Kitobni o'qish: «Гришка»
– Гришенька, собирайся, за тобой пришли.
Мальчик поднял голову и посмотрел на Александру Сергеевну с надеждой. Такое у них бывало – вдруг открывалась дверь, и воспитательница говорила: «Собирайся, за тобой пришли». Дети прилипали к окнам и смотрели, как ребенок идет к воротам, держа за руки новых маму и папу. Многие плакали, а многие молча сопели, надеясь, что в следующий раз назовут его имя.
Гриша встал.
– За мной?
– За тобой, миленький, пойдем скорее.
***
Александра Сергеевна улыбалась, а в глазах стояли слезы. Она долго мучилась с Гришей – учила его заново жить, учила доверять людям.
Гриша помнил, как его оставили в детском доме. Помнил, хоть и делал вид, что забыл. Мать привела его к воротам, сказала ждать, пока его заберут, но Грише было уже шесть, и он понимал, что заберут – значит, насовсем. А он не хотел, он хотел жить дома.
– Мама, не оставляй меня! Пожалуйста. Я больше не буду баловаться, не буду просить есть, я буду тихо сидеть…
Он хватал мать за руки, плакал. Но она отталкивала его и повторяла:
– Ты привыкнешь, тебе здесь хорошо будет. А мне тоже жить хочется! Валера сказал – никаких детей!
Она оттолкнула и Гришу и побежала прочь, но мальчик бежал следом. Мать остановилась.
– Да за что же мне это наказание?!
Она схватила Гришу за руку и потащила к воротам. По пути отстегнула ремешок от сумки, а потом просто привязала его руку к забору и побежала.
Гришку нашли часа через два, обессиленного от слез. Сразу поместили в изолятор, доктор вколол ему успокоительное.
Но мальчишка закрылся в себе. Он больше не плакал. Он больше не улыбался. Он вообще был больше похож на робота, чем на человека. Его возили к психиатру, он даже лежал в какой-то больнице. Но толку ноль. И тогда Александра Сергеевна разыскала его мать.
Дверь открыла молодая женщина, нормальная с виду.
– Что же вы делаете? Ваш ребенок погибает от того, как вы с ним поступили.
