Kitobni o'qish: «Чужая невеста»
Глава 1
Больше всего он не любил режим дня. Подъем во столько-то ноль-ноль. Завтрак по дороге к лифту. К определенному часу на работу. В одно и то же время обед. Сидеть от и до. Приходить домой, ужинать перед телевизором, спокойной ночи, малыши, завести будильник, лечь засветло, чтобы опять проснуться ни свет ни заря. Главным образом, из-за этой своей антипатии к упорядоченной жизни он и бросил вполне хорошую – не считая необходимости сидеть от и до – работу и несколько лет назад ушел в свободный полет, который, правда, оказался тоже не таким уж свободным. Конечно, с занудством конторской рутины никакого сравнения, но тоже пакости хватает. Например, такой, как прибытие твоего поезда на станцию назначения в пять утра, да еще такого не по-летнему пасмурного утра. Хорошо еще, что проводница Людочка разрешила ему маленько задержаться в купе, чтобы не слеша помыться-побриться, одеться и оглядеться. Кипятком он с вечера термос зарядил, чтобы не шастать по вокзальным буфетам, а тяпнуть стаканчик растворимого кофе, не отходя от ставшей за ночь родной нижней полки. Так что все не так уж и плохо. Не считая того, что еще нет шести. Ну, куда бедному крестьянину податься в шесть утра, да еще в совершенно чужом городе, да еще если этот город – Москва?
Странно, но Москва действительно казалась ему чужой. Сколько он здесь не был? Года два, наверное. Отвык. Или Москва так изменилась?
Он побродил по Курскому вокзалу, без особого любопытства замечая изменения. Так, ничего особенного. Побольше товаров и услуг. Все те же товары, все те же услуги. Ничего нового, не считая нового «Стиморола» с еще более устойчивым вкусом. Охраны вроде стало побольше. А народу – поменьше. Или это из-за раннего часа?
Ну, в конце концов, не такой уж и ранний час. Уже вполне можно позвонить Марку. Почему он один должен страдать? Пусть и Марк проснется с рассветом. Сам же в гости приглашал. Так вот – целуйте меня, я с поезда.
Марк снял трубку после первого же гудка.
– Леший, это ты? Ну, здорово, ну, я рад, ну, молодец!
Голос у него был совершенно не сонный, бодренький такой голосок. Это возмутительно.
– Я тебя не разбудил? – удивился Алексей. – Или ты вообще не ложился?
– Да я всегда рано встаю, – объяснил Марк. – У меня теперь са-а-авсем другая жизнь… Ну, потом наговоримся. Ты с вокзала? Вот что, мне сейчас отъехать надо, где-то до двух-трех часов. Ты давай прямо сюда, ключ я в сто шестой оставлю. Поешь, поспишь, ну, все такое. А потом я приеду и повезу тебя в Павловку, к тете Наде. Там у нее один человек живет. Я тебя с ним познакомлю…
Голос у него был ужасно таинственный.
Алексей не выразил никакого любопытства, поэтому Марк тут же раскололся:
– Этот человек – моя невеста. Вот так. Ее зовут Оксана.
– А может, потом как-нибудь? – буркнул Алексей. – Может, я лучше к Лариске заеду? У тебя свои планы, что мне под ногами путаться…
– Знаешь что, – помолчав, строго сказал Марк. – Не двигайся с места. Я через пятнадцать минут за тобой заеду. Часок у меня будет, так что посидим, поговорим…
Что и требовалось доказать. Алексей повесил трубку и подмигнул своему отражению в табличке «01, 02, 03». Он не потерял формы. А Марк все тот же.
Марк был на тот. То есть до такой степени не тот, что Алексей его просто не узнал. Даже не понял сначала, чего этот тип прется прямо на него, раскинув руки и сияя ослепительной улыбкой а-ля «Мистер Америка». Мистер Америка с налету заключил его в благоухающие не нашим парфюмом объятия и растроганно сказал Маркушиным голосом:
– Леший! Ну, хоть бы сколько-нибудь изменился! Ну, как из холодильника!
– Зато ты… ну, Маркуша! Нет слов, – честно признался Алексей. – Потрясен. Раздавлен. Убит. Ты что, банкиром заделался?
– Вообще-то да, – неожиданно сказал Марк. – В смысле – я работаю в банке. И знаешь, перспективы вполне… – он поплевал через плечо и потянул Алексея к стаду машин на стоянке. – Пойдем, по дороге поговорим.
Еще раз Алексей остолбенел перед мягко сияющим «BMW», дверцу которого Марк открыл с подчеркнутой небрежностью.
– Я смотрю, ты вовсю процветаешь, – с подчеркнутой же завистью сказал Алексей. – Ну, просто новый русский, не считая того, что старый еврей.
– Я же не еврей, ты же знаешь! – вскинулся Марк.
– Шучу, – успокоил его Алексей. Он забыл, что у Марка мало того, что болезненный пунктик по поводу имени, так еще и чувства юмора нет. То есть вообще. Напрочь. И вот ведь что удивительно – у всех его жен было вполне нормальное чувство юмора. Конечно, с поправкой на женскую логику. И ничего, со всеми Марк прекрасно уживался. Вплоть до развода.
– Новая невеста опять двухметровая блондинка с голубыми глазами? – почти утвердительно сказал Алексей. Все жены Марка были похожи, как близнецы. Совершенно непонятно, почему он менял одну на другую. – Бой-баба из купеческого сословия? Папа – замминистра, мама – президент фирмы «Рога и копыта», бывший муж – дипломат, брат – рэкетир?
– Да ну тебя, Леший, – Марк был несколько смущен – Всегда ты все утрируешь. Во-первых, Оксана никакая не блондинка. Она довольно темненькая…
– Брюнетка?! Не пугай меня, Марк. Что с тобой случилось?
– Да нет, не брюнетка, конечно, – поспешно сказал Марк. – Но не блондинка. В общем, неопределенного цвета… Ну, не важно. Она, конечно, не красавица… то есть обычная внешность, ничего особенного, и невысокая… И папа у нее не замминистра. В смысле – у нее вообще нет отца. Он недавно погиб. Там какая-то темная история, я особо не вдаюсь, знаешь, о родне меньше знать надо и меньше слышать…
Ну и ну. Новая невеста у Маркуши была «ничего особенного», да еще и не блондинка. И папа не замминистра. Значит, Маркуша влюбился. Хотя, с другой стороны, влюбленный до потери холостяцкой свободы человек не стал бы говорить о своей невесте такие слова, как «не красавица», «ничего особенного»… Ладно, разберемся.
В большой и очень ухоженной квартира Марка тоже произошли кое-какие изменения. Новая мебель, новая видеотехника, новые кухонные прилады… А впечатление было прежним – будто большой, дорогой, вычищенный до стерильности гостиничный номер, готовый к вселению жильцов. Но нежилой.
– А почему твоя Оксана у тетки Надьки живет? – спросил Алексей, оглядываясь в стерильной кухне и отмечая отсутствие всяких признаков пользования этой кухней.
– Как почему? – искренне удивился Марк. – Оксана же не москвичка. Квартиру в Москве сейчас снять сколько стоит? В Павловке все-таки у знакомого человека, и дешевле намного. У нее зарплата небольшая пока, недавно работает… вернее, подрабатывает. Она еще учится, в МГУ. Диплом пишет уже.
Алексей непонимающе уставился на Марка, и тот, помявшись и как-то неуверенно поулыбавшись, договорил:
– Она не бой-баба. Она довольно молодая еще. Ей скоро двадцать три года.
Довольно молодая еще… Очевидно, Марк спятил. Не может быть. Алексей не мог представить себе Марка, который спятил бы из-за женщины. Из-за какого-нибудь нарушения параграфа – сколько угодно. И даже из-за не совсем удачной стрижки. Или, допустим, из-за ободранных котенком обоев – это Алексей сам видел еще много лет назад. Но из-за женщины? Никогда такого не было, даже в дни бурной юности.
– А почему бы тебе ее не удочерить? – неосторожно ляпнул Алексей, забыв, что у Марка была еще одна болевая точка – возраст. Даже тогда, когда все нормальные пацаны стараются казаться взрослыми, Марк боялся выглядеть старым.
– Знаешь, Леш, – тут же надулся Марк и стал поправлять свой вызывающе скромный галстук. – Я тоже человек веселый, и посмеяться люблю, и все такое… Но, знаешь, всему есть границы. Я что, совсем старая развалина? Ты-то сам намного моложе?
– Да ну, мы же почти ровесники, – успокаивающе сказал Алексей. Это было не совсем так. Алексею через месяц будет тридцать два. Марку месяц назад стукнуло тридцать семь. Но после тридцати о разнице в возрасте думать уже как-то неинтересно. – Что ты дергаешься? Это я так шучу.
– А-а… Я, знаешь, отвык от твоей манеры. И, знаешь, ты при Оксане так не шути, ладно?
– Ладно, – согласился Алексей. – Вы с ней здесь будете жить?
– Нет, – неуверенно сказал Марк. – Не совсем. Сюда мама хочет переехать. А я хочу соседнюю квартиру купить. Я и с хозяевами уже говорил.
– Ого, – удивился Алексей. – Так ты у нас и правда богатенький?
– Да как сказать, – Марк заерзал на табуретке, резко двинул чашку – так, что кофе выплеснулся на стол, – взял стерильно чистую салфетку и долго вытирал кофейную лужицу. Потом аккуратно сложил салфетку и спрятал ее в специальную коробку для испачканных кухонных тряпок, предназначенных в стирку. Потом опять уселся за стал, помолчал и нервно хмыкнул. – Ну, ладно, все равно ты узнаешь. Это Оксана, так сказать, богатая. Она недавно десять миллионов выиграла.
– Что она сделала? – изумился Алексей.
– Ну да, я сам обалдел, – виновато сказал Марк. – Я, знаешь, никак не ожидал, что она эти билеты покупает. Такая разумная девушка, деловая, строгая. Никаких романтических бредней… А она, оказывается, в это лото все время играла. Так, знаешь, на нее не похоже. Ну, ладно, все кончилось хорошо…
– Да уж куда лучше, – подхватил Алексей сочувственно.
– Ты опять смеешься? – Марк подозрительно пригляделся и поджал губы. – Ну, не важно. Главное теперь – правильно деньги вложить. Оксана, конечно, на всякие глупости не способна, но все-таки… Опыта у нее никакого, да и родня с толку сбить может…
– Но ты же никому не позволишь сбить ее с толку? – озабоченно спросил Алексей.
– Конечно, нет! – энергично сказал Марк. – Я с ней уже говорил на эту тему. Ну, не конкретно, а так, в общих чертах. К счастью, она вполне управляема. Это, знаешь, не Лариса. И вообще ничего общего с москвичками из этих… ну, ты понимаешь.
– Понимаю, – задумчиво протянул Алексей. – Я все понимаю. Кроме одного – с каких это пор тебе москвички разонравились? И особенно – «из этих»?
– Да они мне никогда и не нравились, – неожиданно откровенно признался Марк. – И вообще пора остепеняться. Все, что нужно, у меня есть, пора и детей заводить. Оксана – девушка молодая, здоровая, воспитанная в строгости… Да ты не смейся. Если вдуматься, так это очень важно, чтобы у твоих детей была нормальная здоровая мать, без всяких, знаешь, закидонов. Какая мать из поэтессы? Или, допустим, художницы?
– Не говоря уж об актрисах, – подсказал Алексей. Три жены Марка были именно актрисой, поэтессой и художницей.
– Вот именно, – серьезно согласился Марк. – У Оксаны, слава богу, никаких таких талантов. Да и вообще она не честолюбива.
– Ну, тебе везет, – завистливым голосом пропел Алексей. – Богатая невеста, да еще воспитанная в строгости… да еще и управляемая… да еще и без всяких талантов… Это тебе крупно повезло.
– Да, можно сказать, повезло, – не уловив сарказма, самодовольно согласился Марк. – Материал, конечно, сырой… Довольно молодая еще, да и, знаешь, провинция все-таки. Нет того стиля. Но к моим советам прислушивается, так что…
Алексей уже не слушал. Ему вдруг стало жалко эту глупую девчонку, эту маленькую серенькую мышку, эту богатую невесту его бывшего однокурсника, бывшего секретаря райкома комсомола, бывшего мужа красавицы Лариски, а сейчас – преуспевающего банкира, настоящего москвича. В первом поколении.
Алексей не захотел сидеть один у Марка дома, ждать, когда тот вернется со своей деловой встречи и повезет его в Павловку знакомить с невестой. Какие еще деловые встречи в субботу с утра пораньше? Ну, им, банкирам, видней. Алексей сам может прекрасно добраться до Павловки электричкой и познакомиться с Маркушиной серой мышкой. А главное – повидать тетку Надьку. Хорошая тетка, он о ней все время вспоминал. Когда четырнадцать лет назад они с Марком учились в университете и снимали комнату в ее большом и нелепом доме, тетка Надька, бывало, здорово выручала их в трудную минуту. А также в трудный час, в трудный день, неделю, год и так далее. И за квартиру они платили не каждый месяц… Правда, помогали, чем могли – огород вскопать, дровишки попилить, поросенка покормить, то, се… Но это ерунда, дело нехитрое. К тому же тетка Надька никогда ничего не требовала. Сам вызвался – и спасибо, и молодец. Еще и подкармливала их, дармоедов. А потом Алексей познакомился с Ларисой и привез ее показать дом, в котором живет, и своего друга Марка, и свою хозяйку тетку Надьку. А потом Лариса вышла замуж за Марка, а Алексей перевелся на заочное и уехал. А потом прошло несколько лет, прежде чем Алексей вновь оказался в Москве и приехал навестить Марка в его новой квартире с его новой женой, и Лариску – в старой родительской квартире, но с новым мужем, и тетку Надьку в ее нелепом доме с очередными жильцами-студентами. В тот раз он привез тетке Надьке целую дорожную сумку гостинцев – каракулевый полушубок, пуховый платок, отрезы каких-то тканей – мать выбирала, он в этом никогда силен не был. И еще всяких вкусностей из магазина, и еще пятилитровую банку меда – своего меда, лучшего майского меда со своей пасеки. В общем-то, и все остальное было, строго говоря, медом. Все его доходы в то время были только от пасеки.
Тетка Надька плакала и улыбалась, сидя на веранде посреди лета в дареном полушубке и запивая чаем дареный мед, слушая его отчет о прожитых годах и одобряя в нем все, кроме нежелания жениться. Она любила его и желала ему счастья. Алексей это точно знал, потому что сам любил ее и желал ей счастья. Ну, или чтобы жить ей хотя бы полегче было, что ли.
После этого он еще бывал у нее два раза, и каждый раз что-нибудь привозил в подарок. В меру сил. Потому что жизнь у него получалась сильно извилистая, а финансовое положение колебалось от буквально полуголодного существования до покупки нового дома своим старикам.
Сейчас все у него было хорошо, поэтому чемодан с гостинцами оттянул руки до онемения, пока он добирался от электрички до самой окраины поселка, где между двумя новыми строительными площадками оставалось еще несколько старых частных домов, в том числе и дом тети Нади. Скоро и эти снесут. Жалко-то как.
– О-о-ой-ей-ей-ей! – закричал издалека веселый пронзительный голос. – Ой, вы смотрите, кого это к нам несет! Ой, Лешик, ой, хороший мой, ой, обрадовал старуху!
Навстречу ему по улочке пылила сама тетя Надя, размахивая руками, подолом доисторической ситцевой юбки мелкотравчатой расцветки, улыбаясь до ушей молодой, зубастой улыбкой. Никакая она была не старуха. Она всегда была такая – маленькая, сухонькая, с легкой проседью в богатых темно-русых волосах, с гладким, румяным, загорелым лицом, ясными серыми глазами и белозубой улыбкой. И ведь до сих пор свои зубы, – радостно изумился Алексей. Вон уголок левого резца все так же стесан. Утром, присматриваясь к Марку, Алексей спросил, что у того с зубами. Вроде раньше не такие были.
– Неплохо, да? – Марк улыбнулся и провел ногтем по зубам. – Американская технология. Безумно дорого, но ведь стоит того, а?
У тети Нади улыбка была не хуже, не считая того, что досталась задарма.
– Ах ты, тетка Надька моя, шустрая какая, – забормотал Алексей, роняя а пыль чемодан и обнимая ее тощенькие плечики. – И куда же ты бежишь с такой скоростью?
– А в магазин, – тетка Надька выдернула из кармана доисторической юбки доисторическую же авоську и предъявила ее Алексею. – Жратвы кой-какой прикупить.
– Поворачивай, – приказал Алексей, подхватывая чемодан. – Я абсолютно все приволок.
– Спорим, не все, – азартно вскинулась тетка Надька.
– Все, все… Спорим, – поддержал Алексей их старую игру.
– На бутылку шампанского, – предложила тетка Надька. – Идет?
– Идет.
– Так вот, хлеба ты не несешь.
– Ох, черт, действительно, – притворно огорчился Алексей. – Ну, ничего, зато шампанское прихватил.
Тетка Надька тоненько засмеялась, зажмурив глаза, повернулась и пошлепала по дороге, на ходу обернувшись и крикнув:
– Ты иди, там открыто! Буксир тебя помнит, пропустит. А если забрешет – Ксюшка выйдет, она за домом морковку полет.
Опять квартиранты тетке Надьке по хозяйству помогают. Нынче у нее, надо полагать, пацанов нет. Маркушина серая мышка живет, и еще какая-то Ксюшка морковку полет. Ничего не меняется.
Ничего не меняется – все та же дорожка, выложенная давно потрескавшимися плитками, которые он сам когда-то натаскал с ближайшей стройки. Сколько он помнил, тут всю жизнь поблизости какая-нибудь стройка была.
Ничего не меняется – Буксир узнал его, обрадовался, бросился на грудь и сделал попытку обслюнявить лицо, но, поскольку Алексей успел закрыться рукой, обслюнявил локоть. А потом потрусил по дорожке к дому, пританцовывая, приглашающее оглядываясь на ходу и сбивая хвостом цветы календулы, которые росли по бокам дорожки, наверное, с начала новой эры.
Ничего не меняется. Двери нараспашку, в прихожей цыплята мечутся, и Буксир, бестолочь невоспитанная, в дом лезет. Алексей выгнал цыплят на веранду и закрыл дверь перед носом у Буксира:
– Куда лезешь? Иди исполняй служебные обязанности.
Ничего не меняется. В большой, чуть не на половину площади всего дома кухне – тот же доисторический буфет. Тетка Надька хвалилась, что получила этот буфет в подарок на свадьбу от своих бабки с дедом. Очень может быть. А вот этот стол они с Марком сами сколотили. Штучная работа. Теперь таких не делают. А плита электрическая. Хотя и печь не сломана. Правильно, теть Надь, береженого Бог бережет. А это что? Батарея центрального отопления? Может, тут и ванна появилась, и другие удобства?
Алексей оставил чемодан в кухне и принялся бродить по дому, с жадным интересом заглядывая во все закоулки, которые тут назывались комнатами, отмечая нововведения и вспоминая прежнее.
На пороге крошечной темной комнаты он остановился, уловив тонкий горьковатый аромат. Ваниль? Миндаль? Где тут выключатель был?
И вдруг он вспомнил, что в доме должны быть женщины. Кто-то там морковку пропалывает, но ведь есть еще и невеста Марка. Он поспешно отступил, прикрыл дверь, а потом постучал:
– Эй, есть кто живой?
Никого там живого не было, не считая еще одного цыпленка, который суматошно протискивался в щель и свиристел дурным голосом. Алексей сгреб цыпленка, выкинул его на веранду и продолжил экскурсию уже осторожней. Мало ли. Может, серая мышка Марка спит в такую жару. Вот хорош бы он был, если бы вломился к Маркушиной невесте… Неужели это ее духи так пахнут? Вряд ли. То, что рассказывал об Оксане Марк, никак не ассоциируется с этим ароматом.
Ладно, но куда же все подевались?
Алексей направился к задней двери и шагнул на открытую веранду, выходящую в теть Надин сад-огород. Ох, как все тут разрослось! Заблудиться можно. И тут вдруг ему послышался негромкий мягкий смех, даже не смех, а смешок – внезапный, короткий и такой заразительный, что он и сам заулыбался, еще не видя, кто там смеется, еще не зная, почему там смеются, – может быть, над ним? Он улыбался, оборачиваясь на смех…
И было ему видение. Спиной к нему стояла нимфа. Или дриада? Забыл. Не важно. Спиной к нему стояло волшебное создание в закрытом черном купальнике и шляпе, сделанной из рекламного плаката кока-колы. Из-под шляпы падала буйная грива слегка вьющихся волос, светло-каштановых, с темным блеском в глубине массы и золотым сиянием выгоревших кудрявых концов. Волосы закрывали волшебное создание почти до талии, особых подробностей фигуры не различишь, да и лица он еще не видел, но ноги были такие, что никаких сомнений не возникало: создание было волшебным. Однозначно.
Она опять коротко засмеялась, и Алексей с похолодевшим сердцем подумал: хоть бы не она оказалась невестой Марка. Он зачарованно смотрел на нее, и не решался окликнуть, боясь испугать, и не мог уйти…
Вдруг она пригнулась, медленно вытянула руку, на секунду замерла в напряженной, хищной позе, грациозная, как дикий звереныш, и с торжествующим воплем метнулась вперед, шлепнувшись с размаху на морковную грядку животом, запустив руки под пионовые кусты.
– Что случилось? – тревожно спросил Алексей и шагнул со ступенек веранды на траву.
Он был почти рядом, в двух шагах, но она его не слышала. А, ну ничего удивительного – ее бумажная шляпа при падении слетела, и он различил в разлохмаченной копне этих удивительных волос ободок и черные пуговицы наушников. Естественно. Нынче так принято отдыхать. Все таскают плейер. На работу, на свадьбу, на пляж, на красный свет через дорогу… не считая прополки моркови. Интересно, что она слушала? «Зайка моя, я твой хвостик»? И при этом смеялась… Безусловно, это существо не может быть невестой Марка.
Существо что-то бормотало, лежа на животе, и что-то там делало руками в зарослях пионов. Потом существо зашевелилось, село по-турецки, одной рукой сдвинуло ободок наушников на шею, а другую, обмотанную какой-то веревкой, поднесло к лицу. Господи, да у нее в руке змея!
– Та-а-ак, – сказала девушка зловеще. – Так-так. Это ты, змейская твоя морда, всех лягушек съел? А я, значит, от комаров погибай, да?
Она свирепо хмурила тонкие темные бровки и забавно шевелила яркими пухлыми губами, преувеличенной артикуляцией подчеркивая негодование. Пушистые ресницы были коричневыми, с рыжеватыми выгоревшими концами. Будто цветочной пыльцой припудрены. Интересно, какие у нее глаза?
– У меня есть средство от комаров, – негромко сказал Алексей. – Так что можете гуманно отпустить змею на волю.
Она вскочила на ноги, взметнулась ее роскошная грива, упали на землю наушники, в больших светло-карих глазах мелькнул страх. Свою змеюку она прижимала к груди, да еще и закрывала ее другой рукой. Она что, боится, что он отберет у нее добычу?
Девушка несколько секунд смотрела ему в глаза. Он видел, как уходил из ее глаз страх, как в них появилось что-то вроде облегчения, и она улыбнулась:
– Это не змея. Это ужик. У меня тоже что-то от комаров есть. Гадость вонючая. Все равно не помогает. А вы к тете Наде?
– В какой-то степени, – машинально сказал Алексей. Глаза у нее были даже не светло-карие. Глаза у нее были золотистые… нет, медовые. Да, как свежий мед на свету. – Я вообще-то к своему другу Марку приехал. Слышали о таком?
Девушка опустилась на колени, погладила ужа пальцем по голове, выпустила его в пионовые кусты, подняла свою шляпу, криво напялила ее на голову и только потом поднялась и взглянула на него. Взгляд у нее стал какой-то настороженный. С чего бы это?
– Я всегда буду пить кока-колу, – торжественно поклялся Алексей, глядя на ее шляпу.
– Ни в коем случае, – девушка сняла шляпу и попыталась вывернуть ее наизнанку. – Ужасно вредная гадость. Понавешали везде рекламы, а дети смотрят. Я этот плакат на станции специально содрала… Они, правда, опять повесили… – Она вздохнула, повертела плакат и, скомкав, вытерла им руки. Потом протянула маленькую ладошку: – Ксюша.
Он осторожно сжал ее прохладные тонкие пальцы. Слава богу, это не она невеста Марка.
Она потянула свою ладонь из его ладони, слегка покраснела и смущенно хмыкнула:
– То есть Оксана. Марк не любит, когда меня Ксюшей зовут.
– Так это вы невеста Марка?! – Алексей был ошеломлен. Это невозможно. Тут какая-то ошибка.
– Я… – Оксана вздохнула и покусала губы. – А вы его друг Алексей, я знаю, Марк рассказывал. Я хочу вас попросить… То есть… В общем, не говорите ничего Марку, ладно?
– Что не говорить? – не понял Алексей. – Что вы его невеста? Или что он мой друг?
– Да нет, это можно сказать, – серьезно ответила она. – Не рассказывайте, как я ужа ловила. И что плакат сорвала. И что морковку полола, да еще в таком виде.
– Эта жуткая тайна умрет вместе со мной, – торжественно поклялся Алексей. – А что вы музыку слушали, да еще в таком виде, – об этом можно рассказывать?
– Ни в коем случае, – еще серьезней ответила Оксана. – Тем более что это не музыка, а Жванецкий. Марк его не любит. Или, может, не понимает.
– Это одно и тоже, – задумчиво сказал Алексей. – Понять – значит полюбить. А кто любит, тот и понимает.
– Не скажите, – печально отозвалась Оксана. – Я, например, в своей работа все понимаю. И умею. Правда. А не люблю. А зверей всяких просто ужас как люблю. И совершенно не понимаю, почему они все такие прекрасные.
– Потому что живые, – подсказал Алексей.
– Ну, не знаю… – Оксана криво усмехнулась. – Люди ведь тоже все живые…
– Но далеко не все прекрасные, да? – Они стояли на веранде лицом к лицу, Алексей не отрываясь смотрел в ее медовые глаза и видел в их прозрачной глубине печаль. – Людей вы не всех любите, да, Ксюша?
– Да, – спокойно сказала она. – Пойду, оденусь, вдруг Марк к обеду приедет.
Она скрылась в доме, а он смотрел на закрывшуюся дверь без единой мысли в своей дурной голове. Если не считать мысль о том, что Марк – бревно. Но эту мысль можно было и не считать. Это была не его мысль. И вообще не мысль, а диагноз, поставленный теткой Надькой Марку еще четырнадцать лет назад.
