Kitobni o'qish: «Подруги»
Глава первая
Вероника
Я шла привычным маршрутом к дому своей подруги и невольно улыбалась. Настроение было отличным. Этому и погода способствовала. Нечасто она так балует питерцев даже в начале лета. В центре города мало зелени, но то немногое, что все же имелось, сияло и сверкало под солнечными лучами. Я порадовалась, что Лиза сейчас у бабушки на даче. Там всегда хорошо, но в такую погоду особенно.
У меня со свекровью отношения так себе, но ради Лизы мы сохраняем перемирие. Что бы я ни думала о Наталье Сергеевне, к внукам она относится очень хорошо, а их у нее четверо – две девочки и два мальчика, все в возрасте от семи до двенадцати лет. И сейчас все в полном составе находятся у нее. Трое внуков от дочери, а Лиза от сына. Только вот, Женьки уже нет в живых… Почти год нет в живых. Я смахнула набежавшую слезу и продолжила свой путь. Не время предаваться унынию. Нужно жить дальше. А сейчас у меня все хорошо, напомнила я себе. Неделю назад мы с Лизой вернулись из Греции, где провели две прекрасных недели. Через десять дней откроется моя первая персональная выставка. Я и раньше принимала участие в выставках, но обычно там было представлено не более трех моих работ. А тут персональная! К тому же, в весьма приличной галерее. Там два просторных зала, и они будут полностью заполнены моими работами. Через неделю предыдущая выставка закроется, и я приступлю к оформлению своей. У меня уже все готово, даже информационные таблички к картинам. Издательство, с которым я сотрудничаю, помогло с выпуском каталогов. Сейчас две неподъемных коробки с ними хранятся в моей квартире.
Тем временем я подошла к пятиэтажному зданию постройки конца девятнадцатого века. Перед тем, как Катя семь лет назад купила здесь квартиру, в доме был сделан капитальный ремонт, так что он выглядел крепким и надежным, неподвластным времени. Дверь в подъезд была открыта, и я не стала сообщать о своем прибытии по домофону, а, предвкушая встречу с подругами, поднялась на третий этаж. Я немного опаздывала к назначенному времени, но наверняка Маринка появится еще позднее. Опаздывать – это у нее в крови.
Мы втроем дружим со школы. За эти годы мы не раз отдалялись друг от друга, потом сближались, но связь никогда не прерывалась. Иногда мне ближе была Катя, иногда Марина, но все-таки мы дружим ВТРОЕМ, так уж повелось. Наша дружба получила новое дыхание в прошлом году. Когда умер мой муж, подруги оказались рядом и здорово меня поддержали. До сих пор постоянно контролируют и пытаются развлекать. Умер… Нет, мой муж не просто умер. Его убили. Какие-то отморозки так ударили его по голове… В общем, он умер мгновенно. В тот день Женька утром отвез свой автомобиль в автосервис на профилактику, а с работы возвращался на метро. На него напали неподалеку от нашего дома. Господи, грабителям и поживиться было особо нечем! Женька никогда не носил при себе много наличных, а карточку вскоре заблокировали, так что преступники не успели ею воспользоваться. Их добычу составили часы и смартфон. Правда, часы дорогие, а смартфон навороченный. Но неужели жизнь молодого мужчины стоила такой малости? При мысли об этом у меня непроизвольно сжимались кулаки. Я тряхнула головой, пытаясь отогнать мрачные мысли.
Оказавшись у двери в квартиру, я уже протянула руку к звонку, когда на пороге появился Катин гражданский муж. Он напоминал плюшевого мишку – большой, добродушный и смешливый. Прикрыв за собой дверь, он не стал ее захлопывать, а приложил палец к губам.
– Привет, красавица! – шепотом поздоровался Костя, целуя меня в щеку.
– С чего такая секретность? – удивилась я.
– Минут пятнадцать назад Катюха закатила мне скандал, – вздохнул он. – Дело в том, что моя мать плохо себя чувствует, а в такие дни она боится оставаться ночью одна. Когда я сказал, что сегодня переночую у нее, Катюха взвилась чуть не до потолка. Еле ускользнул. А потом я вспомнил, что кое-что забыл. Пришлось вернуться. На мое счастье, к этому времени появилась Марина, и они удалились на кухню. Теперь собираюсь во второй раз ускользнуть, чтобы не нарваться на вторую серию скандала.
Я посмотрела на часы. До ночи было еще очень далеко. Он правильно понял мой взгляд и заявил, что его присутствие нам ни к чему, а он тем временем займется в материнском доме всякими мужскими делами, которых уже изрядно накопилось. Пожелав ему трудовых свершений, я похлопала его по плечу и вошла в квартиру. В старых домах подчас довольно странная планировка. Вход в комнату был прямо из прихожей, но, чтобы добраться до кухни и ванной, предстояло преодолеть довольно длинный и узкий коридор. Благодаря этому Косте и удалось ускользнуть незамеченным. Что-то мне в его поведении не понравилось. Он вел себя слишком суетливо, слишком подробно все объяснял, что для него нетипично. Ох уж, эта его мамаша. По словам Кати, она здорова, как ломовая лошадь, да и лет ей немного, но она постоянно манипулирует сыном, ссылаясь на мнимые болячки, чтобы держать его при себе. Ладно, не мое это дело, тут же приструнила я себя, сами разберутся.
Остановившись в прихожей, я размышляла, как лучше поступить – сразу дать о себе знать или незаметно подкрасться к кухне и их напугать? Я удивилась этой мысли. Как же давно не было ни розыгрышей, ни громкого смеха, ни ощущения беспричинного счастья! Мы стали слишком серьезными, слишком расчетливыми, слишком взрослыми и… слишком скучными. Это нужно менять! Сегодня как раз подходящий день. Я сбросила босоножки и на цыпочках направилась к кухне. Из-за неплотно прикрытой двери раздавались громкие голоса. Я остановилась, выбирая подходящий момент для своего появления, когда до меня дошло, что подруги говорят обо мне.
– Что ты все время жалеешь Верку! – раздался агрессивный Маринкин голос. – Это нас с тобой надо жалеть. Нам по тридцать два года, а чего мы достигли? Ты, вот, с высшим экономическим образованием простой операционист!
– Я специалист по работе с клиентами и веду счета многих уважаемых фирм, – тихо уточнила Катя, но Маринка ее не слышала.
– Я – менеджер среднего звена, – убитым голосом продолжила она. – Это я-то, у которой амбиций всегда было выше крыши! А ведь совсем недавно я была подающим большие надежды молодым специалистом. Куда все ушло, что я сделала не так?! Начальство, похоже, решило, что я достигла своего потолка. Да ладно бы, только начальство так решило, но я и сама это чувствую. Больше нет желания переть вверх напролом. Все ушло…
Я с ужасом слушала Маринкины откровения. У меня это в голове не укладывалось, так как в моей голове сложился устойчивый образ самоуверенной и успешной красавицы, которой все нипочем. А Маринка тем временем добралась до меня.
– А Верка все эти годы, отстранившись от мирской суеты, работала. Конечно, мне нравятся ее иллюстрации к книгам, но последняя серия «Эмоции» – это что-то с чем-то! Помнишь картину «Непонимание»? Название очень точное. Девушка, обернувшись через плечо, видит что-то такое, чего, по ее мнению, быть не может. Наверняка это что-то неприятное, так как в глазах наряду с непониманием угадываются признаки грядущей боли. Что она увидела – любимого с другой женщиной или близкого человека, совершающего неблаговидный поступок?
Я была потрясена. Как точно она угадала, что я хотела изобразить на этой картине! Хотя девушка на картине внешне на меня не похожа, но я изобразила на ней себя. Именно это я пережила десять лет назад. Маринка тем временем прошлась еще по нескольким моим картинам. Я не знала, что делать. Врываться в кухню, чтобы напугать подруг, расхотелось. Просто войти? Тогда они догадаются, что я все слышала. На наших встречах Маринка всегда играла первую скрипку и, когда входила в раж, мы с Катей лишь изредка вставляли ремарки. Разговором управляла она. Вот и сейчас Маринка с легкостью сменила тему, не получив от Кати никаких возражений.
– А наша личная жизнь! – возмущенно воскликнула она. – Ты вот уже шесть лет обхаживаешь своего борова, пылинки с него сдуваешь. А где предложение о браке, где дети? Ноль! А я чем лучше? За плечами скоропалительное замужество с таким же скоропалительным разводом, а потом длинная череда бойфрендов, которых впору в кунсткамере демонстрировать. Раньше хоть иногда кто-то предлагал руку и сердце. Теперь тоже поступают предложения, – невесело усмехнулась она, – но… совсем другие. – А Верка? – голос опять окреп. – Да, с Олегом у нее не сложилось, но она тут же приземлилась на четыре лапки, оказавшись в Женькиных объятиях. Вышла за него замуж и родила ребенка. Признаться, я думала, что Лиза дочь Олега, хотя Вероника мне чуть ли не в нос совала результаты генетической экспертизы.
– Неужели ты думала, что она могла такое подстроить?! – потрясенно ахнула Катя.
– Нет, конечно, – отмахнулась Маринка, – думала, Женька подсуетился, чтобы у Верки не было повода встречаться с Олегом.
Я облегченно перевела дух. Слава богу, хоть в подлоге меня не подозревали.
– Ты и сейчас думаешь, что Лиза не Женькина дочь? – спросила Катя.
– Нет, с годами она стала все больше походить на Женьку. Наверное, лет с трех мои сомнения полностью улетучились. Веронике очень повезло с Лизой. Мне иногда непонятно, кто из них дочь, а кто мать. Девятилетняя девочка в домашнем хозяйстве лучше ориентируется, чем ее тридцатидвухлетняя мамаша. Постоянно следит, чтобы мама вовремя поела, моет посуду, меняет полотенца, загружает стиральную машину. Это только то, что сама видела.
– Женька ее к этому приучил, – прервала ее Катя, – и я считаю, что правильно сделал. А сейчас Веронике очень трудно. Потерять любимого мужа – не дай бог никому.
– Любимого?! – взвилась Маринка. – Никогда она его не любила, разве что как друга, но не как женщина любит своего мужчину. И не ценила по-настоящему. Она вообще никого не любит. Последние десять лет живет, как в анабиозе. – Катя выразила робкое несогласие, но Маринка его не заметила. – Все чувства, какие у нее остались, – с пафосом воскликнула она, – Верка отдает своим картинам! Своего рода сублимация.
Сколько НЕПРАВДЫ было в этих словах! И сколько ПРАВДЫ! Меня затрясло, и на подгибающихся ногах я попятилась к прихожей. Не глядя сунув ноги в босоножки, я потихоньку ретировалась из квартиры.
Катя живет в самом центре города, неподалеку от Московского вокзала, Марина на Васильевском острове, а я так и осталась в Невском районе, где раньше мы все обитали. Чтобы немного успокоиться, я пешком добралась до Александро-Невской лавры, а там села на трамвай. Спускаться в метро не хотелось. Казалось, что может развиться клаустрофобия, хотя я этому недугу и не подвержена. Телефон разрывался от звонков. Я смотрела на экран, боясь пропустить звонки от дочери или от свекрови, но названивали подруги – то Катя, то Марина. С ними я пока была не готова общаться. Поначалу меня душили гнев и обида. Как бесцеремонно они разложили мою жизнь на составляющие! Потом немного успокоилась и решила, что нельзя рубить с плеча. Нужно как-то невинно объяснить свою сегодняшнюю неявку, а там видно будет.
Придя домой, я выпила стакан воды, после чего взялась за телефон. Поскольку встреча должна была состояться в Катиной квартире, я позвонила ей и с витиеватыми извинениями сообщила, что внезапно мне так скрутило живот, что я не могла отойти от туалета. Поначалу надеялась на лекарство, но приняла уже две таблетки, а пока воз и ныне там. Трубку выхватила Маринка.
– Мы сейчас к тебе приедем и быстро вылечим! – безапелляционно заявила она.
Я вполне натурально взвыла, даже притворяться не пришлось.
– Нет, только не это! Мне не нужны часовые возле сортира! Все, девочки, мне пора. Завтра созвонимся.
Переведя дух, я набрала номер свекрови. Та бодро сообщила, что все у них хорошо. Лиза ведет себя замечательно, вся в папу. А как же иначе? Если бы Лиза, не дай бог, сделала что-то плохое или неправильное, то тут же оказалось бы, что это у нее от мамы. Ладно, мне грех придираться к свекрови. Все каникулы Лиза проводит с бабушкой, в хорошей компании и под любящим присмотром. Однако Наталья Сергеевна вмиг сбила мое благодушное настроение.
– Вероника, почему ты не положила Лизе теплую куртку? Нельзя быть такой безалаберной!
– У нее есть флисовая кофта. Если ее надеть под ветровку, то будет очень тепло, – процедила я.
– Это не то…
– Сейчас двадцать пять градусов, завтра обещают тридцать.
– У нас очень переменчивая погода, – не сдавалась свекровь.
– В пятницу я привезу куртку и вообще все, что вы скажете, – не стала я продолжать полемику.
– И на выходные останешься?
Ну что за человек! За что она со мной так? Хотя, я понимала, за что. Но понимание еще не означает приятие.
– Наталья Сергеевна, – спокойно сказала я, – я вам говорила, что в следующий понедельник у меня открывается выставка. Персональная. В выходные я буду заниматься ее оформлением.
– Ах, да. Ладно, приезжай в пятницу и привези каких-нибудь фруктов. Остальное есть. Сейчас Лизу позову.
Услышав звонкий голосок дочери, я расслабилась. Какое же она солнышко! Высокая, тоненькая, белокурая и с твердым характером. На нее во всем можно положиться. Странно так говорить о маленьком ребенке, но она такая и есть. И это не моя заслуга, а Женькина. Свекровь права, утверждая, что она вся в папу. Лиза тем временем сообщила, в какую игру они сегодня играли с восьмилетним Вовой и семилетней Машей. Двенадцатилетний Леша их компанию игнорировал, найдя себе более взрослых друзей.
– А еще я сегодня помогала бабушке печь оладушки, – сообщила дочка. – Она сказала, что у меня очень хорошо получается. Когда приеду домой, тебе таких напеку.
– Солнышко мое, – пробормотала я, чувствуя, как слезы умиления закипают на глазах.
– А ты к выставке подготовилась? – строго спросила дочь.
– Готовлюсь понемногу. Завтра начну упаковывать картины.
– Если бы я была дома, то помогла бы тебе, – с сожалением произнесла Лиза. – Только не откладывай все на последний момент.
– Не беспокойся, я управлюсь.
Да, Маринка в чем-то права. Если судить по этому разговору, то непонятно, кто из нас мать, а кто дочь. Может, и в других ее словах была правда? ПРАВДА и НЕПРАВДА. А всегда ли их можно различить? Мои мысли вернулись к подслушанному разговору. Маринка задела самую больную тему. Как я относилась к Женьке? Он был моим лучшим другом, мужем и отцом моей дочери. Но был ли он моим любимым мужчиной? О, Господи… Многие годы я не позволяла себе думать об этом, не вспоминала прошлое и вообще делала вид, что прошлого не было вовсе. Наверное, именно эту мою отстраненность Маринка и назвала анабиозом. Но пора просыпаться. Хватит прятать голову в песок. Чтобы полноценно жить дальше, мне необходимо разобраться с прошлым. А с чего начать? Где отправная точка для моего сегодняшнего исследования? Немного подумав, я решила начать с самого начала.
Бабушка родила мою маму вне брака, когда ей было уже за тридцать. Ее женатый любовник не захотел ничего менять в своей жизни, так что дочку не признал. Бабушка справилась и одна. Эти пикантные подробности она сообщила, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Признаться, ее откровенность и доверие тогда потрясли меня, но ничуть не уменьшили мое уважение к ней. Я гордилась своей бабушкой. Она была очень энергичной и жизнерадостной, в таком духе и дочку воспитывала, а потом и меня. Бабушка заведовала районной библиотекой, но мама выбрала иную стезю – пошла в технический ВУЗ, где и познакомилась с моим будущим папой. Они поженились, когда им было по девятнадцать, а через год родилась я. К тому времени бабушка как заслуженный работник культуры получила трехкомнатную квартиру, и все шло хорошо.
Родители учились на пятом курсе, когда в каникулы со своими сокурсниками отправились на Кавказ – покорять новые вершины. Оттуда они не вернулись. Огромная лавина накрыла всю группу, но откопаться удалось не всем. Итак, в пятьдесят шесть лет бабушка осталась с двухлетней внучкой на руках. Но бабушка с честью выдержала и это испытание. Она стала мне не только бабушкой, но и отцом и матерью, и во всех этих ипостасях весьма преуспела. Я никогда не чувствовала себя бедной сироткой, мне хватало и любви, и заботы, и понимания. Бабушка следила не только за моей учебой, но и за всеми моими увлечениями. Я посещала кучу кружков в школе, но вскоре без всякого сожаления их бросала. Только с рисованием дело обстояло иначе. Бабушка посоветовалась с учителем и устроила меня в художественную школу. Та располагалась далеко от дома, до нее приходилось полчаса ехать на трамвае, но бабушка выкраивала время в своем плотном графике, чтобы меня туда возить. И так продолжалось до тех пор, пока я достаточно не повзрослела, чтобы добираться туда самостоятельно. Если бы не она, то сейчас не было бы ни моей успешной карьеры в издательстве, ни персональной выставки Вероники Верховцевой, ни чувства удовлетворения от того, чем занимаюсь, нет, не просто удовлетворения, а полета. В общем, даже если бы бабушка дожила до ста лет, и то вряд ли я смогла бы с ней сполна расплатиться за все, что она для меня сделала. Почему я так подробно сегодня об этом вспоминаю? Да потому, чтобы еще раз себе напомнить, почему поступала именно так, как поступала, а не иначе. Ведь все так просто – по-другому я поступить не могла.
Когда я поступила в художественное училище, бабушка, как бы напутствуя меня, сказала:
– Ты теперь взрослая, сама за себя отвечаешь. Девушка ты привлекательная, наверняка тебя будут обольщать и даже совращать, но ты уши не развешивай. Помни, что близость с мужчиной, несмотря на всякие современные штучки, может привести к беременности. Не связывайся с теми, кто не в состоянии нести ответственность за свои поступки.
Не могу сказать, что эти слова стали моей путеводной звездой, но запомнились. Мы с бабушкой жили дружно, хотя стычки иногда случались.
– Не тот художник, кто пугалом огородным себя выставляет, а тот, кто пишет картины, настоящие картины, в которых есть душа.
Так бабушка реагировала на мои попытки изменить свой внешний облик в угоду артистической среде, в которую я поначалу так самозабвенно окунулась. Некоторое время я возмущалась, но то ли бабушкина настойчивость, то ли своим умом дошла, но нелепые одеяния мне как-то враз разонравились. Все же, чтобы сохранить лицо и хоть как-то обозначить свою принадлежность к художественной братии, я продолжала носить громоздкий браслет с колокольчиками, собственноручно изготовленный моей однокурсницей Ритой из какого-то непонятного сплава. Выглядел он грубовато, колокольчики звенели неблагозвучно, но я его почти не снимала. Боже, как же приятно вспоминать то время! Все было так просто и понятно. Даже безмятежно. В моей жизни помимо бабушки и однокурсников постоянно присутствовали Катя с Мариной и Женька.
Женя Семенов был нашим одноклассником – высоким, худощавым и светловолосым и, хотя особой красотой не отличался, девчонки посматривали на него с интересом, потому что он был необычным, загадочным и даже странным. Одиночка, у которого не было не только друзей, но даже приятелей. Сам он почти никогда ни с кем не заговаривал, хотя на вопросы отвечал, правда, очень лаконично. Думаю, у него была легкая степень аутизма. Впрочем, до этого я дошла далеко не сразу. Несмотря на его странности, одноклассники Женьку не задирали, предпочитая обходить стороной. Они бы ни за что не признались, но они уважали его и за умение независимо держаться, игнорируя мелкие выпады, и за ум. Женька занимал первые места на городских олимпиадах по математике и информатике, пару раз был призером на всероссийской олимпиаде. В одиннадцатом классе его собирались послать на какие-то международные соревнования, но он почему-то отказался. Говорят, несколько ВУЗов чуть ли ни дрались между собой, желая его заполучить. По словам Женьки, он выбрал тот, где лучше всего готовят программистов, и окончил его экстерном – за три года вместо шести. Его приняли на работу, когда он был еще студентом. Женька о своей работе особо не распространялся, но говорил, что работа очень интересная и платят хорошо. Это то, что касается деловой части его жизни. А что с личной?
Так уж получилось, что его личной жизнью стала я. В начале десятого класса, не только к моему великому удивлению, но и к удивлению одноклассников, Женька стал проявлять ко мне явный интерес – подходил на переменах, заговаривал, потом стал до дома провожать. Признаться, его внимание мне льстило. Несмотря на его странности, а может, благодаря им, Женька считался почетной добычей. Я не знала, почему он выбрал именно меня. В классе имелись девчонки и посимпатичнее, Маринка, например. Впрочем, я тоже не была уродиной. Бабушка считала меня хорошенькой. Главным моим достоинством были блестящие каштановые волосы. Они немного вились и пышной волной рассыпались по плечам и спине. Остальное вполне обыкновенное, но без больших изъянов. Олег говорил, что, заглянув в мои прозрачные зеленые глаза, тут же в них утонул. На самом деле, мои глаза серо-зеленые и насчет особой прозрачности сомневаюсь, иначе, утонув в них, он не выбрался бы на поверхность так быстро. Впрочем, об Олеге еще рано говорить. Всему свое время.
Наше общение с Женькой продолжилось и после окончания школы. Он мне звонил, и мы договаривались о встрече. Держась за руки, ходили по улицам и разговаривали. Впрочем, не совсем так. Женька оставался немногословным, зато я трещала без умолку. Он обычно задавал вопросы, а я отвечала. Когда я о чем-то спрашивала, он отвечал очень кратко. В одном из таких разговоров выяснилось, что он совершенно не разбирается в живописи. Я назвала несколько известных имен, но было такое впечатление, что он их раньше не слышал. Наверное, мне не удалось скрыть своего разочарования, так как к следующей встрече Женька очень хорошо подготовился, так и сыпал всевозможными фактами, о многих из которых я и не слышала. Однако это ничего не меняло. Ради меня он мог запомнить множество фактов, но живопись как таковая его не интересовала. Его по-настоящему интересовала только его работа и… я.
Наши отношения потихоньку развивались. Сначала он стал целовать меня в щеку при прощании, потом и до губ добрался. Его губы были твердыми и, в то же время, нежными. Мне понравилось, ему, похоже, тоже, так что наши прощания становились все продолжительнее.
– Что от тебя нужно этому тюфяку, если в койку не тащит? – неприязненно спрашивала Маринка.
К этому времени они с Катей уже распрощались с невинностью и стремились поскорее заполучить меня в свои ряды.
– Кто о чем, а вшивый о бане, – усмехалась я. – Ты прекрасно знаешь, что Женька не тюфяк.
– Все равно странный.
– Да, странный, – согласилась я. – Все гении странные.
– Думаешь, он гений?
– Да, – уверенно завила я.
Маринка нехотя признала, что тоже так думает.
Тем временем бабушкино здоровье резко ухудшилось. Гипертония была у нее давно, но она держала ту под контролем. Теперь же никак не удавалось ее обуздать, и бабушке пришлось уволиться. Ей устроили торжественные проводы. Еще бы! Она больше сорока лет возглавляла библиотеку. К этому мероприятию подключились и районные власти, как-никак заслуженный деятель культуры. Сидя за столом в ресторане по правую руку от нее, я про себя молилась, чтобы она выдержала это торжество. Она выдержала, но ее силы таяли с каждым днем.
Бабушкино увольнение поставило перед нами новую проблему – материальную. После восемнадцати лет пособие на меня не платили, так что мы жили на бабушкины деньги. Теперь осталась только ее пенсия да моя стипендия, о которой можно и не упоминать в виду ее ничтожности. У бабушки имелись кое-какие накопления, но их надолго не хватило бы. Я устроилась официанткой в кафе неподалеку от училища, работала по вечерам и в выходные. Моя милая бабуля ужасно переживала. «Ты совсем не отдыхаешь!». Она надеялась, что продержится на работе до тех пор, пока я не закончу училище. Но, увы! До окончания учебы оставалось еще два года. Узнав новости, Женька неожиданно возмутился:
– Зачем тебе работа?! Я могу тебе помогать!
К тому времени он еще не окончил ВУЗ, но уже работал и, судя по размеру предполагаемой помощи, который озвучил, зарабатывал очень много. Только гению могли столько платить. Я, конечно, отказалась. Мне не хотелось связывать себя какими-то обязательствами.
– Но мы же друзья! – настаивал Женька.
Но не просто друзья, думала я. Нет, никаких обязательств!
– Если ты такая щепетильная, сможешь потом все отдать, когда встанешь на ноги! – продолжал он настаивать.
Такой вариант меня тоже не устраивал. Не хотелось попасть в многолетнюю кабалу. И кто сказал, что молодой художник будет много зарабатывать? В отличие от Женьки, я не гений. Но одно его предложение я все-таки приняла. Он предложил встречать меня с работы и провожать до дома. Признаться, я действительно очень уставала, свободного времени совсем не оставалось, и поездка в уютном новеньком автомобиле была приятным завершением напряженного дня. А потом мы подолгу и с удовольствием целовались. Дальше этого наши отношения не шли, хотя возможности для их развития были. Мы частенько оставались наедине и в его квартире, и в моей.
Еще в десятом классе Женька пригласил меня к себе и познакомил с матерью. Его отец давно умер, а старшая сестра была замужем и жила отдельно. Мы с Натальей Сергеевной сразу понравились друг другу и вскоре я заметила, что она посматривает на меня взглядом собственника, видимо, в своих мыслях нас уже поженив. Единственным противоречием в наших отношениях была моя будущая профессия, которую она считала неподходящей для семейной жизни. Я пылко возражала, а Женька, как обычно, отмалчивался. В конце концов, и это противоречие преодолели.
– Ладно-ладно, – смеялась Наталья Сергеевна. – Не все художники пьяницы и распутники.
Бабушка очень тепло относилась к Женьке. «Хороший мальчик, – говорила она, – и, главное, тебя очень любит». А любила ли я его? Мне нравилось с ним общаться, нравилась его забота, нравилось с ним целоваться. А что дальше? А ничего. Выражаясь Маринкиным языком, в койку меня не тянуло. Но ведь и его тоже! Если бы я в то время была умнее, то мне показалось бы это странным. Однако я ни о чем таком не задумывалась, слишком была занята и, в целом, моя жизнь мне нравилась. Молодая энергия во мне кипела, и все было нипочем.
Бабушка никак не могла смириться со своим новым статусом, продолжая работать в библиотеке на общественных началах. Конечно, теперь она появлялась там не каждый день и надолго не задерживалась, но это позволяло ей сохранять связь с прежней полноценной жизнью. Я для приличия иногда ворчала на нее, что она себя не бережет, хотя прекрасно ее понимала. Не уверена, что ее помощь так уж была нужна работникам библиотеки, но для бабушки это было очень важно.
В конце мая бабушка неожиданно заявила, что хочет навестить свою младшую сестру. Та приходилась мне двоюродной бабушкой, но я называла ее тетей Аней. Она была моложе бабушки на двенадцать лет и на здоровье пока не жаловалась. Несмотря на большую разницу в возрасте и в образе жизни, сестры были очень дружны. Тетя Аня жила в деревне в Ленинградской области с мужем-пьяницей, а ее дочь с семьей – в соседнем районе. Сыновья-близнецы были бобылями и болтались по свету – то куда-то завербуются, то перебиваются случайными заработками, время от времени появляясь в отчем доме, устраивая там черт знает что. Я считала обстановку в доме тети Ани неподходящей для бабушки в ее нынешнем состоянии, но бабушка была решительно настроена на поездку. Думаю, она хотела попрощаться со своей малой Родиной.
Добираться до деревни нужно было на перекладных, на что требовалось около четырех часов. Такое бабушке было уже не по силам. Впрочем, эту проблему быстро решил Женька, предложив отвезти нас на своей машине, что мы и сделали. Мы выехали утром, в деревне пообедали. Простая деревенская пища, приготовленная тетей Аней, казалась ужасно вкусной, я до сих пор помню ее вкус. Вернувшись в город, зашли ко мне, чтобы выпить чаю.
Мы сидели за кухонным столом и разговаривали. Вернее, мои монологи изредка разбавлялись Женькиными вопросами или короткими высказываниями. Сказав какую-то глупость, я рассмеялась, и тут поймала на себе Женькин взгляд. Это был мужской взгляд, уж в этом я разбираюсь. Прежде он так на меня не смотрел. Я ощутила волнение, а Женька поднял меня со стула и приник к моим губам, затем потащил в комнату. Все произошло так быстро, что я практически не заметила, как мы плюхнулись на кровать. «Вот сейчас ЭТО произойдет», – отстраненно подумала я, принимая все как неизбежность. Женька тем временем стал стаскивать с меня одежду. Я решила не отставать и занялась пуговицами на его рубашке. Он тяжело дышал, на лбу выступил пот. Сейчас трудно точно вспомнить свои ощущения, но, мне кажется, я смотрела на все как будто со стороны, хотя мои руки что-то делали, а губы отвечали на поцелуи. Не хватало какой-то маленькой искорки, чтобы стать полноценным участником процесса.
И вдруг все закончилось. Сначала Женька отодвинулся, потом вскочил. Пот высох, а на лицо вернулась его обычная невозмутимая маска.
– Прости, – пробормотал он и стал застегивать рубашку.
Я не понимала, что испытываю – то ли разочарование, то ли облегчение, а может, все сразу. «Может, мы оба фригидные?» – подумала я, однако не стала озвучивать свою мысль. И вообще, фригидными бывают женщины, а мужчин называют импотентами. Как печально все это. Я поднялась, привела в порядок одежду и нашла в себе силы подойти к нему и чмокнуть в щеку.
– Не переживай, всякое бывает.
Наверное, это были правильные слова, так как Женьке явно полегчало. Однако развивать эту тему он не стал, а спросил:
– Ты завтра работаешь? – Я кивнула. – Я тебя встречу. Как обычно.
Он выскользнул за дверь, обойдясь без традиционного прощания с поцелуями. Я же в ту ночь долго не могла уснуть. Неужели то, что происходило между нами, вызывает у подруг столько восторга? Впрочем, мы до конца не дошли, и я почему-то подумала, что вряд ли дойдем. К тому времени я уже поставила Женьке диагноз – легкая степень аутизма. Кто знает, что происходит в голове у аутистов? Искать в интернете ответ на этот вопрос я не стала. Устройство мозга очень сложное и даже загадочное, вряд ли интернет тут поможет. Однако меня беспокоила мысль, какими станут наши отношения после сегодняшнего эпизода? Какими глазами мы посмотрим друг на друга завтра?
Однако вскоре этот вопрос перестал меня занимать. На следующий день в моей жизни появился Олег и полностью ее изменил.
Я уже давно перебралась из кухни в спальню и, раскинувшись на кровати, предавалась воспоминаниям. Ох, подруги, ну спасибо, что устроили мне такую встряску. На самом деле я на них уже не сердилась. Ничего страшного не произошло. Ну, пообсуждали они меня. Считается, что нехорошо кого-то обсуждать в его отсутствие. Чушь! Разве не все так поступают? Сколько раз, встречаясь с Катей, мы обсуждали Маринку, а, встречаясь с Маринкой, обсуждали Катю! Хорошо, что я вовремя удалилась и не стала затевать свару. Теперь я была готова их поблагодарить за встряску. Сколько можно жить с закрытыми глазами? Как бы ни было тяжело, я постараюсь честно проанализировать всю свою жизнь до сегодняшнего дня. Пора вспомнить о появлении в моей жизни Олега.