Kitobni o'qish: «Исполнение желаний»
Телефон цвета земляники
Этот странный телефон цвета недоспелой земляники Игорь нашёл на Яузском бульваре – излюбленном месте его прогулок. Игорь мог поклясться, что когда он садился на скамейку, телефона там не было. Сотовый появился словно из воздуха – странной формы прямоугольник бледно-розового цвета, изогнутый в середине и утолщенный по краям. Игорь оглянулся, но никого не увидел.
Сотовый удобно ложился в ладонь, словно говоря: «Возьми меня, и я стану твоим! Хочешь?» – Игорь хотел. Телефон приковывал взгляд, словно светился изнутри тёплым розовым светом, излучая спокойную уверенность, которой так не хватало Игорю… Но телефон был чужим, и Игорь терпеливо ждал, когда его хозяин или хозяйка обнаружит пропажу и вернётся.
За сотовым никто не пришёл, и прождав полтора часа, Игорь уехал домой.
Всю неделю он приходил в сквер и подолгу сидел на скамейке, держа в руке телефон, который, казалось, стал ярче и теперь был сочно-розовым. Или это ему казалось? Игорь разглядывал сотовый, баюкая его на раскрытой ладони и ощущая исходящее от него мягкое тепло. Так же тепло было у Игоря на душе. Он больше не чувствовал одиночества, мысли были радостно-светлыми и обещали что-то хорошее, что непременно должно случиться.
Никто к нему не подходил, никто ни о чём не спрашивал – люди спешили по своим делам, не проявляя интереса к розовому сотовому. Телефон так и остался у Игоря.
Доступ к сети был свободным – ни тебе пин-кода, ни тебе блокировки, ни запрета на исходящие. Звони кому хочешь! От прежнего хозяина на счету остались деньги – около ста рублей. Но Игорь никому не звонил и каждый день ждал, что сотовый проснётся и требовательно затренькает. Игорь узнает у звонившего адрес владельца и вернёт дорогую красивую игрушку законному хозяину.
Сотовый упрямо молчал. Игорю нравилось держать его в руках – от телефона шло мягкое тепло, согревая ладонь, корпус поблёскивал и неожиданно вспыхивал весёлыми искрами словно подмигивая Игорю, розовые кнопочки ярко светились и словно просили: «Позвони!» Вот только звонить было некому: не было у Игоря друзей. То есть, они были, когда он учился в школе, а потом в институте, но с тех пор прошло десять лет. Десять лет его единственным другом был кардиостимулятор. Кому интересно дружить с инвалидом?
Да и как с ним дружить? Ему не только двигаться, ему даже волноваться нельзя. Игорь родился с пороком сердца и не знал, что это такое – играть в прятки, салочки и казаки-разбойники, гонять мяч на пустыре до темноты, кататься на лыжах и лететь сломя голову на санках с крутой горы. Ещё ему было нельзя бегать, можно только ходить, да и то – не торопясь. Но кто же в детстве ходит? Кто – не торопится?
Детство на скамейке
Детство Игорь просидел на скамейке – толстый неулыбчивый мальчуган с вечной книжкой в руках. Одноклассникам пришлось по душе его добродушие и неизменная готовность помочь. Если не получалось или не было времени сделать самому, всегда можно было списать у Игоря. По литературе и русскому языку он был первым, так как обладал великолепной памятью и врождённой грамотностью. Стоит ли говорить, что сочинения Игорь писал лучше всех, и классная руководительница читала их всему классу с такой гордостью, словно Игорь был её сыном.
Словом, в классе Игоря уважали. Но как только кончался последний урок, все разбегались кто куда, и Игорь оставался один. Он даже в кино ходил один, потому что одноклассники бежали вприпрыжку, болтая и смеясь, а у Игоря вприпрыжку не получалось: сердце немедленно начинало частить, перед глазами плавали серые сумерки. Приходилось останавливаться. Остальные убегали вперёд, и он уже не мог их догнать… Поняв, что для него нет места в весёлом и шумном мире ровесников, Игорь придумал для себя другой мир.
Он не умел бегать и прыгать, зато он умел мечтать. Вот если бы стать художником! Он бы нарисовал тенистый от берёз и тополей школьный двор, ребят, азартно гоняющих мяч, и прыгающих в «классики» девчонок. Славку Митяева из пятнадцатой квартиры (где он теперь, Славка?) Черноволосую Лилю Альмухамедову с глазами в пол-лица. Смешливую Леночку Красникову, от улыбки которой у Игоря становилось светло на душе. Похожую на куклу Юленьку Жаркову с пышными бантами в косах – самую красивую девочку школы. Так сказал директор школы, и все учителя с ним согласились.
Юля училась на пятёрки и могла бы поступить в вуз, но решила иначе: окончила педагогическое училище и вернулась в свою школу – учительницей младших классов. Директор школы звал её Юлечкой Евгеньевной, а Юлины ученики гордились тем, что у них самая красивая учительница, и учились на четвёрки и пятёрки, на радость родителям.
Игорь нарисовал бы, как Юля ведёт урок, а дети внимательно слушают – руки сложены одна на другой, в глазах обожание… Целый цикл картин о школе написал бы Игорь, если бы умел рисовать. Жаль, что он не умеет.
Или вот что! Он сочинит музыку! Цикл песен на стихи Риммы Казаковой и Марка Лисянского, которые сами ложатся на музыку. Его песни станут шлягерами или, как сейчас говорят, хитами. И бывшие одноклассники будут говорить: «Слышали последний хит Игоря Кашина? Мы с ним в одном классе учились! Игорь вообще – парень что надо, и музак сочиняет суперский!»
Но в музыкальной школе класс композиции был факультативным, и дальше основ гармонии дело не шло. А отделение композиции в музыкальном училище так и осталось мечтой. И никто не узнал, что он всё-таки написал цикл романсов на стихи Есенина. Игорь боялся, что одноклассники будут над ним смеяться – кому сейчас нужен Есенин? Мама Игоря слушала романсы и смахивала со щёк слезинки. Музыка была живой, настоящей, и очень подходила к стихам.
Собравшись с духом, Игорь отправил романсы на адрес филармонии ценным письмом, предлагая для исполнения Людмиле Зыкиной и Тамаре Синявской. К его удивлению, обе знаменитые певицы откликнулись… и посоветовали обратиться к другим исполнителям, так как у них уже имелся репертуар, менять который не представлялось возможным. «Настоящая музыка» так и осталась в нотной тетради – никем не услышанной. Мечта не сбылась.
А ещё Игорь писал стихи. Это была его тайна, о которой не знала даже мама. Стихи были о любви, ожидании счастья и пустоте одиночества. Игорь не мог сказать, плохие они или хорошие: их ведь никто не читал. Впрочем, Игорь понимал, что его стихи далеки от совершенства. Но как ещё он мог выразить то, что чувствовал?
Одиночество не тяготило Игоря, он к нему привык. И мечтать привык. О том, как однажды изобретёт что-нибудь необыкновенное и подарит людям. Мечты были солнечно-радостными и окрыляли. Действительность опускала на землю.
В институте он проучился четыре года. С пятого курса пришлось уйти: сердце подвело. Пришлось лечь в больницу. Кардиостимулятор имел батарейку, с которой был соединён тонким проводом, идущим к сердцу по вене. Игорь вырос, и длины провода стало не хватать, а извлечь его не получилось – провод врос в вену. Новый провод протянули через другую вену, а старый остался. «Теперь, если что, ставить некуда. Этот тоже врастёт» – неосторожно заметил хирург, стоя возле Игоря, который уже пришёл в себя и улыбался слабой улыбкой, радуясь, что всё закончилось, и он живой, и теперь будет жить долго-долго. После слов врача улыбаться Игорь перестал. Значение словосочетания «если что» объяснения не требовало…
Корешковый синдром
После операции вопрос об учёбе не стоял: любое переутомление может привести к неизвестным последствиям, как в один голос утверждали врачи. Впрочем, последствия были известны – остановка сердца и смерть, то самое пресловутое «если что». Из института пришлось уйти. Игорь устроился вахтёром в госпиталь, где работал сменами, сутки через трое. Платили немного, но вместе с пенсией по инвалидности ему хватало, он даже умудрялся откладывать деньги, хотел сделать маме сюрприз – подарить на пятидесятилетний юбилей кресло-качалку.
Но судьба, немилосердная к Игорю со дня его появления на свет, распорядилась иначе. За неделю до юбилея Алла Михайловна умерла – нелепо, почти трагически. В этот день она почувствовала себя неважно и, напуганная тревожными симптомами, отправилась в районную поликлинику, чтобы сделать кардиограмму. Кардиограмма оказалась в пределах нормы, как туманно выразилась врач. – «А что сердечко прихватило, так это не сердце, а остеохондроз. Так называемый корешковый синдром. У вас болит позвоночник, и боль отдаётся в нервных окончаниях. Сердце в порядке, а спину мы полечим, назначим лечебную гимнастику и магниты, я вам сейчас талончик к физиотерапевту дам, – успокаивающе говорила врач. И тревога улеглась.
Воспрянув духом и приободрившись, Алла Михайловна отправилась домой, стараясь не обращать внимания на боль: врач сказала, это не страшно, это пройдёт. Можно было доехать автобусом, но Алла Михайловна пошла пешком. Сердце у неё в порядке, а с болью она справится. Посидит в парке на скамеечке, подышит свежим воздухом и всё пройдёт. Алла Михайловна присела на скамейку… и умерла. Так и сидела мёртвая, и улыбалась – наступающей весне, кардиограмме «в пределах нормы» и тому, что у неё всё в порядке. Всё пройдёт. Прошло…
– Мгновенная смерть. Сердце остановилось, – сказал Игорю врач. От этих простых слов сердце Игоря тоже попыталось остановиться, но ему не дали. Воспрепятствовали. Заставили жить.
Игорь находил какое-то горькое удовлетворение в том, что мама больше не будет изводиться и волноваться за него, и когда его не станет, не будет о нём плакать. Она ничего не почувствовала, она даже не поняла, что умирает, – не успела понять. Теперь он навсегда остался один, думал Игорь, вертя в руках малиновый сотовый (вчера он был красным… А неделю назад – розовым. Или это ему показалось?) Ещё он думал о том, что – вот же незадача, телефон есть, а позвонить некому.
Через неделю Игорь отыскал телефонную книжку, которая пылилась в письменном столе за ненадобностью, и набрал несколько номеров. Как и следовало ожидать, на звонки никто не ответил. Длинные гудки убегали в пустоту и терялись там. Пустота не имела границ, вся его жизнь была – пустотой.