь» – Единственность, и, сознавая это, мы познаем сущность того, что с незапамятных времен, в мире и сознании Моисея, вопрошает, толкает нас и зовет.

Это «Я есмь» – «Я есмь» всего сущего, всех людей, и так было всегда. Само имя YHWH можно переводить как в прошедшем, так и в настоящем и будущем времени, и тем самым оно в одно и то же время выражает то, что было, есть и будет: «Я был тем, чем Я был», «Я тот, кто Я есть», «Я буду тем, кем Я буду». «Я есмь» – Вечный, наш Бог, и Он Единствен.

Бог, «Я есмь», говорит, а Моисей, «человек-человечество», человек, важный для народа Израиля, слушает. И То узнает Себя: Shema Israël, Adonaï Eloenou, Adonaï E’had. Слушай, Израиль, Вечный – наш Бог, Вечный – Единственный.⁴ Суть этого узнавания, откровения – в напоминании о договоре, заключенном в начале, о завете, утверждающем вечные и тайные отношения между Богом и Его творением, Богом и человеком, человеком и творением, основанные на взаимной ответственности, завет, через который человек и творение становятся местом Его пришествия. При необходимости этот завет будет возобновляться. Всякий раз, когда Он приходит, чтобы напомнить человечеству о Завете, Его посланники сами – представители человечества.

В Завете, данном Моисею, Бог открывает Десять заповедей. Для Бога приказывать (to order) означает и повелевать, и упорядочивать. Эти заповеди даются человеку для того, чтобы, исполняя их, он упорядочивал свою жизнь и привносил Божественный порядок в мир в духе изначального договора. Соблюдая и исполняя эти Заповеди, человек сознательно приближает приход Бога в Свое творение, он «выпрямляет дорогу для Господа».⁵

Это возможно для человека, поскольку приказ-порядок Бога – и Его сила, и свидетельство Его доверия. Через этот завет, благодаря возложенной на него ответственности, человек чувствует, как в нем зарождается доверие, которое оказывается не его доверием, а доверием к нему Бога. Чувство этого доверия пробуждает в нем силу и мужество, которые позволяют исполнять заповеди. Доверие Бога есть сила человека; благословение. «Едиными» оказываются не только Заповеди, порядок-приказ и доверие, а также способность исполнять их; но человек, в глубине этого доверия, начинает ясно осознавать смысл жизни, Закон, который Заповеди утверждают в мире; он становится его сознательным слугой и хранителем.

Заповедь – это сила, через которую Бог благословляет нас. Его приказ-порядок и Его благословение – «одно»: Berakah. Приказ расти и размножаться, данный Адаму и Еве, наставления Ною, обряд обрезания, переданный Аврааму, Заповеди, переданные Моисею, – всё это благословения. Итак, эти повеления, эти Заповеди, имеют божественную природу.

Они – Kether Torah, «венец Закона». Впервые народ Израиля получил их на горе Синай. Мы не только должны постоянно памятовать и исследовать их, но и, что еще важнее, каждый из нас должен заново принять и признать их. Принять в этой связи значит по-настоящему услышать. В этой традиции говорится: «Увидеть голос Божий». Это значит признать его истину в глубинах своей души и найти там силу, необходимую, чтобы повиноваться Богу и исполнять Заповеди в повседневной жизни.

Это договор, Emoun. Сам Бог, повелевающий и благословляющий, целиком предан нам. Тем самым человек, будучи уверен, Emounah, в слове Бога, уверен в Завете, который соблюдают и обновляют, подчиняет свой разум истине и может сказать: «Да. Поистине, это так. Аминь». Договор заключен, изначальные отношения возобновляются. Так с начала времен человек вращает колесо Закона. Так сохраняется традиция. Наша встреча здесь должна служить этой цели, она не должна превращаться в путь обогащения наших знаний или поиска новых подходов к комментированию Заповедей.

За эти дни, которые мы проведем вместе, мы по-своему повторим традиционную передачу Заповедей. Вместе мы обновим этот договор и повернем колесо.

Не считая событий, специфических для каждой жизненной истории, основные принципы духовного пути одинаковы для всех. Для начала я вернусь в прошлое и расскажу о собственном пути, а также постараюсь отметить важные моменты, моменты, которые выявляют, – поднимаясь над временем и местом, – черты, общие для всех традиций, моменты, которые образуют базовую структуру всех духовных учений.

Мне потребовалось чуть больше двадцати лет, чтобы осознать значение нравственности на духовном пути, незаменимую ценность этих добродетелей, от которых мы так легко отмахиваемся – под тем предлогом, что на них не стоит тратить время в силу их «экзотеричности». Мы отвергаем их еще потому, что считаем, будто настоятельно нуждается в более непосредственной практике, позволяющей достичь такого качества сознания, которое должно само собой привести нас на высочайший нравственный уровень.

Как показывает мой опыт, на самом деле всё обстоит иначе, и такая точка зрения весьма необдуманная и незрелая. Не случайно все великие учения наделяют большим значением эти ценности. Они – единственная прочная основа, делающая возможным истинное преображение человека. Они так же необходимы, как и практики, развивающие и раскрывающие наш ум. В общем, Заповеди – абсолютно необходимое требование, позволяющее человеку достичь целостности.

Чтобы перейти к самим Заповедям в правильном состоянии ума, обратимся к этапам моего жизненного пути и посмотрим, как и когда мне открылось столь очевидное.

Я познакомился с Чандрой Свами в Индии в 1969 г., когда искал подлинного духовного учителя. Увидев его, я сразу всем существом почувствовал, что это он. Затем я посвятил десять лет духовной практике под его руководством, три из которых провел рядом с ним. Должен признаться, это были не образцовые годы моей жизни, и в конце этого периода я отнюдь не стал продвинутым учеником – я был крайне далек от этого.

Когда эти десять лет подошли к концу, я оказался перед узкой дверью, важным рубежом; настал момент истины. С тех пор я больше не мог выбирать. Единственный выход, единственный выбор, казалось, состоял в том, чтобы пойти на неизбежный риск, если я в самом деле хочу измениться.

Смысл всей моей деятельности и практики на протяжении этих лет, казалось, состоял лишь в том, чтобы подвести меня к этому решающему шагу: чтобы я обрел независимость, встретился с жизнью, свободный от всего, чему я научился или пережил. Я должен был, наконец-то, открыться и принять жизнь.

Я должен был решиться пойти на риск, отвернувшись от всего, и с изумлением обнаружить, что иду в новом направлении – вместе с жизнью. Ощутить всем своим существом, что жизнь любит нас, ожидает нас с незапамятных времен. Всё, что нам нужно сделать – двигаться в одном направлении с жизнью, чтобы осознать, что всё движется вместе с нами в ту же сторону. Когда это случится, в нас возникнет доверие, которого мы прежде не знали.

Так, совсем скоро я пережил озарение, устраняющее разделение, свидетельство изначального «Я есмь», которым мы являемся всегда, где мы видим и узнаем всё совершенным и абсолютным образом как «То». Я есть То, вы, как и всё сущее, есть То. Да, на самом деле нет ничего, кроме Того. Я был свободен.

Эта ситуация может показаться парадоксальной: хотя для моего взора всё было равноценным, что естественно для такого сознания, при этом я ощущал свой долг перед всеми живыми существами, видел и чувствовал себя как бы бесконечным океаном сознания, куда впадают, из которого вытекают множество рек, не влияя на его собственную природу. В этом я видел образ моего призвания, моей судьбы. И я был всецело убежден, что Его посланники – Его пророки – всегда ощущали то же самое. Но тогда я не говорил об этом и доверился лишь самому близкому человеку, который уже давно сопровождал меня в этом приключении: моей жене.

Только через несколько лет я осознал значение этого прозрения, но в тот момент оно было так же ясно, как само просветление.

Встреча с Тем в сердцевине пробуждения – это, прежде всего, встреча с нашим долгом и понимание того, как можно безупречно его выполнять. Однако тогда я испытывал главным образом обильную радость, почти опьянение из-за вновь обретенной свободы. Что касается трезвого взгляда, этой меры мудрости, смею вас заверить, он не пришел ко мне вместе с просветлением. Ведь где-то через неделю или две, когда переполнявшая меня радость утихла, я вернулся в обычную повседневную реальность, такую же… но другую.

Мне потребовалось еще несколько лет, чтобы суметь включить опыт просветления в повседневную жизнь. В каком-то смысле я не мог вместить в себя просветления. Мне пришлось учиться быть каналом для этой Реальности, а не воспроизводить явление, которое память теперь называла «событием» и превратила в «феномен». Пробуждение нельзя воспроизвести, его нельзя пережить заново; его нужно постепенно воплощать.

Для этого требовалась работа, труд, который научил меня истинному смирению и постоянству. Каждый день присутствовали ежедневное унижение и определенная форма отчаяния, ведь в глубинах моего существа жила неистребимая память о просветляющем откровении, что «всё есть То», однако день за днем я видел, что мое тело и сердце больше не чувствуют его, а в моем уме продолжают копошиться мысли. С таким унижением сталкивается просветленный в самом начале.

Где-то через девять лет благодаря такой работе я достиг некоторой уравновешенности: отчасти она напоминала соус, когда он, наконец, загустевает после долгого и аккуратного помешивания. Так мы оказываемся в 1989 г. В качестве основы моей передачи стали ясно вырисовываться два главных принципа: отказ от ложного, веры в счастье, которое избавит ищущего от его проблем, и утверждение истины, укрепляющей чувство Реального, присутствующее в ищущем.

Тогда я был уверен, что так формируется учение. Одновременно я ощутил, что рождаюсь в качестве учителя. В тот же период я получил письмо от Чандры Свами, в котором он говорил, что теперь я должен передавать учение. При первой возможности я поехал к нему, чтобы побыть у него несколько дней и пройти неформальный ритуал, в ходе которого он объяснил мне, как «посвящать» учеников по правилам этой традиции.

Итак, вернувшись домой в начале 1990 г., я стал принимать учеников.

Тогда я снова обратился к учению американского учителя Да Фри Джона, который подчеркивает духовную ценность отношений. Да Фри Джон провоцировал учеников своим вопросом: «Избегаете отношений?» Раньше этот вопрос не имел для меня смысла. Из-за глубокого влияния пережитого мной в опыте недвойственности, где другого больше нет, вопрос об отношениях даже не приходил мне в голову. Но в повседневной жизни я вынужден был признать, что другие часто доставляют мне неудобства. У меня все еще сохранялись мои обыденные реакции… По мере того, как я воплощал пробуждение в жизнь, другой, которого я в том состоянии увидел как «Единственного», снова явным образом стал Другим!

Спустя столько лет я ясно осознал, что прежние убеждения, которых я держался, потеряли силу, особенно вера в счастье. За годы, которые я посвятил изучению механизмов лжи, я пришел к пониманию – на интуитивном, а затем и вполне конкретном уровне – иллюзорности такой веры и всех форм эгоизма, который она порождает. Я совершенно отчетливо увидел, что центральный механизм, стоящий за всеми моими начинаниями, убеждениями, всем тем, что можно назвать своекорыстным интересом, – это вера в счастье и его поиски. Когда я отрекся от этой силы, двигавшей моим поведением, и когда она постепенно стала терять импульс, в сердце этой жертвы – а именно, отказа от простого личного счастья, я стал замечать более масштабную жертву: Великую жертву, когда Единственный жертвует Собой, становясь множественностью, Бог жертвует Собой в творении. Единственный достойный ответ на жертву Единственного – пойти на риск принять другого, гостеприимно встретить его, выйти к нему навстречу, осуществлять на практике истинное гостеприимство.