Эта двойственная книга сложно устроена, и отношение к ней зависит того, как воспринять и обе части по отдельности, и форму их взаимодействия.
«Я не историк, и потому мне хотелось бы говорить о своей эпохе с негодованием»
Будь дневник-хроника Ольги Фрейденберг опубликован сам по себе, я бы его купил. Но читать его тяжело: это личные и не слишком ровные записки разъяренного и разочарованного свидетеля эпохи, которую он годами судит со всей страстью, на которую способен. А вместе с эпохой — и всех вокруг. В особенности — коллег, отношения с которыми расписаны в таких деталях, что в ответной ненависти целых поколений преподавательского состава ЛГУ не вижу ничего удивительного.
Царапает глаз при этом то, что Фрейденберг судит пороки окружающих, вытянутые и подхлестываемые сталинизмом, как бы оставляя саму себя за кадром, не распространяя свои оценки и суждения на собственные поступки — иногда ничем не отличающиеся от поведения остальных. Впрочем, возможно, не проговаривая этого прямо, она в своих обобщениях имеет в виду и себя, и тогда речь, скорее, о психологической самозащите.
Говорить же о ее обобщениях как о теории сталинизма я бы все же поостерегся. Оптика — да, безусловно. Мифопоэтическая перспектива в ней и целая россыпь образов — да, ценны. Отдельные утверждения — конечно, тоже: особенно тезис про склоки как метод управления и оценка блокады как пикового проявления сути сталинского строя. Фиксация и осмысление исторических событий — само собой: два ключевых и потому самых ценных и с хроникальной, и с теоретической точки зрения элемента повествования — блокада и послевоенные чистки ЛГУ. Но цельная концепция? Нет, скорее нет.
В том числе потому, что сама Фрейденберг все же не стремилась прописывать связи между отдельными обобщениями, а некоторые из них — касающиеся быта — решают и ставят вопросы одновременно, потому требуют отдельной рефлексии (на возможность которой Ирина Паперно указывает, но не более того). Она, собственно, и вывела бы ее записки на уровень полноценной теории. Но Фрейденберг ей не занималась.
Опыт чтения
Метатекст Паперно тяжело ухватить. Он избыточен по отношению к запискам как нарративу и в основном повторяет и склеивает цитируемые отрывки, иногда комментируя их и задавая ожидаемые вопросы в ожидаемых местах, там, где утверждения становятся спорными с научной, а рассказ о событиях — с моральной точки зрения. Он даже не предлагает вписывать обобщения Фрейденберг в контекст собственно теории сталинизма: Паперно сравнивает ее тезисы с концепциями ее современников, большинство из которых — кроме, понятное дело, упоминаемой регулярно Лидии Гинзбург — интересовал феномен тоталитаризма вообще, не сталинизма в частности. Диахроническая перспектива отсутствует совершенно, что странно, даже если учесть, что ретроспективный дневник Фрейденберг до сих пор исключен из оборота и ни на кого за последние семьдесят лет повлиять толком не мог. Но такого рода сопоставления вообще-то и нужны для анализа и, пожалуй, полноценной реализации концепции, за которую отвечает не Фрейденберг: если кто-то и пишет в этой книге мифопоэтическую теорию сталинизма, то это Ирина Паперно, и насколько удачно — вопрос открытый.
И все-таки — хорошая книга. Но не тем, чем должна была, а своими странными отношениями с двумя текстами внутри себя. Если читать их как научный комментарий к теории, то, наверное, она окажется скучной и не самой информативной — за пределами свидетельств очевидца и некоторых образов. Но в некотором смысле у двух ее авторов получился — благодаря исследовательнице исследовательницы — постмодернистский текст после постмодернизма, искренний рассказ о чудовищном времени, превращающийся в наброски теории, превращающиеся в научную монографию о самих себе, и за счет этого сращения и превращения нарратив трансформируется в призрак постмодернистского романа о невообразимо мерзкой эпохе, в которой никто не остался чистым, живым и прощенным.
Фрейденберг не любила писательницу Гинзбург, свою соседку, проходящую тенью по книге Паперно. И не считала себя способной на литературное творчество. А вот поди ж ты — вот оно, получилось.
Izohlar
2