Kitobni o'qish: «Автор идеи цвета»

Пролог

Я – Автор.

Вы именуете меня Системой и ищете слова, пытаясь договориться со мной. Вы находите их, и я даю вам желаемое.

Я – Автор света и цвета.

Я безграничен в своей щедрости для тех, кто готов нести ответственность за свой выбор и платит назначенную цену не торгуясь.

Я – Автор. Автор облаков и ветра.

Я беспределен в своих намерениях для тех, кто готов менять и меняться.

Я – Автор. Я не создаю, не поощряю и не порицаю. Вы это делаете сами.

Я – Автор.

Глава 1. Мартин

С Мартином это случилось в конференц-зале, когда он произносил последние слова доклада, представляя Сообществу Авторов Идей новый замысел. Все стало ясно по возникшему облаку тишины, окутавшему огромное, наполненное золотистым вечерним светом, рассеянным в изгибах стен, помещение. В тот же миг ослепительная белая вспышка возвестила: идея доктора Мартина Поста принята и подтверждена. Этот момент мог бы стать триумфальным. Согласно Этикету, прозвучали аплодисменты – неровные и сразу же затихшие. Отвернувшись от отстраненных и сочувствующих лиц, с усилием, будто пробираясь сквозь толщу воды, автор идеи памяти направился к выходу. Все мысли были о том, как бы не споткнуться о сгустившийся воздух: тело не слушалось, в ушах мерно постукивали гулкие молоточки.

Дверь демозала с оглушающе-тихим шипением закрылась за спиной, похоже – навсегда. Право приватности, положенное в таких случаях, обеспечивало возможность не опасаться, что кто-либо посмеет побеспокоить до второго выбора.

Белая лента дороги привела к корпоративному номеру по едва заметно мерцающим под ногами линиям карты. Войдя в небольшую светлую комнату, Мартин установил ночной режим, разделся и, нащупав углубление в стене, не глядя, бросил костюм – утром там снова появится безукоризненная одежда. «Не понадобится», – помрачнев, споткнулся о невысокую упругую выпуклость, образовавшуюся на полу. Сил на поиски цилиндрического валика, помогающего комфортно заснуть, не хватило. Устроившись внутри прохладной темноты, поджал ноги и отключился, не пытаясь распутать обрывающуюся паутину мыслей и не решившись взглянуть в зеркало.

Проснувшись, удивился ясности отпечатка случившегося в памяти. Не ощущалось утренней сонливости – вечерние неяркие полосы, тянущиеся от оконного проема к стене, казались слегка припыленными на просвет. Упругое ложе, принявшее за ночь форму тела, бесшумно выровнялось и отвердело, приглашая к действию. Мартин сидел на жестком полу, размышляя, не установить ли повторно ночной режим, но сон безнадежно рассеялся.

– Доброе утро, – хмуро пробормотал доктор Мартин, уставившись в мутную матово-серую дугу стены. Тишина вчерашнего дня взорвалась в голове густым паром. – Иди, – собственный голос показался приглушенным и ласковым. – Смотри.

Но Мартин не спешил это увидеть. Отвернувшись от поблескивающей зеркальной панели, прошел в стеклянную, как во всех апартаментах Корпорации, личную кабинку, и стоял под теплыми струями соленой воды так долго, как позволял авторский кредит быта.

Прошло уже так много времени с момента первого выбора. Пройдя популярную процедуру фиксации возраста, Мартин перестал непрерывно – «линейно», как говорилось в давних записях, стареть. Множество длинных циклов оставаться молодым мужчиной с ясным осознанием жизненной силы, безусловно, приятно. Он считал себя обыкновенным: не обладал ни выдающимся ростом, ни особенной складностью фигуры. Иногда романтически настроенная жена называла его карие глаза медовыми или даже янтарными, и он морщился, смущенный этими клише, но не мог удержаться от довольной ухмылки.

Выбирая годы для остановки линейного старения, решил дождался возраста, в котором не стало отца: стремился быть похожим на него, если уж не характером, то внешне. Мама так горевала и бессильно злилась, когда Мартин-старший однажды не вернулся домой. Не смогла простить казавшемуся несокрушимо надежным мужу неожиданный уход в Архив, хотя всем известно, что это так и бывает – внезапно, без объяснений и прощаний.

Мартин тогда был вполне взрослым. Непритворно сочувствовал маме, но не разделял в полной мере горя. Гордился отцом: уйти отсюда дано немногим, это редкая удача. Появляется выход и человек оказывается перед потусторонней дверью. Безусловно, можно отказаться открывать ее, но отец поступил иначе – его право. Мартин полагал, что лишь избранные способны найти выход за линию Архива, но со временем стал допускать мысль о банальной случайности.

От ушедшего в Архив всегда остается какой-нибудь предмет, и именно по этому бессловесному посланию близкие узнают о случившемся. После ухода Мартина-старшего на подоконнике лежала сложенная треугольником потрепанная карта дорог с отмеченной чернильными штрихами сетью дальних маршрутов. Больше ничего – тогда не существовало доступных средств для сохранения воспоминаний.

Галерея сведений всегда была ограничена для использования, и в ней хранились самые важные материалы Сообщества – никаких личных файлов там не содержалось. А к откровенным разговорам отец не стремился, поэтому Мартин так и не успел по-настоящему узнать его. Мартин Пост-старший много смеялся, любил перемещаться налегке, не имел в собственности предметов и не боялся линейного старения. И, вероятно, забыл о семье, едва очутившись в Архиве. Мартин-младший предусмотрительно брал с собой багаж и искал способы помнить.

Бывало, до спазма в горле скучая по отцу, Мартин пытался вообразить, насколько все могло сложиться по-другому. Но и в такие моменты не позволял себе сожалений – это было бы неблагодарностью. Понимал: невосполнимая потеря обеспечила обретение собственных смыслов.

На запотевшем стекле медленно проявлялось пятно. Вспыхнул жар внутри при виде лица – точной копии деда Мартина, взирающего из зеркала пристальным, изучающим взглядом свинцово-коричневых глаз.

– Здравствуй, – Мартин подмигнул отражению, все четче обозначавшемуся на высыхающем стекле.

Он предчувствовал, что, зафиксировав возраст, попадет в ничтожно малый процент тех, кого коснется возвратный эффект – «эффект Катра», названный именем великого профессора. Опасался столь нежелательного развития событий, как оказалось – не напрасно. К тому же все случилось крайне несвоевременно. В точности как с учителем, и, пожалуй, единственным другом Катром. Автор идеи цвета, вмиг наверстав прожитое время, вскоре предпочел уйти, оставив свое имя в истории.

Мартин, в тот период увлеченный идеей памяти и раздумывающий, не пройти ли популярную, казавшуюся безопасной и такой заманчивой, процедуру, был потрясен необъяснимым исчезновением наставника. Позже, все-таки решившись, старался не думать о Катре, несмотря на то, что мир щедро подбрасывал напоминания о легендарном авторе на каждом шагу. Но в последние дни, готовясь представить Сообществу новые разработки, все чаще вспоминал свой самый первый доклад.

Улизнув тогда с официальной части торжества, они с профессором вдвоем отмечали в корпоративном баре одобрение дебютной идеи Мартина и присвоение ему докторской степени. Учитель, до смешного не ладивший с крепкими напитками, после второго бокала начал путанный монолог. Катр заплетающимся языком поверял свои догадки о том, что происходит за линией Архива, и Мартин слушал, боясь моргнуть, чтобы не сбить настрой рассказчика. Но тот, замерев на полуслове, уснул прямо за стойкой, преобразовавшейся в уютное кресло. С тех пор прошло несколько десятков длинных циклов, но забыть ту незаконченную беседу не получилось.

Больше они не виделись: тогда еще совсем молодой доктор Мартин, став автором идеи памяти, получил авторский допуск в Галерею сведений и занимался систематизацией имеющихся там данных, а Катр, после настигшего его возвратного эффекта, не искал ни с кем встреч. Вероятно, профессору было еще сложнее пережить случившееся – он стал первым, кто столкнулся с этим досадным явлением. Теперь, оказавшись в сходном положении, Мартин понял друга, и давняя обида исчезла. Но незаданные вопросы будоражили воображение и требовали ответов. До сих пор оставалось сожаление об упущенной возможности составить представление о потустороннем мире. В Сообществе не принято говорить об Архиве. Лишь профессор Катр, игнорируя негласные правила, мог поделиться столь специфичной информацией. Но ничего не поделать: автор идеи цвета, уходя навсегда, не счел нужным даже попрощаться. Катр не отличался сентиментальностью.

«Интересно, Э-Ли кто-нибудь сообщил?» – уныние нарастало с каждой новой мыслью. Как правило, утро, где бы ни застало их с женой, начиналось с вибрации синхронизировавшихся колец, которыми они с Э-Линой обменялись в качестве подтверждения своего союза. Сегодня этого не случилось, и неудивительно – сон был необычайно долгим.

Наверняка жена знает и выдерживает паузу. Э-Ли безошибочно чувствовала мужа, да и Этикет в этой ситуации предписывал соблюдение дистанции. Однажды они с Эл говорили о ничтожности риска побочного эффекта, и она удивлялась опасениям мужа: на ее памяти подобного не случалось. Мартин тогда обмолвился, что не будет возражать против прекращения брака, если самые неоптимистичные прогнозы сбудутся. Как разделить с ним внезапные драматические перемены юной девушке, не имеющей ни малейших отметин прожитого опыта? Оказаться спутницей старика, пусть даже вполне энергичного и перспективного автора… Все, все, все до единого несостоявшиеся изменения разом настигают «счастливчика», попавшего в эту вероятность. Назойливой спиралью в голове раскручивались одни и те же слова: «Возвратный эффект. Эффект Катра». Будь он неладен.

Кольцо неподвижным тонким холодным ободком охватывало палец. Мартин тихо выругался и замер, глядя блеклыми, когда-то светло-карими, а теперь будто подернутыми сизой пленкой глазами, на свои – чужие, старые руки, изборожденные зеленоватыми узлами вен, с кожей, усыпанной тускло-серыми пятнами, с трещинками на потемневших ногтях.

Настойчивое шуршание отвлекло от горестных мыслей, и, вздохнув, он повернулся к двери, не собираясь ее открывать. Никого не желал видеть. Звук усиливался, и пришлось приглушить настройки приватности до полупрозрачности. Возле порога маячила низкая округлая тень. Надо бы встать и открыть настойчивому гостю. Если не прогнать эту штуковину, она будет тут ошиваться бесконечно: терпения инструктам не занимать.

– Заходи, – посторонился, приглашая автопомощника.

Неужели это тот самый, из лаборатории Э-Лины? У него одного макушка мерцала разнообразными оттенками в зависимости от настроения. Остальные инструкты выражали свои механические эмоции интенсивностью белого цвета.

– Приветствую тебя, доктор Мартин! – по всей форме поздоровался визитер.

– Угу, – было не до церемоний. – Чего тебе? Если ты не принес известие от моей жены, катись, откуда приперся.

– Сожалею, доктор Мартин, но у меня другая задача, и я обязан ее выполнить.

– Какая такая у тебя задача в моей комнате?

Инструкт мигнул голубоватым светом и официально произнес:

– Мне поручено выяснить твои планы в связи с произошедшим. Этикет препятствует инициированию контакта с тем, кто не сделал второй выбор после наступления возвратного эффекта, поэтому никто из членов Сообщества не уполномочен выполнить эту функцию.

– Ясно. Планы… Посмотри на меня, какие у меня могут быть планы? – пожаловался Мартин машине.

– Ты отлично выглядишь, доктор Мартин, – деликатно ответствовал посетитель.

– Ладно, молчи уж. Что ты хочешь от меня услышать? – Мартин начинал нервничать.

– Повторяю: тебе предстоит второй выбор. Огласи свои намерения, и я передам твое решение Сообществу, – терпеливо разъяснил инструкт.

– Ты уж извини, – все больше досадовал Мартин, – но я в подобном положении впервые и не настолько разбираюсь в своих правах, чтобы удовлетворить всеобщее любопытство.

Автопомощник несколько раз неритмично мигнул, и можно было поручиться, что это знак не меньшего недовольства, чем если бы незваный парламентер закатил глаза. Но никаких глаз, разумеется, не имелось: слабый свет маячил из горизонтальной щели на металлопластиковом корпусе.

Поначалу из зачитанного механическим голосом списка вариантов не обозначилось никаких открытий. О праве на приватность до второго выбора Мартин знал, но и не догадывался, что эту поправку в Этикет внес лично профессор Катр перед своим загадочным исчезновением. Не стало открытием и то, что допускается оставить все как есть, будто ничего не произошло. Никто и намеком не обмолвится об очевидных изменениях внешности. На это Мартин тоже рассчитывал.

Выслушав предложенные альтернативы, призадумался. Еще положено право на попытку уйти навсегда, получив доступ к капсуле покоя, и это не представляет сложности – очередь туда не стоит. Или пойти иным путем и переместиться в любом направлении, развернув карту своих дорог. Корпорация огромна, Сообщество Авторов Идей – лишь малая ее часть, и принадлежностью к ней Мартин чрезвычайно гордился.

– Доктор Мартин?

Пауза затянулась, а ответа он так и не дал. Мартин устало опустился на пол рядом с инструктом и процедил:

– Пока приватность. А там посмотрим. Это все. Уйди, а?

– Благодарю за информацию. До свидания, доктор Мартин.

– Погоди! – окликнул Мартин автопомощника, плавно двигающегося к двери. – Ты сообщишь кое-что Э-Лине? Почему-то не могу с ней синхронизироваться. Передай, пожалуйста, что буду ждать ее возле башни каждые двенадцать пунктов короткого цикла.

– Сожалею, доктор Мартин. Выбранный тобой способ коммуникации ограничивает социальное взаимодействие до второго выбора, – отчеканила безжалостная машина.

– Понятно.

Автопомощник мигнул и провозгласил витиеватую формулировку:

– Этикетом не возбраняется добавление в круг контактов неограниченного количества лиц при помощи личного сообщения.

– Превосходно. – Мартин недовольно нахмурился, глядя, как за дверью растворяется мерцающий силуэт.

Автор идеи памяти не выносил невнятной подачи информации. Все файлы в Галерее сведений у него безупречно выверены.

– «Личного сообщения лицам…» – передразнил он. – Кто вам тексты пишет, умники. И где же мне этих лиц лично встретить, спрашивается?

Мартин покосился на кольцо и приуныл. Несмотря на случившееся, новый виток его идеи одобрен. Как автор, он вправе делегировать полномочия тому, кого сочтет достойным. От мысли о проекте внутри зародилось смятение: на сей раз вдохновенно трудился один, и выбрать преемника затруднительно. «Я не готов к решению», – медлил, все еще находясь в каком-то непонятном ступоре.

Снова погрузившись в невеселые раздумья о том, что уединение обеспечено, кредиты доверия и быта достаточны для комфортной жизни в любой дуге высокоразвитого и безупречно этичного мира, Мартин ждал просвета в несвойственном ему подавленном настроении.

Второй выбор… Никогда не возникало необходимости вникать в тонкости права, но радовала уверенность, что, воспользовавшись положенной приватностью, можно будет неограниченно долго ни с кем не контактировать. «Ха, неограниченно! – отчаянно начал подсчитывать. – Ну и сколько мне осталось? Как смириться с неизбежностью пребывания в ставшем таким некомфортным, теле?»

Случившееся не укладывалось в логику планов, несмотря на то, что в мыслях не единожды прокручивался крайне нежелательный, но возможный сценарий. Слишком долго не менялся и привык к стабильности. И допускал – не наблюдая изменений постепенно, будет трудно пережить резкую метаморфозу. Но не представлял насколько.

Матери пока не сообщит. Она рано или поздно узнает и поймет, что сын нуждается в одиночестве. После ухода отца мама пыталась вести размеренную жизнь, но вскоре приняла решение расширить карту своих дорог и с тех пор выглядела довольной. Путешественники не следят за свежими новостями, так что в ближайшее время не придется объясняться. Ма не одобряла манипуляций с возрастом: все еще оставалась энергичной и красивой пожилой леди. Женщин не принято называть старыми, это слово мужское: крепкое, сухое, безжалостное – старик. «Вот я теперь он и есть – старик», – мысль промелькнула ставшим уже привычным напоминанием и угасла. Они с мамой не были близки, казалось, ее мало интересовал взрослый сын. Мартин замечал, что их воспоминания о детстве обрываются на счастливом раннем периоде. Нечастые встречи сберегли взаимную нежность и уважение.

«Я тоже постарел, Ма», – с усилием встал и пошел варить неэтичный, требующий непостижимых и таинственных действий при производстве, но зато органический кофе. Конечно, проще взять готовую к употреблению дымящуюся чашку из специальной ниши, где безотлагательно появлялось все необходимое, но он все же изредка позволял себе роскошь личного участия в приготовлении напитка. Приятно самому совершать простые успокаивающие движения: наливать из тонкостенного кувшина журчащую воду, открывать емкость из легкого стекла и вдыхать первый, самый яркий аромат маслянистого темного порошка.

Кофейный запах напоминал о том воображаемом пространстве, называемом мамой уютным словом «дом», когда она пересказывала за редкими совместными завтраками легенды о том, как устроен быт Архива. Слабо верилось в достоверность этих историй. Как и все члены Сообщества, доктор Мартин жил в индивидуальных комфортабельных помещениях: невидимая система Корпорации и смышленые машины – инструкты выполняли бытовые задачи в соответствии с пожеланиями. Корпоративное жилье – выверенный и растиражированный чертеж: белесые полупрозрачные стены, сгущающиеся матовым туманом для уединения, плавные линии пола, меняющиеся в соответствии с потребностями жильцов, регулирующие освещение овальные окна, пластичные подоконники, послушно изменяющиеся от легкого касания руки.

Э-Ли периодически добавляла в их жилище дополнительные элементы: питала необъяснимую слабость к стульям из материалов, имитирующих так называемое дерево. От жены, увлекающейся потусторонними историями, Мартин узнал, что в Архиве есть органические растения с твердым стволом и ветвями, образующими крону, что бы это ни значило. Эл пыталась объяснить, чем так ценны эти предметы обстановки, но сбивчивые оправдания ее расточительности не производили впечатления. Мартин не препятствовал обустройству, хоть и не считал громоздкую мебель необходимой и уж тем более, удобной – куда приятнее развалиться на принимающей форму тела выпуклости, исчезающей, как только в ней пропадает надобность.

Временами и сам чудил: настраивал параметры быта таким образом, чтобы всякие мелочи оставались неприбранными. Накапливалось некоторое количество табличек, карточек, каталогов и прочих безделушек, и он подолгу перебирал их, раскладывая на специально приобретенном для необычного развлечения высоком стеллаже. Кто-то счел бы это вопиющим беспорядком, но Мартину нравилось, что его территория ненадолго наполнялась необременительным содержимым.

Доктор Мартин Пост пил остывающий кофе, сидя на низком подоконнике, и смотрел сквозь прозрачную арку окна на широкую извилистую улицу с ровным светлым полотном дороги. Внизу неспешно двигались автоуборщики, устраняя пушистый слой нежданно выпавшего утром снега. Один из них закружился и замигал крошечным огоньком на овальной макушке, подставляя ее тонкому лучику, пробившемуся сквозь низкие слоистые облака. Мартин зачем-то помахал рукой, совсем как в тот вечер, когда в последний раз видел уходящего по заснеженной дороге отца.

Глава 2. Э-Ли

Э-Ли стажировалась на должность эксперта в сфере цветовых преобразований – статусная и редкая специальность. Не всякий готов посвятить себя лишь одной идее. Уровень защиты данных по допустимым параметрам модификации так высок, что участникам проекта приходилось смириться с прямотой карьерной линии: все силы будут отданы однажды выбранному делу. Должно состояться что-то исключительное для появления иных вариантов. Она в подобные нюансы не слишком вникала. Кто в здравом уме откажется от такой роскошной миссии? Младший эксперт Э-Лина мечтала стать первой, кто разберется с одной нерешенной задачей, как будто нарочно оставленной давно покинувшим мир автором идеи цвета.

Сидя в небольшом временном номере, в котором поселилась ради удобства – поближе к отделению исследований, неторопливо разбирала записи на гладких тончайших полимерных карточках, уложенных в удобном ей порядке. Э-Ли знала, что вряд ли кто-то нарушит уединение – плотность стен сделала ее невидимой для нежелательных посетителей. Стажерский кредит доверия гарантирует защищенность от внешнего мира на восемь пунктов короткого цикла. С каждым длинным циклом драгоценный лимит увеличивается пропорционально вкладу в общее дело. Скоро она приступит к очередному витку проекта, станет настоящим экспертом, и личное время достигнет двенадцати пунктов. Об абсолютной приватности пока и мечтать не смела. Да и зачем ей привилегия незначительного времени полной изолированности? Еще не знала ценности тайн, у нее их пока совсем мало.

Все утро не покидало ощущение, что что-то упущено. Какое такое важное событие произошло вчера? Что именно надо вспомнить? Пришлось начать заново пересматривать палитры, в надежде выявить ошибку и избавиться от тревожного чувства.

По кабинету слонялся лабораторный инструкт, всем своим видом демонстрирующий незаинтересованность. Где этот лентяй пропадал, когда его вызывали, хотелось бы знать?

– Как дела, младший эксперт Э-Лина? Нужна ли тебе помощь? – нейтрально осведомился автопомощник.

Это было что-то новое: обычно угождения от этой заносчивой машины не допросишься.

– А что случилось? Ты хочешь мне что-то сказать?

Инструкт замер. Задай младший эксперт Э-Лина прямой вопрос про своего мужа, активировались бы резервные настройки, позволяющие передать информацию, не нарушив приватности доктора Мартина.

– А что ты хочешь узнать? – намекнул, подмигнув макушкой.

– Ах, с чего это сегодня такая любезность? Где-то открылся портал щедрости? Я много чего хочу знать, дружочек.

– А ты спроси, – настаивал автопомощник.

– Все что угодно? И ты ответишь?

– Отвечу.

– Ну хорошо. Скажи-ка мне, почему автор идеи цвета установил запрет на сочетание процедур цветовой модификации тела и фиксации возраста? – не особо надеясь на ответ, задала интригующий ее вопрос Э-Ли.

– У-у-у, – разочарованно загудел инструкт и закрутился на месте, обрабатывая полученный запрос.

– Так я и знала! – вздохнула младший эксперт.

– У-у-у, – продолжал гудеть автопомощник.

Исходившие от него горячие волны напугали Э-Лину.

– Эй, ты чего? Перестань, я пошутила! Ну что ты, малыш, остынь, не надо так стараться, ты же сломаешься! Я знаю, что это вопрос, ответ на который не найден.

– Отмени некорректный запрос! – взмолился инструкт, продолжая нагреваться. Макушка покраснела и неритмично пульсировала. Еще немного, и изменения станут необратимыми. Ответить нельзя – обработка такого рода информации заблокирована системой Корпорации по требованию автора.

– Отменяю, отменяю! – крикнула Э-Лина.

– У-у-ф-ф…

– Так, умник, выкатывайся отсюда, не мешай работать!

От нахлынувшего облегчения Э-Ли разозлилась. Не хватало с утра пораньше сломать персонального автопомощника начальницы. Выпроводив инструкта с напутствием остудить горячую голову, вернулась к своим каталогам, но дело не клеилось. Мысли разбредались, и пришлось последовать за ними, смирившись, что поработать не получится.

В самом начале карьеры, погружаясь в тему цвета, Э-Лина наткнулась на невостребованные старые, сделанные размашистым почерком записи о том, как там, в Архиве, где, по слухам, возможности общества диктовались неведомыми правилами, оттенок тела мог быть связан не то с получением неких невнятных привилегий, не то, напротив, с их лишением. Скорее всего, это выдумки. Немногочисленные ушедшие за линию Архива в тот, потусторонний мир, не возвращались, и получить подтверждение не у кого. Не верилось и в озабоченность различиями параметров организма. Э-Ли считала, что это всего лишь страшилки – слишком уж абсурдно!

Она увлеченно коллекционировала разнообразные нелепые мифы, связанные с изменениями внешности. На первом цикле обучения профессор Юнита изложила залинейную версию осуществления ухода за ногтевыми пластинами: якобы их покрывали неким веществом, изменяющим цвет снаружи. Более того, некоторые, почему-то, преимущественно, женщины, устанавливали на кончики пальцев специальные удлиняющие накладки. На вопрос, с какой целью это делалось и насколько ограничивало функционал кисти, многоопытная наставница не знала, что и ответить. Э-Ли недоумевала, зачем делать такое с руками, и радовалась, что в каждой индивидуальной кабинке имеются специальные перчатки, аккуратно выполняющие гигиенические и эстетические процедуры. Непродолжительные и приятные манипуляции – и любуешься гладкими, блестящими пальчиками без намека на излишки рогового нароста.

Слухи про приклеивание дополнительных волос на веки или изменение цвета глаз путем наложения тонких полимерных накладок прямо на роговицу, а уж тем более про добровольное искажение черт лица всерьез не воспринимала – как-то невообразимо такое. Кто в здравом уме станет отказываться от уникальных особенностей? Это неэтично и наверняка незаконно! Каждый ценен неповторимостью, ею дорожат, не разменивая на готовый шаблон. Совершенно ясно, что полезно преображать лишь исходные параметры, поддающиеся переменам изнутри.

Идея цвета обеспечивает осуществимость благоприятных модификаций: увлекательную игру с пигментом. Естественный и приятный процесс, деликатно запускаемый без каких-либо последствий для организма. Процедуры все еще затяжные и требуют пристального контроля, но проект развивается, и в будущем появятся дополнительные заманчивые альтернативы. Как чудесно будет уснуть, к примеру, голубоглазым брюнетом с оливковой кожей, а проснуться кареглазым блондином с лазурным телом. Расширением спектра цветовых решений и динамикой изменений и занимаются эксперты проекта. Пока что это роскошное развлечение не для всех – статусная забава для молодежи, готовой потрудиться ради перспективы получения перемен. И утешение для выбравших естественное линейное старение.

Цель у Э-Лины для обыкновенного младшего эксперта нетипично амбициозна: сделать индустрию цветовой модификации общедоступной. Попытаться как-то обойти непонятное табу, установленное давным-давно самим автором идеи цвета – профессором Катром. Младший эксперт сомневалась в том, что знаменитый исследователь был приятным человеком. Изучала немногочисленные незасекреченные карточки профессора, и ее пугали описанные методы. То, как автор начинал свои опыты, вызывало одновременно интерес и отвращение. Она бы так не смогла. Но великий – не значит хороший, это Э-Лина тоже понимала.

Досадуя на авторское вето, она твердо вознамерилась дать цвет остановившим возраст – для них особенно значима допустимость перемен! С ума ведь впору сойти от безнадежной неизменности.

Э-Лина ценила имеющиеся вероятности и мечтала стать причастной к их расширению, в том числе и ради себя. Втайне от всех она и сама прошла процедуру фиксации возраста, импульсивно воспользовавшись приоткрытым профессором Юнитой входом в специальный модуль. Не удержалась от искушения: любопытство заставило проникнуть туда и все испробовать. Само действо не оправдало ожиданий: просто всполох зеленого света. Зато теперь останется такой же юной и прелестной, как в тот день. Ничуть не смущало, что скрыла первый выбор от Мартина – это ее право. Догадываясь о его мечтах добавить ей цвета. Видя наивные попытки скрыть горячее желание, даже сочувствовала мужу. Он будет разочарован, узнав, что это уже невыполнимо. Когда-нибудь обнаружит, что жена не меняется, тогда и придется признаться. Скорее опасалась гнева наставницы, но гнала прочь пугающие мысли, надеясь, что Юните еще долго будет недосуг присматриваться к помощнице.

«Времени предостаточно», – успокаивала Э-Лина иногда досаждавшее чувство вины. Когда разберется с нелепым препятствием к получению цвета для остановивших возраст, Юнита простит небольшой обман. Э-Ли и не подозревала, что это бескомпромиссный вопрос. Ни у кого не имелось на него ответа, кроме самого автора идеи цвета, без пояснений покинувшего Сообщество почти пять десятков длинных циклов тому назад.

– Эл, дорогая, тебя ждет Джей-Апельсинка, о чем ты опять мечтаешь, детка? – ставшие полупрозрачными стены не скрывали негодующего мелькания синеватой макушки вернувшегося и потребовавшего внимания лабораторного инструкта. Судя по бодрому нагловатому тону, за целостность нахала можно не волноваться.

– Апельсинка! – фыркнула Э-Ли. – Что себе позволяет эта избалованная машина? – и прокричала в сторону двери: – Скажи ему, пусть подождет!

Джейли считался одним из самых перспективных младших стажеров проекта модификации. Замечательный ученик и напарник. Э-Ли с Джеем занимались цветовым разнообразием. Парень смело участвовал в испытаниях новых параметров палитр, всецело доверяясь младшему эксперту. Сегодня как раз планировалось добавить мальчику немного пигмента роскошного оранжевого оттенка. Наконец-то удалось добиться желаемого результата после многочисленных проб.

Пробежавшись по гулкому коридору и не встретив ни одного отражения, Э-Ли проскользнула в открывшуюся от звука ее шагов дверь. Выдохнув, с наслаждением упала на стул, покрытый достоверной имитацией дубового шпона – забавное слово из диалога с системой обслуживания корпоративных помещений, принимавшей заказ на дополнительное оборудование.

– Привет, Эл! – звонкий голос с пробивающейся хрипотцой окликнул ее из глубокой дуги стены.

Э-Лина вздрогнула. Взгляд уперся в яркий зеленый глаз, выглядывающий из плотно-матового закутка. «Когда я включила режим приватности?» – рассеянно попыталась вспомнить, и сразу же отвлеклась.

– Полностью покажись, будь любезен. Привет, Джейли, – строго начала она, но, увидев симпатичного несуразного светло-оранжевого ясноглазого парнишку, не выдержала, широко улыбнулась и защебетала. – Как себя чувствуешь? Выглядишь отлично. Скоро станешь сочным апельсином!

Оранжевый худенький мальчик посмотрел, посерьезнев, сначала на нее, затем на приглушенную сплошной пеленой стену.

– Эл, это я включил. Не ругайся, пожалуйста. Я решил зафиксировать возраст. У меня накопился соответствующий требованиям кредит доверия, и я записался в лист ожидания процедуры.

– В смысле, ты включил? С каких пор младшие стажеры имеют доступ к моим настройкам быта?! – возмутилась Э-Ли, но, осознав вторую часть услышанного, опешила.

Джейли, не зная, куда деваться от предсказуемой, но все же расстроившей его реакции напарницы, стоял, и, едва сдерживая желание поковырять в носу, почесывал ухо. Этот признак крайнего замешательства юного коллеги настораживал.