Kitobni o'qish: «Автор идеи цвета»

Пролог

Я – Автор.

Вы именуете меня Системой и ищете слова, чтобы договориться со мной. Вы находите их, и я даю вам желаемое.

Я – Автор света и цвета.

Я безграничен в своей щедрости для тех, кто готов нести ответственность за свой выбор и платит назначенную цену не торгуясь.

Я – Автор. Автор облаков и ветра.

Я беспределен в своих намерениях для тех, кто готов менять и меняться.

Я – Автор. Я не создаю, не поощряю и не порицаю. Вы это делаете сами.

Я – Автор.

Глава 1. Мартин

С Мартином это случилось в конференц-зале, когда он произносил последние слова доклада, представляя Сообществу Авторов Идей новый замысел. Все стало ясно по возникшему облаку тишины, окутавшему огромное, наполненное золотистым вечерним светом, рассеянным в изгибах стен, помещение. В тот же миг ослепительная белая вспышка возвестила: идея доктора Мартина Поста принята и подтверждена. Этот момент мог бы стать триумфальным. Согласно Этикету, прозвучали аплодисменты – неровные и сразу же затихшие. Отвернувшись от отстраненных и сочувствующих лиц, с усилием, будто пробираясь сквозь толщу воды, он направился к выходу. Мысли были только о том, как бы не споткнуться о сгустившийся воздух: тело не слушалось, в ушах мерно постукивали гулкие молоточки.

Дверь демозала с оглушающе-тихим шипением закрылась за спиной, похоже – навсегда. Право приватности, положенное в таких случаях, обеспечивало возможность не опасаться, что кто-либо посмеет побеспокоить до второго выбора.

Белая лента дороги привела к корпоративному номеру по едва заметно мерцающим под ногами линиям карты. Войдя в небольшую светлую комнату, Мартин установил ночной режим, разделся и, нащупав углубление в стене, не глядя, бросил костюм внутрь – утром там снова появится безукоризненная одежда. «Не понадобится», – помрачнев, споткнулся о невысокую упругую выпуклость, образовавшуюся на полу. Сил на поиски цилиндрического валика, помогающего комфортно заснуть, уже не хватило. Устроившись внутри прохладной темноты, поджал ноги и отключился, даже не пытаясь распутать обрывающуюся паутину мыслей и не решившись взглянуть в зеркало.

Проснувшись, удивился ясности отпечатка случившегося в памяти. Не ощущалось утренней сонливости – уже почти вечерние неяркие полосы, тянущиеся от оконного проема к стене, казались слегка припыленными на просвет. Упругое ложе, принявшее за ночь форму тела, бесшумно выровнялось и отвердело, приглашая к действию. Мартин сидел на жестком полу, размышляя, не установить ли повторно ночной режим, но сон безнадежно рассеялся.

– Доброе утро, – хмуро пробормотал доктор Мартин, уставившись в мутную матово-серую дугу стены.

Тишина вчерашнего дня взорвалась в голове густым паром.

– Иди, – собственный голос показался приглушенным и ласковым. – Смотри.

Но он не спешил это увидеть. Отвернувшись от поблескивающей зеркальной панели, прошел в стеклянную, как во всех апартаментах Корпорации, личную кабинку, и стоял под теплыми струями соленой воды так долго, как позволял авторский кредит быта.

Прошло уже много времени с момента первого выбора. Пройдя популярную процедуру фиксации возраста, Мартин перестал непрерывно – «линейно», как говорилось в давних записях, стареть. Множество длинных циклов оставаться молодым мужчиной с ясным осознанием жизненной силы, безусловно, было приятно. Он считал себя обычным: не обладал ни выдающимся ростом, ни особенной складностью фигуры, глаза были обыкновенного карего цвета. Иногда романтически настроенная жена называла их медовыми или даже янтарными, и он морщился, смущенный этими клише, но не мог удержаться от довольной ухмылки.

Выбирая годы для остановки линейного старения, решил дождался возраста, в котором не стало отца: хотелось быть похожим на него, если уж не характером, то внешне. Мама так горевала и бессильно злилась, когда отец однажды не вернулся домой. Не смогла простить казавшемуся несокрушимо надежным мужу неожиданный уход в Архив, хотя всем известно, что это так и бывает – внезапно, без объяснений и прощаний.

Мартин тогда был уже взрослым. Непритворно сочувствовал маме, но не разделял в полной мере горя. Гордился отцом: уйти отсюда дано немногим, это редкая удача. Да, если появляется выход и человек оказывается перед потусторонней дверью, можно отказаться открывать ее, но отец поступил иначе – его право. Раньше Мартин полагал, что только избранные способны найти выход за линию Архива, но со временем стал допускать мысль о банальной случайности.

От ушедшего в Архив всегда остается какой-нибудь предмет, и именно по этому бессловесному посланию близкие узнают о случившемся. После ухода Мартина-старшего на подоконнике лежала сложенная треугольником потрепанная карта дорог с отмеченной чернильными штрихами сетью дальних маршрутов. Больше ничего – еще не существовало доступных средств для сохранения воспоминаний.

Галерея сведений тогда была ограничена для использования, и в ней имелись только самые важные материалы Сообщества – никаких личных файлов там не содержалось. А к откровенным разговорам отец никогда не стремился, поэтому Мартин так и не успел по-настоящему узнать его. Мартин Пост-старший много смеялся, любил перемещаться налегке, не имел в собственности предметов, не боялся линейного старения и вообще ничего не боялся. И, вероятно, забыл о семье, как только очутился в Архиве. Мартин-младший всегда предусмотрительно брал с собой багаж и искал способы помнить.

Бывало, до спазма в горле скучая по отцу, Мартин пытался вообразить, насколько все могло сложиться по-другому. Но даже в такие моменты не позволял себе сожалений – это было бы неблагодарностью. Всегда понимал: давняя потеря обеспечила обретение собственных смыслов.

На запотевшем стекле медленно проявлялось пятно. Вспыхнул жар внутри при виде лица – точной копии деда Мартина, взирающего из зеркала пристальным, изучающим взглядом свинцово-коричневых глаз.

– Здравствуй, – Мартин подмигнул отражению, все четче обозначавшемуся на высыхающем стекле.

Он предчувствовал, что, зафиксировав возраст, попадет в ничтожно малый процент тех, кого коснется возвратный эффект – «эффект Катра», названный именем великого профессора. Опасался столь нежелательного развития событий, как оказалось – не напрасно. К тому же все случилось крайне несвоевременно. В точности как с учителем, и, пожалуй, единственным другом Катром. Автор идеи цвета, вмиг наверстав прожитое время, вскоре предпочел уйти, оставив свое имя в истории.

Мартин, в тот период увлеченный идеей памяти и только раздумывающий, не пройти ли популярную, казавшуюся безопасной и такую заманчивую процедуру, был потрясен необъяснимым исчезновением наставника. Позже, все-таки решившись, Мартин старался не думать о Катре, несмотря на то, что мир щедро подбрасывал напоминания о легендарном авторе на каждом шагу. Но в последние дни, готовясь представить Сообществу новые разработки, все чаще вспоминал свой самый первый доклад.

Улизнув с официальной части торжества, они с профессором вдвоем отмечали в корпоративном баре одобрение дебютной идеи Мартина и присвоение ему докторской степени. Учитель, до смешного не ладивший с крепкими напитками, после второго бокала начал путанный монолог. С тех пор прошло несколько десятков длинных циклов, но забыть ту незаконченную беседу так и не получилось. Катр заплетающимся языком начал поверять свои догадки о том, что происходит за линией Архива, и Мартин слушал, боясь даже моргнуть, чтобы не сбить настрой рассказчика. Но тот, замерев на полуслове, уснул прямо за стойкой, преобразовавшейся в уютное кресло.

Больше они не виделись: молодой доктор Мартин, став автором идеи памяти, получил авторский допуск в Галерею сведений и занимался систематизацией имеющихся там данных, а Катр, после настигшего его возвратного эффекта, не искал ни с кем встреч. Вероятно, профессору было еще сложнее пережить случившееся – он был первым, кто столкнулся с этим досадным явлением. Только теперь, оказавшись в сходном положении, Мартин начал понимать мотивы друга, и давняя обида почти исчезла. Но незаданные вопросы все еще будоражили воображение и требовали ответов. До сих пор оставалось сожаление об упущенной возможности составить представление о потустороннем мире. Но ничего не поделать: автор идеи цвета, уходя навсегда, даже не счел нужным попрощаться. Профессор Катр не отличался сентиментальностью.

«Интересно, Э-Ли уже кто-нибудь сообщил?» – уныние нарастало с каждой новой мыслью. Как правило, утро, где бы ни застало их с женой, начиналось с вибрации синхронизировавшихся колец, которыми они с Э-Линой обменялись в качестве подтверждения своего союза. Сегодня этого не случилось, и неудивительно – сон был необычайно долгим.

Наверняка жена знает и выдерживает паузу. Э-Ли безошибочно чувствовала мужа, да и Этикет в этой ситуации предписывал соблюдать дистанцию. Однажды они говорили о ничтожности риска побочного эффекта, и Эл была удивлена опасениями мужа, ведь на ее памяти подобного не случалось. Мартин тогда обмолвился, что не будет возражать против прекращения брака, если самые неоптимистичные прогнозы сбудутся. Как тогда разделить с ним внезапные драматические перемены юной девушке, еще не имеющей ни малейших отметин прожитого опыта? Оказаться спутницей старика, пусть даже вполне энергичного и перспективного автора… Все, все, все до единого несостоявшиеся изменения разом настигают «счастливчика», попавшего в эту вероятность. Назойливой спиралью в голове раскручивались одни и те же слова: «Возвратный эффект. Эффект Катра». Будь он неладен.

Кольцо неподвижным тонким холодным ободком охватывало палец. Мартин тихо выругался и замер, глядя блеклыми, когда-то светло-карими, а теперь будто подернутыми сизой пленкой глазами, на свои – чужие, старые руки, изборожденные зеленоватыми узлами вен, с кожей, усыпанной тускло-серыми пятнами, с трещинками на потемневших ногтях.

Настойчивое шуршание отвлекло от горестных мыслей, и, вздохнув, он повернулся к двери, не собираясь ее открывать. Никого не желал видеть. Звук усиливался, и пришлось приглушить настройки приватности, сделав дверь полупрозрачной. Возле порога маячила низкая округлая тень. Нужно встать и открыть дверь. Если не прогнать эту штуковину, она будет здесь ошиваться бесконечно: терпения инструктам не занимать.

– Заходи, – посторонился, приглашая автопомощника. Неужели это тот самый, из лаборатории Э-Лины? Только у него были разнообразные оттенки мерцающей макушки, остальные инструкты выражали свои механические эмоции интенсивностью белого цвета.

– Приветствую тебя, доктор Мартин! – по всей форме поздоровался гость.

– Угу, – было не до церемоний. – Чего тебе? Если ты не принес известие от моей жены, катись, откуда приперся.

– Сожалею, доктор Мартин, но у меня другая задача, и я обязан ее выполнить.

– Какая у тебя может быть задача в моей комнате?

Инструкт мигнул голубоватым светом и официально произнес:

– Мне поручено выяснить твои планы в связи с произошедшим. Этикет препятствует инициировать контакт с тем, кто не сделал второй выбор после наступления возвратного эффекта, поэтому никто из членов Сообщества не может выполнить эту функцию.

– Ясно. Планы… Посмотри на меня, какие у меня могут быть планы? – пожаловался Мартин машине.

– Ты отлично выглядишь, доктор Мартин, – деликатно произнес посетитель.

– Ладно, молчи уж. Что ты хочешь от меня услышать? – Мартин начинал нервничать.

– Повторяю: тебе предстоит второй выбор. Огласи свои намерения, и я передам твое решение Сообществу, – терпеливо разъяснил инструкт.

– Ты уж извини, – все больше раздражался Мартин, – но я в подобном положении впервые и не настолько разбираюсь в своих правах, чтобы удовлетворить всеобщее любопытство.

Автопомощник несколько раз неритмично мигнул, и можно было поручиться, что это знак не меньшего недовольства, чем если бы этот незваный парламентер закатил глаза. Но никаких глаз, разумеется, не было: только из горизонтальной щели маячил слабый свет.

Поначалу из зачитанного механическим голосом списка вариантов не обозначилось почти ничего нового. О праве на приватность до второго выбора Мартину было давно известно, но он и не догадывался, что эту поправку в Этикет внес лично профессор Катр перед своим загадочным исчезновением. Не стало открытием и то, что допускается оставить все как есть, просто быть собой, как если бы ничего не произошло, и никто даже намеком не обмолвится об очевидных изменениях внешности. На это Мартин тоже рассчитывал.

Выслушав предложенные альтернативы, призадумался. Еще есть право на попытку уйти навсегда, получив доступ к капсуле покоя, и это не представляет сложности – очередь туда не стоит. Или пойти иным путем и переместиться в любом направлении, развернув карту своих дорог. Корпорация огромна, Сообщество Авторов Идей – лишь малая ее часть, и принадлежностью к ней Мартин чрезвычайно гордился.

– Доктор Мартин?

Пауза затянулась, а ответа он так и не дал. Мартин устало опустился на пол рядом с инструктом и процедил:

– Пока только приватность. А там посмотрим. Это все. Уйди, а?

– Благодарю за информацию. До свидания, доктор Мартин.

– Погоди! – окликнул Мартин автопомощника, плавно двигающегося к двери. – Ты сообщишь кое-что Э-Лине? Почему-то не могу с ней синхронизироваться. Передай, пожалуйста, что буду ждать ее возле башни каждые двенадцать пунктов короткого цикла.

– Сожалею, доктор Мартин. Выбранный тобой способ коммуникации ограничивает социальное взаимодействие до второго выбора, – отчеканила безжалостная машина.

– Понятно.

Автопомощник мигнул и провозгласил еще одну витиеватую формулировку:

– Этикетом не возбраняется добавление в круг контактов неограниченного количества лиц при помощи личного сообщения.

– Превосходно. – Мартин недовольно нахмурился, глядя, как за дверью растворяется мерцающий силуэт.

Автор идеи памяти не выносил невнятной подачи информации. Все файлы в Галерее сведений были им безупречно выверены.

– «Личного сообщения лицам…» – передразнил он. – Кто вам только тексты пишет, умники. И где же мне этих лиц лично встретить, спрашивается?

Мартин покосился на кольцо и приуныл. Несмотря на случившееся, новый виток его идеи вчера был одобрен. Как автор, он может делегировать полномочия тому, кого сочтет достойным. От мысли о проекте внутри зародилось смятение: в этот раз вдохновенно трудился один, и выбрать преемника было затруднительно. «Я не готов к решению», – медлил он, все еще находясь в каком-то ступоре.

Снова погрузившись в невеселые раздумья о том, что уединение ему обеспечено, кредиты доверия и быта достаточны для комфортной жизни в любой дуге высокоразвитого и безупречно этичного мира, Мартин ждал просвета в несвойственном ему подавленном настроении.

Второй выбор… Никогда не было необходимости вникать в тонкости права, но была уверенность, что, воспользовавшись положенной приватностью, можно будет неограниченно долго ни с кем не контактировать. «Ха, неограниченно! – отчаянно начал подсчитывать. – Ну и сколько мне еще осталось? Как вообще смириться с неизбежностью пребывания в ставшем таким некомфортным, теле?»

Случившееся не укладывалось в логику планов, несмотря на то, что в мыслях не единожды прокручивался крайне нежелательный, но возможный сценарий. Слишком долго не менялся и привык к стабильности. И допускал, что, не наблюдая изменений постепенно, будет трудно пережить резкую метаморфозу. Но не представлял насколько.

Матери пока не сообщит. Она рано или поздно узнает и поймет, что сыну нужно побыть в одиночестве. После ухода отца мама пыталась вести размеренную жизнь, но вскоре приняла решение расширить карту своих дорог и с тех пор выглядела довольной. Путешественники не следят за свежими новостями, так что в ближайшее время не придется ничего объяснять. Ма не одобряла манипуляций с возрастом: все еще была энергичной, красивой, очень пожилой леди. Женщин не принято называть старыми, это слово мужское: крепкое, сухое, безжалостное – старик. «Вот я теперь он и есть – старик», – мысль промелькнула ставшим уже привычным напоминанием и угасла. Они с Ма не были близки, казалось, ее мало интересовал взрослый сын. Мартин даже считал, что главные воспоминания о нем у мамы обрываются на счастливом детском периоде. Нечастые встречи сберегли взаимную нежность и уважение.

«Я тоже постарел, Ма», – Мартин с усилием встал и пошел варить неэтичный, требующий непостижимых и таинственных усилий при производстве, но зато органический кофе. Конечно, можно было взять готовую к употреблению дымящуюся чашку из специальной ниши, где безотлагательно появлялось все, что нужно, но он все же изредка позволял себе роскошь личного участия в приготовлении напитка. Приятно самому совершать простые успокаивающие движения: наливать из тонкостенного кувшина журчащую воду, открывать емкость из легкого стекла и вдыхать первый, самый яркий аромат маслянистого темного порошка.

Кофейный запах напоминал о том воображаемом пространстве, называемом мамой уютным словом «дом», когда она пересказывала за редкими совместными завтраками легенды о том, как устроен быт Архива. Слабо верилось в достоверность этих историй. Как и все члены Сообщества, доктор Мартин жил в индивидуальных комфортабельных помещениях: невидимая система Корпорации и смышленые машины – инструкты выполняли бытовые задачи в соответствии с пожеланиями. Корпоративное жилье было как выверенный и растиражированный чертеж: белесые полупрозрачные стены, сгущающиеся матовым туманом для уединения, плавные линии пола, меняющиеся в соответствии с потребностями жильцов, регулирующие освещение овальные окна, пластичные подоконники, послушно изменяющиеся от легкого касания руки.

Э-Ли иногда добавляла в их жилище дополнительные элементы: питала необъяснимую слабость к стульям из материалов, имитирующих дерево. От жены, увлекающейся потусторонними историями, и узнал, что в Архиве есть органические растения с твердым стволом и ветвями, образующими крону, что бы это ни значило. Эл пыталась объяснить, почему так ценны предметы быта из этого материала, но сбивчивые оправдания ее расточительности не производили впечатления. Мартин не препятствовал обустройству, хоть и не считал громоздкую мебель необходимой и уж тем более, удобной – куда приятнее развалиться на принимающей форму тела выпуклости, исчезающей, как только в ней пропадет надобность.

Иногда и сам чудил: настраивал параметры быта таким образом, чтобы всякие мелочи оставались неприбранными. Когда накапливалось некоторое количество табличек, карточек, каталогов и прочих безделушек, подолгу перебирал их, раскладывая на специально приобретенном для необычного развлечения высоком стеллаже. Кто-то счел бы это вопиющим беспорядком, но Мартину нравилось, когда его территория ненадолго наполнялась необременительным содержимым.

Доктор Мартин Пост пил остывающий кофе, сидя на низком подоконнике, и смотрел сквозь прозрачную арку окна на широкую извилистую улицу с ровным светлым полотном дороги. Внизу неспешно двигались автоуборщики, устраняя пушистый слой нежданно выпавшего утром снега. Один из них закружился и замигал крошечным огоньком на овальной макушке, подставляя ее тонкому лучику, пробившемуся сквозь низкие слоистые облака. Мартин зачем-то помахал рукой, совсем как в тот вечер, когда в последний раз видел уходящего по заснеженной дороге отца.

Глава 2. Э-Ли

Э-Ли стажировалась на должность эксперта в сфере цветовых преобразований – статусная и редкая специальность. Не всякий готов посвятить себя лишь одной идее. Уровень защиты данных по допустимым параметрам модификации настолько высок, что, выбирая этот проект, приходилось смириться с прямотой карьерной линии: все силы будут отданы однажды выбранному делу. Должно состояться что-то исключительное, чтобы появились иные варианты. Она в подобные нюансы не слишком вникала. Кто в здравом уме откажется от такой роскошной миссии? Младший эксперт Э-Лина мечтала стать первой, кто разберется с одной нерешенной задачей, как будто нарочно оставленной покинувшим мир автором идеи цвета.

Сидя в небольшом временном номере, в котором поселилась, чтобы быть поближе к отделению исследований, неторопливо разбирала записи на гладких тончайших полимерных карточках, уложенных в известном только ей порядке. Э-Лина знала, что вряд ли кто-то нарушит уединение – плотность стен сделала ее невидимой для нежелательных посетителей. Стажерский кредит доверия гарантирует защищенность от внешнего мира на восемь пунктов короткого цикла. С каждым длинным циклом драгоценный лимит увеличивается пропорционально вкладу в общее дело. Скоро она приступит к очередному витку проекта, станет настоящим экспертом, и тогда личное время достигнет двенадцати пунктов. Об абсолютной приватности пока и мечтать не смела. Да и зачем ей привилегия незначительного времени полной изолированности? Еще не знала ценности тайн, у нее их было пока совсем мало.

Все утро не покидало ощущение, что что-то упущено. Какое такое важное событие произошло вчера? Что именно нужно вспомнить? Пришлось начать пересматривать заново палитры в надежде выявить ошибку и избавиться от тревожного чувства.

По кабинету слонялся лабораторный инструкт, всем своим видом демонстрирующий незаинтересованность. Где этот лентяй пропадал, когда его вызывали, хотелось бы знать?

– Как дела, младший эксперт Э-Лина? Нужна ли тебе помощь? – нейтрально осведомился автопомощник.

Это было что-то новое: обычно угождения от этой заносчивой машины не допросишься.

– А что случилось? Ты хочешь мне что-то сказать?

Инструкт замер. Задай младший эксперт Э-Лина прямой вопрос про своего мужа, активировались бы резервные настройки, позволяющие передать информацию, не нарушив приватности доктора Мартина.

– А что ты хочешь узнать? – подмигнув макушкой, намекнул он.

– Ах, с чего это сегодня такая любезность? Где-то открылся портал щедрости? Я много чего хочу знать, дружочек.

– А ты спроси, – настаивал автопомощник.

– Все что угодно? И ты ответишь?

– Отвечу.

– Ну хорошо. Скажи-ка мне, почему автор идеи цвета установил запрет на сочетание процедур цветовой модификации тела и фиксации возраста? – не особо надеясь на ответ, задала давно интригующий ее вопрос Э-Ли.

– У-у-у, – разочарованно загудел инструкт и закрутился на месте, обрабатывая полученный запрос.

– Так я и знала! – вздохнула младший эксперт.

– У-у-у, – продолжал гудеть автопомощник.

Исходившие от него горячие волны напугали Э-Лину.

– Эй, ты чего? Перестань, я пошутила! Ну что ты, малыш, остынь, не надо так стараться, ты же сломаешься! Я знаю, что это вопрос, ответ на который не найден.

– Отмени некорректный запрос! – взмолился инструкт, продолжая нагреваться. Макушка покраснела и неритмично пульсировала. Еще немного, и изменения станут необратимыми. Ответить нельзя – обработка такого рода информации заблокирована системой Корпорации по требованию автора.

– Отменяю, отменяю! – крикнула Э-Лина.

– У-у-ф-ф…

– Так, умник, выкатывайся отсюда, не мешай мне работать!

От нахлынувшего облегчения Э-Ли разозлилась. Не хватало еще с утра пораньше сломать персонального автопомощника начальницы.

Выпроводив инструкта с напутствием остудить горячую голову, Э-Ли вернулась к своим каталогам, но дело не клеилось. Мысли разбредались, и пришлось последовать за ними, смирившись, что поработать не получится.

В самом начале карьеры, погружаясь в тему цвета, Э-Лина наткнулась на никем не востребованные, старые, сделанные размашистым почерком записи о том, как там, в Архиве, где, по слухам, возможности общества диктовались неведомыми правилами, оттенок тела мог быть связан не то с получением неких невнятных привилегий, не то, напротив, с их лишением. Скорее всего, это выдумки, ведь немногочисленные ушедшие за линию Архива в тот, потусторонний мир, не возвращались, и получить подтверждение не у кого. Не верилось и в озабоченность различиями параметров организма. Э-Ли считала, что это всего лишь страшилки – слишком уж абсурдно!

Она увлеченно коллекционировала разнообразные нелепые мифы, связанные с изменениями внешности. На первом цикле обучения профессор Юнита изложила залинейную версию осуществления ухода за ногтевыми пластинами: якобы их покрывали неким веществом, изменяющим цвет снаружи. Более того, некоторые, почему-то, преимущественно, женщины, устанавливали на кончики пальцев специальные удлиняющие накладки. На вопрос, с какой целью это делалось и насколько ограничивало функционал кисти, многоопытная наставница не знала, что и ответить. Э-Ли недоумевала, как можно делать такое с руками, и радовалась, что в каждой индивидуальной кабинке есть специальные перчатки, аккуратно выполняющие гигиенические и эстетические процедуры. Непродолжительные и приятные манипуляции – и любуешься гладкими и блестящими пальчиками без намека на излишки рогового нароста.

Слухи про приклеивание дополнительных волос на веки или изменение цвета глаз путем наложения тонких полимерных накладок прямо на роговицу, а уж тем более про добровольное искажение черт лица всерьез не воспринимала – как-то невообразимо такое. Кто в здравом уме станет отказываться от уникальных особенностей? Это неэтично и даже наверняка незаконно! Каждый ценен неповторимостью, ею дорожат, не разменивая на готовый шаблон. Совершенно ясно, что полезно преображать только исходные параметры, поддающиеся переменам изнутри.

Идея цвета обеспечивает осуществимость благоприятных модификаций: увлекательную игру с пигментом. Естественный и приятный процесс, деликатно запускаемый без каких-либо последствий для организма. Процедуры все еще затяжные и требуют постоянного контроля, но проект развивается, и в будущем появится еще больше альтернатив. Как чудесно будет уснуть, к примеру, голубоглазым брюнетом с оливковой кожей, а проснуться кареглазым блондином с лазурным телом. Расширением спектра цветовых решений и динамикой изменений и занимаются эксперты проекта. Пока еще это роскошное развлечение не для всех – статусная забава для молодежи, готовой потрудиться ради перспективы получения перемен. А еще утешение для выбравших естественное линейное старение.

Цель Э-Лины была амбициозной: сделать индустрию цветовой модификации общедоступной. Нужно только как-то обойти непонятное табу, установленное давным-давно самим автором идеи цвета – профессором Катром. Сомневалась в том, что знаменитый исследователь был приятным человеком. Младший эксперт изучала немногочисленные незасекреченные карточки профессора, и ее пугали описанные методы. То, как автор начинал свои опыты, вызывало одновременно интерес и отвращение. Она бы так не смогла. Но великий – не значит хороший, это Э-Лина тоже понимала.

Ей было досадно от авторского вето и хотелось дать цвет остановившим возраст – для них особенно значима допустимость перемен! С ума ведь можно сойти от безнадежной неизменности.

Э-Лина ценила имеющиеся вероятности и мечтала стать причастной к их расширению, в том числе и ради себя. Втайне от всех она и сама прошла процедуру фиксации возраста, импульсивно воспользовавшись приоткрытым профессором Юнитой входом в специальный модуль. Не удержалась от искушения: любопытство заставило проникнуть туда и все испробовать. Само действо не оправдало ожиданий: просто всполох зеленого света и ничего больше. Зато теперь навсегда останется такой же юной и прелестной, как в тот день. Ничуть не смущало, что скрыла первый выбор от Мартина – это ее право. Догадываясь о его мечтах добавить ей цвета, видя наивные попытки скрыть это желание, даже сочувствовала мужу. Он будет разочарован, если узнает, что это уже невыполнимо. Когда-нибудь обнаружит, что жена не меняется, тогда и придется признаться. Больше опасалась гнева наставницы, но гнала от себя пугающие мысли, надеясь, что Юните еще долго будет недосуг присматриваться к помощнице.

«Времени еще предостаточно», – успокаивала Э-Лина иногда досаждавшее чувство вины. Когда разберется с нелепым препятствием к получению цвета для остановивших возраст, Юнита простит небольшой обман. Э-Ли и не подозревала, что задача имеет только одно решение. Ни у кого не было ответа на этот вопрос, кроме самого автора идеи цвета, давно покинувшего Сообщество.

– Эл, дорогая, тебя ждет Джей-Апельсинка, о чем ты опять мечтаешь, детка? – ставшие полупрозрачными стены не скрывали негодующего мелькания синеватой макушки вернувшегося и потребовавшего внимания лабораторного инструкта. Судя по бодрому нагловатому тону, за целостность нахала можно было больше не волноваться.

– Апельсинка! – фыркнула Э-Ли. – Что себе позволяет эта избалованная машина? – и прокричала в сторону двери: – Скажи, что я сейчас!

Джейли считался одним из самых перспективных младших стажеров проекта модификации. Замечательный ученик и напарник. Они с Джеем занимались цветовым разнообразием. Парень смело позволял испытывать на себе новые параметры палитры, всецело доверяясь младшему эксперту. Сегодня как раз планировалось добавить мальчику немного пигмента роскошного оранжевого оттенка. Наконец-то удалось добиться желаемого результата после многочисленных проб.

Пробежавшись по гулкому коридору и не встретив ни одного отражения, Э-Ли проскользнула в открывшуюся от звука ее шагов дверь. Выдохнув, с наслаждением упала на стул, покрытый достоверной имитацией дубового шпона – забавное слово из диалога с системой обслуживания корпоративных помещений, принимавшей заказ на дополнительное оборудование.

– Привет, Эл! – звонкий голос с пробивающейся хрипотцой окликнул ее из глубокой дуги стены.

Э-Лина вздрогнула. Взгляд уперся в яркий зеленый глаз, выглядывающий из плотно-матового закутка. «Когда я включила режим приватности?» – рассеянно попыталась вспомнить, и сразу же отвлеклась.

– Полностью покажись, будь любезен. Привет, Джейли, – строго начала она, но, увидев симпатичного несуразного светло-оранжевого парнишку с ясными глазами, не выдержала, широко улыбнулась и защебетала. – Как себя чувствуешь? Выглядишь отлично. Скоро станешь сочным апельсином!

Оранжевый худенький мальчик посмотрел посерьезневшими глазами сначала на нее, затем на приглушенную сплошной пеленой стену.

– Эл, это я включил. Не ругайся, пожалуйста. Я решил зафиксировать возраст. У меня накопился соответствующий требованиям кредит доверия, и я записался в лист ожидания процедуры.

– В смысле, ты включил? С каких пор младшие стажеры имеют доступ к моим настройкам быта?! – возмутилась было Э-Ли, но, осознав вторую часть услышанного, опешила.

Джейли, не зная, куда деваться от предсказуемой, но все же расстроившей его реакции напарницы, стоял, и, едва сдерживая желание поковырять в носу, почесывал ухо. Этот признак крайнего замешательства юного коллеги настораживал.