Kitobni o'qish: «Звездная симфония»

Дневник неизвестной

На улице уже совсем стемнело, когда обшарпанный пригородный автобус остановился у тускло освещённой остановки, обозначенной на обочине дороги серой покосившейся палаткой. Двери автобуса со скрипом распахнулись, выпустив в промозглую зимнюю ночь нескольких пассажиров, а потом резко захлопнулись, и старая колымага, раскачиваясь из стороны в сторону, покатила дальше вдоль укрытых белёсым мраком полей.

Недавние пассажиры, в числе четырёх человек, медленно двигались по обочине дороги, вытянувшись в неровную шеренгу. В небольшом отдалении от остановки, метрах в десяти, к асфальтированному шоссе примыкала грунтовая дорога, ведущая к маленькому, застроенному разномастными домиками посёлку. Почти во всех домах уже горел свет, едва пробивавшийся сквозь густую темноту, которая неизбежно сопровождает беззвёздную загородную ночь. Если бы не светящиеся окошки вдали, подобно маленьким маякам направлявшие четырёх путников, местность бы выглядела совершенно унылой и даже жутковатой. Оранжевый свет придорожных фонарей падал лишь на двухполосное асфальтовое полотно, сантиметров на тридцать возвышавшееся над полями, и узкий участок обочины по обеим сторонам от него, выхватывая растущие рядом тоненькие деревца и кусочек бесснежной равнины. Дальше границы света царствовала, наполненная шелестом, тихим скрипом и прочими неясными звуками, сырая темнота зимней оттепели. Сыграв на древнем подсознательном страхе перед таящимися в ночи опасностями, она заставила возвращавшихся домой людей незаметно для них самих сбиваться в кучу.

Однако не все четверо поддались стадному инстинкту – нетерпеливо опередив троих сгрудившихся спутников, высокая, закутанная в чёрное пальто девушка энергичным шагом добралась до съезда с трассы и, свернув вправо от неё, быстро и легко понеслась к посёлку. Пройдя почти половину составлявших его домов, она остановилась перед кованым забором аккуратного двухэтажного особняка, неуловимым движением извлекла ключи из бокового кармана висевшей на её плече сумки и открыла калитку. Оказавшись во дворе, девушка быстро заперла калитку и, сделав ещё несколько шагов по сохранившей остатки снега плиточной дорожке, взлетела по широкой лестнице на крыльцо дома. Остановившись перед входной дверью, она резко обернулась и подняла глаза к затянутому облаками серо-чёрному небу. Несколько секунд её пристальный взгляд буравил облака, словно пытаясь пронзить их плотную пелену, но, не достигнув цели, потух в разочаровании. Тогда девушка повернулась обратно к двери и, отперев замок, вошла в дом.

Часы на мобильном телефоне показывали 22.35, когда Юля, поужинав и приняв душ, поднялась в свою спальню на втором этаже и, упав на застеленную кровать, дотянулась до тумбочки, где лежала серебристая трубка. Прошедший день так её измотал, что не было сил даже подняться и снять с постели покрывало, но спустя несколько минут Юля, наконец, собрала волю в кулак и рывком поднялась на ноги. Дёрнув за один конец, она рывком стащила с кровати шерстяной плед, кое-как свернула его и бросила на стоявший возле двери комод, туда же полетели лишние подушки и халат, вместо которого Юля надела ночную рубашку. Затем она с удовольствием, ведомым лишь тем, кому приходится пять дней в неделю подниматься в шесть утра, чтобы в 07.30 выйти из дома и вернуться туда только в 21.00, забралась под тёплое и мягкое одеяло.

Только оказавшись в одиночестве и тишине, Юля дала волю своему удушающему отчаянью, выплеснувшемуся из её души потоком слёз и сдавленных рыданий. Сегодня ей было хуже, чем обычно, хотя беззвёздные ночи всегда повергали девушку в необъяснимое уныние. В этот вечер уныние было гнетущим как никогда. И дело было не только в густых облаках, скрывших звезды, они стали лишь последней каплей для её расшатанных нервов.

Пусть в спокойной и вполне ровной жизни Юли не было видимых причин для того, чтобы чувствовать себя несчастной: ни ужасных событий прошлого, отравлявших настоящее, ни угроз будущих потерь, которые могли бы страшить её – но в ней не было и чего-то другого, чего-то важного, насущного и незаменимого, как воздух. Чего же могло недоставать в благополучной жизни юной девушки, в которой был и уютный дом, и полная семья, и здоровье, и достаток? Причём недоставать настолько, что тоска и убийственная безысходность безжалостно скручивали её, как с силой скручивают мокрую тряпку, выжимая из неё последние капли надежды? Что заставляло её в приступе безудержной скорби горестно повторять: «Зачем? Зачем мне это?!»…

Юля и сама до конца не понимала, почему она чувствует эту болезненную опустошённость, словно внутри у неё чего-то не хватает, но всё-таки склонялась к одной мысли – какой смысл в её жизни? К чему она идёт, к чему стремится, если ничто на свете не утолит её тоску? Даже если она станет очень богатой, реализует все свои таланты, счастливо выйдет замуж и обзаведётся любящей семьёй, объездит весь мир, всё равно она никогда не избавится от испепеляющей, воющей волком тоски в своём сердце, иссушающей жажды чего-то недостижимого… Чего именно? Всего лишь мелочи – того, что постоянно рядом, но недосягаемо, что манит и зовёт, говоря: «Я здесь, так близко! Приди ко мне, дотянись до меня, подними руку, и ты меня коснешься». Только зов этот в минуту отчаяния кажется насмешкой.

«Ты моя единственная цель, мой единственный смысл, ничего и никогда я не желала так сильно, как хочу приблизиться к тебе… Нет, на самом деле, никогда я не желала, ничего кроме тебя… Но ни за что мне не достичь тебя, пока я стою на Земле… Космос! Как часто мне кажется, что эта планета – моя тюрьма, в которой я обречена провести всю жизнь, довольствуясь лишь отблеском сияющих далей, проникающим сквозь её решётки. Так зачем же мне оставаться здесь, если я могла бы легко освободиться от тяжких оков и подняться в тебе? Но я не хочу умирать, я хочу жить! Жить на Земле, но не быть намертво привязанной к ней. Неужели никто, кроме меня, не желает этого? Я знаю, все желания исполняются рано или поздно, так пусть исполнится и это! Я хочу подняться к звёздам!»

Эти мысли наполняли голову Юли, то повергая её в обессиливающее унынье, то зажигая в сердце стремленьем к небесам, где, как она верила, можно отдохнуть от нестерпимой пошлости земного бытия, от бессмысленно пустого копошения, которое люди называют жизнью.

Когда Юля наконец заснула, мысли её были обращены к звёздам, и это последнее устремление во время бодрствования определило содержание её сна и увело в безграничные просторы, о которых она так мечтала.

Проснулась Юля поздно, около одиннадцати часов, чувствуя себя полностью отдохнувшей. На дворе стояло на удивление ясное для декабря субботнее утро. От вчерашних терзаний в памяти девушки не осталось и следа, будто со слезами вытекла и накопившаяся боль. Полезно иногда поплакать, так из души уходит лишнее. В голове воцарилась ясность, в которой она чётко ощутила желание поскорее собраться и поехать в город, навестить бабушку. Но, как не спешила Юля, процесс вставания, умывания, завтрака и прочих утренних процедур растянулся на два часа. Только в час дня, последний раз взглянув на себя в зеркало, висевшее возле двери в прихожей, и пригладив коротко стриженные тёмно-каштановые волосы, девушка взяла со столика под зеркалом чёрную кожаную сумку и покинула дом. Спустя несколько минут она уже стояла на остановке в ожидании автобуса, хотя могла бы взять и семейную машину – всё равно сегодня родители никуда не собирались – но она решила обойтись общественным транспортом, чтобы в городе погулять пешком. Да и вообще, она не очень любила садиться за руль.

Автобус прибыл, как всегда, с опозданием. Юля не помнила случая, чтобы он пришёл точно по расписанию. Однако сегодня водитель был почти пунктуален и подал транспорт лишь на пять минут позже положенного срока. На нём девушке предстояло совершить сорокаминутную поездку по относительно ровной дороге, связывавшей областную столицу, куда и направлялась Юля, с ближайшим приморским городком, недалеко от которого находился её дом. Покинула она автобус в самом центре города, на остановке возле железнодорожного вокзала, и дальше пошла пешком. Возможно, для кого-то расстояние в пару километров, отделявшее центр города от дома её бабушки, покажется чрезмерным для пеших прогулок, но для Юли оно было сущим пустяком, потому что она привыкла много ходить. Так и в этот раз быстро и без труда девушка добралась до знакомого с детства комплекса серых многоэтажек советской постройки столь же нелепых и безвкусных снаружи, сколь неуютных и непрактичных внутри. В недавно отремонтированном, как обычно полутемном подъезде Юлю встретил крохотный, дребезжащий, но зато резвый лифт, который доставил её на седьмой этаж. Там её уже ждала незапертая дверь бабушкиной квартиры, которой она сообщила о своём приходе, когда звонила в домофон.

Пусть бабушка и не ждала Юлю сегодня, но очень обрадовалась её неожиданному визиту. Она тут же усадила внучку за стол – как будто та пришла именно для того, чтобы поесть – и поставила чайник. Юле с трудом удалось убедить бабушку, что она совсем не голодная и ей не хочется ни картошки, ни рыбы, ни пирога. Однако от одного куска яблочного пирога под сопровождение: «Ну какая же ты худенькая стала», – уклониться не удалось. Бабушки все одинаковые: если внучка пришла к ней в гости, значит, она обязана хоть что-нибудь съесть, иначе оскорбит её лучшие чувства. К счастью для Юли, в этот день бабушка была не так строга в отношении еды и вскоре выпустила внучку из-за стола, дав ей доступ к тому, зачем она, в общем-то, и пришла – к книгам.

По какой-то необъяснимой причине девушку с самого утра мучило желание покопаться в бабушкиной библиотеке, хотя, она давно всё в ней пересмотрела и кое-что даже перечитала. Правда, то, что Юля про себя называла библиотекой, в действительности на неё мало походило и представляло собой несколько десятков книг, стоявших в гостиной на тёмных деревянных стеллажах без какой-либо системы. В центре букинистического разнобоя более-менее упорядоченной кучкой выстроилась отечественная классика; рядом с ней – современные детективы и женские романы; по бокам – научная фантастика вперемешку с историческим романами, военной прозой; кое-где попадались сборники стихов, а также справочники по механике и электронике. В общем, библиотека у Юлиной бабушки больше всего походила на литературный винегрет, включавший одновременно и абсолютно необходимые интеллигентному советскому человеку издания, и продукты современного литературного ширпотреба, и специальную литературу, отражающую профессиональную специализацию обитателей квартиры.

Юля медленно переходила от одного шкафа к другому и обратно, читая названия утрамбованных в них книг. Вроде бы всё в пёстром собрании было как обычно, но вдруг внимание девушки привлекли красные буквы на коричневом фоне корешка книги, стоявшей на третьей сверху полке стеллажа – книгу эту она раньше у бабушки не видела. Буквы образовывали инициалы и фамилию автора, фамилию хорошо знакомую ей. Взяв издание в руки и открыв его, Юля немало удивилась, тому, что на первой странице значился 1980 год.

– Ба, а откуда у тебя Ефремов в коричневом переплёте? – крикнула Юля бабушке, мывшей посуду на кухне, – Вроде не было у тебя такого?

– Что? В каком ещё переплёте? – переспросила бабушка, не поняв, о чём речь.

Юля принесла книгу на кухню и показала бабушке. Взглянув на обложку, бабушка сказала, что книгу отдала ей соседка, Рая. Её откуда-то принёс домой сын. Сама она такую литературу не читает, вот и подарила подруге.

Получив ответ, Юля покинула кухню и отправилась бродить по квартире, листая книгу. Недавно бабушка потратилась на ремонт, и теперь на стенах большой комнаты, служившей гостиной, красовались новые обои цвета слоновой кости, коридор был обклеен тёмно-красными бархатистыми обоями, а в двух спальнях – восточной и западной – поблёскивали серебряными жилками синие в цветочный узор обои. Главным же новшеством, наконец достигшим бабушкиной квартиры, стали белые пластиковые окна, заменившие деревянные совдеповские. Дом, в котором жила Юлина бабушка, несмотря на все его недостатки (тонкие стены и плиты перекрытия, позволявшие слышать всё, что делают соседи сверху, стояки отопления, лишавшие его какой бы то ни было мобильности, малоэффективную теплоизоляцию), имел одно несомненное преимущество, а именно местоположение. Полувековая многоэтажка находилась в непосредственной близости от самых известных достопримечательностей города, поэтому из всех окон квартиры Юлиной бабушки открывался шикарный вид на исторически памятники. А из окон маленькой спальни виднелся ещё и старинный парк за рекой с гранитными и бронзовыми статуями, число которых в последние десятилетия значительно уменьшилось.

Остановившись напротив прозрачной балконной двери второй спальни, которая сейчас не использовалась, так как бабушка жила одна, Юля внимательно рассматривала обнаруженный ею среди страниц собрания сочинений Ефремова дряхлый конверт из плотной коричневой бумаги. На конверте не было никаких надписей, ни адреса, ни имени, он не был запечатан, а внутри него лежало несколько сложенных в два раза исписанных листков…

Читать чужие письма неприлично, этого не следует делать без крайней необходимости.

Конечно! Юля тоже так думала, но внезапное любопытство оказалось сильнее нетвёрдого голоса совести. Точнее, она даже не успела ни о чём подумать, просто рефлекторно вынула листки и пробежалась глазами по тексту. Написанное показалось Юле одновременно странным и увлекательным и вызвало у неё сильно чувство, что в виде нескольких листков пожелтевшей от времени бумаги ей в руки попало нечто очень ценное и чуть ли не жизненно важное для неё. Вместе с этим чувством возникло и другое – желание сохранить находку у себя, ни в коем случае никому её не отдавать. Но как она могла это сделать, это же были чужие записи? А вдруг они кому-то понадобятся?

Решение созрело моментально. И несмотря на то, что оно, скорее всего, было не самым лучшим с моральной точки зрения, безотчётный страх лишиться случайной находки заставил Юлю немедленно его реализовать. Сказав бабушке, что скоро вернётся, она, торопясь как на самолёт, натянула пальто и сапоги, схватила сумку и выскочила из квартиры.

Юля спешила в расположенный через дорогу от бабушкиного дома супермаркет. Там на втором этаже была маленькая фотостудия, где девушка намеревалась осуществить свой коварный план. Помимо фотографий в том магазинчике можно было сделать ещё и ксерокопии или отсканировать документы.

Площадь студии была, казалось, два на два метра, если не меньше, развернуться там было почти негде. Сразу при входе стояло громоздкое многофункциональное устройство – одновременно и сканер, и ксерокс, и принтер, дальняя стена комнаты была завешана белым полотном, на фоне которого делались снимки, рядом с ней стояла невысокая круглая табуретка. В нескольких шагах напротив стены был воткнут крохотный столик, за которым спиной к входящим на таком же крохотном стуле сидел, уткнувшись в нетбук, длинный, тощий, с нечесаной гривой волос едва ли ни по пояс парень-фотограф.

– Здравствуйте, – обратилась к нему Юля, – мне нужно отсканировать несколько листов, распечатать скан, сохранить на флэшку электронный вариант. Скан нужен очень хорошего качества.

– Здравствуйте, – ответил парень, повернувшись к ней, – сейчас сделаем.

Он поднялся на ноги, заполнив собой остаток свободного пространства в магазинчике, и, взяв у Юли листок, который она ему уже протягивала, положил его под крышку аппарата на стеклянный поддон.

– Обе стороны сканировать? – уточнил продавец.

– Да, – ответила Юля, нервно сжимая в руках оставшиеся бумаги, словно боялась, что кто-нибудь может вырвать их у неё из рук раньше, чем она успеет сделать для себя копии.

Постепенно, один за другим, были отсканированы все листы, причём на последнем, заполненном лишь с одной стороны, Юля обнаружила ноты. К сожалению, она никогда не училась музыке, поэтому не могла их прочитать, но зато, у неё были знакомые, способные сделать это вместо неё.

Получив назад последний фрагмент своего сокровища и спрятав его в сумку, Юля немного успокоилась. Когда туда же были убраны и свежераспечатанные копии, и флэшка с электронным вариантом текста, её волнение улеглось окончательно. Расплатившись, девушка понеслась обратно, чтобы вернуть исходники в конверт, оставшийся в книге, и сообщить бабушке о находке. Увидев конверт, бабушка усомнилась, что его могла положить в книгу Раиса, поскольку она редко прикасалась к более-менее серьёзной литературе, а ту книгу, в которой он лежал, наверное, вообще в первый раз взяла в руки, когда решила отдать ей. Она предположила, что этот конверт мог оставить кто-нибудь из предыдущих владельцев, но всё равно решила спросить о нём у соседки сегодня вечером, когда та вернётся домой.

Вскоре после того, как обсуждение находки было окончено, Юля засобиралась восвояси, сказав бабушке, что хочет добраться до дома раньше, чем стемнеет. С её разрешения девушка прихватила с собой и томик Ефремова. Обратно к железнодорожному вокзалу, рядом с которым была и остановка междугородних автобусов, Юля неслась раза в полтора быстрее, чем несколько часов назад шла к бабушке. Она очень хотела поскорее оказаться дома, чтобы перекинуть на компьютер своё сокровище, а потом усесться в своей спальне в широкое плетёное кресло возле окна и читать, читать…

Домой Юля пришла, по-прежнему пребывая в состоянии лёгкого нервного возбуждения. Сняв верхнюю одежду и пройдя через холл, соединявший кухню и зал, она уже ступила на первую ступеньку выложенной тёмно-коричневой плиткой лестницы, ведущей на второй этаж, но тут её из гостиной окликнула мама. Девушке пришлось спуститься и зайти в широкую, несколько готического вида комнату, где на светлом кожаном диване сидели перед телевизором её родители. Мама, как оказалось, всего лишь хотела сообщить, что ужин в духовке. В ответ на это Юля сказала, что от бабушки голодной не уйдёшь, поэтому сейчас она есть не будет. На этом короткий, как обычно, разговор с матерью закончился. Отец при этом не проронил ни слова, как завороженный глядя в широкий жидкокристаллический экран телевизора.

Взаимоотношения Юли с родителями носили достаточно отстранённый характер. Точнее, отстранёнными, сколько Юля себя помнила, были отец и мать, отстранёнными от неё. Каждый из них был погружён в свои дела: мама в работу и в домашнее хозяйство, папа – также в работу и в телевизор. При этом они всё время были как во сне, двигаясь, делая что-то, говоря другом с другом и с ней, они не просыпались ни на миг. Крайне редко видела Юля в глазах родителей теплоту или даже заинтересованность, когда дело касалось неё. На дочь они имели свойство обращать внимание лишь для того, чтобы сообщить что-либо или потребовать что-то сделать. А также если случалось нечто совершенно из ряда вон выходящее, как в тот раз, когда она в возрасте тринадцати лет в качестве акции протеста против родительского безразличия сутки не появлялась дома. Тогда она «укрылась» у своей тёти (папиной сестры), в которой всегда чувствовала значительно больше заботы и участия, чем в отце и матери. Тётя, естественно, не знала, что Юля ночует у неё без разрешения родителей, но, когда всё выяснилось, не стала ругать племянницу, поскольку, хорошо зная своего брата и его жену, прекрасно понимала её.

Вика – так звали сестру Юлиного отца – жила в городе с мужем и семнадцатилетним сыном, Юрой. У женщины была своя небольшая фирма, занимавшаяся юридическим консультированием. Именно тётино участие повлияло на выбор Юлей специальности, на которой она сейчас училась в университете. А после того, как девушка окончила третий курс на юридическом факультете, Вика взяла её к себе на работу, и вот уже насколько месяцев Юля набиралась у неё опыта. И то, что фирма её тёти находилась в пяти минутах ходьбы от университетского корпуса, в котором у Юли проходили занятия, было несомненным плюсом для студентки, совмещавшей учёбу на дневном отделении с работой. По вечерам Вика, подвозила племянницу до автобусной остановки, а по пути они болтали и смеялись. Для Юли эти короткие поездки всегда были самой приятной частью дня, но они слишком быстро заканчивались, и ей приходилось возвращаться обратно в царство бесчувственности и одиночества. Некоторым утешением для девушки служило то обстоятельство, что, начав работать, она стала проводить дома значительно меньше времени, возвращаясь туда лишь на ночь. А выходные дни заполняли домашние задания по учёбе, накопившиеся за неделю, когда Юля почти не выходила из кабинета, расположенного на втором этаже дома – просторной прямоугольной комнаты со светлым паркетным полом и салатовыми стенами. Родители Юли в выходные дни, как правило, уезжали куда-нибудь, возвращаясь лишь под вечер, так что она их редко видела.

В эту субботу родители Юли отчего-то решили остаться дома, и при этом у неё самой, сумевшей разобраться с домашними заданиями в течение недели, появилось свободное время, позволившее ей днём съездить к бабушке. Вечер же, поскольку на него никаких срочных занятий запланировано не было, девушка спокойно могла посвятить чему пожелает. Желание у неё сегодня было только одно – поскорее перекинуть сканы текстов на ноутбук и усесться читать их бумажные копии, что она и сделала со всей возможной поспешностью.

На улице уже наступили сумерки, а с серых небес начали падать лёгкие хлопья снега – снова подступали морозы. О том, чтобы читать при естественном свете, можно было и не думать, и Юля включила тонкий хромированный светильник, стоявший возле её кресла. Сразу стало намного удобнее разбирать не всегда понятный, хотя и аккуратный женский почерк. К Юле, как она скоро поняла, попали страницы дневника некой девушки, который она вела в середине прошлого века, но дневника довольно необычного…

«5 апреля 1961 года, 6 часов утра. Я впервые открыла подаренный мамой дневник. Сама этому удивляюсь, потому что думала, что никогда ничего в нём не напишу. Да и о чём писать, если в жизни моей не происходит ничего хоть сколько-нибудь заметного или необычного, о чём стоило бы сохранить память на его страницах. Не происходило до сих пор. Правда, то, что случилось этой ночью, трудно назвать событием. Вернее, я не уверена в том, было ли это на самом деле, или же во всём виноват мой не успевший до конца проснуться разум.

Я часто вижу яркие и очень реалистичные сны, но случившееся сегодня мало походило на сон. Я летела в открытом космосе, в безграничном пространстве, наполненном звездами, к какой-то планете, переливавшейся серебристой голубизной на фоне черноты космоса. Меня тянуло к ней, как железный гвоздь к магниту, помню, каким непреодолимо сильным было её притяжение, как явственно я его ощущала. Я не смогла бы сопротивляться ему, даже, если бы захотела. Но я совсем не желала сопротивляться, напротив я всем сердцем стремилась вперёд к этой сияющей планете, которая будто звала меня. Мне постоянно казалось, что я приближаюсь к ней слишком медленно, хотя, как я теперь понимаю, я должна была двигаться с огромной скоростью, учитывая расстояния в космосе. Наконец, я оказалась так близко от неё, что могла рассмотреть ландшафт сквозь прозрачную атмосферу, но планета всё продолжала притягивать меня к себе, и начался спуск. Чем ближе я была к земле, тем отчетливее различала контуры горных цепей, ленты рек, долины и леса чужого мира. Они были похожи на земные, но всё же были другими…

Мой межпланетный полёт закончился, когда я коснулась мягкой серебристо-зелёной травы на опушке огромного леса с очень высокими и древними на вид деревьями. В нескольких шагах от меня поляна обрывалась крутым склоном, у его подножия простиралась широкая, пёстрая от диких цветов долина, посредине которой протекала искрящаяся под солнцем голубая река. Я отчётливо помню запах больших синих цветов, росших на краю обрыва, шелест ветра в изумрудно-золотой листве высоких как секвойи деревьев с гладкой серо-коричневой корой, помню яркий свет непривычно большого жёлтого солнца, который, тем не менее, не затмевал до конца сияние огромных звёзд на бирюзовом небосклоне. Всё там было таким ярким, насыщенным и реальным, пронзительно реальным! На Земле я никогда не видела ничего столь реального, столь ощутимо живого, как деревья и цветы, вода и земля, даже само пространство того мира. Оно окутывало и наполняло меня, проникая в мой разум, помогая ему раскрыться и ощутить всё, что меня окружало.

Едва успев освоиться с происходящим, я вдруг почувствовала, что позади меня кто-то стоит, и, обернувшись, увидела человека, юношу. Как и весь тот странный мир, он был потрясающе ярок и красив, мне трудно подобрать слова, чтобы описать его красоту. О чём могут сказать эпитеты вроде «ослепительно красив», «божественно красив», «невозможно красив»? Чтобы описать впечатление, которое произвела на меня его внешность, лучше всего подойдёт такой термин как «возмутительно красив». Да, по сравнению с тем, что я каждый день вижу на Земле, его красоту трудно назвать иначе, как возмутительной. Слова «блистательная» или «сверхъестественная» смазывают образ совершенно, лишая его конкретности и выраженных черт, а в данном случае черты были выражены абсолютно ясно. Юноша был высок ростом, весь облик его одновременно дышал изяществом и какой-то кристальной монументальностью. Лицо его явно излучало сияние так, будто было отлито из звёздного света, а правильные черты своей прорисованностью и чёткость легко могли затмить работу самого искусного скульптора Земли. Звёздный облик юноши завершали серебряные волосы и горящие сапфировые глаза.

Появление этого человека вызвало у меня странное беспокойство. Нет, он не вызывал у меня страха, даже наоборот, его присутствие внушало мне внутреннюю уверенность. Но при этом мне внезапно стало неловко находиться в присутствии этого прекрасного и величественного создания, которое – как я подсознательно чувствовала – намного превосходит меня. В тот же момент я осознала, что то, что я вижу, не может происходить наяву, я поняла, что сплю. Мне захотелось проснуться, чтобы сбежать от этих сияющих глаз, видевших меня насквозь. И желание это сразу исполнилось, сказочное видение затуманилось и исчезло, а через несколько секунд я открыла глаза в своей комнате.

Вокруг было темно, но мне показалось, что рассвет уже скоро. Я села в постели, чтобы включить лампу и посмотреть, сколько времени, и тут… Он был здесь! Звёздный человек стоял в двух шагах от моей кровати на фоне закрытого шторами окна. Он улыбнулся мне, и в моей голове прозвучали слова: «Не бойся меня», – а потом исчез без следа. Когда оцепенение, охватившее меня, спало, я встала и пошла в ванную, холодная вода помогла мне окончательно проснуться. Вернувшись комнату, я решила всё записать, что и делаю сейчас.

6 апреля 1961 года. Если вчера у меня ещё оставались сомнения в реальности визита инопланетного призрака в мою комнату, то минувшая ночь развеяла их окончательно. Правда, я, пожалуй, совершаю ошибку, называя моего внеземного знакомого «призраком». В действительности он вовсе не приведение, то есть не мёртвый человек, нет. То явление, что я видела прошлой ночью, было лишь проекцией его вполне живого и материального тела – так он сказал. Но всё по порядку.

Минувшей ночью я долго не могла уснуть, голова гудела от переполнявших её мыслей – результат насыщенного впечатлениями дня. Только около полуночи зыбкая дрёма у меня перешла-таки в неглубокий сон. На какое-то непродолжительное время я даже провалилась в полное беспамятство, но вскоре моё сознание опять всплыло на поверхность, будто потревоженное извне. Я ощутила себя в своей кровати, начала слышать тихое шуршанье веток за окном спальни, разум мой постепенно прояснялся, его больше не наполнял гул беспорядочных мыслей, в нём появилось приятное спокойствие. Перед глазами за закрытыми веками расплывались яркие светящиеся серебристо-голубые круги, создавая причудливые узоры. Я открыла глаза, но искрящиеся круги никуда не делись, они скользили передо мной в темноте, меняя очертания, вспыхивая и угасая. Их необычное сияние было таким ярким, что за ним я не сразу заметила присутствие в комнате другого излучавшего свет объекта.

Это был Он. Инопланетянин стоял возле окна моей комнаты и смотрел на меня. И вновь меня поразила его неземная красота, быть может, именно благодаря ей я почти не испугалась, увидев его. Почти… В первый миг лёгкий холодок суеверного страха всё же тронул моё сердце. Да и как иначе, если у тебя в спальне посреди ночи появляется полупрозрачный мерцающий, пусть и прекрасный юноша? А он уловил моё настроение, и в голове у меня, как и прошлым вечером, прозвучала тихая, но чёткая фраза: «Не бойся меня».

«Кто ты?», – прошептала я в ответ.

Эфемерный гость улыбнулся, и в моём сознании возник ответ: «Человек».

«Логично», – невольно подумала я.

Юноша сделал едва заметное движение, как будто легко пожал плечами: «Увидев тебя, я сразу понял, что ты с Земли, – услышала я его мысли. – Я удивился, потому что земляне не часто приходят к нам, как ты пришла, видимо, условия были очень хорошие».

«Какие условия?», – спросила я.

«Например, состояние атмосферы Земли и твоего сознания, взаимное расположение наших планет… Ты, очевидно, попала в поток, поэтому и проявилась у нас так чётко».

«Чётко?».

«Так, чтобы увидеть и почувствовать мою планету почти как свою собственную».

«Значит, это больше не повторится?».

«Зависит от тебя. Хочешь ли ты снова отправиться в мой мир, покинуть пределы Земли?».

«Да».

«Тогда я помогу тебе».

Что было дальше, я помню хуже, я словно бы опять уснула, потому что перестала видеть свою затёмнённую комнату и таинственного духа в ней. Неведомая сила, идущая из глубины моей души, подхватила и понесла мой разум ввысь сквозь перекрытия и крышу нашего дома, сквозь тёмно-серые облака, укрывшие город, к усыпанному звёздами небу. Вдруг я поняла, что Земля осталась позади. Наполовину укрытая тенью, она всё больше удалялась от меня, постепенно превращаясь из огромного голубого шара в крохотную точку на фоне бархатной черноты. Мощный импульс, вырвавший меня со дна её атмосферы, продолжал нести мой разум в звёздную даль, пока среди множества разноцветных огней не выделился один, серебристо-синий огонёк, звавший меня и тянувший к себе. Я ответила на его зов, и маленький пучок холодного света мгновенно приблизился и стал полноценной планетой, заполнив собой все перед моими глазами.