Kitobni o'qish: «Горький – детектив»
Горький-детектив, или Не сердитесь на меня, Алексей Максимович!
В истории принимают участие герои произведений Максима Горького – романа «Мать» (Павел Михайлович Власов и его мать Пелагея Ниловна), романа «Жизнь Клима Самгина» (Клим Иванович Самгин), пьесы «Дачники» (Суслов Петр Иванович, его жена Юлия Филипповна и его дядя Двоеточие Семен Семенович), пьесы «Мещане» (Кривцова Елена Николаевна и Нил, машинист) и пьесы «На дне» (странник Лука и Константин Сатин).
С событий, описанных в перечисленных выше произведениях, прошло какое-то время.
Нижний Новгород красив в любое время года, а как хороша Стрелка, где встречаются две реки – Волга и Ока! Но лучше всего в этих краях летом, когда открывается знаменитая Нижегородская ярмарка.
Так думал благообразного вида старик, подходя к крепким деревянным воротам, за которыми возвышался дом, судя по всему, недавно построенный. Он немного постоял около калитки, переминаясь с ноги на ногу, но потом все-таки громко постучал. Скоро раздался звонкий женский голос.
– Кто там?
– Ниловна, это я!
Калитка отворилась. За ней стояла женщина средних лет в белом платочке. Глаза ее буквально светились добротой. Она поправила платок на голове и всплеснула руками.
– Лука! Ты, что ли? Давненько я тебя не видела.
– Вот пришел, Пелагея Ниловна.
– Все странствуешь?
– Странствую. Вот и опять в ваш город ноги привели. Пустишь переночевать?
– Пущу. Как нашел-то меня?
– Добрые люди подсказали, но в новый дом я не пойду, где-нибудь во дворе посплю. Сарайчик-то у вас есть?
– Как не быть! А то, может, в дом?
– Нет, не пойду.
– Как знаешь!
– Хоромы у вас теперь, право слово, хоромы!
– Да, дом хороший. Его Павел, как вернулся, отстроил.
– Так он, значит, сейчас тут в городе?
– Где же ему еще быть? По делам вот сейчас ушел, к вечеру вернется. Чай-то ты будешь пить?
– Буду.
– Только что самовар закипел, как будто знала, что зайдешь! Сейчас принесу тебе, тут на крылечке и попьешь.
Через несколько минут Ниловна появилась с чашкой чая и тарелкой, на которой лежали румяные пирожки.
– Ух, ты! Вкусные пироги у тебя, всегда их вспоминал, потому что нигде лучше не ел.
– Жизнь научила! Я ведь на фабрике их продавала, тем и жила, пока Павлуша-то … Да что теперь вспоминать!
После чаепития Лука достал из котомки разноцветные камешки.
– Красивые!
– Бери, если хочешь.
– Откуда такие?
– Из дальних стран.
– Ты и там побывал?
– И там. Ты-то как?
– Живу.
– А Павел как? Опять за прежнее взялся?
– Ты это про что?
– Ясно уж про что. Он же у тебя по политической статье на каторге был.
– Сейчас молчит об этом со мной, не говорит, чем занимается. Ничего я не знаю.
– Так что же он делает? Откуда средства на дом взял?
– Не сказывал, но друзья у него теперь не простые рабочие, как раньше, а совсем другие люди! И не нравятся они мне. Те, с кем раньше он дружил, были молодыми, светлыми, все о благе народа говорили, а будущем. Я слушала их и нарадоваться не могла. А эти новые его друзья – непонятные для меня, все себе на уме и только о деньгах и твердят…
– Что-то ты темнишь, Ниловна! Неужто он совсем переменился? Павел Власов и другим стал?
– Этого я не знаю. Вот хоть верь, хоть не верь! Спектакли вон по соседству с нами всякие его приятели и приятельницы разыгрывают, наш дом-то на улице крайний, как бы на отшибе, а рядом с ним постройка деревянная. Сцена это.
– Видел я. Павел, что ли, построил?
– Не без него уж. Красивые женщины тут представляют.
– Вот бы хоть глазком глянуть!
– Глянь! Туда много народу разного приходит.
– Павел тоже?
– Нет, он нечасто там бывает, дел у него много. Он сначала даже против был, а потом вдруг взял и согласился.
– А за сценой-то что?
– Ничего. Кусты там, деревья, берег крутой и лестница, что к Волге ведет.
– А вон там что у вас, за заборчиком? За вашим домом?
– Да что ты все расспрашиваешь? Тебе какое дело? Развалины какие-то старые! Но Павел мне строго-настрого запретил туда ходить.
– Да ну! А с чего бы это?
– Там у нас теперь спиритические сеансы проходят. Вот! Еле выговорила!
– Это что еще за представления?
– А это когда собираются люди, садятся кружком за стол и духов чьих-то вызывают. А стол этот без единого гвоздя сделан, он сейчас в сарае стоит, как войдешь, сразу его и увидишь!
– Иди ты! Этому Павел там, что ли, научился?
– Не знаю. Может, и там, а, может, еще где, но туда на развалины эти духи и приходят!
– Ниловна! Ты не заболела, чай? Что говоришь-то? Это же нехорошо! С загробным миром общаться-то!
– Может и нехорошо, но ты, Лука, не знаешь, какие сюда господа богатые приезжают, какие дамы заходят. И денег у них очень много.
– Так уж и много? Ну, если так…
– Сама видела. И Павел у них как бы главный!
– Ну, и дела! А глянуть-то на этих людей можно?
– Нет, нельзя! Я туда ночью не хожу, боязно, но слышу у окна, как они с кем-то переговариваются, значит, кто-то к ним ночами туда все-таки приходит. И ветер оттуда тогда дует!
– Ветер?
– Да! То сильно так, то тихонечко…
– Ну, и дела, Ниловна! Вот если бы ты мне этого не рассказала, ни за что бы не поверил. Но ты, как я знаю, женщина серьезная, обманывать не будешь!
– А зачем мне тебя обманывать-то? Говорю все, что знаю. На роток-то мне платок не накинули!
– А на развалины эти хоть разок глянуть поближе можно?
– Нет, и не проси! Если Павел узнает, очень рассердится.
– Ну, и дела! А когда они снова будут духов вызывать?
– Не знаю. Может, на днях, а, может, и через месяц.
– Жаль… Уж больно мне теперь побольше об этих делах узнать хочется.
– Ой, твое дело, если не боишься! Только бы Павел тебя не увидел.
– А когда он сам дома бывает?
– Днем-то его всегда тут нет, только вечером приходит, что-то поделает, переночует и опять уходит. Если, конечно, ничего у них там в этих развалинах не должно ночью быть.
– Это для меня хорошо.
– Чем же?
– Так не узнает он, что я у тебя в сарае ночую.
– Твоя правда. Но я тебе еще одну вещь хочу сказать. Ты Константина Сатина помнишь?
– Его разве забудешь! В одной ночлежки жили. Мы с ним долго тогда беседовали! Я его слова на всю жизнь запомнил, что человек – это звучит гордо!
– Так вот он тоже сюда приходит.
– Зачем? Духов вызывать или на театр смотреть?
– Ко мне он приходит. Любовь у нас с ним.
– Любовь? С ним? Ниловна, он же шулер карточный, вор!
– Нет, он человек хороший, и сейчас совсем изменился. Павел ему теперь поручения разные дает, и он все в точности выполняет. И сын его очень хвалит.
– Смотри-ка! Сколько тут у вас перемен. Ладно, пойду я в сарае устраиваться.
– Иди! Там сено есть, тебе тепло будет.
– Так и не холодно уже, не зима. Да у меня и тулупчик с собой имеется.
– Тогда до утра.
– До утра. Скоро уж и Паша домой вернется, надо будет опять самовар ставить.
– Тогда я пошел.
– Иди.
И Лука поковылял с котомкой в сторону крепкого сарая. Неожиданно раздался стук в калитку.
– Кто это еще?
– Не знаю, ты иди-иди! Нехорошо будет, если тебя здесь увидят.
Ниловна отворила калитку. За ней стояла всеми признанная красавица Юлия Филипповна, жена инженера Суслова, а из-за ее плеча выглядывал мужчина в летах.
– Здравствуйте, Ниловна. Павел дома?
– Нет еще. Вечером будет.
– Жаль! А мы вот с дядей мужа Семеном Семеновичем по городу гуляем.
– Так проходите-проходите! Я самовар мигом поставлю.
– Нет, мы ближе к вечеру еще зайдем, а пока на Волгу спустимся. Там так хорошо! Свежо и такой простор!
– Как хотите!
И только Ниловна вернулась в дом, как в ворота опять постучали. Она открыла калитку, и теперь за ней стоял Петр Иванович Суслов, муж Юлии.
– Она тут?
– Кто?
– Жена моя! Тут? В дом пусти!
– В дом? Да вы что, не в себе, что ли?
– Где она?
– Была тут, но узнав, что Павлуши нет дома, ушла.
– Одна была?
– Нет.
– С кем? Не тяни! С Нилом?
– Нет, не с ним, да не тяну я, не тяну, с родственником вашим.
– С каким еще родственником? С дядей?
– Вроде с ним. Сказали, что на Волгу пойдут.
– На Волгу? Так и сказали?
И Суслов сразу же куда-то поспешил, а Ниловна пошла к себе и, как только поставила самовар, пришел ее сын Павел.
– Мать!
– Да, Павлуша?
– Никто не приходил?
– Нет. Хотя приходили, Юлия со стариком.
– Со стариком? Зачем?
– Не знаю, сказали, что позже зайдут. И муж ее еще был, но он быстро куда-то ушел. А ты опять, что ли, уходишь? Чайку хоть попей, самовар как раз закипел.
– Потом, мать, потом!
– Эх, Павлуша! Все-то ты торопишься! Зачем? Куда? Женился бы, я бы с внучатами сидела. Эх…
– Не грусти, мать! Дела у меня! Дела!
А дела у него были вот какие. Павел организовал свою собственную типографию, которую соорудил в подвале уже известных нам руин. Деньги для начала у него были, правда, не так много, потому что основную их часть он потратил на новый дом. По счастью, на самом краю улицы никто строиться не хотел, всех отпугивали развалины и камни, разбросанные повсюду, но Павел быстро понял, что для его дела это очень хорошо. Можно уходить-приходить незаметно, тем более, что, когда камни расчистили, там оказался крепкий и совсем не разрушенный подвал. Словом, все складывалось как нельзя лучше. Печатный станок у него тоже был, и что-то ночами печатать получалось, но, чтобы расширить дело, нужно было еще много чего купить. А денег не хватало…
Конечно, среди местных людей были богатые сочувствующие таким, как он, людям. И они давали какие-то суммы, но надо было таиться. Открыто же не попросишь! Поэтому для этого и были организованы спиритические сеансы, а потом появилась и сцена рядом с домом. Большую сумму дал Клим Иванович Самгин, здешний богач, имевший частную адвокатскую практику. А недавно появился еще один меценат – Двоеточие Семен Семенович, богатейший человек, не знающий куда от скуки пристроить свои миллионы, и он тоже дал некоторую сумму. Его же племянник и единственный наследник Суслов Петр Иванович никаких денег Павлу не жертвовал, зато зорко следил за дядей, чтобы тот много не тратил.
Все усложнялось еще тем, что у Суслова была красавица жена, которая вдруг ни с того ни с сего влюбилась в Павла и буквально его преследовала. Также она играла в любительских спектаклях на сцене, расположенной рядом с домом Павла, и в нее был страстно влюблен партнер по сцене Нил, он же помощник Павла в типографских делах. Познакомились они через общую знакомую Елену Николаевну Кривцову, бывшую возлюбленную Нила. Но после того, как их пара рассталась, она какое-то время, скажем так, была дружна с миллионером Двоеточие Семеном Семеновичем. И, говорят, что результатом такой дружбы явились ни много ни мало бриллианты, которые вдруг стала носить Лена, несколько новых платьев и собственный выезд, которым она очень гордилась. Вот и все действующие лица сей разворачивающейся комедии.
Ну, а с тех пор, как в Нижний пришел старик Лука, прошло уже какое-то время. Репетиции в любительском театре на открытом воздухе шли теперь почти каждый день, потому что скоро должна была состояться премьера пьесы «Ромео и Джульетта».
Лука же с чердака сарая летними вечерами эти репетиции наблюдал. Даже старался пораньше возвращаться в дом Ниловны, чтобы ничего не пропустить, и он быстро сообразил, что все там вертится вокруг черноволосой красавицы, которая играла на сцене главную роль. В нее, похоже, были влюблены все, кто ее окружал. Муж, мужчина средних лет, и что было даже как-то непривычно для Луки, потому что он такого раньше не встречал. Также ее партнер по сцене, молодой красивый парень в косоворотке. Был там еще почтенный мужчина в возрасте, тоже часто бросающий на нее прищуренные хитрые взгляды.
Словом, ее обожали все участники представления мужского пола, а также зрители – студенты, мастеровые, и, как только она появлялась, они буквально не сводили с нее глаз.
Видел там Лука изредка и Павла, но тот, похоже, не знал о существовании на их дворе старика или делал вид, что не знал. Потому что, если они случайно встречались в городе, сын Ниловны смотрел на Луку, как на пустое место, что вообще-то было и хорошо. Городская ярмарка должна была вот-вот начаться, и Лука из города пока никуда уходить не собирался, потому что у Ниловны ему было спокойно и сытно.
Пытался Лука попасть и за заборчик, но Ниловна днем почти всегда была дома. Хотя однажды ему повезло, и когда она как-то ушла в лавку, Лука, кряхтя, перелез через деревянное ограждение и быстрым шагом пошел к развалинам. Оказалось, что там были только разрушенные стены практически без крыши и лежало много камней разной формы, но не рассыпанных, которые уже, наверное, пустили в дело, а соединенных между собой раствором. В одном месте в углу стояли деревянные стулья, и Лука понял, что именно здесь все эти таинственные собрания по вызыванию духов и происходят. Обходить вокруг всего этого каменного сооружения Лука не стал, потому что Ниловна могла вот-вот вернуться. Но он все-таки успел заметить, что сбоку в камнях у самой земли есть дверь в подвал и на ней висит замок, до которого он даже дотронулся. Большой! Нет, надо поскорей возвращаться …
И только он вернулся в сарайчик, как в калитку вошла Ниловна и прошла в дом. Лука еще какое-то время тихо посидел на сене, а потом вышел и постучался в дверь. Ниловна сразу отозвалась.
– Проснулся, Лука? Слышу-слышу. Скоро чай пить будем!
– Благодарствую, но я не буду, в город сейчас пойду. Отоспался и отъелся я у тебя за эти дни, давно так не жил. Благодарствую!
– Ну, иди! Вечером пирожки испеку, тесто уже подошло.
Но неожиданно на выходе Лука столкнулся с Сатиным, и тот ему очень удивился.
– Старик! Ты ли это? Живой!
– Я-я, Костянтин!
– Какими судьбами здесь в городе?
– Твоими молитвами. А ты-то! Ты-то! Какой красивый! Нарядный!
– Все, старик, со старым покончено. Новая жизнь у меня начинается!
К ним подошла Ниловна и погрозила Сатину пальцем.
– Лука – божий человек! Он у меня тут в сарае живет, не обижай его. И Павлу не говори! Уйдет старичок скоро!
– Да я и не хотел, Поля, его обижать! Уж и не думал никогда с ним встретиться, а тут на тебе!
– Вот и славно. А пока пойдем в дом, самовар-то уже готов.
Лука всем поклонился.
– Тогда и я пойду.
– Иди, старик, иди, встретимся еще. Я тут часто бываю.
– Это уж как …
– А я тебе говорю, что встретимся!
Лука опять поклонился, и Сатин с усмешкой тоже отвесил ему поклон. Калитка захлопнулась. А Сатин повернулся к Ниловне.
– Павла-то нет?
– Нет, только к вечеру теперь и приходит. Совсем сына не вижу.
– Ниловна, может, женщина у него какая появилась?
– Может, и появилась.
– Ладно, пошли в дом пироги твои знатные есть.
– Пойдем!
И они скрылись за дверью…
А вот на ближайшее воскресение был назначен очередной спиритический сеанс. Ведущей же на них всегда была Елена Николаевна, которая такое времяпрепровождение и предложила. И сначала Леночке было, конечно, немножко страшно, но после нескольких вечеров дело пошло на лад.
Собрались все, как обычно, в сумерках. Пришла Юлия Филипповна с мужем, Нил с Еленой Николаевной и Самгин, о чем-то тихо спорящий с Семеном Семеновичем, дядей Суслова, и еще Сатин. Ниловна напоила гостей на широком крыльце чаем, а когда совсем стемнело, все отправились к развалинам. И никто не заметил, как из сарайчика тихо-тихо вышел Лука и тоже прошел туда.
А там уже был установлен круглый стол со стульями вокруг, и на его поверхности лежали перевернутое белое блюдце и специальная доска с буквами и цифрами. По бокам на каменном полу стояли подставки с песком и свечами, которые Павел сразу же зажег. Все стали садиться, и Юлия как-то совсем случайно умудрилась сесть рядом с Павлом.
Когда же все заняли свои места, Елена спросила, чей дух сегодня будем вызывать, и ей ответил Нил.
– В прошлый раз был Рюрик, давайте еще раз его вызовем, он очень хорошо отвечал.
– Нет. Пусть сегодня будет дух Ивана Васильевича.
Это сказал Суслов.
– Грозного?
– Да.
Юлия замахала руками.
– Нет, не надо, я его боюсь.
– Брось, Юлия! Чего или кого тут тебе бояться?
Но Елена Николаевна не дала разгореться начинавшемуся спору.
– Замолчите все! Уже полночь. Положите скорее руки на стол и дотроньтесь до блюдца.
– И зачем только все это…
– Тихо, Семен Семенович, тихо.
Наступила странная тишина, даже собак не было слышно. Елена начала сеанс.
– Дух Ивана Грозного, явись нам! Дух Ивана Грозного, явись!
Неожиданно подул легкий ветерок.
– Дух, ты тут?
– Посмотрите на свечки, они сейчас потухнут.
– Не потухнут! Он тут!
– Дух Ивана Грозного, ты готов ответить на наш вопрос?
Опять все почувствовали движение воздуха и огоньки на свечах затрепетали.
– Он готов. Задавайте вопрос.
– Я боюсь!
– Юлия!
Та, наконец, взяла себя в руки и произнесла.
– Дух! Я хочу спросить тебя, будет ли успех у нашего будущего спектакля?
– Смотрите блюдечко двинулось к слову «да»!
– Уф! Иван Васильевич за нас!
– Прекрасно!
Неожиданно блюдце опять начало движение.
– Что это?
– Буква «О»!
И тут блюдце остановилось. Все застыли в ожидании. Что значит «о»? Вдруг оно опять быстро задвигалось.
– «Т» – «Е» – «Ц»! Отец!
– Дух сказал слово «отец»?
– Да!
– Отец!
– Что все это значит? Что?
За столом никто не шевелился. Зато Лука, как заяц, быстро-быстро пробежал к открытой калитке и скрылся в сарае. Спустя какое-то время народ потянулся к выходу. Все молчали.
Через несколько же дней все про прошедший спиритический сеанс как бы забыли, и жизнь пошла своим чередом.
Впрочем, тот же Клим Иванович Самгин, прогуливаясь вдоль Волги, часто размышлял о том, что, скорее всего, как было прежде, уже не будет. Что-то все-таки изменилось, но что?
И хотя сначала Самгин очень горячо поддержал идею с типографией, теперь она уже не казалась ему такой многообещающей. Притом Павел стал слишком рисковать и брать деньги чуть ли не у всех подряд. А если кто узнает, на что он их тратит? Никакой осторожности! Только об одном все время и твердит, где бы еще занять? У кого попросить?
А ведь Самгин тоже немалые деньги в типографию вложил и потерять их ему совсем не хочется, но Павел этого как будто не понимает. Хотя дело у него хорошо пошло, только давай печатай, все без труда уходит, спрос есть. Но ведь, как он не понимает, что это опасно! Он то на каторге побывал, ему привычно, а Самгину-то каково будет, если узнают, что именно он ему основной капиталец дал? И, главное, на что!
Также Павел зачем-то окружил себя непонятными людьми. Тот же Сатин, конечно, для нашего дела очень полезен, он куда хочешь проберется, но ведь вообще-то он в прошлом вор и шулер, а Павел, похоже, ему верит. Или Нил… Он из мастеровых, как бы уж самый настоящий рабочий, а веры ему тоже нет, он себе на уме, ходит везде, высматривает, выспрашивает, что да зачем. Тем более, что про него и его прошлую жизнь Климу Ивановичу тоже было многое известно.
Или Юлька… Как она хороша! Нет, так больше продолжаться не может, я совсем теряю от нее голову! Этот дядя Суслова, который около нее крутится, дал по ее просьбе Павлу большую сумму денег, но вдруг начал интересоваться, куда они пошли. И ведь требует старый сластолюбец отчета! А как его дашь? Разве покажешь ему то, что Павел в типографии печатает? Что делать-то? Неизвестно!
И сегодня, гуляя, Клим как раз об этом и думал. Впрочем, такие мысли совсем не помешали ему восхититься открывшимся видом, когда он поднялся по лестнице мимо Строгановской церкви и огляделся. Как здесь хорошо! Красота отсюда на Стрелку смотреть! Вон и дом Павла тут недалеко. И зачем он только его таким просторным отстроил, да еще под железной крышей, не мог, что ли, поменьше да поскромнее! Конечно, эти наши спиритические сеансы кому-то глаза отводят, но ведь не все глупцы вокруг! Или те же театральные постановки. Это он, конечно, хорошо придумал, можно собираться и часто видеться, но ведь и риск-то какой! Эх, Павел-Павел! К тому же вчера он опять просил у меня денег на бумагу и краски. Я ему сказал, чтобы он с выручки взял, так ведь не хочет, говорит, что все в дело вложил, а люди еще и еще требуют, чтобы он больше и больше приносил напечатанного. Нет, ничего я ему в этот раз не дам, пусть крутится! Да мне это просто и невыгодно!