Замелькали кадры с чужими лицами, и Олег приглушил звук, откинулся на диван. Все же профессор здорово сдал за последнее время. Похоже было, что он нуждался в поддержке.

В самое трудное для Андрея Степановича время от него ушла жена. Вышла замуж за иностранца, и уехала с ним в одну из восточных стран.

Увеличенная газетной шумихой, неприятность сильно подорвала здоровье профессора.

– Не стоило мне на ней жениться,– говорил он Олегу, когда тот пришел навестить попавшего в больницу профессора. – Прельстился старый дурак на яркую окраску. А она полетела на славу, как бабочка на огонек, не понимая того, что слава и деньги – это не всегда одно и тоже. – Он помолчал, прикрыв глаза, слова давались ему с трудом. В его голове мыслительный процесс не прекращался никогда. Капсула капсулой, а выбор-то делаем мы сами. Капсула ведь в душу заглянуть не может. Тут внутренний голос слушать надо, душой душу. Тогда и жить будете: душа в душу. Ты на моем примере ошибки не соверши. Путь у нас уж больно не легкий. Все пройти надо: и огонь, и воду, и медные трубы. Я так полагаю: огонь – это страсти, что кипят в человеке, вода – это отчуждение, одиночество, разочарования, а медные трубы – это слава. Так что, чем дальше, тем труднее будет. Дело, мой милый, дело прежде всего. Каждый из нас должен сделать то, для чего пришел в этот мир.

Олег, как и профессор, был очень одинок в то время. Работа не ладилась. Наталья вышла замуж, у матери тоже своя жизнь, и некому было упрекать его в бездействии, у матери тоже своя жизнь. Да и чем она могла помочь?

Тогда Олег как за последним утешением пошел к Виктору…

Глава 4

Сейчас Олегу казалось будто он прожил не одну, а несколько жизней. И те, первые жизни, были ужасно несчастливыми. Уходили самые близкие, самые нужные люди, и не оставалось ничего, чем можно было оправдаться перед Богом. Он понял, что ничего хорошего еще в жизни не сделал. И может вообще не сделать. И он взмолился: "Господи, помоги!" И родился заново.

Теперь он знает, что такое счастье. А много ли их, таких счастливчиков, на земле? Больше несчастных. Вот для них и надо жить и творить.

За окошком колебалась темнота, обретая причудливые формы, будя воображение. Олег оделся и вышел на веранду. Он стоял, наслаждаясь дремотным дыханием леса, бескрайним темным небом. Как там Сан Саныч говорил: "Каждый человек должен хоть иногда оторваться от суеты и взглянуть на звезды". Или не так, а так пожалуй: "Человек тем отличается от животного, что иногда отрывается от поисков подножного корма и смотрит на звезды." Действительно, звезды притягивали взгляд, и сердце замирало от невозможности постигнуть все тайны природы. А сколько она хранит тайн! Сколько силы в ней и сколько она может дать чувствительному сердцу!

Ведь все здесь имеет душу: и зверь, и птица, и дерево. Смотрят из темноты чьи-то глаза, неслышно шуршат в темноте невидимые крылья. Налетает дразнящий нервы холодок. И в природе не все однозначно. И здесь идет борьба добра со злом.

В это время хорошо думалось. Из многомерного пространства и времени всплывали образы и фантазии, озаряли светлые мысли, находились нужные цветовые решения. Олег поспешил в мастерскую.

От работы его оторвал долгожданный гудок -международный. В трубке раздался родной струящийся голос Эммы. Он очень любил его, как и все в ней. Вероятно, музыкант нашел бы его очень мелодичным. Эмма и пела хорошо." Когда-нибудь, когда буду старой, а балерины стареют рано, стану певицей,– шутила она,– Вот тогда надоем всем своим пением."

Эмма рассказывала о прошедшем спектакле. Она имела большой успех, в чем он, собственно, и не сомневался. Так хотелось ее увидеть, но на линии были какие-то неполадки, и видеосвязи не было.

– Ты не представляешь, какое вдохновение у меня было.

– Представляю, поэтому переживаю за тебя.

Олег высказал опасения матери. И голос Эммы недовольно дрогнул:

– Вы что сегодня сговорились. Дедушка звонил. Теперь ты.

– Но, Эмма, девочка моя милая! Мы ведь тебя любим.

– Олег, мне еще только три спектакля, и можно паковать чемодан. А сил у меня хватит, ты не волнуйся. А как твоя картина?

– Появились новые мысли и новые идеи.

– Не терпится поглядеть. Как жаль, что это невозможно сейчас, – повторила она его мысль.

От одинаковости их желания радостно заныло сердце. Олег всегда страдал от близости голоса жены по телефону и невозможности взглянуть в глаза и обнять. Он боялся даже подумать, что с ней может что-то произойти, что она такой же смертный человек, как и все. И еще он страшно ревновал ее.

Уже три года они вместе, и он все время дрожал при мысли, что она его разлюбит. Эммин звонок выбил его из колеи. Не работалось. Лег спать. Лежал без сна. Где-то в стене крошилась и падала штукатурка. Тени от веток в свете луны причудливыми иероглифами отпечатались на потолке. Что-то потрескивало и постукивало…

Знал бы он пять лет назад, уезжая с Натальей в Москву, что едет навстречу своей судьбе.

Глава 5

Заснеженная Москва тогда встретила их неприветливо. Наталью положили в клинику. А Олег попал в мир уличных попрошаек и разного рода продавцов, продавая свои картины в переходах и метро. Несмотря на то, что никто не знал его имени, картины все-же расходились. Но снисходительность москвичей мало радовала Олега. По большому счету иллюминированной блестящей Москве было наплевать на провинциального художника и его талант. Денег с трудом хватало на оплату самого дешевого номера в гостинице. Попривыкнув, москвичи перестали обращать на Олега внимание, картины стали расходиться хуже, и наступила в его жизни черная полоса. Нужно было искать другое жилье или уезжать из Москвы.

Выручил случай. Уже стемнело на улице, когда на его картины загляделся опрятного вида старичок и пожелал купить одну из них. Самую дорогую. – «Именно такой пейзаж я и ищу!» Но денег у него с собой не было, и он предложил Олегу поехать к нему домой. Олег побоялся упускать редкую удачу и согласился.

Старичок оказался одиноким геологом на пенсии, веселым и очень охочим до разговоров. Кроме геологических находок в его заставленной книгами квартире, Олег увидел несколько картин неизвестных авторов. Старичок бойко и с видимым удовольствием комментировал все виденное, а заметив, что Олег заинтересовался картинами, сказал:

– Мое последнее увлечение. Это малоизвестный молодой московский художник – Ступин. А это – копии, узнаешь, но тоже неплохо, а? – спросил его старичок. – Пытаюсь угадать талант! – улыбнулся он. – Мы в «Клубе пенсионеров» многие коллекционированием занимаемся, – объяснил он. – А я в детстве неплохо рисовал шаржи, очень похоже получалось. Теперь уж не могу. А интерес к искусству остался. Мой друг – Антон Иванович Победимцев меня заразил. У него коллекция побольше. У него и старинные картины есть, и даже кое-что из антиквариата.

Петр Моисеевич, разговорившись с Олегом, не захотел отпускать его домой. Так Олег обрел новое жилье.

А потом появилась Эмма.

– Извини, дедушка, долго не приходила, – сказала она, поглядывая на Олега, – была на гастролях в Италии.

Высокая, прямая, со смелым озорным взглядом прозрачных каких-то глаз, она смутила ими Олега.

– Познакомься, Эммочка, Это Олег – художник. Я тебе про него говорил по телефону, помнишь? Ты увидишь его работы, тебе понравится, я уверен.

– Эмма,– протянула она руку, и он увидел, что глаза у нее светло-болотного цвета в тон волос, блестящим шелком падающих на плечи. – А я переживала, кого тут дед притащил! А вы вон какой!

– Какой? – хотелось переспросить ему.

Эмма легким движением провела по своим волосам, от чего они, казалось, заблестели еще больше. Глаза ее теперь смеялись, и что она имела в виду, было непонятно. На ее лице совсем не было косметики, не было в нем никакой яркости, но от этого оно странным образом становилось только интереснее.

В комнате с ее приходом, воздуха стало будто больше, он наполнился ароматом лесного яблока. «Ну что, нравлюсь?»– смеялись ее глаза, приковывая взгляд Олега. А он злился на себя за свою скованность и на нее за ее неотразимость. Одета она была в каком-то балахоне с бахромой, но идеальная прямота и стройность чувствовались в каждом движении.

– Ну и где тут произведения гениального художника? – прошла она мимо него, качнув бахромой воздух. Хотелось любоваться ею, не отрывая глаз. Что он и делал. А ей было смешно.

Эмма, перестав смеяться, долго и задумчиво смотрела на картины.

– Неплохо, – похвалила сдержанно. Потом он узнал, что в ее лексиконе эта самая высшая похвала.

– Хотите со мной кататься с горы? – неожиданно озорно предложила она Олегу. – У деда во дворе горка замечательная.

– Не замечал, – растерялся Олег.

– Вы не заметили? – удивилась и продолжила: – Я уже съехала раз, хочу еще!

– Эмма, ты как ребенок! – пожурил ее дед. Снова зазвучал колокольчик ее смеха.

Эмма в пушистой шапочке с ушками, в стеганой курточке, отороченной мехом, заснеженная и веселая, была похожа на большого ребенка. Такой она ему снилась всю следующую ночь.

После он не раз думал, что же в ней так поразило его в первый раз. По отдельности глаза, волосы, губы не представляли ничего особенного. И фигура стандартной манекенщицы. Но за каждым жестом, движением, чуть-заметной улыбкой таилась жизнь. Жизнь неведомая, манящая. Во всем ее облике, в тайне ее внутреннего мира царила гармония.

В тот день она принесла два билета на балет со своим участием. И Олег после, сидя во втором ряду партера, понял в чем заключена ее гармония. Это была гармония радости, гармония поиска, гармония таланта.

Шел балет «Бахчисарайский фонтан». Невероятно красивым было оформление, костюмы, тела и лица молоденьких балерин, одухотворенные танцем.

Посмотри, какая, вон эта в розовом, – восторженным шепотом привлек внимание товарища, парень, сидящий перед Олегом. – Просто королева!» – высказал он, то, чего не мог сформулировать для себя Олег. Впервые его кольнула ревность.

Эмма – а это была она – танцевала с упоением и необыкновенной легкостью. Будто это была не женщина из плоти и крови, а ожившая статуя из мрамора, летучая и трепещущая.

Эта гармония музыки, танца, красота женского тела и души заполнила его целиком, погрузило сердце в неиспытанную никогда доселе радость. Или это действие капсулы? Он видел только ее одну и не совсем еще понимал тогда, что за каждым движением, взмахом ресниц были сотни часов физического и душевного труда. Эмма потом сказала, что у нее в этот день безумно болела нога. И она весь вечер пролежала, мучаясь от боли.

Потом она дебютировала в «Лебедином озере» в роли Одетты.

Олег наблюдал за ней из-за кулис, видел то, что скрыто от зрителей: чудовищное напряжение мускулов, сбивающееся дыхание, побелевшее сквозь грим лицо в бисеринках пота, промелькнувшие в какой-то миг сомнение и испуг. Сострадал ей.

Начала она как-то неуверенно, тяжело. Он ловил отчаянные тени, скользящие по ее лицу. От волнения, охватившего его, он почти не слышал музыки, хотелось крикнуть: «Держись». И вдруг музыка полилась, в едином порыве подхватив ее, она взлетела, закружилась, заражая всех вокруг необыкновенным чувством легкости.

Волшебная музыка Чайковского, расшифрованная танцем, вливалась в открытые души. Последний акт был закончен блестяще. Зал взорвался аплодисментами. И только артисты, да немногие знатоки знали истинную цену ее чуть не сорвавшемуся успеху. Но и они аплодировали стоя.

Он знал, что каждый раз, перед выходом на сцену, она молится про себя, целует крестик, и лицо ее в этот момент, как и вся она, становились неземными.

Олег уже не мог жить без Эммы. Он превратился в ее домохозяйку, повара и массажистку одновременно; выполнял все ее капризы и желания. Но вскоре ей это надоело, она стала капризничать, раздражаться, обвинила его в том, что он любит ее для себя, а не для нее, что он вообще никого не любит. Она упрекала его в невнимании к Наталье. И заявила, что им нужно расстаться.

В тот вечер Олег чуть не покончил с собой. Ноги сами привели его к Петру Моисеевичу, который снова дал ему приют.

Как много выручал он его в трудные московские дни! И все же именно они были для Олега самыми трудными и самыми счастливыми.

А для Эммы? Была ли она легкомысленна или расчетлива, мучили ли ее угрызения совести в те дни, Олег так никогда не узнал. Сама Эмма тот период жизни вообще не брала в расчет. Олега она тогда еще не любила. Любовь захватила ее лишь спустя несколько лет.

Странная штука память, каждому возвращает лишь собственные чувства и переживания.

После того, как Эмма уехала в гастроли, сказав Олегу, что ей не нужен идеальный мужчина, у Олега будто земля ушла из-под ног.

По ночам не спалось. Окна квартиры Петра Моисеевича выходили во двор, и было слышно, как щелкает капель, падают подтаявшие сосульки. Природа тоже не спала по ночам: по стволам вверх поднимались соки, набухали почки. И сердце Олега набухало болью и обидой. «Как она не понимает? Как она не понимает?»

В воздухе бродил весенний хмель, щебетали птицы, девушки на улицах расцвели еще больше, озаряя улыбками прохожих. Но Олегу кроме Эммы никто не был нужен.

Глава 6

Было начало апреля, Наталью муж забрал домой месяц назад, Олег тоже собирался уехать, но все медлил, когда неожиданно появился Виталий. – Баловень судьбы! Отрастил себе гусарские усы, придававшие ему холеный вид. Улыбка не сходила с его лица, будто встреча с Олегом была для него высшей радостью.

– Ты откуда? – обрадовался Олег.

– Мне мама твоя адрес Эммы дала. Я виделся с твоей балериной. Она только что приехала. А ты что, чудак, не знал? – удивился Виталий.

– Она не хочет меня видеть, – объяснил Олег. Виталий недоуменно пожал плечами.

– А я прикинулся поклонником балета, – объяснил он в своей непринужденной манере, раскинувшись на стуле, как на мягком диване. – Она мне все про тебя и выложила, что ты у деда живешь…

–А-а-а… – уныло протянул Олег.

– И что это вы с ней не поладили? – Не понимаю! Она мировая девка, веселая. Не без запросов, конечно.

– Я ее люблю, – как-то обреченно признался Олег. – Но ей не нужен "идеальный мужчина", – с горечью констатировал он. И ревность змеей зашевелилась в душе, ведь разговаривает же она с другими, с Виталием, например. Может быть, даже принимает чьи-то ухаживания.

– Брось унывать. Главное – что ты ее нашел. И никуда она от тебя не денется. Что-то ты совсем раскис. Вспомни, чему учил профессор, – напомнил Виталий. – Все победы начинаются с победы над самим собой.

– Я без нее не могу. Она преследует меня, как наваждение какое! – жаловался Олег. – Иду по улице – мерещится: она навстречу идет, в окно выгляну, кажется: в машину к мужчине садится. И ведь знаю, что нет ее в Москве, – поделился он. – Я, кажется, начинаю сходить с ума.

– Ну, теперь понятно, почему она от тебя сбежала, – рассмеялся Виталий. – Замучил ты ее своей любовью и ревностью. – Виталий высказал мысли, навеянные личным жизненным опытом: – И что ты ее преследуешь?! К чему унижаться? Вообще, надо тебе отвлечься. И мне заодно поможешь. Я ведь сюда по делу.

Виталий узнал, что у убитой Вероники Полянской была сестра. Он считал, что именно ей и следовало передать медальон.

«Этот старый еврей – их отчим – еще на свободе»,– сказал он.

Виталий надеялся, что здесь, в Москве, удастся что-нибудь о них узнать.

– Я – не я буду, если дело это не распутаю. Это –долг мой перед покойной, – избитым жестом стукнул он себя в грудь.

Петр Моисеевич проникся к Виталию теплыми чувствами и посоветовал ему поговорить со своим другом – антикваром.

– Я, пожалуй, приглашу его сегодня на чай. Заодно он новые картины Олега посмотрит. Может, что-то и возьмет на продажу,– пообещал он.

Антон Иванович Победимцев – веселый кругленький, некогда рыжий лысячок оказался весьма сведущим человеком. Напившись чаю, вытирая пот с раскрасневшегося лица, Антон Иванович откинулся на кресло.

– А… Ефим Аронович… Знаю, знаю… Старый волк. Приходилось с ним сталкиваться по моим коллекционным делам. Он еще тогда в экспертной комиссии работал. Мухлевал здорово.

– Так вы его знаете? – сердечно обрадовался Виталий.

– Знал когда-то. Жена у него красавица была, две дочки-двойняшки от первого брака жены. Одну Вера звали, другую Ника.

– Двойняшки? Вот так номер,– подмигнул Олегу Виталий. – Это что ж получается одно имя – Веро-ника? – спросил Виталий. – Кто же у них по паспорту Вероника? – снова спросил он.

– Этого я не знаю. Девочек я только маленькими видел. Они, как две капли воды, похожи были. Только характеры разные. Вера – послушная, а Ника, та, все время проказничала. Нонна – их мать – певицей была, так себе талант, но что-то в ней притягательное было помимо красоты,– помолчал он, вспоминая. – Вера в нее пошла: задумчивая, с грустинкой,– опечалился он, памятуя о судьбе девушки и переключился на другое. – Нонна всегда на себе колье носила и кольцо с бриллиантом, очень ценные. Никогда с ними не расставалась. Но она скрытная была, а Губерман и подавно. – Антон Иванович ушел в воспоминания, отчего его веселое лицо подернулось дымкой. – Помню, как мы все переживали, когда она покончила с собой. Накануне разговор о ядах вели, а на следующий день она отравилась, – он помолчал. – Дочки очень на похоронах плакали. А Нонна в гробу в первый раз без украшений была. – Рука антиквара, коснувшись блюдца, задрожала. Похоже, что-то большее связывало его с женой Губермана, подумалось Виталию.

– Как, вы говорите, Веру убили? – спросил Антон Иванович и выслушал ответ Виталия. – Жалко. Ведь она молодая еще совсем. В чем-то повторила судьбу своей матери, – вздохнул он. – О Нонне ведь тоже ходили слухи, что муж ее отравил. Ефим Аронович Губерман на все способен.

– А те драгоценности, что были на Нонне, видеть вам больше не приходилось? – спросил Виталий.

–Нет…покачал головой старичок. – Что в руки Губерману попало, то пропало. Золото и бриллианты тогда, как в воду канули. Дочек родственники взяли себе. И, кажется, разделили их, увезли куда-то… Так теперь этого старого волка в убийстве обвиняют? – неожиданно бодро спросил старик и покачал головой: – Не легко будет его поймать, уж больно хитер. Да, слышал я он заграницей живет, в Израиле, да давно уже.

– А еще какие-нибудь драгоценности вы у них видели? На Веронике медальон был… – заговорил Виталий об интересующем его факте.

– Нет…не видел,– после паузы сказал антиквар. – Но, кажется, что-то слышал,– наморщил он лоб.– Память уж теперь плоха стала. Слышал, будто какая-то семейная тайна была связана с медальоном. Уж не за ним ли охотится наш Ефим Аронович? Может быть, Нонна тайну свою дочерям передала? Постойте, тогда и Нике грозит опасность! Если она вообще еще жива. Вы найдите ее, найдите! – неожиданно с жаром закончил он, удивив Виталия.

Антон Иванович засуетился, задвигал руками и лицо его от волнения покрылось бисеринками пота.

– Да. Я и собираюсь это сделать, – согласился Виталий, задумавшись.

– А вы что ж с Верой знакомы были? – торопливо спросил антиквар Виталия, будто избегая вопросов с его стороны.

– Да нет. Просто у нас город маленький – все на виду. А в общем немного знаком, – чтобы как-то оправдать свой интерес к этому делу, соврал Виталий.

– Да,да…-кивал антиквар головой, спрятав под пиджак руки.

«Скрывает волнение», – подумал Виталий.

– Бывал я в вашем городе. Музей у вас хороший, библиотека богатая, девушки красивые. Брат мой старший несколько лет в вашем педагогическом институте преподавал. Я тоже жил там одно время,– уклончиво сказал он.

– А с профессором Сидоровым вы случайно не знакомы?

– Не имею чести, – нахохлился он. – Про него и ему подобных только теперь и пишут, – возбужденно заблестел он глазами. – Но я человек земной и в чудеса не верю. Я очень боюсь, что этот Сидоров обыкновенный шарлатан. Возмечтал о славе великого ученого! Их сейчас столько развелось! – с возмущением взмахнул пухлыми ручками антиквар.

– Вы не верите в успех его экспериментов? – снова спросил Виталий, с усмешкой переглядываясь с Олегом.

– Я вообще скептик. Это самая лучшая зарядка для ума – все подвергать сомнению, – сказал он.

– Это правда, – восхищенно согласился Виталий, широко улыбаясь, будто старичок изрек невесть какую истину. – Может быть, вы еще что-то вспомните об этой семье? – спросил Виталий, пытаясь вернуться к прежней теме.

– К сожалению…-развел руками Антон Иванович.

– Профессор Сидоров родом из нашего города, – с некоторой обидой за профессора вставил Олег. Но антиквар пропустил его реплику мимо ушей.

– Если хотите, я дам вам старый адрес Губермана, – обратился он к Виталию. – Только вряд ли вы там кого-нибудь найдете.

– Буду очень благодарен, – расплылся в улыбке Виталий.

– Всегда рад, – услужливо кивнул в ответ антиквар. Он черкнул в записной книжке адрес и, вырвав листок, снова спрятал книжку в нагрудный карман. Движения его были выверенными, адрес, видимо, был ему хорошо знаком.

– Очень приятно было познакомиться, молодые люди. Хотя с Олегом я по его картинам заочно знаком, – по-детски радостно улыбнулся он Олегу. – Поздравляю вас, молодой человек, вы перспективный художник. Я постараюсь ваши картины пристроить. Вы сколько еще пробудете в Москве?

Олег уловил некоторую неискренность в интонациях антиквара, противоречащую его улыбкам, и понял, почему поосторожничал Виталий, не сказав о медальоне.

– Завтра к вечеру уедем домой, – ответил за него Виталий.

– Завтра с утра позвоните мне, – сказал он. – Большой суммы не обещаю. Но все, что смогу, сделаю.

– Спасибо,– поблагодарил Олег.

Антиквар ушел, отобрав несколько картин Олега.

– Ты заметил, как заблестели у него глаза, когда я заговорил о медальоне? – спросил Виталий, когда за гостем захлопнулась дверь. – Не все нам сказал Антон Иванович. Ох, не все! – воскликнул Виталий.

– Ты думаешь? – задумался Олег.

– Этот народ только прибыль интересует. Их бог – деньги, – сказал Виталий. – А медальон наш определенно чем-то интересен,– задумчиво заметил он, – ин-те-ре-сен,– повторил он, задумчиво. – И наш гость что-то об этом знает. Я – не я буду, если ошибаюсь.

– Поэтому ты не показал ему медальон? – спросил Олег.

– А зачем? Что надо, я и так знаю. Медальон этот сам по себе ценности особой не представляет. Это работа современных ювелиров. Возможно, где-то есть и настоящий.

– Да? Вот никогда бы не подумал, что это подделка, – удивился Олег. – Я сейчас тоже подумал, что Антон Иванович что-то недоговаривает.

– Факт,– согласился Виталий. Друзья заговорщицки переглянулись. Олег, кажется, стал оживать.

Глава 7

Вечером того же дня Виталий вытащил друга к Сан Санычу. Он где-то раздобыл его адрес. Ну никак не мог Виталий сидеть на месте!

– Живете в одном городе. А до сих пор друг о друге ничего не знаете, – подосадовал он на Олега, упрекая его в безынициативности. Олег только развел руками в ответ.

Сан Саныч жил в старинном доме, отданном при советской власти на коммуналки, чудом уцелевшем в этом районе. Сейчас таких домов в Москве почти не осталось.

Комнатка была тесной, со старой мебелью. Зато сам хозяин в джинсах и модной рубашке выглядел молодцевато. Без бороды и усов друзья его даже не сразу узнали. Хозяева, застигнутые врасплох приходом гостей, стали быстро наводить порядок в маленькой комнатке. Тая, заправив каштановые кудряшки за уши, вовсю командовала мужем. Была она кругленькая, по-женски милая, и никак не походила на девочку, недавно закончившую школу. Руки ее летали, прибирая в шкаф разбросанные вещи.

– Вот так и живем, – сказал Сан Саныч, обводя глазами комнату. – Зарплата моя журналистская небольшая. Тая учится и подрабатывает немного. Все сами…, – с грустным достоинством сказал он.

По сияющим глазам Таи было видно, что грусти мужа она не разделяет, и романтика семейной жизни ей еще не надоела. Она взглядами призывала гостей полюбоваться шторками с бантиками, которые сшила сама, любовно застеленным семейным ложем – их милым семейным гнездышком.

– Вы угощайтесь, – поправила она салфетку, предлагая печенье. – У нас еще нет здесь друзей. И мы вам так рады, – сказала она, умиленно глядя на мужа: – Правда, Саша?

Она суетилась, обещая скоро налить чаю.

– Конечно, – заверил Сан Саныч, поправив очки.

– А давайте отметим нашу встречу по-настоящему! – предложил Виталий, у которого, как всегда, все оказалось с собой.

– Ах! – всплеснула руками Тая.– А я и не догадалась. – И принялась быстро помогать Виталию накрывать на стол. – Саша, тарелки из шкафа достань, – попросила она мужа, – и вилки там посмотри, ну хоть ложки, – извинительно взглянув на Виталия покраснела она.

– Ничего-ничего, все сгодится, – одобрил Виталий.

– Как же вы тут оказались, вдвоем? – опомнился Сан Саныч, взглянув на Виталия.

– Олег тут уже несколько месяцев живет. Сначала здесь Наталья его на сохранении лежала. Угадай, за кого она замуж вышла? – спросил Виталий.

– За Олега… За тебя, – стал гадать Сан Саныч, насмешив их.

– Ты не догадлив. За Сергея Ивановича Петрова, нашего доктора.

–У-у-у! – удивился Сан Саныч.

– Ну что ж к столу, дамы и господа! – пригласил Виталий. – Таечка, вы чудо! – похвалил он хозяйку. – Первый тост за хозяйку!

– Все как в прежние времена, – сказал Сан Саныч.

– Только жаль, женщин у нас тогда не было, тем более таких милых! – поддержал Олег.

– Зато были Виктор, Константин, Иван… Что сейчас с ними? – поинтересовался Сан Саныч.

Выпили. Закусили. Налили еще. На душе потеплело.

– Константин косметический салон открыл. Я его в налоговой как-то видел. Назвал, кстати, свой салон «Идеал».

– Ну, на него похоже. И что, процветает?

– Не знаю. Я по таким местам не хожу. Я, знаешь, больше спорт уважаю. Виктор пропал куда-то. Но из тех, кого я встречал, ты, Сан Саныч, первый женился. И дай вам бог, как говорится, семейного счастья! За это стоит выпить, – предложил Виталий.

Никто не отказался.

Олегу пилось легко, вспомнилось, что где-то совсем рядом находится Эмма, захотелось ей позвонить и услышать ее голос.

За столом говорили, но Олег слушал в пол-уха.

– Ты, кстати, капсулу еще не удалил? – спросил Сан Саныча Виталий. – Олег уже. А я завтра собираюсь. Пойдемте завтра в клинику, может быть, профессора увидим, – предложил он.

– Да вроде мне капсула уже и без надобности. Жену я свою нашел, – любовно глядя на Таю, сказал Сан Саныч. Она улыбалась ему в ответ. – Я с утра свободен. Пожалуй, я пойду с ними, а Тай? – спросил он жену.

– Как хочешь, – милостиво разрешила она мужу самостоятельно принять решение.

– Тая, у вас есть телефон? – решившись, спросил Олег. – Я на минутку, – сказал он, поднимаясь из-за стола. Пошел к указанному Таей окну. Сквозь стекло виден был грязноватый двор и голые ветки деревьев. Набирая номер, взглядом переключился на темную царапину в оконной эмали, сомневался и трусил, хотел уже бросить трубку, и вдруг внезапно оглох от близости Эмминого голоса.

Но счастье и мука его длилась недолго. Разговора с Эммой не получилось. Она куда-то торопилась, в интонациях ее слышалось нетерпение. Она так и привиделась ему в распахнутом пальто и не застегнутых сапогах. Нетерпение сменилось насмешкой: «Ты что, Олежек, пить начал, поздравляю!»

Олег вернулся за стол и опрокинул еще рюмку, отмахнувшись от закуски, предложенной Таей.

– Ты что Эмме звонил? Не нужно было сейчас этого делать! Ну да ладно, не бери в голову, – сказал Виталий. – Моя Элка замуж вышла за босса, я плюнул и думать забыл. – А твоя Эмма никуда не денется. У нее же один балет на уме.

– Давайте за дружбу, за мужскую дружбу! – воскликнул Сан Саныч.

– Правильно, Саныч, покажи нам пример, – поддержал Виталий. – И нечего унывать. Проблемы они у всех есть.

– Забудем, – сказал Олег, грустно улыбаясь.

– Да, как в старые, добрые времена, – сказал Сан Саныч, размалев от выпитого. – Что ты там про девушку-то говорил? – обратился он к Виталию. – Я бульварную прессу не читаю, у нас серьезный журнал – научно-информационный.

– Знаю, знаю. Все журналы обзвонил, пока тебя нашел, – сказал Виталий.

– А давайте в телефонной книге посмотрим, – предложила Тая.

– Правильно, Таечка. Все гениальное просто! – подхватил Виталий.

– Да у них здесь и родственников не осталось. В нашем городе, ты говорил, тетка жила, так она уже умерла, – засомневался Олег, взглянув на Виталия.

– Ну и что! А вдруг… – отыскивая среди папок в ящике стола справочник, сказал Сан Саныч. – Держи, Виталь, – протянул он.

– Так… Полянский… Полянская… Наугад что ли? – сказал Виталий, пододвинув телефон.

Попробовали с десяток номеров. Но Веронику Полянскую нигде не знали.

– Если Вера погибла. Спрашивай Нику, – подсказал Виталию Сан Саныч.

–Точно, – поблагодарил он кивком.

– Это квартира Полянских? – набрав очередной номер, спросил Виталий, сделав жест помолчать. – А Нику Полянскую можно?

– Кого? – разозлился мужской голос.

– Минуточку, это очень важно,– вложив все свое обаяние в голос, вкрадчиво сказал Виталий. На конце провода сердито молчали.

– Почему Вы ищете ее здесь? – раздался недовольный «чиновничий» голос. – И вообще, кто вы? Вы из милиции? Как вообще вы на меня вышли? – посыпались вопросы. – Я за границей живу и к делам Губермана не имею никакого отношения. И ничего о них не знаю, – каркал мужчина, тяжело дыша от возмущения.

– Нет, я не из милиции. Я знакомый Веры. Мне необходимо кое-что передать Нике.

На минуту стало тихо. «Чиновник» осмысливал услышанное.

– Что именно? – зло ухнула трубка.

– Медальон.

На том конце провода то ли каркнули, то ли кашлянули, поперхнувшись, и стукнули трубкой. Виталию показалось, что связь прервалась. Но трубку взяли вновь.

– Записывайте адрес, – продиктовал сердитый мужчина в трубку то, что им было надо. – Только вчера она звонила из Ялты, просит помощи. Там Губерман. А чем я могу ей помочь? Завтра мне надо быть в Стокгольме. А вы, я чувствую, ее друг… – голос мужчины стал жалким. Он заговорил скороговоркой, что- то прося, торопясь, как бы оправдывая себя, потом, опомнившись, закончил с металлом в голосе: – Запомните, я вам ничего не говорил! – поспешил закруглиться он.