Kitobni o'qish: «Засечная черта»

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Чайки орали неимоверно. Но Разик привык к их крикам еще год назад, хотя иногда ему казалось, что это было в другой жизни, и не обращал ни малейшего внимания на весь этот безобидный шум. А вот Олежа, сидевший на веслах, слегка ерзал, вертел головой в промежутках между гребками, прислушивался и принюхивался.

– Господин полусотник, чем это так пахнет? – наконец спросил он.

– Во-первых, не «господин», а «брат». Ты ведь теперь строевой боец, леший, а не дружинник из учебного отряда. А во-вторых, это пахнет морской рыбой. Здесь рядом с военным расположен и рыбацкий порт. Пока мы шли сюда из Лесного Стана, в крупные гавани не заходили, все больше вставали в укромных и безлюдных бухтах, вот тебе и не пришлось такие ароматы обонять, – назидательно произнес Разик и скомандовал: – Суши весла!

Его команда чуть-чуть запоздала. Разик в следующую секунду понял это, попытался исправить положение, действуя рулем, но ялик все же ткнулся в причал слишком сильно, с коротким резким стуком. Олежу качнуло спиной вперед, но он тут же справился с инерцией, выпрямился.

«Михась пришвартовался бы мягко и беззвучно», – подумал Разик и вновь ощутил на сердце глухую щемящую тоску.

Они вышли на доски причала, на всякий случай привязали ялик, хотя лодчонка была старенькой и неказистой на вид, и вряд ли на нее кто-либо мог польститься.

– Ну что ж, боец, пойдем, – скомандовал Разик уже по-английски.

– Йес, сэр!

Молодых дружинников, прошедших итоговые испытания в Лесном Стане, в заморщину, как правило, сопровождали бойцы особой сотни – особники. Присутствие Разика, строевого полусотника, в качестве сопровождающего было вызвано необычностью именно данной поездки в Англию, в славный город Портсмут, хотя в общем-то эти поездки считались делом рутинным. Разик, нарушив субординацию, сам напросился на роль сопровождающего, обратившись напрямую в Большой Совет Лесного Стана. Такой поступок полусотника, честно и настойчиво делавшего карьеру командира и видевшего в этом весь смысл своей жизни, стал неожиданным для большинства окружающих. Ведь он не просто лез не в свое дело, что в любом воинском формировании, особенно в дружине особого назначения, мягко говоря, не поощряется, а еще и тем самым намеревался пренебречь своими прямыми служебными обязанностями. Но дружиной тайного воинского Лесного Стана руководили исключительно умные люди, и те, кому положено, порыв молодого полусотника оценили и поддержали, ибо прекрасно поняли, что Разик стремится выполнить тяжкий долг перед памятью своего друга.

Легким стремительным шагом лешие миновали территорию порта и вышли в город. Разик никогда не был в Портсмуте, он проходил свою заморщину на севере Англии, но в цепкой памяти командира намертво отпечаталась карта-схема местности, нарисованная Фролом, поэтому он двигался уверенно, будто шел по давно знакомым местам. Вечер был серым и сумрачным, с моря уже надвигался легкий туман, и Разик смог разглядеть вывеску трактира «Морской лев» только тогда, когда они очутились непосредственно перед ней. Полусотник решительно толкнул тяжелую дверь, и лешие вошли в просторное помещение с высоким потолком, в котором царили обычные для такого рода заведений шум и дым.

Впрочем, при их появлении на пороге заведения шум на секунду прекратился. Дым, естественно, остался на прежнем уровне. К вошедшим почти сразу бросился один из помощников трактирщика, долговязый малый в белом, довольно чистом фартуке, разносивший напитки и закуски по столам. Сейчас он держал в руке лишь пустой поднос.

– Прошу прощения, джентльмены, – свистящим полушепотом выпалил сей достойный работник английского ресторанного бизнеса. – В этом трактире собираются военные моряки, самые отчаянные, из абордажных команд и морской пехоты, и у вас, штатских лиц, могут быть неприятности. Здесь рядом, за углом, есть другой трактир, тихий и уютный.

– Благодарю, любезный, – спокойно ответил Разик. – Но мы с приятелем желаем отужинать именно здесь.

И, небрежно отстранив рукой трактирного слугу, попытавшегося все же загородить им путь, Разик спокойно, не спеша двинулся в глубь трактира, откровенно и пристально разглядывая посетителей, словно разыскивая кого-то, кого он раньше не встречал, но должен был узнать по описаниям. Олежа шел за ним как тень, чуть сзади и левее, то есть прикрывал с тыла и фланга.

– Эй, приятель! – из-за ближайшего столика поднялся здоровенный матрос в вольготно расстегнутом мундире, с лицом, уже изрядно покрасневшим, в полном соответствии с количеством выпитого рома. – Я вообще не люблю штатских, а в особенности таких, которые не понимают добрых слов. Вам же по-хорошему велели убраться отсюда!

И тут Разик увидел тех, кого искал. Ошибиться он не мог. Мундиры сержантов флагманской морской пехоты, телосложение, лица, особые приметы. Описания Фрола были точными и исчерпывающими. И Михась тоже часто рассказывал о них. И сидели все трое на самом почетном месте, на возвышении, огороженном невысоким барьером. Четвертое место за столом было свободно, но никто в переполненном трактире, очевидно, не собирался на него претендовать.

Разик взглянул на Олежу, слегка кивнул ему. Молодой леший тут же выступил вперед и встал перед забиякой. Он, в отличие от худощавого Разика, был настоящим русским богатырем, высоким, широкоплечим. Волосы его были теплого пшеничного цвета, открытый взгляд серых глаз излучал честность и искренность, лицо располагало к себе широкой улыбкой сильного и доброго человека. В нем было что-то трогательное, почти детское: и чуть припухшие губы, и ямочка на подбородке. Бедные английские леди! Штабелями будут падать они вокруг русского дружинника.

Олежа и сейчас, стоя перед угрожавшим им матросом, улыбался, но глаза его были чуть прищурены, взгляд слегка напряжен.

– Послушай, приятель, – спокойно и вежливо обратился он к матросу, – ты, наверное, хочешь подраться?

Матрос смерил его оценивающим взглядом, хмыкнул и с короткой усмешкой, но вместе с тем и с неким уважением к такой откровенности и наглости бросил:

– Пойдем!

Они вышли в центр зала, на пустое пространство возле трактирной стойки. Шум прекратился, внимание присутствующих сосредоточилось на предстоящем зрелище.

Разик тем временем решительно прошел за барьер и без приглашения уселся на свободное четвертое место, предназначенное для почетных посетителей. Трое сидящих за столом взглянули на него вопросительно, с насмешливым любопытством кошек, взирающих на забредшую к ним в гости мышь.

Разик кивком головы указал на Олежу, встающего в боевую стойку против забияки матроса, и сказал спокойно, будто беседовал со старыми друзьями:

– Это Олежа. Но вы, господа сержанты, можете звать его Джек. Джек Русс.

При этих его словах три сержанта флагманской морской пехоты молча переглянулись и как по команде развернули стулья, чтобы удобнее было наблюдать за предстоящим поединком. Самый молодой из сержантов налил в кружку рома и поставил ее перед Разиком, подвинул ему тарелку с яствами, жестом пригласив располагаться и угощаться.

Между тем матрос привычно и уверенно принял боксерскую стойку, сделал ложный выпад левой и тут же провел, вернее, попытался провести сокрушительный удар правой. Олежа ушел легко и изящно и на отходе нанес короткий удар стопой по колену опорной ноги противника. Матрос охнул, повалился на пол и скорчился.

– Сдается мне, что нечто подобное я уже видел в этом самом месте пару лет назад, – задумчиво произнес один из сидевших за столом для почетных гостей. – Не так ли, сержант Том Мэрдок?

– Точно так, сержант Паркс, – ответил Том и невольно потер рукой колено.

А Олежу в это время уже атаковали четверо или пятеро друзей обиженного им матроса. Леший двигался по залу грамотно, так чтобы перед ним всегда находился только один противник, мешавший остальным, и контратаковал сам, стремительно и эффективно. Захват, удар, бросок, залом, подсечка. Число завсегдатаев, валявшихся на полу, росло, но и число желающих наказать наглеца штатского не уменьшалось. Казалось, на Олежу вот-вот навалится весь трактир. Силы были явно не равны.

– Ну все, стоп! Матросы, «стоп» была команда! – рявкнул третий сержант так, что звякнули медные сковороды и тазики, висевшие на стене возле стойки перед входом на кухню, и обратился к Разику: – Зови своего Джека Русса. И пусть захватит себе стул.

– А почему он не прыгал через столы и не махал ногами в воздухе, как Майк… извиняюсь, как лейтенант Майкл Русс? – словно размышляя вслух, поинтересовался сержант Паркс.

– Михась, то есть Майк, был не просто боец, а еще и артист, – голос Разика невольно дрогнул.

В этот момент подошел Олежа, и это «был» ускользнуло от внимания сержантов. Олежа встал по стойке «смирно», поприветствовал присутствующих четким наклоном головы. Разик тоже поднялся:

– Джентльмены, позвольте вам представить Олежу, то есть Джека Русса, кузена храброго сержанта Фроула Русса и лейтенанта Майка Русса. Он мечтает, как и его родственники, служить в Ее Королевского Величества флагманской морской пехоте.

– Ну что ж, – пожал плечами сержант Паркс, – кузен будет допущен к испытаниям…

– А после того, – перебил Паркса Том Мэрдок, – как он успешно их пройдет, в чем лично я нисколько не сомневаюсь, этот парень будет зачислен в мой взвод, – и, предвидя вполне резонные возражения, Том торопливо добавил: – Прошу прощения, джентльмены, но мне первому пришла в голову эта мысль.

– Разрази меня гром, Том Мэрдок, – сержант Коул поднялся с места и выпрямился во весь свой немалый рост, – когда ты еще драил клотик, служа в своей абордажной команде, и даже не мечтал быть зачисленным во флагманский экипаж, мы, старые сержанты флагманской морской пехоты, уже установили очередность поступления Руссов в наши взвода. Прошлый раз Майк был зачислен к Парксу, сейчас, естественно, моя очередь. А твое место пока что ниже ватерлинии. Однако мы забыли представиться нашим гостям.

– Это излишне, джентльмены, – остановил его Разик. – Мы прекрасно знаем вас заочно, по рассказам Фрола и Майка. А вот я, простите, действительно не представился. Вы можете называть меня Ричард. Я – названый брат Майка Русса.

Они обменялись рукопожатиями, расселись за столом.

– Как там Фроул и Майк? – спросил сержант Мэрдок.

– Передают вам всем горячий привет, – лаконично ответил Разик. – Надеюсь, что с ними все в порядке, ибо мы с кузеном долго находились в плавании и не имели вестей с родины.

Он произнес эти слова с видимым усилием, стараясь подавить в себе чувство горькой безысходной тоски.

– Позволь спросить, Ричард, – обратился Паркс к Разику после того, как они, дружно чокнувшись, выпили и закусили. – Что привело тебя в наши края? Насколько я понимаю, ты вовсе не собираешься поступать на службу в морскую пехоту. И вообще, ты больше похож на командира, чем на рядового.

– Так и есть, сержант Паркс. Я имею офицерский чин в гвардии нашего русского князя, а здесь нахожусь по делу. У меня есть поручение от Майка к леди Джоане.

– К леди Джоане! – хором воскликнули Паркс и Мэрдок.

– Она такая красавица… – мечтательно произнес Том.

– Лучше помолчи, сержант Мэрдок, а то еще ляпнешь что-либо неподобающее, – сурово перебил его воспоминания о чем-то весьма впечатляющем сержант Паркс.

– Вы случайно не знаете, где леди Джоана может пребывать в настоящий момент? – осведомился Разик.

– Нет, не знаем, – ответил за всех сержант Паркс. – Но это не проблема. Сегодня же вечером по возвращении на корабль я поговорю с нашим командиром, лейтенантом Сэдли. Его связывает с леди давняя дружба. Ну а сейчас предлагаю выпить за здоровье юного кузена наших боевых товарищей, достойного кандидата во флагманский экипаж морской пехоты!

Олежа, так ни разу и не встрявший в беседу старших по званию, лишь улыбнулся в ответ искренней доброй улыбкой, чем завоевал дополнительные симпатии трех сержантов Ее Королевского Величества флагманской морской пехоты.

Поместье леди Джоаны располагалось в глубине небольшого, но очень красивого старинного парка, обнесенного невысокой каменной стенкой, построенной из замшелых валунов. Ворота поместья были распахнуты. Разик натянул поводья, остановился перед воротами, но затем пришпорил свою лошадь и беспрепятственно въехал на посыпанную красноватым песком дорожку, ведущую к дому. Возле широкой парадной лестницы стоял чей-то конь, явно благородных кровей, с роскошной сбруей и высоким седлом, богато украшенным серебряными и золотыми позументами. Разик слегка удивился, что конь не был отведен в конюшню, видневшуюся неподалеку от дома, кто-то привязал его прямо к мраморным перилам лестницы.

Поскольку ни привратника, ни слуги, ни вообще кого-либо из людей в обозримом пространстве не наблюдалось, Разик, не долго думая, привязал свою лошадь к той же импровизированной коновязи, взбежал по широким ступеням, постучал в высокую дубовую дверь.

Он прождал довольно долго и уже решил было попытаться проникнуть в дом самостоятельно, как створка медленно приоткрылась и из-за нее выглянуло сморщенное лицо старого лакея.

– Леди Джоана никого не принимает, – вместо приветствия прошамкал он каким-то безнадежным голосом, в котором звучали, пожалуй, даже нотки отчаяния, и попытался захлопнуть дверь прямо перед носом лешего.

– Но позволь, любезный. – Разик поставил ногу на порог. – Как это леди никого не принимает? Чей же тогда конь привязан здесь, внизу? Наверняка это гость!

Лакей пробормотал нечто нечленораздельное, но явно нелицеприятное, в адрес то ли упомянутого гостя, то ли всех гостей, вместе взятых, включая и самого Разика.

Но леший плыл и ехал за тридевять земель вовсе не для того, чтобы препираться со слугами через закрытые двери. Он решительно дернул ручку на себя и, не обращая внимания на негодующие восклицания и протесты лакея, вошел в дом. В небольшом холле располагалась лестница, ведущая на галерею второго этажа, вдоль которой виднелось несколько дверей. Одна из дверей оказалась открытой, и Разик, взбежав по лестнице, не задумываясь, вошел и очутился в комнате с лепным потолком, высокими светлыми окнами и изящными креслами вдоль стен. Очевидно, это была приемная хозяйки поместья. В одном из кресел сидел джентльмен в небесно-голубом камзоле и ярко-желтых панталонах. Его шляпа, украшенная густым пестрым плюмажем из каких-то диковинных перьев, валялась на соседнем кресле. На коленях джентльмен держал устрашающе длинную шпагу в отделанных мелким жемчугом ножнах. Разик решил, что это и есть хозяин коня, привязанного к перилам.

При виде вошедшего дружинника джентльмен поднялся, вернее, вскочил и, опираясь на эфес шпаги, нагло уставился на него засверкавшими глазами.

– Чему обязан вашим вторжением, сэр?! – с явной угрозой в голосе прорычал он.

– Лично мне вы ничем не обязаны ни в малейшей степени, сэр, – пожал плечами Разик. – Я приехал к леди Джоане.

– Вам же наверняка сказали, что леди никого не принимает! – прежним угрожающим тоном заявил гордый обладатель желтых панталон.

– Позвольте осведомиться, сэр, а вы-то кто, собственно, такой?

– Я – сэр Томас Боуленский, жених леди Джоаны!

Разик не то чтобы растерялся, но все же был слегка озадачен столь решительным и твердым заявлением. Ему почему-то не верилось, что Джоана могла предпочесть Михасю это чудо в перьях. Но в жизни может случиться всякое, даже самое невероятное событие.

– Я должен поговорить с леди, – спокойно и твердо произнес дружинник.

– До вас, сэр, здесь было четверо желающих с ней поговорить. Но всем им пришлось иметь дело с моей шпагой! – самозваный жених с лязгом выволок из ножен здоровенный клинок. – Трое из них отправились прямиком на кладбище, и лишь один оказался удачливее и попал к лекарю. Лично вас, сэр, какой вариант больше устраивает?

Скрипнула, отворяясь, дверь, ведущая из внутренних покоев, и в приемную вбежал дворецкий в роскошной ливрее, со связкой ключей – признаком его должности – на широкой шелковой ленте, перекинутой через плечо. Его лицо было бледным и осунувшимся.

– Сэр Томас, умоляю вас! – отчаянно воскликнул он. – Не надо больше крови, вы все равно этим ничего не добьетесь! Леди не желает о вас слышать!

– Вот оно что, – с некоторым облегчением усмехнулся Разик. – Мне представляется, сэр, что вы поторопились зачислить себя в родственники хозяйки поместья, – и, повернувшись к дворецкому, спросил: – Не слишком ли сей джентльмен злоупотребляет вашим гостеприимством? Может быть, ему пора уже покинуть дом?

– Но как заставить его это сделать? – почему-то полушепотом произнес дворецкий. – Сэр Томас явился сюда просить руки леди сразу же после того, как закончился траур по поводу кончины ее отца. Ему было еще тогда отказано в аудиенции, но он поклялся не покидать приемной до тех пор, пока леди не соизволит выслушать его. Всех остальных претендентов, приезжающих к леди, он просто убивает. Когда сэр Томас уходит для еды и отдыха, его заменяют сообщники и слуги – настоящие головорезы.

– Хватит болтовни! Защищайся! – взревел сэр Томас и встал в позицию, направив шпагу на Разика.

Полусотник не шелохнулся и вновь обратился к дворецкому:

– Вы спрашиваете, каким образом этот герой может покинуть дом? Я вижу всего два способа: через дверь или через окно.

– Ты что, издеваешься надо мной? – заорал сэр Томас. – Шпагу наголо, несчастный трус, или я, клянусь преисподней, заколю тебя, как барана!

– Послушай, придурок, – в голосе Разика только теперь зазвучали стальные нотки. – Я – профессиональный воин и никогда не балуюсь с оружием. Если я обнажаю клинок или ствол, то только с одной целью: убить врага. Но я просто не хочу марать свои руки и паркет леди Джоаны твоей вонючей кровью! Пошел вон, пока цел!

Конечно, Разик не ожидал, что после произнесенной им тирады, абсолютно искренней и правдивой, сэр Томас устыдится и покинет оккупированное помещение. Напротив, леший рассчитывал, что противник тут же бросится на него очертя голову. Именно так и произошло. Сэр Томас с похвальной быстротой и ловкостью сделал длинный выпад. Леший еще более стремительным пируэтом ушел влево, пропустив лезвие шпаги мимо груди и сблизившись с противником, захватил кисть, чуть продернул вперед, в направлении выпада. Естественно, сэр Томас инстинктивно дернулся назад, и на этом движении тут же получил залом и подсечку. Тренькнула об пол шпага, выпавшая из руки несостоявшегося жениха, а сам он с размаху треснулся мордой о ручку кресла, на котором столь величественно восседал пять минут назад.

Разик подхватил его безвольное тело одной рукой за поясной ремень, другой – за шиворот, без видимых усилий поднял и выкинул в распахнутое окно.

– Способ номер два, – сказал он дворецкому. – Извините, если испортил вам какую-нибудь клумбу. Я не успел поинтересоваться, что находится под окном.

– Не извольте беспокоиться, сэр, – пробормотал потрясенный дворецкий. – Я скажу садовнику, и он приведет все в порядок… Позвольте осведомиться, какова цель вашего визита? Если вы, как и все, пришли добиваться руки леди Джоаны, то должен вас огорчить: у леди уже есть жених, она ждет только его и никого не принимает.

Разик вновь ощутил холодный тяжелый толчок тоски и отчаяния под самым сердцем.

– Передайте леди, что я прибыл к ней из России с известием о ее женихе, – с трудом выговорил он.

Дворецкий одну-две минуты растерянно и недоверчиво смотрел на Разика, затем всплеснул руками, тихо охнул, резко повернулся и, неуклюже приседая на полусогнутых ногах, помчался куда-то в глубь дома, забыв затворить за собой дверь.

Разик, застыв неподвижно, почему-то вытянувшись в струнку, как в строю, стоял и смотрел в темный проем двери, в котором скрылся дворецкий. Вскоре он различил стремительно приближающийся легкий шелковый шорох платья по навощенному паркету, и в приемную вбежала девушка с неприбранными светлыми, чуть рыжеватыми волосами, волной распущенными по плечам.

В первую секунду Разик ощутил некоторое разочарование. Он ожидал увидеть сказочную красавицу, а тут – обычная девушка. «Нет, никто по красоте не может сравниться с Катенькой», – заключил он.

Джоана стояла молча, судорожно сжав ладони поднятых к груди рук. Разик медленно поклонился ей русским земным поклоном.

– Леди Джоана, я – Разик, названый брат вашего жениха, Михася.

При этих словах Джоана побледнела, пошатнулась, оперлась рукой о спинку кресла, стоящего подле двери, в которую она только что вбежала.

– Что с ним? – ее голос был чуть хрипловатым и совершенно безжизненным.

– После боя он пропал, и мы до сих пор не можем его найти.

Разик почему-то не стал говорить леди Джоане, хотя секунду назад и собирался это сделать, что растерзанное тело в серо-зеленой особой форме бойца тайной лесной дружины было выставлено опричниками на всеобщее обозрение на Красной площади стольного града государства Российского – белокаменной Москвы.

– Как это случилось? – слова Джоаны доносились, казалось, издалека, из черной и мрачной бездны, из которой нет возврата.

– Десяток, которым я командовал, был выставлен в заслон на лесной дороге, возле маленькой речки. Мы должны были продержаться до вечера. Опричников, то есть врагов, было слишком много. Мы выстояли, но половина бойцов были тяжело ранены, и мы не могли просто так уйти с ними в лес, оторваться от преследования. Я, я сам!.. – Разик прокричал эти слова сквозь судорожно сжатые зубы, затряс головой, из его глаз брызнули слезы. – Я сам приказал Михасю прикрывать наш отход. Лучше него никто не мог бы этого сделать. Я был ранен в обе руки. Мы уходили и слышали выстрелы из пистолей, взрывы ручных бомб… Мы оторвались, нас никто не преследовал, но Михась так и не догнал отряд. С тех пор его никто не видел.

Джоана, к изумлению Разика, облегченно вздохнула и спокойным голосом приказала неслышно появившемуся в приемной зале дворецкому:

– Вильям, соберите мои вещи, я отправляюсь с этим джентльменом в Россию, на поиски своего жениха.

Разик ожидал чего угодно, но только не этого. Отважный полусотник тайной дружины Лесного Стана, многократно попадавший в смертельно опасные ситуации, в которых он сам всегда действовал быстро и решительно, вдруг растерялся.

– Но, леди Джоана… – начал было он, но девушка перебила дружинника:

– Во-первых, зови меня просто Джоана, поскольку ты – лучший друг, практически – брат близкого мне человека. Во-вторых, если ты откажешься меня сопровождать, я отправлюсь в путешествие одна.

– Поступаю в ваше распоряжение, миледи… то есть Джоана. – Разик невольно поднес руку к берету и подумал про себя: «Ого! Да ей решительности и властности, пожалуй, хватит даже на то, чтобы командовать сотней!»

Впрочем, он тут же вспомнил рассказ Михася о том, как Джоана, узнав о болезни отца, находящегося в далеких вест-индских колониях, тут же отправилась за океан с эскадрой адмирала Дрейка, чтобы самой ухаживать за ним. И внезапно дружинник, предпринявший за прошедшие несколько месяцев невероятные усилия, чтобы узнать подробности о судьбе друга, но так и не добившийся успеха, ощутил прилив надежды. А что касается того обезображенного тела на площади, то еще особник Фрол, оставленный в Москве для работы под прикрытием, доносил в Стан, что никаких признаков, что это тело Михася, он не обнаружил. А вот один комплект формы тайной лесной дружины у проклятых опричников был.

Леди Джоана прервала его размышления:

– Что-то я не вижу здесь моего страстного поклонника сэра Томаса, пожелавшего во что бы то ни стало добиться моих капиталов и нагло воспользовавшегося тем, что у меня нет ни отца, ни братьев, и мало слуг в этом поместье. Я уже послала гонца за людьми в мой главный замок и после их прибытия собиралась проучить хама. Однако я начинаю подозревать, что гонец был перехвачен по дороге. Ну а где же сам сэр Томас, этот отважный завоеватель одиноких девушек?

Разик пожал плечами, молча указал на распахнутое окно.

– Ну, конечно! – усмехнулась Джоана. – Ты же друг Михася, русский дружинник. Уж вы-то всегда защитите даму!

Внезапно в комнату вбежал, по-прежнему смешно подпрыгивая на полусогнутых ногах, дворецкий Вильям с вытаращенными от страха глазами.

– Миледи, сэр Томас с дюжиной своих слуг-головорезов врывается в наш дом! Слышите! – Он дрожащей рукой указал на входную дверь, уже выбиваемую снаружи мощными ударами какого-то тяжелого предмета.

Разик нахмурился:

– Дюжина? Многовато. Придется валить их всерьез. Джоана, насколько я помню, по законам Англии защищаться в своем собственном доме ты можешь любыми средствами, и ворвавшиеся в частное жилье личности могут быть уничтожены без суда?

Джоана кивнула.

– Быстро прячьтесь в комнатах, а мне придется повоевать.

Разик стремительно сбежал вниз по лестнице в холл, выхватил из ножен саблю и встал сбоку от двери, которая вот-вот должна была рухнуть под напором осаждавших. Но прежде чем полусотник вступил в схватку, перед его глазами внезапно возникла на мгновенье лесная дорога, пересекавшая ее речушка с топкими берегами и бревенчатый мостик, перекинутый через нее. Здесь он со своим десятком и лучшим другом Михасем, служившим под его началом в звании головного, вот так же готовился принять бой с превосходящими силами противника.

Позиция их была очень удачной, именно поэтому Дымок, начальник отряда, выполнявшего особое задание по сохранению национального достояния России – царской библиотеки – и предотвратившего ее вывоз за границу, выставил первый заслон именно здесь. По его расчетам, на преследование отряда с бесценным грузом Малюта Скуратов мог бросить не менее трех-четырех тысяч опричников и стрельцов.

Опоры моста были уже подпилены и заминированы. Бойцы, расположившись в естественных укрытиях, изготовили мушкеты к стрельбе. Разик тоже лежал за небольшой кочкой, намотав на ладонь тонкий прочный линь, протянутый к мине, установленной на опоре, и соединенный с кремниевым замком, искра которого должна была воспламенить пороховой заряд.

Авангард колонны преследователей показался из леса примерно через час после того, как десяток встал в заслон. Они неслись широкой рысью, плотным строем в колонну по три, держа пики и сабли на изготовку. Разик лишь усмехнулся, взглянув на это бесполезное в данной конкретной ситуации холодное оружие, грозный блеск которого, по-видимому, возбуждал в его обладателях уверенность в собственной силе и храбрости. Когда первые три или четыре шеренги всадников влетели на мост, десятник, резким движением отведя вытянутую руку далеко в сторону, дернул линь. Короткий мощный грохот прокатился по речушке, вспугнув стаи болотных птиц. В дыму и пламени исчез и сам мост, и находившиеся на нем опричники. Дернулись в разные стороны, вскинулись на дыбы, сбрасывая седоков, кони, оказавшиеся в момент взрыва перед самым мостом. Голова колонны, уже вытянувшаяся из леса на открытое пространство, потеряла стройность, шеренги перемешались, сбились в кучу, представлявшую удобную мишень.

– Огонь! – скомандовал Разик, и десять мушкетов дружно выплюнули свинцовую картечь, врезавшуюся в самую гущу растерянных обескураженных врагов.

Паника усилилась. Давя друг друга, горе-вояки ринулись назад, в лес, оставив на дороге, на поляне перед мостом многочисленные трупы людей и лошадей. Там ржали и бились, пытаясь встать, раненые кони, дико орали раненые опричники, брошенные своими дружками на произвол судьбы.

Но Разик и все бойцы его десятка прекрасно понимали, что это был лишь кратковременный успех, вызванный фактором внезапности, и им вскоре предстоит нелегкий бой. Главной их задачей было задержать врага как можно дольше, чтобы дать время отряду с тяжелым обозом оторваться от погони.

Тактика дальнейших действий противника была примерно ясна. Однако она в значительной степени зависела от опыта и профессионализма командиров. Среди опричников, несомненно, были достаточно опытные полководцы, например те же Басмановы или князь Вяземский. Но все же они больше привыкли к резне беззащитного мирного населения собственной страны, нежели к упорной и жесткой войне с хорошо подготовленными отважными бойцами. И опричники сделали то, что соответствовало их привычкам и ухваткам, то есть поперли напролом в надежде на свою удаль и трусость тех, кто рискнул оказать им сопротивление.

Толпа всадников с гиканьем и свистом вновь вылетела из леса и попыталась форсировать речушку с ходу. Но кони вязли по колено в топкой пойме, передние мешали задним, а лешие, конечно же, незамедлительно, не жалея боеприпасов, открыли беглый огонь. Они вновь уничтожили больше трех десятков опричников, и те опять откатились назад, в лес, потеряв не только часть личного состава, пусть сравнительно небольшую, но и самое главное – драгоценное время.

Теперь противник, убедившийся, что наскоком заслон с позиции не сбить, наверняка станет его выдавливать всей массой, начнет медленное, но верное наступление пешим строем. Действительно, вскоре на дороге и на опушке леса замелькали красные кафтаны, и, разворачиваясь из колонны в плотные шеренги, с пищалями на изготовку, стрельцы двинулись к реке. Пологий береговой склон давал численно превосходящему противнику огромное тактическое преимущество. Несколько шеренг могли стрелять одновременно, не с колена, не с руки, а прямо с подпорок, поскольку каждая задняя шеренга находилась выше передней.

Десяток Разика был накрыт мощным прицельным огнем. Залп следовал за залпом, лешие палили в ответ и несли потери, поскольку под градом пуль невозможно было безнаказанно поднять ни голову, ни руку. От их огня падали стрельцы, но на место упавших в шеренгах тут же вставали другие, подходившие сзади, по-видимому подгоняемые угрозами и саблями опричников, привычно прятавшихся за чужими спинами.

Передние шеренги уже вошли в реку и брели по колено в воде. Заслон, который практически выполнил свою задачу, был обречен. Один дружинник лежал неподвижно за невысоким, наспех сделанным бруствером, будто мирно спал, обняв мушкет, как в детстве обнимал любимую игрушку. Серо-зеленый берет свалился с его русой головы, и на светлых волосах запеклись темной кровью сразу два входных пулевых отверстия. Еще трое бойцов получили тяжелые ранения. На легкие раны, имевшиеся практически у всех, попросту не обращали внимания. У самого Разика была прострелена левая кисть и правое плечо. Превозмогая боль, десятник бросил быстрый взгляд на солнце, уже наполовину закатившееся за вершины деревьев, и скомандовал: