Королевская кровь. Расколотый мир

– Я сейчас обезболю, ваше величество, – с дрожью в голосе проговорила Виктория, запуская заклинание. Лицо короля чуть дрогнуло и расслабилось, он скосил на подошедших глаза, зашевелил губами, что-то пытаясь сказать и хватая ртом воздух. Вики стала перед ним на колени на горячие камни, Мартин подошел с другой стороны, провел над Луциусом руками, поморщился. Глаза Виктории наполнились слезами.

– В стазис, – тихо предложил Мартин. – Попробуем вытащить.

Губы короля дрогнули.

– Не надо, – прохрипел он. – Я не жилец. Я это знаю… Гюнтер… сыновья?

Мартин снова осмотрелся, взглянул на Викторию, покачал головой.

– Все мертвы, ваше величество, – тихо сообщила волшебница.

Луциус с трудом сделал вздох. Глаза его туманились.

– Вот оно… – прошептал король… – Воздаяние… Виктория… наклонись… трудно говорить…

Вики послушно наклонилась.

– Письмо, – проговорил он, сипло выдыхая и вдыхая. Его голубые глаза наливались белым сиянием. – Отдашь… новому королю письмо… клянись… то, что найдешь у меня в кабинете… в сером конверте… до этого не открывать…

Он со стоном потянул воздух, захрипел, скалясь.

– …верю тебе, поставь защиту… если кто откроет раньше, чтобы сгорело… если попадет не к тому, чтобы сгорело…

– Все сделаю, жизнью клянусь, ваше величество, – со слезами пообещала Виктория.

– Шарлотта, – король задыхался, втягивая воздух обожженными легкими, – скажи… прости… скажи… я верил, что… не уйду…

Он сделал еще два выдоха, силясь что-то сказать, – и застыл, глядя в небо. Глаза его засияли белым.

Прямо над ним заворачивался иссиня-черный циклон из туч, распухший уже на полстраны. В центре огромного вихря светилось небесное окно, и там, паря в солнечных радостных лучах, ждал короля призрачный змей с сияющими крыльями.

Брат Гюнтер. Вместе по жизни – и в смерти вместе. Рядом парили тени детей и его, и брата – и они ждали, чтобы уйти туда, откуда нет возврата, и ему казалось, что он слышит их клекот и призывные тонкие крики. Луциус Инландер, судорожно вздохнув последний раз, замер, вырываясь из искалеченного тела, и, расправив изорванные крылья, рванулся вверх, к родным.

Но оставались внизу еще несколько якорей. Посмертный его циклон закрыл уже, наверное, всю Инляндию, и призрачные змеи, облетев места, которые любили при жизни, начали подниматься ввысь, в иные сферы. А тот, кто был Луциусом, хотя и чувствовал уже непреодолимый зов небесного отца, нашел в себе силы вновь спуститься к земле и ураганным ветром полететь в Дармоншир.

В столовой, где сидели новобрачные и гости – принц-консорт как раз сообщил о покушении в Лаунвайте, – распахнулись от удара ветра окна, и занавески взлетели до потолка. Люди вскочили – а ветер, разметав все вокруг, ласково и строго потрепал герцога Дармоншира по макушке и плечам, стиснул его в крепких объятиях, погладил по животу испуганно сжавшую кулаки Марину Рудлог и, с невиданной теплой нежностью окутав бледную леди Шарлотту, скользнул поцелуем по ее губам… и навсегда унесся в зовущее его небо.

Маль-Серена

Королева Иппоталия, управляя колесницей с четверкой лошадей, медленно двигалась мимо бушующих от восторга подданных к месту проведения конных игр. Почти вровень с ней ехали колесницы ее дочерей, за спиной – мужей. Пахло свежескошенной травой, цветами и морем. Солнце радостно высвечивало мостовую под копытами жеребцов и пышные кроны деревьев, играло в иссиня-черных волосах царицы, касалось ее полных губ – и прекрасная дочь Воды величественно наклоняла голову в ответ на приветствия обожающих ее серенитов.

Царица сегодня была тревожна: ей не нравился ветер, теребящий ленты и флаги и отчетливо отдающий гарью, и океан словно чувствовал настроение дочери Синей, покрываясь мелкой раздражающей рябью. Ей бы вернуться в морскую тишь, прислушаться к себе, подумать, понять, что ее тревожит. Но, увы, именно в этот день много лет назад царице посчастливилось быть коронованной, и сейчас не было времени приводить чувства в порядок.

Тогда, в день коронации, Талия чуть не утопила остров под цунами. Ее старшая сестра вдруг обнаружила в себе желание уйти служить Богине в храме, а не управлять государством, и пришлось Иппоталии, не прошедшей малую коронацию и уже замужней, принимать венец. И учиться справляться с вмиг обрушившейся на нее стихийной силой.

Хорошо, что присутствовали тогда на коронации и Хань Ши, и Гюнтер, и Луциус, и другие монархи – и сумели сдержать ее мощь, привели в себя. Именно тогда Талия обратила внимание на веселого, широкоплечего и громкоголосого блакорийского короля – и меньше чем через неделю началась их связь, продолжавшаяся до сих пор. Он был женат, она замужем, но отношения удалось сохранить в тайне.

Да, царица взяла еще двоих мужей, как и полагалось по статусу, и не обижала их: мужья были достойными, крепкими мужчинами из знатных аристократических семей, и отношения в семье были самые уважительные и теплые. Но любила только одного. И, поглядывая на трех своих дочерей, улыбалась: сильное семя потомка Воздуха не могло не прорасти в ее чреве. Тем лучше, тем могущественнее будут потомки. И разве может разгневаться на нее Мать-Вода, сама не устоявшая перед Инлием-Воздухом в далеком прошлом?

Колесницы царской семьи прибыли к стадиону. Иппоталия ступила на устланную цветами брусчатку, ласково похлопала ближайшего жеребца по холке и направилась к крутой лестнице, ведущей на царскую ложу. Ветер ударил царицу в лицо, почти заставив покачнуться, взвыл сердито, умоляюще – и она, оглянувшись, нахмурилась: со стороны Инляндии надвигался чернейший вал туч. Иппоталия начала подниматься – ветер словно взбесился, стегал ее по обнаженной правой груди, по ногам в сандалиях с высокими ремешками, трепал край хитона, но она не останавливалась. За Талией проследовали домочадцы, а стадион, заполненный до краев, почтительно встал, приветствуя появившуюся в царской ложе правительницу и подпевая гимну страны.

Талия любила бывать здесь. Ощущать дрожь земли от скачек и любоваться прекрасными жеребцами, словно созданными из мощных штормовых волн. Смотреть на колышущееся море людей на фоне самого настоящего моря – стадион находился в центре Терлассы, на высоком берегу, и белые колонны и портики его амфитеатра прекрасно оттенялись водной лазурью.

Гимн стих, царица опустилась на место. Замершие по кругу участники конных игр двинулись мимо царской ложи, останавливаясь, прикладывая руки ко лбу и сердцу, – и каждого приветствовала дочь Синей, милостиво кивая. Были здесь и матерые чемпионки и чемпионы (мужчинам не запрещалось участие в играх), были и совсем молодые. Зрители восторженно приветствовали своих любимцев, которых громко объявляли и показывали на четырех огромных экранах, магически подвешенных над полем. В воздухе отчетливо пахло возбуждением и азартом, и Талия глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Тучи со стороны Инляндии накрыли уже полнеба, и начался ливень, растекающийся по погодному куполу стадиона. Здесь не чувствовалось ни ветра, ни сырости, но запах гари навязчиво лез в ноздри, вызывая уколы страха.

Шествие участников игр еще не закончилось, когда скрипнула дверь в ложу. Царица оглянулась – к ней направлялась охранница, а за дверью виднелась крепкая фигура генерала Даре́ии Адамии́ди, начальницы службы безопасности. Опытная безопасница не хотела мелькать перед камерами, чтобы не волновать народ.

Охранница остановилась у кресла, и Талия, улыбнувшись очередному участнику, склонила голову, показывая, что готова слушать.

– Простите, моя царица, – шепнула женщина почтительно, – госпожа говорит, очень срочная и важная новость.

Талия сдвинула брови, но поднялась – и старшая дочь, Антиопа, мгновенно переключила внимание толпы на себя, бросив следующей участнице белую ленту в знак поддержки. Народ восторженно взвыл, а царица тихо вышла из ложи в опоясывающий стадион коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь, и вместе с Дареией направилась к окну.

– Моя госпожа, – напряженно доложила генерал. – Тяжелые новости. По нашим сведениям, около двадцати минут назад на церемонии прощания в Лаунвайте произошел взрыв. Все присутствующие погибли, включая его величество Луциуса и его величество Гюнтера. Охрана стадиона усилена, здесь все проверено, но все же прошу вас вернуться с семьей во дворец Зеркалом…

Талия побледнела, кивнула, разворачиваясь, – нельзя было отлучаться надолго, чтобы не обижать народ… И ее оглушило взрывом, сбило с ног, выбрасывая с разрушившейся стены стадиона, – и через секунду вверх, под истошный ор испуганных, рванувшихся к выходам людей, поднялась огромная чайка, пронзительно, яростно вопя от горя. На месте царской ложи дымился огромный провал. Погодный купол разрушился, и мощный ливень хлестал по полю, а столб дыма ураганным ветром дергано уносило в сторону моря, пригибая почти к самой земле. Сквозь гарь и мглу видно и слышно было, как с истерическим ржанием носятся по полю обезумевшие лошади, калеча людей и натыкаясь на стены.

Талия, пришедшая в себя в крепких объятьях ветра, закричала, завопила, камнем падая вниз так низко, как могла, пока почти не стала терять от дыма сознание; и то, что она увидела на месте царской ложи, заставило ее взвыть, мечась в стороны. От резких взмахов ее крыльев начало сходить с ума и море, поднимаясь гигантскими волнами, обрушиваясь на берег невиданными валами.

Царица спустилась еще, прижалась к изуродованному телу старшей дочери, пачкаясь в крови и саже, и снова поднялась вверх, кружась как обезумевшая. И снова рухнула вниз, не обращая внимания на усиливающиеся крики людей. Дочери… мужья… зятья… охранницы…

– Ан-ти-о-па! – кричала чайка, как молитву повторяя имена своих детей. – Ла-рис-са! Кас-си-о-пея! Богиня, моя Богиня, да за что же?!!

Кровь тех, кого она растила и кормила грудью, кого обнимала и в болезни, и в радости, заставила Иппоталию обезуметь – и тело инстинктивно, чтобы избавиться от боли, бросило ее к морю. Царица, пролетев над чудовищными волнами, рухнула в зеленоватую прозрачную воду, обезображенную пеной, – но и там не нашла она покоя. Зеваки, собравшиеся на набережной, оттесняемые оцеплением, наблюдали, как далеко впереди бушующий океан наливается ядовитой сияющей зеленью, а огромные валы с ревом, в котором ясно слышался невыносимый, горький, тонкий женский крик, поднимаются все выше и неохотно, сталкиваясь, начинают двигаться по кругу, образуя гигантский водоворот, иссекаемый ливнем. От пристани с режущим уши скрипом и скрежетом начало отводить, а потом и отрывать яхты и корабли, которые, как щепки, пошли по дуге… А из центра водоворота поднялась в воздух огромная, словно сотканная из воды и тумана женщина с прозрачными крыльями за спиной. На месте глаз были у нее черные провалы, а вместо рук из плеч исходили десятки водяных плетей, шевелящихся, как щупальца осьминога.

– Проклинаю, – прошептала она, и шепот этот шелестящим эхом пронесся над Маль-Сереной, – Матерью-Водой проклинаю всех тех, кто стал причиной смерти моих детей. Не будет вам отныне покоя на Туре! Вода станет вашим врагом, вашим судьей, вашим палачом. Захлебывайтесь, тоните, умирайте от жажды! Смерть! Смерть всем!

От нее пахнуло арктическим морозом – валы водоворота вокруг мгновенно покрылись тонким льдом, тут же полопавшимся, ливень на несколько мгновений превратился в снежную бурю, и холодовой вал проклятия, прокатившись по толпе людей и сделав из набережной каток, ушел в мир.

Морская царица повернула слепое лицо с черными провалами глаз к собравшимся на берегу людям – среди них сновали полицейские, приказывая разойтись, мигали огнями пожарные и спасательные машины, – но народ, словно завороженный, все прибывал и прибывал, хотя валы водоворота поднимались уже вровень с высоким скалистым берегом.

– Стоит ли жить, – крикнула Талия пронзительно, по-чаячьи, – если я не смогла защитить их? А вам, мои люди, стоит ли жить? Мы поили вас любовью и одаривали счастьем, но вы не отвели от детей моих смерть…

Она захрипела, забилась в воздухе, суматошно хлопая водяными крыльями, хватая себя за волосы руками-щупальцами, и, словно не сумев обуздать себя, закричала громко, тонко, на одной ноте. Валы водоворота обрушились в море; не успели еще испуганные люди перевести дух, как вода стала стремительно отступать, обнажая мокрый песок, оставляя в ямах рыбу, морские звезды и крабов. На набережную, заполненную тысячами людей, упала тишина – и тут же взорвалась криками паники. Народ, как единый организм, отпрянул от ограждения и побежал прочь от моря. А далеко-далеко за спиной царицы уже вставала тоненькая белая полоска воды, кажущаяся совсем узенькой и далекой, если не понимать расстояние.

Слишком хорошо на Маль-Серене знали, что означает отступающий океан. Многие еще помнили коронацию ныне сошедшей с ума от горя царицы. Островитяне тогда успели попрощаться с жизнью, прежде чем огромные волны цунами, движущиеся на берег, были рассеяны.

* * *

В замке Вейн в Дармоншире слуги спешно закрывали распахнувшиеся от внезапного ветра окна, поднимали сброшенные со стола блюда. Хозяин замка, хмурый и настороженный, периодически вдыхал длинным носом воздух и дергал ртом – и почти так же вел себя дракон Нории. Над замком разворачивалась буря; наконец ударил ливень, да такой, что за окнами воцарилась мгла.

Люк взял молодую жену за руку, невольно сжав ее, когда Марина попыталась вырвать ладонь, и очень любезно предложил гостям перейти в гостиную.

В этот момент у Мариана Байдека снова зазвонил телефон. Консорт застыл в дверном проеме, слушая говорящего, помрачнел еще больше, проговорил: «Да, конечно», – и обернулся к жене.

– Сейчас здесь будет Зигфрид, – сказал он. – Звонил Тандаджи, с ним связались из службы безопасности Маль-Серены, дали координаты. Иппоталии нужна помощь. Я пойду с тобой, Василина, поставь прямо сейчас щиты. Владыка?

– Конечно, барон, – пророкотал дракон. – Я помогу.

Василина вышла из Зеркала вслед за мужем, Нории и непреклонно шагнувшей в переход Ангелиной и в первый момент чуть не оглохла от рева моря. По их щитам тут же ударило ливнем. На узкой полосе песка под обрывом скалистого берега – наверху белело ограждение набережной – уже стояли невозмутимый император Хань Ши со сложенными в рукава халата руками и Демьян Бермонт, сгорбившийся, как перед дракой. Глаза его были желты, он чуть слышно порыкивал. Оба тоже сверкали щитами. Рядом находились придворные маги Йеллоувиня, Бермонта и Маль-Серены и несколько серениток, лица которых были белы от ужаса.

Перед прибывшими расстилалось обмелевшее море: жидкая грязь и песок, ямы, трепещущая рыба, опрокинутые набок огромные суда, – а дальше, метрах в трехстах от них, раненой птицей зависла в воздухе огромная женщина, сотканная из воды. В чертах ее с трудом можно было узнать величественную и ласковую Иппоталию. Рот ее был распахнут в беззвучном крике, голова запрокинута назад. Она словно рвалась вверх, в небо, и крылья двигались вперед-назад, но руки-щупальца, вцепившиеся в грязь, удерживали ее, как натянутые вибрирующие цепи. А за спиной царицы, еще далеко, но уже заметно, поднималась высоченная стена воды, увеличивающаяся с каждым движением прозрачных крыльев.

Дракон Нории судорожно вздохнул, прижав руку к сердцу, с силой потер грудь. Хань Ши с пониманием повернулся к нему.

– Сколько горя, – пророкотал Владыка; лицо его кривилось, глаза мгновенно налились багровым. – Невыносимо. Ты не смог ей помочь, светлый император?

– Мне ее не блокировать, – певуче и невозмутимо проговорил Ши. – Сейчас она невменяема, я не способен к ней пробиться ментально. Хорошо, что ты пришел. И ты, сестра, – император величественно кивнул испуганной Василине. – Тяжелые времена настали, придется нам справляться вчетвером. Иначе она уничтожит и свой остров, и все побережье континента, и сама погибнет, иссякнув.

– Луциус? Гюнтер? – не веря тому, что она только что услышала, переспросила Василина.

– Мертвы, – коротко ответил император. Королева заморгала, сжимая ладонь мужа и пытаясь справиться с эмоциями, глубоко вздохнула и спросила почти спокойно:

– Что от меня требуется?

– Как обычно. Усилить меня, – пояснил Хань Ши. – Я возьму твой огонь и снова попробую блокировать ее. Остальное – дело Бермонта. Получится блокировать – он заберет то, с чем она не может справиться, излишки силы, и успокоит ее. Главное – успеть до прихода волн. Владыка, сумеешь договориться с водой?

– Талия сильнее, – дракон лихорадочно втянул ноздрями воздух, глядя багровеющими глазами на поднимающуюся полосу воды, – утихомирить не смогу, задержать – да. Насколько хватит сил.

– Большего и не требуется, брат.

Дракон молча пошел вперед; Ани двинулась за ним, прямо по хлюпающей грязи. Он остановился, обернулся, сказал что-то, но ветер уносил слова в сторону. Василина прислушалась.

– Я твоя сила, – твердо сказала Ангелина и скинула туфли. – Со мной ты продержишься дольше.

Нории склонил голову набок, что-то обдумывая и улыбаясь, – старшая Рудлог не спорила, просто терпеливо стояла перед ним и ждала. И он кивнул.

Через несколько секунд они уже неслись под ливнем навстречу огромной волне, а Хань Ши, подождав, пока Василина коснется его плеча, поднял руки – и побежала от него сияющая желто-фиолетовая дорожка, накрывая Иппоталию цветным куполом. Царица вздрогнула, замерла и открыла огромные черные провалы глаз. Далеко за ее спиной на фоне стены воды завис белый дракон, кажущийся ужасно маленьким; он расправил крылья, паря почти вертикально, и Василина похолодела от ужаса, гадая, как же держится там Ани. Но крылья царицы не били более, и сама она становилась меньше, сильнее похожей на человека – и волна пунами замедлилась, едва двигаясь вперед и окружая Владыку дугой.

Василина, ощущая, как охлаждается вокруг нее воздух, а дыхание, наоборот, горячеет, и от руки ее жар струится к Хань Ши, оглянулась: Мариан, любимый Мариан стоял в нескольких шагах позади рядом с Зигфридом, и лицо его было напряженным.

Впереди раздались шлепки – король Демьян сорвался с места и побежал к уплотняющейся, уменьшающейся Талии по мокрому вязкому песку, перепрыгивая через ямы с водой. Сверху слышались голоса из громкоговорителей: полиция призывала граждан поскорее уходить вглубь острова, забираться на крыши высоких домов.

Тонкая рука императора под ладонью Василины мелко затряслась – и она шагнула ближе, почти прижавшись к старику. Дрожь прекратилась.

– Очень сильна, – прошептал Хань Ши почти с восхищением. – И ведь ментальные способности слабые, а никак не пробиться мне к ней, давлением приходится… защищена ненавистью, вооружена горем…

Демьян, чья фигура теперь казалась почти звериной, с невероятной скоростью несся вперед. Царица медленно опустила голову, посмотрела на него – рот ее искривился, и темные глаза полыхнули гневом.

– Оставьте меня, – прошелестела она на все побережье, – я имею право на воздаяние!

Демьян что-то прокричал, почти добравшись до нее, – и Талия яростно отмахнулась уже человеческой рукой. Король-медведь, снесенный мощным ударом, отлетел назад. Пошатнулся, едва удержавшись на ногах и выставив руки вперед, Хань Ши, а Василина вскрикнула: по телу словно ударили гигантским кулаком, и она упала, закашлявшись, – из носа текла кровь, в голове звенело.

– Василина!

Крик Мариана. Она не смогла обернуться – упрямо подползла к императору, коснулась его – и тут же ее вздернули на ноги, ощупали. На руках мужа была кровь, он тяжело дышал – видимо, тоже досталось, но он так и остался стоять, поддерживая ее.

Далеко впереди Демьян Бермонт поднялся из грязи, раздраженно зарычал и снова бросился вперед. Василина положила руки на плечи императору, и тот, тяжело выдохнув, зашептал что-то неслышимое на своем певучем языке. Молитву? Заклинание? Сияние, исходящее из его рук, стало сильнее, плотнее, жестче, снова окутав царицу, – а Иппоталия, окончательно вернувшаяся в свой облик, схватилась за голову, вся сжавшись, забилась в воздухе и болезненно, пронзительно закричала.

Ани, сидя верхом на Нории и уцепившись за шип гребня, сначала услышала женский крик, а потом уже увидела, как почти остановившаяся волна вдруг поднялась выше, нависая над ними. Дракон тяжело, со свистом заклекотал, отлетел назад – иначе еще чуть, и медленно двигающаяся стена воды поглотила бы их. Закружилась голова – от ощущения, что море встало на дыбы, от мощной и неуправляемой стихии. Волна вдруг резво понеслась вперед – и Нории сделал вираж, поднявшись в небо; Ани увидела, что за первой волной двигаются еще несколько, и похолодела, осознав, какую мощь сейчас сдерживает ее муж.

Дракон снова метнулся вниз и завис перед водяной горой. Его огромное тело вздрагивало, он жалобно, низко застонал. Ангелина оглянулась: Талия находилась теперь совсем недалеко, метрах в пятидесяти, и принцесса видела и несущегося к ней Демьяна, и маленькие фигурки людей на берегу. Если Нории еще раз сорвется, волна дойдет до побережья!

– Держись! – жестко приказала Ангелина, обхватывая мужа руками, прикасаясь к горячей белой коже губами. – Держись! Не смей отступать!

Дракон дрожал, вдыхая и выдыхая, будто кузнечный мех работал. Аура его, огромная, прохладная, растекалась вдоль волны, сковывая ее, – и Ани питала его своим огнем, отдавая все, что могла.

Королева Василина со страхом смотрела на гигантскую волну, остановившуюся в полукилометре от них. В глазах от напряжения двоилось. Плечи императора под руками каменели.

Демьян, добежавший до Талии, прыгнул вверх, к царице, протянув руку – коснуться хотя бы мельком, купировать срыв, забрав часть стихийной силы себе, – но Иппоталия вновь дернула рукой, и вновь он отлетел – и на этот раз вместе с Василиной рухнул и Хань Ши, с изумлением покачал головой, опираясь на тонкие руки.

Королева вытерла кровь, текущую из носа, всхлипнула. Оглянулась на мужа – тот поднялся, подал ей руку, – на группку придворных магов и серениток: те жались к скале, окруженные массой щитов.

– Мы так ее не остановим, да? – спросила она отчаянно.

– Должны, – проговорил император. В его глазах появились золотые точки, движения стали плавными, тихими. Бермонт, обернувшийся в медведя, упрямо, на четырех лапах, крошечный на фоне стены воды, обходил царицу по кругу; дракон словно застыл в стекле, судорожно махая крыльями. – Должны, – повторил Хань Ши. – Но у нее нет якоря, нет того, за что я могу зацепиться, чтобы вернуть ее. Она не может мыслить сейчас: стихия разрывает ее изнутри.

– А дети? – вдруг спросила Василина, поняв, что бы ее саму заставило вернуться. – Неужели никто из родных не выжил? – она обернулась к серениткам.

– Внуки живы, госпожа, – ответила придворный маг почтительно, – они еще не выезжают, на церемонии их не берут. Но мы уже отправили их на континент. Если ее величество не остановится, разрушит остров и иссякнет, у нас хотя бы будет надежда.

Император одобрительно посмотрел на Василину и со вздохом поднял глаза к небу.

– Надо вернуть их, и срочно, – озвучила королева очевидное. – Немедленно, – с силой повторила она, глядя на сомневающиеся лица серениток. – Я сама отведу их к ней. Только бы Нории продержался.

Нории держался, чувствуя на спине прижавшуюся огненную супругу, ощущая ее жар. Без нее он бы сорвался еще на прошлом вираже. Держался, дивясь и восхищаясь мощи, которую сумела призвать Иппоталия, и ощущал, как выворачивает у него жилы и тело требует крови, а аура вновь и вновь подпитывается огнем Ангелины. Времени прошло не больше семи минут, а Нории казалось, что вечность. И каждая секунда давалась все труднее.

Внучку привели одну. Самую маленькую – ей было годика два, дочь младшей дочери Талии. Наследницей решили не рисковать. И Василина, взяв девочку на руки, сопровождаемая Марианом, с трудом зашагала по грязи к Талии.

Муж не спорил и не возражал. Да и не стал бы он запрещать в этом случае.

– Бабушка, – лепетала девочка, восторженно глядя на бледную, похожую на неживую Иппоталию, зависшую в воздухе, – за спиной царицы трепетали полупрозрачные крылья, и она по-прежнему пыталась справиться с удерживающим волны драконом.

Медведь-Демьян, замерший позади царицы, увидел Василину, замер. Огненная королева с маленькой девочкой подошли так, чтобы ливень и ветер не мешали их увидеть и услышать, – и чем ближе они подходили, тем заметнее было, что огромная волна тоже двигается вперед, едва ли не быстрее них, и Нории постепенно отлетает к берегу.

– Талия, – крикнула Василина царице. – Посмотри на меня. Талия!

Царица медленно повернулась к ним, подняла руку, словно готовясь ударить.

– Ты помнишь, кто это, царица? – голос у Василины срывался, и она протянула перед собой девочку. – Ты помнишь, что остались те, кому ты еще нужна?

Дочь Синей пугающе долго смотрела на королеву. Затем губы ее разжались.

– Все… мертвы… – прошептала она.

– Да нет же! – с отчаянием крикнула Василина. – Не все! Талия, это Нита, дочь Кассиопеи! Твоя внучка! Видишь? Видишь?

Иппоталия качнула головой и снова подняла голову, не обращая больше на них внимания. И Василина, ругая себя и преодолевая нормальный для каждой женщины инстинкт, опустила девочку в грязь – та удивленно посмотрела на тетю серыми морскими глазами – и шепнула:

– Иди к бабушке, Нита! Обними ее! Обними!

Девочка засмеялась и побежала вперед – детский смех на фоне творящегося кошмара прозвучал жутковато. Василина, закусив губу, смотрела на то, как шлепает ребенок по глубокой, взбиваемой дождем грязи. Мариан подобрался, готовый прыгать за малышкой, если что, и Бермонт подошел ближе.

Маленькая Нита все-таки упала. Попыталась подняться. Не смогла, забарахталась в грязи.

– Бабушка, бабушка! – заплакала она. Царица смотрела вперед. Василина не выдержала, всхлипнула, сжимая кулаки. – Бабушка! – крикнула девочка.

Талия снова повернула голову, с каким-то изумлением глядя на внучку, – и вдруг рванулась вниз, схватила ее на руки и прижала к себе крепко, обцеловывая. Затряслась, зарыдав; стена воды за ее спиной заходила ходуном, задрожала, заворачиваясь трубой. Дракон рванулся назад, тревожно трубя… и успел лапой подхватить Бермонта, стоящего ближе всего к волне, когда она обрушилась…

– Василина! – услышала Василина отчаянный вопль Ани. – Оборачивайся!

И королева, ощущая на лице мокрые брызги и холодея от ужаса перед накрывающей их волной, успела вцепиться в Мариана, загородившего ее от бурлящей смерти, закрыть глаза, истово желая, чтобы у нее появились крылья, – и взмыть в воздух огромной красной соколицей, крепко сжимая мужа в когтях.

Через несколько минут все они стояли на опустевшей набережной – а внизу, у скалистого основания, бесновалось успокаивающееся море.

Вот оно поднялось волной, выпуская из глубины своей царицу Иппоталию с маленькой девочкой на руках. Прекрасная Иппоталия – с седыми прядями в волосах, обнаженная, с черными от горя глазами, – благодарно и молча кивнула Мариану, предложившему ей свой китель, замерла, глядя на зияющий провалом стадион.

– Я не забуду этого, – проговорила она, и непонятно, что имела в виду царица – помощь или убийство родных. – Горе лишило меня разума, братья и сестры. Я благодарю вас. А сейчас позвольте мне проводить родных в последний путь. Мы еще поговорим. Сейчас я хочу молчать.

Присутствующие склонили головы и начали расходиться в открывающиеся Зеркала.

Чуть позже в замке Вейн произошел короткий, почти военный совет. Было решено, что Марина останется в замке: вещи ее перенесут сюда, на работу она пока не будет ходить. К удивлению старших сестер, третья принцесса не стала спорить, лишь как-то горько улыбнулась и отвернулась к окну – а вот Мариан Байдек мог бы поклясться, что на лице Дармоншира отразилось самое настоящее облегчение.

Святослав Федорович с Каролиной немедленно отправлялись в Истаил к Ангелине, туда же срочно должна была уйти Алина. Связались со Свидерским, и тот клятвенно пообещал сейчас же спуститься, прервать экзамен и напрямую отправить пятую Рудлог во дворец. Дети Мариана и Василины находились в поместье Байдек, и на их охрану было брошено несколько отрядов боевых магов и военных.

Сама королева решила остаться во дворце, как когда-то ее мать. И Мариан, сжав зубы, опять не стал спорить. У каждого своя служба. И каждый должен нести ее с достоинством.

– Мне нужно поговорить с тобой. Это касается Алины, – тихо сказала Ани Василине, когда они шли в сопровождении молодоженов к телепорту замка Вейн. День только-только перевалил за половину, а они все уже были вымотаны. Каролина испуганно жалась к отцу, Нории, потускневший, с заострившимся лицом и багровым цветом глаз, крепко держал жену за руку и невольно ускорял шаг. Люк, еще до импровизированного совета заметивший состояние вернувшегося с Маль-Серены дракона, настойчиво поинтересовался, не может ли он чем-то помочь. Нории даже принесли свежую кровь, но этого было мало. Ему нужно было хорошенько поохотиться – или побыть с женой наедине.

– Серьезное что-то? – тревожно спросила королева. Она тоже была оглушена – тем, что смогла за доли секунды обернуться, ощущением близкой смерти, полета, страшным выражением глаз Мариана, когда она опустила его на мостовую и обернулась сама – и когда он прижимал ее к себе так крепко, что пришлось сдерживать стон. От когтей Василины на плечах мужа остались глубокие раны, но он словно не чувствовал боли – молча обхватил ее и не двигался. Раны потом залечил Нории, сам едва державшийся на ногах.

– Серьезное, – Ани окинула тяжелым взглядом ушедших вперед Дармоншира и Марину, посмотрела на Василину – и та едва заметно опустила глаза. Тоже заметила. И тут же вздрогнула – у Мариана снова зазвонил телефон.

– Боги, – проговорила королева с отчаянием, – только бы плохое на этот день закончилось!

К сожалению, боги ее не услышали.