Kitobni o'qish: «Страшилки»
Мертвая деревня
– Танечка, – сказал отец, – давайте, я дальше не поеду. Мы возле Рябиновки, вон и домики стоят вдали. Вы здесь с Николаем выходите, и пройдитесь по селу пешком. – При этих словах он затормозил прямо на середине шоссе. Николай – знакомый, которого мы подвозили, сразу вышел из машины, а я потянула было за ручку двери, как Варя прильнула ко мне: "Мамочка". Леня присоединился к младшей сестре. Я обняла и поцеловала обоих, но они не отпускали, теребя своими детскими ручками мою одежду. Голову не покидала мысль, что пока прощаюсь с ними, придется идти одной. Наконец, я вышла из машины и увидела, что Николай уже прилично ушел вперед. "Черт, а ведь я так и не спросила его – знает ли он, где живет в этом поселке моя родня?" Я пошла быстрым шагом. На улице стояла темная августовская ночь. Луна освещала дорогу. Где-то там вдали действительно стояли деревянные домики, но свет в них почему-то не горел. Николай свернул направо, но мне по-прежнему были видны его очертания. Внутри нарастала тревога, теперь и я свернула вслед за Николаем. Здесь дорога сужалась, с обеих сторон ее шли канавы, поросшие высокой травой. Кое-где корни пробивали старое асфальтовое покрытие. Николай по-прежнему шел впереди и делал это быстро и методично. Вдруг из канавы послышался шелест. Затем чей-то вздох. Я побежала, но стоны и вздохи, словно со всех сторон, стали окружать меня. Они были такими тоскливыми и тяжелыми, будто кто-то потерял последнюю надежду. Николай шел, словно убегая от меня. Похолодев от страха, я развернулась обратно к шоссе. Отцовская машина стояла на прежнем месте, только как-то тускло горели фары. Приближаясь к ней, я увидела неестественно склонившуюся на бок голову отца. Я открыла заднюю дверь, где сидели дети.
