Kitobni o'qish: «Впечатления»

(сборник рассказов и миниатюр)

Птицефабрика

(невыдуманная история нашего времени)

I

Сегодня испробовала новый для себя способ загрузки опилок. Моя наставница Александра взяла две большие палки. Оказалось, это носилки. Между палками прикреплена какая-то ткань. В прошлую смену она говорила, что иногда опилки переносят на носилках, но я думала, что меня эта участь минует. Не миновала.

– Иди насыпай, а я пойду за второй лопатой, – Александра вручила мне палки, как победный стяг.

Осторожно обхватила я ношу, которая почти в два раза выше меня, и направилась к закутку, где продолговатой горой желтели опилки.

Когда подошла Александра, я чуть не с гордостью ожидала, ведь к её приходу я уже наполнила носилки. Но…

– Ещё сыпь, – бросила Александра и принялась загребать своей лопатой.

Благо я в выходной день купила респиратор и прозрачные очки в магазине «Спецодежда», а то бы задохнулась от пыли и мелкой опилочной трухи и засорила глаза. Замечу, что остальные: Александра и другие птицеводы работают без защитных очков, маски и перчаток.

Насыпаем мы опилки, а горка на носилках мне напоминает могилку, по размеру в самый раз. Как бы мне не загреметь туда на что похожа наша поклажа. Продолжаем процесс. Ассоциации почти те же, на носилках растёт холмик, точь в точь – могильный. Александра разровняла холмик и продолжила насыпать, и мне пришлось тоже. Это уже «саркофаг».

Александра оставила лопату, повернулась спиной к носилкам. Значит, предстоит следующий этап экзекуции. Я в ужасе, потому что сомневаюсь, что поднимем такую махину груза. В опилках ощупью нахожу ручки носилок. Рывок вверх. Удивительно, но поднять удаётся. Тяжело, как бы с ними не завалиться, да ещё цыплята под ногами…

– Живей, – говорит Александра.

– Я боюсь наступить!

– Я дорогу расчищаю.

Да, Александра, как ледокол вклинилась в практически сплошную поверхность из тысяч цыплячьих тел, которые следуют за «мамой», то есть за нами, они сгрудились и с любопытством наблюдают на нашими действиями.

Идём вдоль одной из двух центральных линий поилок. Прошли почти половину расстояния до выхода.

– Опускай руку, – последовала команда Александры. Она наклонила левую руку, тряхнула ею, и часть опилок просыпалась слева от нас между двумя поилками.

Так мы шли дальше, пока носилки не опустели.

– Неси, а я разбросаю, – сказала Александра, вручая мне две палки носилок. Сама же принялась горки опилок, которые образовались, ногами расшвыривать и разравнивать более-менее равномерно под и вокруг поилок.

Выбирая, где меньше скопилось цыплят, я пробиралась, на пути приоткрывая респиратор, чтобы легче дышать. В помещении датчики показывали двадцать семь-двадцать восемь градусов тепла. Пот стекал со лба на веки и струился по пыльным щекам.

Широкие деревянные лопаты опять и опять загребают. На ткань носилок сыпется порция за порцией опилок и растёт «могилка», затем «могильный холмик», когда масса по форме напоминает «саркофаг», мы несём высыпать вдоль линии поилок, а их всего на четырёх линиях сто девяносто две.

Время приближается к обеду. Цыплята утомились бегать за нами и повалились в изнеможении. На некоторых из них пришлось опилки просыпать. Я опасалась, что это ухудшит их здоровье и увеличится падёж. Ветеринарный врач сказала, что не стоит на это обращать внимания, работать-то надо, каждого не отгонишь, от опилок не умирают. Отчего же тогда? Мы в прошлую смену собрали полтора десятка мёртвых, один из них был почти плоский, будто катком проехали, то есть цыплятки по нём прошлись, а возможно и спали, как никак их тут (в одном этом помещении) около семнадцати тысяч. В предыдущую нашей смену, погибло уже сорок девять.

Перед тем, как уйти на обед Александра сказала: «с обеда продолжим». Я переспросила: «после обеда»? Наставница повторила: «с обеда». Я так и не понял: когда? Поразмыслив, что до обеда уже не успеем, значит – после.

Да, верно, после обеда экзекуция продолжилась. Добавив опилки под поилки и вокруг них, пришлось ещё почистить от залетевших опилок кормушки, а их тоже сто девяносто две и к каждой надо наклониться. Пока нас двое, а каково одному всё это проделывать?! На этот раз пришлось прочищать не все кормушки, а самые засыпанные. Пот прокладывал дорожки по запылённому телу. Опилки оказались даже внутри карманов, в бюстгальтере, в тапочках и сквозь носки покалывали ступни. Пришлось вычищать, вытряхивать. Опилки залетели, когда мы орудовали лопатами. Спецодежда стала сырой от пота, а местами мокрой.

К сожалению, цыплята продолжали умирать, к 14.20 мы собрали тринадцать штук уже остывших, хотя около девяти утра их было только три. Когда успели умереть, а главное почему?!

– Что сказали ветврачи? – спросила у Александры после ухода исполняющего обязанности главного ветеринарного врача и другого, прикреплённого к зоне выращивания.

– Вот будешь одна работать и спросишь у них, – улыбнулась Александра.

Я смотрела на неё и пыталась определить возраст. Морщины врезались в кожу и видны даже, когда нет мимики и лицо спокойно. Неужели ей за шестьдесят? Нет, наверное, меньше, ощущается моложавость, а, возможно, это природная физическая сила. Может быть, лет пятьдесят восемь? Трудно сказать, но явно пенсионного возраста. Ей идёт короткая стрижка. Когда-то русые волосы пересыпаны сединой с остатками какой-то светлой краски. Утром голубоватые тени уже стёрлись, скорей всего их смыл пот. После процедуры ношения и ссыпания опилок заметно утомление, но не ухудшение настроения или упадок духа. Александра не многословна, бывает, отмалчивается или уходит от ответов, а иногда отвечает охотно.

У меня сложилось впечатление, что работники (птицеводы и ветврачи) что-то скрывают, недоговаривают, что-то своего рода неформальное, а, возможно, и не осознанное корпоративное братство, чтобы не выкладывать человеку, которого не знают, всю подноготную специфику. А, быть может, сами точно не могут определить причину падёжа цыплят. Не исключено, что многовато добавляют антибиотиков, их смешивают с водой в специальной системе, которая подаёт жидкость в поилки. Конечно, всё делается не абы как, а по определённой схеме и часть процессов с помощью автоматики от поддержания температурного режима в зависимости от возраста цыплят, а точнее суток их вырастания до перевода по возрастным группам: инкубатор, цыплята до сорока дней, потом до трёх месяцев. Затем их отлавливают и увозят на забой.

Отдельный «двор», на профессиональном сленге птицефабрики, или «домик», как я называю, состоит из большого прямоугольного помещения, где растут цыплята, маленькой бытовки, где находятся стенды с приборами, которые сильно гудят, в том числе и те, что показывают температуру, влажность в птичнике, имеется стол и металлический шкаф (где-то один, в некоторых «дворах» их два) для птицеводов. Перед входом в птичник есть комната, где моют переносные кормушки и сетки, которые ограждают маленьких цыплят в загончики, а также сбоку двери в небольшие комнаты. В одной стоят чистые сетки, дополнительные кормушки и поилки, в других установлены агрегаты, поддающие тёплый воздух в птичник, вентиляционная система. Внешне все «домики-дворы» выглядят одинаково, но внутри расположение комнат, устройство приборов и агрегатов в них по-разному. Отличаются и бытовки, конечно, ни в одной нет никаких условий для отдыха и расслабления птицеводов от напряжённой физической работы. Нет ни стула с мягким сиденьем, ни кресла, ни диванчика, а только деревянные лавки без спинок (две-три) и табуретка.

Сегодня цыплятам в нашем «домике» идут четырнадцатые сутки. Когда я пришла на первую смену, шли девятые сутки. За эти дни они существенно подросли, больше стало перьев, а жёлто-сероватого пушка меньше. Цыплята пытаются летать, чаще во время бега, будто набирают высоту и вот-вот взмоют ввысь под потолок. Но пробежка со взмахами крыльев заканчивается неспешной ходьбой.

Когда идёшь вперёд, обгоняя всю массу цыплят, оборачиваешься, а за тобой накатывает лавина, по всему помещению спешат пернатые. Желтовато-белёсая волна из множества птенцов обступает и подступает к ногам, стоит лишь остановиться на несколько секунд. Если же пойдёшь в другую любую сторону, то вслед, как железные опилки тянутся к магниту, тесня друг друга, так и цыплята, обгоняя и тесня своих собратьев, следуют по пятам и колышутся плотной массой в зависимости от направления твоего движения.

Когда же выходишь, то большинство скапливается у выхода, и смотрят на дверь. Потом, через некоторое время часть из них утомлённые гонкой укладываются отдыхать на опилки, некоторые засыпают так крепко, что непонятно живы ещё или уже нет, пока не поворошишь, тогда открывают глаза, поднимаются, и качаясь спросонья, идут сами не понимая куда, пока не находят кормушку с комбикормом или поилку и принимаются клевать или пить. Некоторые копают себе ямки в опилках лёжа и что-то выискивают, видимо, согласно инстинкту ищут червячков в земле. Другие, поворачивая от двери, направляются сразу к кормушкам или поилкам, а кто покрепче разминаются в беге и предполагаемом, но неосуществимом полёте.

Мне на днях встретилась знакомая, пожаловалась, что оплата фитнеса, куда она ходит по три раза в неделю для похудения, возросла.

– Иди, Наташа, к нам на птицефабрику и не надо тратиться на фитнес и до отупения проливать пот на тренажёрах.

– Ты, Светка, что с ума сошла? Птицефабрика не для меня!

А я подумала, что и мне придётся уходить раньше, чем предполагала. Но Наташе говорить об этом пока не стала. Может быть, удастся сработаться на новом месте.

– А мясо индюшачье любишь? Вон в пакете упаковка с логотипом нашей птицефабрики.

– Сочувствую тебе, Свет, но сама знаешь, у меня есть возможности получше.

– Да уж, – усмехнулась я, потому что с такими способностями как у Натальи занимаются только неквалифицированным трудом, однако же, она «специалист» в одном из структурных подразделений Администрации района. – Зря, – продолжала я, – Ты в своём фитнесе месяцами не можешь сбросить лишний вес, а я за две дневные смены и одну суточную похудела на два килограмма. Ты думаешь-думаешь, чтобы такое сделать для уменьшения аппетита. А у меня от жары в птичнике и от физических нагрузок аппетит сам собой сократился.

– А, что у вас батареи хорошо греют? У нас плохо, приходится обогреватель включать.

– О, бедненькие вы, бедненькие! А в птичнике, слава Богу не как в Сахаре, но маленьким цыплятам надо воздух обогревать, так что первые девять суток температура постепенно изменяется с тридцати одного с половиной градуса по Цельсию до тридцати.

– Ого! Тропики!

– Скорее субтропики. Так, что давай к нам, пока есть вакансии.

– А, зимой там тоже жарко?

– Сейчас, что не зима? Позавчера было двадцать два градуса мороза, а в птичнике в среднем тридцать жары. Представляешь, в пятьдесят два градуса разница! В среднем, потому что там помещение большое и висят четыре датчика, в разных местах температура отличается, зависит от разных факторов, в том числе и от скопления цыплят, и от работы вентиляции. В общем, автоматика регулирует сама, но птицевод контролирует тоже, если надо вносит изменения.

– Да, у вас там круглый год – лето!

– Куда там, круглый год – курорт!